Млечный путь. Вопреки

Да, ловко он сочинил про Лазурный Берег. Жить с таким камнем на душе, конечно, очень трудно, и не каждый способен это вынести. Мы все сочувствовали и ему и его бывшей жене, ведь ни для кого не было секретом то, что их единственный сын Пётр – наркоман. Он был одного возраста с Олегом, ему двадцать восемь лет, они и учились с ним в одном классе, и поступили в один университет. Только Пётр не дошёл даже до первой сессии, его отчислили за непосещаемость.

На банкет, по случаю юбилея Якова Петровича, Ирина с Андреем тоже были приглашены. Отказаться от такой чести было неудобно. Банкет закатили в ресторане. Было много официальных лиц и тронных речей из их уст. Торжественная часть так затянулась, что все порядком подустали. Вот тогда и подсела за их столик бывшая его жена Вера Ивановна. Она не была официально с ним разведена, и он уговорил её создать видимость семьи, и поэтому всю официальную часть мероприятия, она, в центре зала, принимала вместе с ним поздравления. Если по сути, то это было вполне справедливо, хотя жил он со Светланой в гражданском браке уже лет шесть, и их совместному сыну Яше было четыре года.

Вера Ивановна, добрейшей души человек, и милейшая женщина чувствовала себя на банкете не в своей тарелке, в принципе, как и Ирина с Андреем. Они сидели с ней вдалеке от вулкана праздника, Андрей часто выходил подышать свежим воздухом и им никто особенно не мешал. У неё было простое, очень миловидное круглое лицо с немного поблекшими голубыми глазами. Гладко зачесанные светлые волосы и располневшая мягкая фигура, напоминали Ирине её первую учительницу. Они выпили с ней за здоровье юбиляра по бокалу шампанского, и Ирина стала подкладывать на её тарелку разные закуски, заставляя отведать всего понемногу. Она как-то расслабилась, перестала стесняться, вот тогда она и открыла Ирине свою душу.

– Ирочка – говорила она, почти шепотом, ты же знаешь моё горе. Если бы можно было бы всё повернуть назад. А началось- то у Петьки все в школе в десятом классе. Ребятам на дискотеке кто-то предложил таблетки «витамины для бодрости». Многие отказались, а он попробовал и ему понравилось. И ведь какие мы были с ним наивные, он потом просил у меня денег, и не дорого вроде бы – пятьдесят рублей, на «витаминку». Говорил, что она снимает усталость и улучшает память. И я ему Ирочка, ведь давала денег, даже не подозревая, что это за «витамины», а вот когда он стал биться в припадке, я испугалась и подумала, что у него эпилепсия. Вызвала скорую помощь, врач мне сказал, что это у него ломка, и что он наркоман. Я и тогда ещё думала, что врач ошибся и Якову ничего не сказала. Петька в университет поступил. А потом у нас стали пропадать деньги, а раньше никогда этого не было. Петя рос таким добрым, честным, чтобы чужое взять – нет, я была за него спокойна. И только, после того, как отец его, за кражу у него из кошелька денег, ремнём отходил, он признался, что взял деньги на наркотики. И тогда повёз его Яков в Москву в клинику лечить, потом в реабилитационный центр. Продержался он после лечения три месяца и всё началось по новой. Ирочка – со слезами в голосе, крутя в руке салфетку, шептала она – если бы ты видела, как мы живём. Яков ушёл от нас с одним чемоданом, ничего из вещей не взял. А какая у него была библиотека! Веришь, ни одной книги не осталось, Петька всё продал, одни голые полки стоят. Телевизор вынес. Хорошо, хоть Яков нам свой старенький привёз, когда купил себе плазменный. Ирочка, знаешь, как он умеет изворачиваться, такое наплетёт, хотя я знаю, что всё ложь. Подсыпал мне снотворного в чай, я уснула, а он снял с пальца обручальное кольцо. Яков помогает нам, и на этом спасибо. Сделал Петьке группу инвалидности. Пенсию ему дают, но он об этом, слава богу, не знает. Денег, даже копейки в доме не держу. Хорошо, что целый день на работе, на людях, а то бы с ума сошла. Когда Яков от меня ушёл, я как в голом поле осталась, выла, думала, руки на себя наложу, жить не хотела. А потом потихоньку стала приходить в себя, а кому мой Петька нужен, ведь и моя вина в этом есть, а он болен, кто его накормит, кто пожалеет. Пусть больной, но человек ведь. Собаку жалко, а родную кровиночку ещё жальче. С каждым может, случится такая беда – поставив локти на стол и прикрыв ладонью глаза, медленно с придыханием, говорила Вера Ивановна. Потом она умолкла, уйдя с головой в свои раздумья, в свою беду, которая ни на секунду её не отпускала. Ирина, взволнованная её рассказом, проговорила:

– Я понимаю вашу боль, за зелье он продал душу дьяволу. Принять дозу и испытать какие-то, видимо, будоражащие чувства, в этом теперь весь смысл его жизни. Жизнь во всём своём многообразии сужается от дозы к дозе, и он теряет всё, чем так щедро наградила его Вселенная – свою уникальную индивидуальность и таинство самой жизнь. Ведь, по сути, если, именно, тебе выпала возможность родиться и жить на этой земле, возможно, на единственной планете во всём мироздании, на которой есть жизнь, это уже само по себе божий дар. И, как матери смириться с тем, что каждый день от неё отрекается её сын, или дочь, чтобы уйти за миражом. Сколько нужно душевного терпения, милосердия, любви, чтобы вынести эту боль. И, вам, Вера Ивановна, придётся пройти этот путь до конца.

Вот этим криком души и запомнился Ирине тот банкет. Что-то от Андрея ни слуху, ни духу подумала Ирина, и, прождав несколько минут, она с облегчением вздохнула, услышав мелодию звонка. Звонил Андрей.

– Ир, ты заждалась уже, долго не мог ему дозвониться, телефон был занят.

– Ну, что он сказал? – с нетерпением спросила Ирина.

– Сказал, что всех, по решению руководства, отправил в отпуска. С Владой и Романом он вчера утром встречался, забрал материалы проверки, они написали заявления на отпуск, и он их отпустил. А где сейчас они, он может только догадываться, наверное, отдыхают где-нибудь. А потом спросил, где ты сейчас. Я ему ответил, что где же ей ещё быть, как не на работе. Он просил передать тебе, чтобы ты ему позвонила, а то он не может до тебя дозвониться.

– Спасибо, Андрюша. Ну, пока. Целую.

Итак, всё становится на свои места, размышляла Ирина, выискивая логику в той информации, которую она имела. Проверка на заводе подходила к концу и вдруг с неба на головы свалились отпуска и это в Управлении, да ещё и в нарушении всех мыслимых и немыслимых законов. Для чего это сделано? Напрашивается вывод: дать мафии замести следы, чтобы никто не мешал. Теперь, главные фигуранты Влада и Роман. На планёрке они не были, проверка приостановлена и их отправили в вынужденные отпуска. Влада позвонила мне вечером часов в восемь, а до этого, что она делала. Ночная слежка за домом. Да ерунду ты несёшь, уважаемый Яков Петрович. Плохо ты знаешь мою дочь. Нет, ни одному твоему слову не верю. Если было всё так, как ты говоришь, то Влада ещё вчера была бы уже дома. И если не с сотового телефона, то она бы и с домашнего позвонила, и не просила бы, на ночь, глядя, спрятать сына, и не просто спрятать, а увезти. Вот этому я верю, тому, что слышала своими ушами. Ясно мне только одно и Влада и Роман в опасности… в большой опасности.

Ирина в своих размышлениях не помнила, сколько прошло времени. Оно для неё как будто остановилось. Она сидела и лихорадочно прокручивала услышанное, чтобы соединить всё в единое целое. У неё от напряжения стала болеть голова, и тогда она сказала себе: всё, остановись, не хватало только заболеть.

8.Путь в тайники памяти, или как встретить близких по духу людей

Поднялась и стала разгружать сумку. Всё делала машинально. Что-то из вещей разложила по ящичкам комода, что-то повесила в шкафчик на плечики. Надо искупать и переодеть Кирюшку, подумала она, ну это можно сделать ближе к ночи, ко сну. Она пошла, принимать душ, долго стояла под струёй воды с желанием немного успокоить нервы и расслабиться. Выйдя из душа, в коротком банном халатике и с полотенцем на голове, она взяла косметичку, уселась на пуфик возле журнального столика и стала заниматься собой. Она очень любила ухаживать за своей внешностью. Это было в крови. Только сейчас она увидела своё лицо: напряжённый взгляд, сжатые губы. Интересно, думала она, нанося крем на лицо, какой меня увидел Борис. Бука какая-то. Мегера. Грымза. Я ведь женщина и мне хочется нравиться, особенно старому другу, с которым не виделась почти четверть века. И она с удовольствием отдалась этому занятию. Крем быстро впитался, кожа стала упругой, нежной, на щеках заиграл лёгкий румянец, брови вытянулись в ниточку, реснички чуть-чуть опушились черной тушью. У губ появился контур и бледно-малиновый цвет. Подсушила волосы, нанесла немного геля для укладки. Сложила всю косметику снова в сумочку, закрыла её и положила на комод. Прилегла на кровать, сомкнула веки, хотела немного расслабиться, отдохнуть, и провалилась в яму. Крошка Мери вырвалась у неё из рук с поводка и побежала прямо под колёса автомобиля, непонятно откуда взявшегося, скрип тормозов и визг собаки. Она открыла глаза, сердце учащенно билось. Резко поднялась, села и только сейчас поняла, что это был сон.

Напротив неё на диванчике сидели Борис с Кирюшкой. Кирюшка, увидев, что она проснулась, кинулся к ней со словами:

– Бабушка, а дедушка Вася катал меня на настоящей лошадке, а ещё мы видели, как трактор косит сено. Она обняла его, прижала к себе и поцеловала в щечку.

– Тебе здесь нравится – спросила она, ласково теребя его волосы.

– Очень нравится, даже словами не передать. Это настоящий остров. Вокруг него со всех сторон Волга. А ещё Борис скоро возьмёт меня на рыбалку. Бабушка, а помнишь, как мы с Романом на Диком озере, рыбу большую поймали, еле её вытащили, нам дядя Игорь помогал. Вспомнил, рыба называлась сон.

– Нет, не сон, а сом – поправила его Ирина.

– Ты нам из неё хе вкусное делала и пирог пекла. Помнишь?

– Помню, мой милый, помню. А сколько уже времени – ища глазами часы, спросила Ирина. Не найдя их, взяла сотовый телефон, посмотрела и ужаснулась, что уже три часа.

Борис, видя, что она не нашла часов, вышел из комнаты и через минуту поставил небольшие часики в обрамлении из плетёной лозы, на полку комода, чтобы хорошо было видно, предварительно сверив время с сотовым телефоном.

– Чудеса у факира в рукаве? – улыбаясь, спросила Ирина.

– Да, нет, в соседней комнате. Ириша, Мария Алексеевна ждёт нас на обед, а заодно я тебя с Василием Николаевичем, нашим управляющим и её мужем познакомлю, а потом мне нужно уезжать. Да, кстати, Володька звонил, сейчас, по дороге расскажу – показывая на Кирилла глазами, сказал Борис.

Она попросила их:

– Спускайтесь, пока без меня, я вас догоню.

Быстро надела маечку-топик, любимого бирюзового цвета, знала, что к глазам. На всякий случай положила в пакет сотовый телефон, вдруг кто позвонит. Ключ торчал в замке, закрыла дверь ключом, вытащила его и машинально тоже положила в пакет. Быстро стала спускаться по лестнице вниз.

Они ждали её на террасе. День выдался не очень жаркий, облака, плывя по небу, прикрывали солнышко. Кирюшка умчался вперёд. Борис, подав ей руку, при спуске со ступенек, невзначай задержал её руку в своей, и стал рассказывать о звонке Володьки. Он сказал, что это была машина из другого региона, вот их фамилии, едут по делам. Они ехали за автобусом до Ивановки, а в Ивановке выходил кто-то из пассажиров и один из них зашёл в автобус, сказав водителю, что должен встретить пожилую женщину, родственницу, и помочь ей с вещами. Но это был, конечно, спектакль, никакой бабушки там не было и вас тоже. От автобуса они после этого отцепились и остановились на дороге между трассой и домом твоего дядюшки. Ждали тебя, стояли больше часа, но когда поняли, что впустую, уехали, похоже, в Волгоград. Осведомленность у них хорошая. Откуда они о родственниках знают? – спросил Борис.

– Боря, дело в том, что управление, где работает моя дочь, имеет сведения о каждом, чуть не до седьмого колена. Поэтому я и не удивлена их осведомлённости. А теперь они поехали под Волгоград, к моей племяннице, в надежде, что я выехала к ней. Я в твоё отсутствие звонила коллегам Влады и вот, что выяснила – мягко высвобождая свою руку из его ладони, говорила Ирина. Всех отправили вынужденно в отпуска, это тогда, когда проверка практически закончена, но при этом двое, кто непосредственно осуществлял аудит Влада и Роман, исчезают. Их никто не видел, как в воду канули. Я думаю, тот, кто с ними заодно, тот и дал им сведения о нас, точнее сказать, наводку. А Кирюшка им нужен, чтобы оказать давление на Владу, таким образом, она подпишет нужные им бумаги и они выйдут сухими из воды. Представляешь, какие огромные деньжищи в этом бизнесе. Вспомни советские времена, какие прибыли давала алкогольная продукция, ни нефть, ни газ, тогда с ней и рядом не стояли. Я предполагаю, кто из руководства в этом замешан. Они всё спланировали и рассчитали, кроме одного, что у меня есть очень надёжный друг, бывший пограничник, и у него через границу, даже мышь не проскочит. Последнюю фразу они сказали вместе.

Под навесом за столом уже сидел Кирюшка, обласканный Марией Алексеевной. Дети очень тонко чувствуют доброту, ласку, которая не показная, а идущая от сердца и их не обманешь. А здесь море разливанное взаимных чувств, и когда он успел так быстро покорить её сердце. Напротив него сидел, крепкого телосложения, но без намёка на полноту, мужчина в летах, с головой, остриженной под ноль, загорелое лицо расплылось в улыбке, открывая ровный ряд прокуренных желтоватых зубов, по бокам с металлическими коронками. Большие натруженные руки, которыми он взял руки Ирины, были горячие и шершавые от мозолей.

– Василий Николаевич – представился он, а она очень коротко, сказала:

– Ирина.

Вот так и произошло их знакомство, которое сделает их, в дальнейшем, очень близкими и родными людьми.

Мария Алексеевна усадила всех за стол и, не разрешая помогать ей, стала разливать горячий аппетитный суп по тарелкам. Посредине стола стоял большой круглый эмалированный поднос с кусками дымящегося вареного мяса, посыпанного сверху мелконарезанным зелёным луком и молодой зеленью укропа. Рядом стояли тарелки с зелёным луком и молоденькими огурчиками. Ржаной подовый хлеб, щедро нарезанный крупными ломтями, занимал почётное место в центре стола, по соседству с миской соленых груздей, приправленных тонкими полукольцами репчатого лука и подсолнечным маслом. Они так аппетитно смотрелись на столе, любимые её грибочки, что слюнки потекли.

– Давно я не ела солёных груздей – сказала Ирина, накладывая себе на тарелку грибочков.

– Ирочка, здесь груздей на нашем острове, так много, хоть косой коси. Любят они наши места – проговорил Василий Николаевич, надкусывая большую краюху ржаного хлеба и приступая к супу, а Мария Алексеевна добавила:

– Скоро пойдём собирать, гриб очень хорош, только возни с ним много, долго вымачивается. Мы их в дубовые бочки солим. Солим покрепче, а перед едой, заливаю их водичкой, они быстро соль отдают. А ежевики здесь сколько – продолжала она – ты ежевику-то ела когда?

– Да, у меня в саду растёт ежевика, только культурная.

– А наша дикая уже начала спеть, на днях пойдём по ягоды, надо успеть вовремя, а то чуть припозднишься и она осыпалась. Варенье из неё уж больно вкусное, сейчас угощу, отведаешь.

– Николаич, – сказала она, накладывая Кирюшке на тарелочку мяса – сходи в подвал, принеси баночку варенья к чаю.

Василий Николаевич оказался такой лёгкий на подъём, тут же подхватился из-за стола и вскоре уже открывал банку черно-сизого ежевичного варенья. Никто не спрашивал её ни о чём, не задавал вопросов: откуда они, где живут, зачем приехали. По всей видимости, Борис дал им какую-то информацию о них. Это и к лучшему, умница всё-таки он. Так просто и радушно они приняли их. Мария Алексеевна не переставала угощать, говоря при этом:

– Я готовлю просто, может вам и не понравится моя стряпня, но вроде никто не жаловался, а внучку похоже нравится – погладив Кирюшку по голове, продолжала она:

– Молодец, видно, что проголодался, аппетит нагулял на свежем воздухе.

– У него аппетит всегда хороший, не бывает такого, это люблю, а это не люблю – сказала Ирина, наблюдая, с каким удовольствием Кирюшка хрустит огурчиком, который ему Борис разрезал вдоль и посыпал солью. Обед был очень вкусным и по-домашнему сытным. Когда перешли к чаю, запах варенья поплыл над столом таким дивным ароматом. Надо бы узнать, что туда добавляется для запаха, подумала она, накладывая варенье в розетку, и отпивая из чашечки чуть остывший чай, заваренный с добавлением мелиссы. Мария Алексеевна, будто угадав её мысли, стала рассказывать ей, что на сутки засыпает ягоду сахаром, а потом варит пять минут, чтобы сохранить все витамины и полезные вещества, потом добавила, только сахара нужно положить побольше. Вот тебе и новые технологии, уже в действии, а результат потрясающий, подумала Ирина.

После чая все сидели расслабленные, вставать не хотелось и время как будто повисло, остановилось. Говорили о разном, легко, просто и душевно. И вдруг, она поймала себя на мысли, что это с ней уже было. У неё и раньше иногда возникали такие моменты узнавания, будто бы это уже происходило с тобой, только забылось, стёрлось из памяти, а потом наступает озарение, и ты вспоминаешь всё до мелочей. Вот и сейчас в душе возникло такое же ощущение. Борис поднялся из-за стола, поблагодарил Марию Алексеевну за вкусный обед и стал прощаться. Он посмотрел на Ирину и она, всё, поняв без слов, сказала:

– Пойдём, я провожу тебя и возьму средство от комаров.

Они вышли за ворота к его машине. Ему явно не хотелось отсюда уезжать, он переключил внимание на неё и стал успокаивать, говоря, что всё будет хорошо, что здесь абсолютно ничто ей с Кирюшкой не угрожает, и что будем надеяться на лучшее.

– Я не знаю – сказал он, беря её двумя руками за плечи – силу духа твоей дочери, но уверен, что всё рано или поздно образуется. Ты только верь в это, и не теряй надежды, а я постараюсь помочь тебе.

– Спасибо, Боря, за поддержку, ты и так уже здорово мне помог, а силы духа у Влады хватит. Мы такой жизненный опыт стойкости с ней приобрели, побывав в какой-то дикой ситуации рабства. Слава богу, по воле всевышнего, недолгом. Хорошо, что я тогда была рядом с ней, а то не знаю, чем бы это могло закончиться, если бы она оказалась там одна. Так, что закалка на стойкость духа у неё есть. Извини, не время и не место – проговорила она взволнованно, рассказывать тебе сейчас об этом. Надеюсь, мы успеем ещё с тобой наговориться.

– Иришка, завтра у меня совещание в городе, а послезавтра, если ничего не изменится, вечером приеду с ночёвкой, а потом уже на выходные дни. Кирюшке рыбалку обещал, Марии Алексеевне мешок сахара, а тебе что привезти? – спросил он.

– Спасибо Боря, я тебе так благодарна за всё, мне ничего не надо. А то, что я хочу, это невозможно, ты же не волшебник.

– А это мы ещё посмотрим – проговорил он, улыбаясь. Ну, пока. Заеду за Ванькой Бердниковым и на паром.

– Пока-пока – ответила она.

Дойдя до калитки, оглянулась и помахала рукой вслед отъезжающему Борису. Вспомнила, что у него была такая примета, если она оглянется, то его желание сбудется. Я оглянулась, Боря, пусть

все твои желания сбудутся!

Шла и думала о том, сколько ответственности и своих проблем в одночасье взвалила на этого человека. Кирпичики из стены всё падали и падали.

