Сведения о наружности Мольера сохранены для потомства дочерью его товарища по сцене m-lle дю Круази, в замужестве Пуассон, и художником Миньяром. По описанию первой, Мольер не был ни слишком толст, ни слишком худ. Его рост был выше среднего, осанка полна благородства. Великий писатель держался важно и серьезно. Крупный нос, толстые губы, темный цвет лица с густыми черными бровями, – всё это легко принимало по воле Мольера самое разнообразное выражение. Характер писателя был мягкий; великодушие и сострадательность никогда не покидали его. В силе его воли едва ли можно сомневаться, если вспомнить его жизнь – тяжелую, полную разнообразных приключений и борьбы.

Миньяр был искуснейшим портретистом. Мольер под его кистью вполне походит на описание Пуассон, и это доказательство правдивости кисти первого и пера второй. Миньяр рисовал Мольера не раз и в различные периоды жизни писателя; лучшая работа его помечена 1657-м годом. Она изображает тридцатипятилетнего Мольера в бытность его в Лангедоке и Лионе. Этот портрет составляет собственность герцога Омальского.

Новоселье Мольера на улице Ришелье, вскоре после смерти Мадлены, посетило новое несчастье. Осенью 1672 года Арманда родила третьего ребенка, сына; но, как и первенец Мольера, он жил недолго и через месяц умер. Почти за год перед этим Мольер написал «Психею». В роли Амура выступил воспитанник писателя, известный уже нам Барон, в роли Психеи – Арманда. Этой близости молодого человека и молодой женщины на подмостках сцены суждено было, по рассказам, принять затем более интимный характер. Барон сделался любовником Арманды. Справедлив ли этот рассказ или это была одна из многочисленных сплетен, никогда не умолкавших вокруг Мольера, – во всяком случае, положение великого писателя было очень тяжелым. Людовик XIV тоже перестал относиться к нему с прежним расположением. Эгоистическая основа его королевской дружбы не замедлила сказаться. При дворе появились новые любимцы, там стали увлекаться балетом, и Мольер осуждался на забвение. В последний раз он играл при дворе свою комедию «Графиня Эскарбаньяс».

Болезнь Мольера принимала между тем все более опасный характер. При таких обстоятельствах он встретил 1673 год. Среди жестоких душевных и физических страданий по какому-то капризу гения Мольер написал в это время один из самых лучших своих фарсов, комедию «Мнимый больной» («Le malade imaginaire»). В день четвертого представления новой пьесы Мольер чувствовал себя особенно дурно. Напрасно Арманда и Барон упрашивали его отложить спектакль, он настаивал на своем желании играть. В последней сцене, когда Арган-Мольер произнес свое «juro» («клянусь»), с великим писателем сделался припадок удушья. На исходе был восьмой час вечера. Мольер несколько оправился, и спектакль был исполнен вплоть до последней реплики. Совсем уже больного Мольера доставили затем на носилках на улицу Ришелье и уложили в постель. Ему стало несколько легче, и он съел немного сыру и кусочек хлеба. В десять часов страдания возобновились, у Мольера сделался приступ неудержимого кашля и пошла кровь. Испуганный Барон бросился успокаивать больного; но тот послал его за Армандой. В комнате больного находились в это время две монахини-сборщицы, каких нередко можно было встретить в доме «безбожника» Мольера, никогда не отказывавшего в приюте. Барон оставил на их попечение больного, а сам пошел за Армандой в другой конец дома. Но когда он вернулся с нею, Мольер был уже мертв. Великий писатель скончался 17 февраля 1673 года, ровно через год после смерти Мадлены.

Осмеянные Мольером врачи считали смерть писателя как бы мщением за поруганную медицину. Мщение нужно было и врагам «Тартюфа». Когда вдова Мольера обратилась к духовнику своего прихода, священнику церкви Св. Евстафия, с просьбою похоронить ее мужа, он отказал, опираясь на прежние законы об актерах. Давно не практиковавшееся запрещение хоронить актеров по церковным обрядам было возобновлено исключительно для Мольера. За год до его смерти Мадлена была погребена, как все правоверные католики; она была тоже актриса, но ее похоронили, потому что она не писала «Тартюфа».

Помня прежнее расположение короля к Мольеру, Арманда вместе с отейльским кюре (несмотря на свою рясу, другом Мольера) отправилась в Версаль просить разрешения похоронить мужа. Людовик принял ее холодно. Он сослался на святость церковных распоряжений и предложил вдове обратиться к архиепископу. Гардуин Перефикс, отлучивший от церкви читателей «Тартюфа», к этому времени умер. Его преемник был наследником и его места и его взглядов. Он тоже отказал в погребении. Вскоре, однако, – очень возможно, что по желанию короля, – архиепископ позволил похоронить Мольера, если он умер христианином. Наведенные справки дали благоприятный ответ, и священник церкви Св. Евстафия получил позволение приступить к обряду. «Во внимание к доказательствам, обнаруженным следствием, – говорилось в разрешительной бумаге архиепископа, – произведенным по нашему приказанию, мы позволили священнику церкви Св. Евстафия похоронить по церковному обряду тело покойного Мольера, с тем, однако, условием, чтобы это погребение было совершено без всякой торжественности, не более как двумя священниками, и не днем, и чтобы за упокой души его не было отправляемо торжественного богослужения ни в вышеупомянутой церкви Св. Евстафия, ни в какой-либо другой…» Преемник Перефикса был настоящий Дон-Жуан в костюме архипастыря; таким образом, по справедливому замечанию Лотейссена, в распоряжении архиепископа «Тартюф» нашел свое продолжение после смерти великого писателя.

Похороны Мольера состоялись 21 февраля 1673 года. В 9 часов вечера тело покойного писателя было вынесено из дома. При свете факелов, в сопровождении двух сотен друзей, оно направилось к кладбищу Св. Иосифа. Говорят, кроме друзей Мольера, к его гробу стеклась громадная толпа негодяев, тайно подосланных врагами писателя для оскорбления его праха. Арманда должна была раздать этой сволочи около тысячи ливров, чтобы купить их скромность.

На кладбище Св. Иосифа обыкновенно хоронили самоубийц и детей, умерших без крещения. Очевидно, не Арманда избрала это место для могилы Мольера. Этого кладбища в настоящее время нет. В дни Французской революции кости знаменитого писателя были отрыты для перенесения в более почетное место. Существует, однако, подозрение, что почитатели Мольера впали при этом в ошибку и вырыли гроб, принадлежащий не Мольеру. Теперь эти останки покоятся на кладбище Пер-Лашез.

Среди современников Мольера не было недостатка в истинных ценителях его гения. Одна из гравюр того времени изображает великого писателя торжествующим победу над Пороком и Лицемерием… Мольер полулежит на софе в ярко освещенной комнате с видом на аллею прекрасного сада. В руках Мольера книга, по всей вероятности «Тартюф», у ног его две мрачные фигуры: одна – косматая, с бородой, смотрит сумрачно, глядя исподлобья; другая, с повязкой, приподнятой на лице, страдая и болезненно корчась, отворачивается от света.

Эти мрачные существа – Порок и Лицемерие (А. Веселовский. «Тартюф»).

Существуют сведения, что французская Академия предлагала Мольеру звание ее члена, но с условием отказа его от сцены. Поэт высоко ставил звание актера, он не менял своих убеждений и не шел на сделки с совестью, а потому отказался. Он занял место в Академии уже после смерти. В начале XIX века в зале торжественных собраний Института был поставлен бюст великого писателя с надписью: