Старик

– Почему я слеп? – спрашивал слепой, судорожно искривив мёртвое лицо своё. – Зачем ты слепым создала меня?

И даже глухонемые что-то мычали, быстро двигая пальцами, только дети и пьяные были веселы.

– Гони их прочь! Всех – прочь! – пошатываясь, кричал один пьяный. – Такая дрянь… шумят, шумят… Кто напоит человека вином, если он сам не напьется?

Он засмеялся и ушёл.

Женщины, озлобленные горем пола своего, раздражённые несчастиями материнства, разбитые ударами любви своей, женщины голодные – проклинали и плакали в пламенном отчаянии, в диком возбуждении злобы своей.

И множество людей убивали себя: одни – чтобы бросить труп свой на пути тех, кто отказал им в любви, другие – чтобы погасить тление страха пред жизнью в грудях своих, все – потому, что сознали ничтожество своё, и только некоторые – из гордости, но смерть последних проходила не замеченной никем…

Точно стая бесноватых мух, кружились они в пляске злобного раздражения, растравляя боль и раны друг друга едкою горечью жалоб своих. И звучал в хоре стонов истощения, в диких воплях больной жадности беззаботный смех детей, как журчание отдалённого источника, приносившего в жертву Жизни милый смех радостного опьянения силами её.

Сквозь этот рой одиноко шёл старик, направляя медленный шаг свой к солнцу, нисходящему с небес, обливая тёмные одежды земли багряными потоками прощальных лучей. Он шёл спокойно, молча, и шум вокруг не будил его внимания; поглощённый великолепною игрою огненных красок на небе вечера, он смотрел вперёд, и глаза его мягко улыбались.