Она вернулась за Кирюшкой, тихо вошла в комнату, шторы на окнах были задёрнуты и она, войдя со света, в полумраке, не сразу увидела внука, спящего на широкой просторной кровати, с другой стороны которой лежала Мария Алексеевна. Она тихо вышла, стараясь не стукнуть дверью, и пошла к себе.

9. Путь на дно души, или как выпустить на свободу любовь

Борис заехал на паром, стоявший на парах, и они полным ходом поплыли на другой берег. Он вышел из машины, Ванька, сидящий на заднем сиденье, тоже пытался выйти, но он не разрешил ему:

– « Сиди и не болтайся».

По дороге в Рощинское ему пришлось остановиться в одном из сёл, чтобы купить Ваньке сигареты, которые он клянчил у него с особым занудством. Из машины выпускать его не стал, побоялся, что тот сбежит и вернётся на остров, а попросил какого-то мужика, возле магазина, купить ему «Приму». Подъехав к бригаде, с деланным весельем сказал бригадиру:

– Принимай пополнение – кивнув головой на Ваньку, вылезающего из машины. На что тот, скривив губы в усмешке, устало проговорил:

– Мог бы на него, Борис Владимирович, бензин не жечь, а то привёз, как господина, на Волге, знаем мы этого ценного работника. Никому он здесь не нужен.

– Смотри за ним в оба, если сбежит, сообщи мне. Лады?

– Будет сделано, товарищ начальник – ответил тот, как отрапортовал.

Наконец-то, Борис остался один, день тихо клонился к вечеру, дорога была пустынная. Он ехал в Тутниково. Радость будоражила чувства и рвалась из души, освобождая место нежности. Иришка, мысленно говорил он с ней, неужели мы снова встретились? Ещё вчера я предположить не мог, что такое возможно, а сегодня я вновь увидел тебя. Почти четверть века, это сумасшедшее количество дней и ночей без тебя, без твоих глаз, рук, голоса. Целую вечность вдали от тебя разве я жил, любил, как люблю сейчас? Куда же я тебя загнал единственная моя любовь? В какой темнице, и под какими замками держал я тебя столько лет? И кто охранял тебя, пленница моя, не давая никогда напомнить о себе, заставляя не приходить даже в сны, вычёркивая из памяти каждое малейшее воспоминание, которое было как лёгкое дуновение ветерка. Как беспощадно я уничтожал тебя в своей душе, и ты осталась жива? Прости меня! Я виноват перед тобой. Я выпускаю тебя на свободу, птица любви моей, голубка моя белокрылая! Лети! Лети к ней! Господи, за что мне такая благодать? Неужели мне понадобились долгие годы вдали от единственной любимой женщины, чтобы понять, что два дня это целая вечность! Как прожить мне их без неё?

У него было только одно желание вернуться назад, но останавливало то, что на остров он уже не сможет попасть без переправы. А ещё долг, работа.

Ирина, дойдя до террасы, решила прогуляться по дворику, затем присела на скамейку возле цветника, любуясь ярким разноцветьем цветов. Особенно любила она нарядную петунью с крупными нежными цветками и ярким ароматом. Вдруг остро почувствовала, что очень соскучилась по внуку, так захотелось прижать его, поцеловать и не отпускать от себя. С отъездом Бориса, грусть тихо подошла к ней и тенью легла у ног, отогнать её не было сил. Так они и сидели вдвоём, думая об одном и том же. О нём. Что же с нами происходит, через столько лет и вдруг такое родное и близкое? Грусть, молча, скользнула к ней на колени, мягкая и шелковистая. Ирина положила на неё свои руки и стала ласкать её, нежно поглаживая.

– Какой приятный вечер – думала она. А грусть шептала:

– Какие у него горячие руки, когда он прикасался к тебе. А ты, что забыла, какие у него были горячие губы?

– Если будешь продолжать в том же духе, я прогоню тебя.

– Попробуй – сказала грусть, укладываясь у неё на плече – ты ведь не сделаешь этого. И снова стала шептать в ухо:

– А взгляды, сколько их сегодня было, зачем нужны слова, если глаза обо всём сказали.

– Что сказали? Что ты несёшь?

