Биография неизвестного

ГЛАВА 5

Маленький велосипедный звонок издал короткий звук. Вот велосипед снова подскочил на выступавшем из земли корне сосны, и лесную тишину пронзил звон. В воздухе густо пахло смолой. Жаркое солнце едва проникало сквозь пушистые верхушки сосен, раскрашивая влажную после ливня землю десятками солнечных бликов.

Уже около получаса мы с Борей ехали по узкой лесной тропинке, отчаянно выкручивая руль там, где корни сосен были особенно высоки. Под колесами наших велосипедов то и дело трещали шишки и шуршали мягкие иголки.

Дом, в котором жили бабушка и дед, находился в одной из тех многочисленных деревень, которыми полнятся Подмосковье и прилегающие к нему области.

Дом стоял на холме, и из всех окон, выходивших на запад, открывался вид на желто-зеленые, а в начале лета местами голубые от люпинов просторы. Сосны закрывали восточные стены дома, так что он словно из зеленой колыбели широко распахнутыми окнами смотрел вслед тонувшему солнцу.

Летом мы приезжали сюда почти каждые выходные. Бабушка, маленькая, седовласая, суетливая, встречала нас так, будто мы не виделись лет пять. Дед, всегда спокойный и рассудительный, по три раза крепко целовал нас с Борей, после чего мы все садились за стол, где нас ждал горячий травяной чай. А после, когда чашки наши пустели, мы с Борей брали из гаража велосипеды и ехали в лес. Густой, безмолвный и одухотворенный, он выводил нас к полям.

В высоком чистом небе кружил лунь. Волны пшеницы клонились к земле, а две колеи ухабистой грунтовой дороги убегали к горизонту, на котором, у самой линии, стояла береза. Подпрыгивая на редких кочках, мы выехали из лесной тени и, миновав небольшой поворот, оказались под палящим июльским солнцем. Душистый ветер разбивался о жаркие золотые лучи, облизывая нагие плечи и макушку. Уже не было в воздухе того свежего аромата разнотравья, который наполнял поля в начале лета, – пахло сеном, что говорило о закате жарких дней и скором наступлении осени.

Но осень была еще далеко от здешних мест. Жара как будто не догадывалась о приближении августа, Ильин день словно и не собирался в скором времени ознаменовать начало затяжных дождей, а грозы, кажется, и вовсе только разыгрались, то и дело резвясь на небосводе. И здесь, вдали от города, в котором время терялось, воздух был пуст, а небо и вовсе скрывал панцирь высоток, июль затаил дыхание, нежась в золоте света, теплом и обволакивающем, как парное молоко.

Мы выехали к небольшому холму, и педали стало крутить тяжелее. От напряжения слегка заломило ноги, однако я только сильнее сжала ручки и подалась вперед. Ветер бил в лицо так, будто перед нами было бесконечное, простирающееся на миллиарды километров пространство, будто атмосфера исчезла и вся непостижимость и объемность Мира дышала нам в лицо.

Я посмотрела на Борю, который, казалось, едва нажимая на педали, ехал метрах в двадцати от меня. Его смуглая обнаженная спина лоснилась под палящими лучами, а мускулы играли на худощавых крепких руках. В отличие от меня, Боря успел загореть за лето, проводя у деда с бабушкой не только выходные, но и будни. Я же на фоне него была совсем бледной, мои руки были едва тронуты загаром, а ноги и вовсе отливали снежной белизной. В то время, когда солнце особенно усердно облизывает тело, оставляя на коже темные следы, я сидела за ноутбуком в своей комнате или в тени сосен на широкой веранде у деда с бабушкой и писала диплом. Теперь же я уже не надеялась хоть чуть-чуть загореть – солнце было горячим, но не липким, и потому я надела открытый топик и не взяла с собой кепку в надежде, что солнце оставит на моем теле хотя бы слабый отпечаток своего поцелуя.

Скоро мы поднялись на холм, дорога стала ровнее. Снизу казалось, что, как только мы поднимемся в гору, там, на самой вершине холма, перед нами откроется вид на что-то необычайное, раскинувшееся по ту, скрытую от глаз сторону. Но вершина как будто незаметно достигла нас сама, подъем плавно перетек в небольшой спуск, а волны пшеницы продолжали шуметь по обеим сторонам дороги, словно бескрайнее золотое море растекаясь к самому горизонту.

Мне захотелось пить. Жажда наступила неожиданно, как и все то, что наступает, когда ты чем-то увлечен. Боря уехал достаточно далеко от меня, однако я, остановившись, все же окликнула его. Звук моего голоса, не успев возникнуть, мгновенно утонул в пении ветра. Вероятно, Боря не услышал меня, потому как его фигура продолжала медленно удаляться, маленьким темным пятном выделяясь на фоне объятого золотом мира.

Я достала из соломенной корзинки, прикрепленной к рулю, бутылку воды, дрожащими от напряжения руками открыла крышку и с жадностью прильнула к горлышку. Вода была теплая, как будто плотная. Я сделала несколько больших глотков, чувствуя, как маленькие влажные капельки стекают по моему подбородку к шее и устремляются туда, где гулко бьется сердце. Набрав в рот воды, я несколько мгновений подержала ее в надутых щеках, после чего медленно проглотила, – только после этого я почувствовала на языке влагу.

Оглянувшись в ту сторону, где должен был быть Боря, я не увидела никого – он успел скрыться за небольшим холмом. Дорога, разверзнувшая бескрайнее море золотых колосьев, была пуста. Мне казалось, я стою одна среди безмолвного мира, я – невольный участник тихого перешептывания трав и облаков, незначительное препятствие, возникшее у ветра, и в то же время неотъемлемая частица той совокупности, которую представляет собой одухотворенная, живая Вселенная.

Когда мы ехали на велосипедах и потоки ветра заглушали шепот колосьев и стрекотание полевых птиц, казалось, что мы в поле совершенно одни. Но теперь, когда я остановилась и ветер больше не бил в лицо, а ласково прижимался к моим волосам и щекам, я услышала ровный гул, наполнявший поле.

Тысячи насекомых перелетали с одной стороны поля на другую, маленькими запятыми обозначаясь на фоне голубого неба, а затем снова исчезая. Иная муха, самая любопытная, садилась на колесо велосипеда или сиденье, поправляла свои крылышки, подрагивая маленьким тельцем, а потом снова взлетала, растворяясь среди сотен колосьев. Жуки, деловито перебирая лапками, переползали дорогу, не обращая ни малейшего внимания на незнакомый объект, неожиданно вписавшийся в их привычный ландшафт. Темная нить муравьев торопливо тащила соломинку, а черная мохнатая гусеница медленно двигалась к траве. Где-то вдалеке жаворонок оглашал окрестности своим звучным пением, то и дело взлетая с земли и зигзагом устремляясь вверх. Кипела незримая жизнь, бурлили потоки невидимых судеб, управляемых всемогущей рукой. И в этом котле я чувствовала себя маленькой и незначительной, но все же частью этого мира, подчиняющегося непостижимым законам.

Внезапно я услышала звон. Ветер принес его откуда-то, потому что, оглянувшись, я не увидела источника звука. Я бросила бутылку в корзину, взобралась на седло и оттолкнулась от земли, раскручивая педали. Снова ветер зашумел в ушах, исчез ровный гул и все слилось воедино.

Скоро я увидела Борю, который ждал меня в тени рядом с березой, что совсем недавно казалась такой далекой.

Я остановила велосипед около брата и опустилась на багажник, вытянув ноги и подставив солнцу белые коленки. На моем лице и руках подрагивали маленькие солнечные лучики, пробивавшиеся сквозь листву березы.

Мы посидели некоторое время в тени, слушая треск цикад в траве и отдаленное стрекотание полевых птиц. Постепенно чувство жажды сменилось легким ощущением голода, которое с каждой минутой усиливалось. Мы повернули обратно.

Кажется, еще в самом начале улицы, на которой стоял дом бабушки и деда, мы услышали аромат фаршированных карпов и укропа. Дома нас ждал накрытый как на праздник стол, на котором, в самом центре, красовалась большая овальная тарелка с тремя фаршированными карпами. Здесь же стояли графины с компотом и настойкой, свежий хлеб, дымящаяся вареная картошка в сливочном масле, посыпанная укропом, и овощной салат. Вокруг стола, виляя своим молочно-персиковым хвостом, крутился лабрадор Персик. Уже семь лет он жил у бабушки и деда и все так же неизменно радовался всяким застольям, на которых и ему перепадало что-нибудь особенно вкусное.

И только вечером, когда золотой диск солнца начал медленно скатываться за горизонт, постепенно темнея и принимая оранжевый оттенок, а мы все вышли из дома, чтобы насладиться вечерней трескотней и хвойным ароматом согретых сосен, остывающие лучи, едва проникавшие сквозь мягкие пушистые иглы, показались мне жутко горячими – они обжигали мои скулы и плечи. Дома я подошла к большому зеркалу в комнате и увидела в отражении свое красное от солнца лицо, розовые плечи и руки. И тогда я поняла, как ошибочны были мои мысли о загаре в конце июля в средней полосе России…

ГЛАВА 6

Звонок прозвенел в полдень следующего дня. Я, в свободной белоснежной мальчишеской футболке, со сметанной маской на пылающем лице, лежала на кровати и смотрела на ноутбуке фильм. Я поднялась с постели и потянулась за телефоном, который был на своем обычном месте – на рабочем столе. Взглянув на дисплей, я увидела незнакомый номер. Первое, о чем я подумала, – очередное пустое предложение. Разочарование в тот день как никогда наполняло меня: я была разочарована тем, что скорое и успешное трудоустройство после университета оказалось сложной задачей, и тем, что моя кожа слишком жадно впитала накануне солнечные лучи.

Я ответила на звонок, предварительно нажав кнопку громкоговорителя, чтобы не испачкать сметаной телефон. В тишине пустой квартиры прозвучал звонкий, но приятный женский голос, в вопросительном и официальном тоне сообщивший мне мое имя и отчество.

– Вас беспокоит юридический отдел компании «Вестиндаст-Ком», – продолжил голос после моего утвердительного ответа. – Вы отправляли нам ваше резюме. Наш руководитель готов побеседовать с вами.

Последовала пауза – голос, вероятно, ожидал моего ответа. Я же в свою очередь пыталась дышать ровно и глубоко – от внезапно охватившего меня волнения мои легкие, казалось, стали совершенно неэластичными, а язык перестал подчиняться сигналам лихорадочно засинтезировавшихся серых клеточек головного мозга.

«Вестиндаст-Ком» не принадлежала к тем крупным компаниям, резюме в которые я отправляла с мечтой и без всякой надежды, однако перспектива работы в ней представлялась мне совсем не плохим вариантом. Я испуганно и рассеянно охватила взглядом свою комнату, внимательно прислушиваясь к этому женскому голосу, который стал для меня в ту минуту подобным брошенному в камеру к голодающим узникам куску хлеба, что был вздет на крючок и едва покачивался у самого люка в высоком сером потолке, грозя вот-вот исчезнуть по воле и прихоти сытого тюремщика.

– Да-да, конечно, – выдавила я спустя несколько мгновений молчания.

– Вы сможете подъехать к нам завтра, к десяти часам?

– Да, могу, – сразу же с готовностью выпалила я.

– Значит, ждем вас завтра к десяти часам утра, кабинет номер четыреста семнадцать, четвертый этаж, от лифта направо, затем налево и прямо по коридору. Пропуск будет заказан на вашу фамилию, при себе иметь паспорт.

– Хорошо, спасибо.

– Всего доброго! – учтиво произнес голос, и на том конце провода наступила тишина.

Несколько мгновений я смотрела на дисплей своего мобильного, будто голос еще мог что-либо сообщить мне. Но телефон молча встречал мой растерянный взгляд своим потемневшим бесстрастным экраном.

Затем я оторвала взгляд от экрана и встретилась глазами с собственным отражением в зеркале – с красными ногами и белым лицом. Внезапно меня захлестнула волна такого безграничного восторга, что я готова была расплакаться. Мне хотелось смеяться, и неожиданно для самой себя я рассмеялась. Я выскочила из своей комнаты и побежала на кухню, по дороге полотенцем стирая с лица сметану. В тот момент мне казалось – вот она, моя судьба, откликнулась на мой немой бесплотный вопрос и теперь спокойными глазами зорко смотрела на меня.

Я остановилась у раскрытого окна кухни и, опершись ладонями о подоконник, посмотрела туда, где синеглазый август заглядывал в московские дворы. И мне казалось, что кто-то незримый смотрит на меня и улыбается озорной отеческой улыбкой, нашептывая мне голубиным воркованием дорогу к моей мечте.

Офис «Вестиндаст-Ком» находился в нескольких троллейбусных остановках по кольцу от Басманного района. Зажав в руках пиджак от черного брючного костюма и папку с документами, предварительно взбив пальцами волосы, при этом накрутив на указательный палец непослушную темную кудряшку на лбу, я вышла в районе Тверской и прошла к высокому офисному зданию из стекла. Редкие облака, медленно проплывавшие по голубому небу и отражавшиеся в панорамных окнах, казались ненастоящими, будто кто-то включил дневную иллюминацию.

Натянув на себя пиджак, я миновала стеклянные автоматические двери и вошла в прохладный светлый зал первого этажа, в котором стояли темные кожаные кресла и маленькие столики. В некоторых креслах сидели люди в деловых костюмах. Так же как и во всех остальных офисах в это время суток, в зале пахло кофе.

Я подошла к стойке администратора, у которой в ожидании своих пропусков уже стояли мужчина и женщина. Два охранника возвышались между стойкой и турникетами и о чем-то тихо и весело разговаривали, скрестив на груди руки. Прошло несколько минут, прежде чем я протянула свой паспорт приветливо улыбнувшейся мне девушке-администратору. Она нажала несколько кнопок на своем компьютере, сосредоточенно глядя на монитор, после чего снова натянула на симпатичное лицо улыбку и протянула мне паспорт с прямоугольником пластикового пропуска.

Я поднялась в зеркальном лифте на четвертый этаж и оказалась в небольшом холле. Слева и справа от меня были стеклянные двери, выходившие в коридоры, смежные с различными отделами. Прямо напротив лифта, на стене, была надпись – «Вестиндаст-Ком» – и висела доска с номерами кабинетов. Я нашла номер 420 – юридический отдел. Номера 417 в списке не было.

Следуя указаниям, которые были даны мне накануне, я открыла одну из стеклянных дверей, вышла в длинный коридор, после чего повернула налево. Коридор, напоминавший вентиляционную трубу, был погружен в полумрак. Слышались приглушенные голоса, доносившиеся из раскрытых стеклянных дверей, что вели в отделы, – яркий свет электрических ламп полосами заливал коридор. Я проходила мимо дверей и, мельком заглядывая в отделы, не видела ничего, кроме редких теней и ослепляющих панорамных окон. Голоса казались эфемерными, свет – неестественным, а люди – вымышленными.

Я дошла до конца пустого коридора и оказалась перед светлой деревянной дверью, на которой висела металлическая табличка с цифрой 417. Я взглянула на наручные часы – без четверти десять. Слева и справа от меня были только узкие коридоры и ни одного кресла. Меня била мелкая дрожь так, что даже голова слегка кружилась от волнения. Я прислушалась – казалось, в кабинете стояла звенящая тишина. Я решила подождать несколько минут. Оставив кабинет справа от себя, я медленно двинулась по коридору, который уже не так напоминал вентиляционную трубу, как первый, а был светлым, с тонированными полупрозрачными стенами кабинетов и деревянными дверями. Коридор был пуст. Казалось, все здание безмолвствовало. Я почти дошла до конца коридора, когда у меня внезапно возникло ощущение, что я не одна.

Я резко обернулась.

В противоположном конце коридора, у одного из кабинетов, я увидела молодого человека. Он не смотрел на меня, а только складывал в раскрытой темной папке какие-то листы. Потом он захлопнул папку и, не мешкая ни секунды, постучал в дверь. Осторожно, но уверенно раскрыв ее, он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Коридор снова погрузился в тишину.

Спешно я прошла к кабинету, за дверями которого исчез молодой человек. 417. Нахмурившись, я постучала. Ответа не последовало. Я услышала только приглушенный женский голос. Тогда я нажала на ручку двери, и она открылась.

За дверями скрывался вовсе не кабинет, а приемная. Слева от входа, у окна, стоял небольшой стол, за которым сидела рыжеволосая девушка лет двадцати пяти и о чем-то увлеченно говорила по телефону. Когда я приблизилась к ней, она подняла на меня свои глаза, в знак приветствия кивнула мне и указала на диван и кресла справа от входа. Здесь уже сидели молодой человек и женщина, которую я видела у стойки администратора на первом этаже.

Я прошла к свободному креслу напротив окна. Светлые жалюзи были раскрыты, и яркий дневной свет заливал помещение. Опустившись в кресло, я невольно разочарованно поморщилась – я чувствовала себя так, будто на меня направили яркий электрический луч и должны были вот-вот начать задавать каверзные вопросы.

Прошло несколько минут, прежде чем секретарь положила телефонную трубку и приемная вновь погрузилась в тишину. На двери, рядом с которой стоял стол секретаря, висела табличка: «Филисов Владислав Анатольевич, начальник юридического отдела».

Я по привычке сжала мраморные ладони, покоившиеся на папке с документами, и судорожно вздохнула. В тот день я волновалась так, как не волновалась даже перед защитой диплома. Некоторое время я сидела, рассматривая свои пальцы, пока сердце мое хоть немного не восстановило свой ритм. Только когда прекратилось паническое биение в груди и сердце стало мерно постукивать в грудной клетке, я подняла голову и посмотрела на женщину и молодого человека, сидевших напротив.

Женщине на вид можно было дать чуть больше тридцати лет. Темные волосы ее были собраны в низкий пучок, а круглое, с правильными чертами лицо было непроницаемо. Она сидела, ни на кого не глядя, будто никого больше не было в приемной, и производила впечатление довольно высокомерной особы, хотя то скорее было следствием волнения.

В отличие от женщины, лицо молодого человека было более подвижно, черты его были мягки и непринужденны, будто молодой человек сидел вовсе не в ожидании собеседования, а пришел только за подписью для некоторых не слишком важных документов. Он сидел на диване, подавшись вперед, и по папке тихо отбивал большим пальцем левой руки какой-то ритм. Я не могла должным образом рассмотреть его лицо, потому как оно было опущено, а профиль его был только тенью на фоне панорамного окна. Однако у меня создалось впечатление, будто я уже видела его где-то, и я с удивлением обнаружила, что память моя словно пришла в движение, перебирая лоскутки и полотна в темных закромах черепной коробки. Но обрывки были смутными, смятыми, и ни один из них не соответствовал тому образу, который представлял собой этот молодой человек.

Я снова опустила глаза на свою папку, автоматически убрав за ухо выбившуюся прядь волос. Только когда пальцы мои коснулись уха, я вдруг вспомнила, что лицо мое, еще не остывшее после воскресного загара, пылает сильнее спелого помидора. В тот момент я испытала катастрофический, всепоглощающий стыд.

Накануне, после звонка из «Вестиндаст-Ком», я весь день провела за туалетным столиком, пытаясь разнообразными средствами вернуть своему пятнистому лицу более-менее презентабельный вид. Однако области вокруг глаз упорно оставались белыми по сравнению с пылающими скулами и красным подбородком. Утром я приложила титанические усилия, чтобы выровнять тон лица, однако от волнения и жары щеки мои покраснели даже под слоем пудры.

Внезапно молодой человек беззвучно вздохнул и, к моему ужасу, посмотрел в мою сторону. Быть может, он посмотрел вовсе не на меня – я не оторвала своего взгляда от папки, а заметила это его движение лишь боковым зрением. Откинувшись в кресле, я подняла правую руку и коснулась пальцами переносицы, стремясь тем самым закрыть свое лицо. Образ этого молодого человека дышал безупречностью: его костюм, белоснежная рубашка, часы на левой руке, идеально выбритое лицо, спокойный взгляд и мягкий, но упрямый изгиб губ, – все говорило о некричащем, но совершенном вкусе и склонности ко всему эстетичному, безупречному. Я же, всегда с трепетом относившаяся к своему внешнему виду, была в тот день далека от безупречности.

Дверь в коридор открылась так неожиданно, что я вздрогнула. В приемную вошел мужчина невысокого роста, в голубой рубашке, галстуке и темно-синих костюмных брюках. Бросив короткий взгляд на нас, он улыбнулся секретарю и, махнув листами в сторону кабинета, спросил:

– У себя?

– Он разговаривает по телефону, – ответила секретарь. – С минуты на минуту должен освободиться.