– Не притворяйся, что ты ничего не видела, только слепой не увидел бы, как он смотрел на тебя.

– А когда ты спала, ты думаешь, что он не глядел на твои ножки? Халатик-то был коротковат.

– Ты и это заметила?

– И не только. А когда он тебя увидел там, на остановке, он ведь дар речи потерял.

– Скажешь тоже!

– Ты знаешь, какой он тебя представлял?

– Ну и какой?

– Во-первых, толстой с большим животом и тяжёлой попой, в бесформенных трикотажных бриджах и широкой майке с рукавами по локоть. Во-вторых, седина через краску на голове пробивается. В-третьих, прокуренные жёлтые зубы и хриплый голос.

– Ну и грымзу же ты изобразила.

– Поэтому он спокойно ждал тебя, не особенно волнуясь. А вот когда увидел тебя, тут и вылетела птичка.

– Ты что имеешь ввиду?

– А то ты сама не догадываешься. Любовью её величают.

– Ну что ты, так сразу и любовь?

– А почему сразу? – зевнула грусть, ещё плотнее прижимаясь к ней. Она сидела в темнице, за семью замками, почти четверть века.

– Разве он не прогнал её тогда?

– Тогда, когда ты прогнала его из своей жизни?

– Да, именно это.

– Нет, отвергнутые и сильны, именно, любовью. Хотя и прячут её ото всех.

– Как прятал он? А может, этого и не было, всё твои выдумки. Пошла вон отсюда, фантазёрка, у меня и без тебя проблем много!

Тамара встретила Бориса запахами только, что приготовленного ужина.

– Садись, ужин готов – сказала она.

– Нет, спасибо, я в Пойменном обедал. Мария Алексеевна так сытно накормила. Кстати, привет тебе передала.

– От меня тоже, при случае, передай – ответила она, усаживаясь в кресло у телевизора.

– Завтра в город на совещание еду. Пойду приму душ и спать. Устал – сказал Борис, снимая майку.

Тамара смотрела любимый сериал, и ничего не слышала, что он ей говорил. Перед ней на журнальном столике стояла большая плетёная ваза с маленькими печенками и разноцветьем конфет. Она потихоньку шуршала обёртками конфет, отправляя их поочерёдно с печенками в рот. Эту процедуру, она называла «успокоением нервов». Её грузная фигура еле помещалась в кресле, на ней были бесформенные трикотажные бриджи и широкая майка с рукавами по локоть. Лицо крупное, загорелое, через окрашенные жёлтые волосы проступала седина. Голос был хриплый. Разговаривая, она обнажала жёлтые прокуренные зубы. Борис старался не смотреть на неё. Выйдя из ванной, пошел в комнату Максима, где на его диване он любил спать. В спальне курила жена, а он не переносил запаха табачного дыма. Чтобы отвлечься и уснуть, взял с полки самое лучшее снотворное – книгу, всё равно какую. Немного почитал, не понимая прочитанного, и сон мягко прикрыл его глаза своими крыльями.

Ирина была поглощена раздумьями, что даже не заметила, как к ней подошла Мария Алексеевна.

– Ирочка не помешаю – сказала она, усаживаясь рядом с ней. Кирюшка еще спит, а я вот решила с тобой посидеть. Уж больно денёк сегодня хороший. Не печёт, да и воздух свежий, ветерок небольшой дует с Волги. Здесь у нас отдых одно удовольствие. Можно и покупаться сходить. Кирюшка у меня уже просился, а я ему говорю, бабушка разрешит, вот и пойдёшь с ней вместе на Волгу, а одним малым деткам без взрослых ходить туда нельзя, а он, хитрец, знаешь, что мне выдал. А вы ведь, говорит, тоже бабушка, только бабушка Маша. Ну, что скажешь на это. Крыть нечем.

– Да, хорошо здесь – улыбаясь и закинув руки за голову, ответила Ирина.

– А я люблю детей, у меня тоже внучек есть, Серёжа, чуть помладше Кирюшки, ему пять с лет. Вот недавно приезжала дочка с внуком погостить. Они в селе живут, здесь недалеко. Мы с Николаичем тоже оттуда. Уже несколько лет живём здесь, привыкли. Я то, уже пять лет как на пенсии. А Вася в этом году в декабре пойдёт.