Мужчина кивнул и шагнул в сторону дивана. Опустившись на него, он закрыл собой молодого человека, так что я позволила себе отнять от лица успевшую онеметь руку.

Так мы просидели еще около пяти минут, пока на столе секретаря не зазвонил телефон. Мгновенно подняв трубку и обведя нас вопросительным взглядом, девушка произнесла:

– Вера Эдуардовна?

– Это я, – услышала я собственный слабый голосок.

– Заходите, пожалуйста, – сказала секретарь, кладя трубку. – Вы тоже можете зайти, – обратилась она к мужчине с листами.

Все присутствующие в приемной мгновенно вылетели из моей головы. Я быстро поднялась с кресла и твердым шагом прошла к кабинету с табличкой «Филисов Владислав Анатольевич, начальник юридического отдела». Вслед за мной в кабинет вошел и мужчина.

Кабинет Филисова не напоминал мне кабинет врача – в нем были светлые стены, стол и шкаф из дерева и окно с жалюзи, но выглядело все это благородно, дорого. Сам Филисов при моем появлении мгновенно поднялся из-за стола и вышел мне навстречу. Это был высокий мужчина средних лет, с живым умным лицом и немного печальными, подернутыми пеленой мыслей глазами. Протянув мне руку, он мягко улыбнулся.

– Извините, что вынудил вас ждать, – произнес он слова, которые заставили меня проникнуться к нему невольным уважением и несомненным расположением.

– Ничего страшного, – мягко сказала я, отвечая улыбкой на внимательный и участливый взгляд Филисова.

– Присаживайтесь, – указал он на одно из кресел напротив стола.

Пока я проходила к креслу, Филисов вернулся к своему рабочему месту, опустился за стол и стал просматривать протянутые ему вошедшим вслед за мной сотрудником бумаги. Взяв ручку, он размашисто подписал некоторые из них, после чего молча сложил листы и протянул их мужчине.

– Итак, – начал Филисов после короткой паузы, скрещивая на столе пальцы и внимательно глядя на меня, – вы хотели бы у нас работать. У нас есть вакансия в секторе планирования и оперативного управления. График «с девяти до шести» является условным – возможны частые задержки на работе, в некоторых случаях превышающие рабочий день на четыре-пять часов. Суббота и воскресенье – выходные дни. Вы проходили практику в университете. С чем вы работали во время практики?

– Я занималась учетом нормативных актов.

– Значит, вы имеете некоторый опыт в работе с документацией?

– Небольшой, – честно призналась я. – Но я все очень быстро схватываю и думаю, что со своими обязанностями я справлюсь.

– Хорошо, – чуть слышно произнес Филисов и опустил взгляд на свои скрещенные пальцы. – Вы живете в Басманном районе. Едете сюда в пределах тридцати минут…

– Мне очень удобно сюда добираться, – откликнулась я.

– Ну что ж, – выпрямился Филисов и мягко улыбнулся мне, – вам необходимо будет заполнить некоторые документы для службы безопасности. Проверка займет около двух недель.

– Значит, вы меня берете? – уточнила я.

– Если вы пройдете проверку в службе безопасности, то да, – снисходительно улыбнулся Филисов.

– Спасибо! – облегченно выдохнула я.

– Алла распечатает вам необходимые документы. Вы их заполните, и примерно через две недели вам перезвонят и сообщат о результатах.

– Хорошо…

– Всего доброго, – усмехнулся моему по-детски растерянному лицу Филисов.

Я поднялась с кресла и нетвердым шагом двинулась к двери. В ушах у меня шумело, а сердце от радости выпрыгивало из груди. Я слышала, как Филисов поднял телефонную трубку и дал какие-то распоряжения секретарю.

Когда я открыла дверь, мой взгляд столкнулся с двумя темными океанами глаз в обрамлении пышных островов ресниц. Я увидела чистое загорелое лицо и прямой изгиб губ, высокий лоб, венчавшийся тенью русых волос. Лицо это теперь не казалось мне таким безупречным, а в глазах, смотревших на меня, не было больше покоя. Фигура молодого человека была слишком крупна, широкие плечи показались мне несколько массивными, а парфюм – чересчур резким. Молодой человек посторонился, пропуская меня, а я, в свою очередь, больше не испытывала неловкости. Все у меня было в порядке и все будет очень хорошо!