– Мария Алексеевна, а сколько дочери лет – повернув к ней голову и внимательно глядя на неё, спросила Ирина.

– Да, дочка у нас, Ирочка, поздняя. Ей двадцать три года. Первый муж у меня умер, болел долго, почки у него отказали, а деток нам с ним бог не давал. А потом с Васей сошлась, да вскорости и забеременела. Всё не верила, к врачам не ходила, боялась, вдруг не подтвердится, а пошла уже, когда ребёнок зашевелился. Уж как мы радовались доченьке. Ведь и жизнь другим смыслом наполняется с детьми. Лидочка замуж вышла рано, сразу после школы, учиться некогда ей было, любовь. Свадьбу сыграли. Нам зять не очень нравился, но мы не перечили, чтобы потом не стала нас укорять, что мы жизнь ей разбили. А тут вскоре и Серёженька родился. Внучек у нас смирный, всё сказки любит слушать. Кирюшка-то поразвитее будет, книжки уже сам читает. Да, что это я, не заговорила тебя? – всплеснув руками, воскликнула Мария Алексеевна.

– Да, нет, что вы, так всё интересно, рассказывайте, ну и как у Лиды сложилась с ним жизнь?

– Ничего хорошего – продолжила Мария Алексеевна свой рассказ. Так, вроде парень из работящей семьи, на тракторе работает в ПМК. Но беда, сейчас одна у всего народа – пьянка замучила, житья не даёт. Я вот удивляюсь, Ира, какая у мужиков вольница. Работать никто не хочет, а пьют так, как будто последний день живут. Утром бабы ещё коров не подоили, а они уже лыка не вяжут. Не успевают трезветь. И куда власть смотрит? Ведь никакой управы на этих алкашей нет. Раньше-то строго было, да и люди все на виду жили, совесть была. А уж, если поженились, то работали, детей поднимали. Да и редко, кто так пил, ну один, два на всё село, а сейчас что творится. С работы их не выгоняют, потому что на их место никто не придёт. Людей-то больше умирает, чем рождается. Кто пограмотнее в города едут. А зять наш не просыхает от пьянки, и где только деньги берёт? А ведь молодой женщине разве такой мужик нужен? Лается при сыне. Поехала я недавно проведать их, гостинчиков внуку купила, да и деньгами дочке помочь, получила пенсию и повезла ей. Да, если честно, Ирочка, на мою пенсию они и живут. Мы ведь и хозяйство здесь держим большое, да ты и сама увидишь, вот харчи им и возим. О чём это я? Да, приехала к ним часов в десять утра, захожу во двор, смотрю, а Генка пьяный на пороге лежит. Рожа вся расквашенная, из носа кровь натекла, волосы нечесаные, слипшиеся, страмотно на него глядеть. Ширинка расстёгнута, ну знаешь, просто блевотина какая-то, а не мужик. А как отец переживает? И ездить-то к ним не хочет, чтобы не смотреть на всё это. Когда дочь приехала сюда с внуком, мы с Васей ей сказали:

– Лидушка, брось ты его, иди, живи в нашем доме. Внука жалко, что он видит от такого отца, чему у него научится? Водку пить, да матерно ругаться. А она, знаешь, что нам ответила:

– А сейчас все пьют, кому не лень, покажите мне хоть одного трезвенника, а по телевизору в сериалах что показывают, из больших графинов, только хрустальных, коньяк жрут стаканами, как воду, ну а наши мужики – шмурдяк. Вот и весь ответ. Просто беда какая-то. Мы – другое поколение, без работы жить не можем, а эта пьянь и на кусок хлеба себе не зарабатывает. Вот и получается, что мы пенсионеры содержим своих детей, да внуков.

– Так-то оно так, Мария Алексеевна, алкоголизмом село не поднимешь – задумчиво проговорила Ирина.

– Да, что село, Ира, ведь и внуков уже ждать неоткуда, при таком поголовном пьянстве, откуда они будут. Умные от алкашей не родятся, а так, если, придурковатые какие. Вот беда, так беда – сокрушалась Мария Алексеевна – что-то я раскудахталась всё о себе, да о своём. А у тебя сын или дочка?