Преступники

Бог и хлеб

1

Монастырь. Процесс вскрытия мощей. Перед церковью два дерева, на сучьях сидят мальчики, человек пять. Тяжёлую серебряную раку выносят из церкви, ставят пред папертью на землю. За группой людей, которые вынесли раку, следует толпа крестьян и мещан, которые присутствовали в церкви, когда брали раку. На паперти – человек в очках. Он говорит:

– Сейчас, граждане, вы увидите, что скрыто в этом сундуке, во что верили вы, чему поклонялись, откуда ждали чудес! Кто из вас желает открыть сундук?

Толпа молчит, шевелится. Выходит благообразный седовласый старик, в наглухо застёгнутом пальто, молодой монах, послушник, двое рабочих, пожилая женщина и курчавый подросток. Вскрывают раку. Толпа надвигается ближе, но многие поспешно отходят прочь, особенно испуганы старухи, женщины.

2

Рака вскрыта. В толпе – движение, точно её ветром пошатнуло. Ближайшие заглядывают в раку. Монашек, спрятав голову в плечи, согнувшись, пробивается к паперти, расталкивая людей. Человек в очках громко спрашивает:

– Что же видите вы, граждане?

Рабочий. Тряпки видим. Кости. Вот – череп.

Помахал черепом над головой своей и бросил его в раку. Женщина отходит прочь, вытирая глаза платком.

Старик. Всё верно. Видимость – ясная, граждане.

Голос из толпы. Что верно-то? Душа ушла, а плоть осталась.

Другой голос. А зачем говорили: нетленны мощи, ежели оказывается тлен? Жулики!

Волнуются, кричат – немногие единицы горожан, в огромном большинстве – толпа крестьянская. Равнодушно и не торопясь расходятся, разбиваются на группы.

В группе крестьян ораторствует оборванный мужичок:

– В обмане живём. Сколько денег в это место народ таскал? А – вон оно что! Вместо святости – тряпочки!

Большой бородатый мужик кричит:

– Ну ладно, мощи – нарушили, а бог-от остался али нету?

Голоса: – А на что ему, нищете, бог?

– Они вот, эдакие, милостыню просят Христа ради, а во Христа не верят.

– Ты веришь! Наел брюхо от колен до уха…

Кто-то ударил мужичка, он упал, кричит.

4

С дерева слезают Сергей и Яков, оба в лохмотьях. Их окружили мальчики, кричат:

– Братцы, гляди, беспризорники!

– Бей их!

– Бей воришков!

Яков и Сергей бегут, мальчики гонятся за ними.

5

Маленькая железнодорожная станция. Пришёл поезд, высаживает продотряд рабочих.

6

Отряд рабочих идёт просёлочной дорогой, навстречу – Сергей, Яков. Их останавливают, расспрашивают:

– Здешние?

– Нет. Беженцы.

– А куда идёте?

– На станцию. Дайте хлеба, дяденьки!

– Мы сами за хлебом идём.

Поговорив с мальчиками, захватили их с собой.

7

Большое село. Отряд рабочих на площади, перед церковью; одни сидят и лежат на земле; другие, стоя, разговаривают с мужиками; среди мужиков двое в солдатских шинелях. Бородатый мужик, который был на вскрытии мощей, говорит:

– Хлеба у нас нету.

– Вы чего дадите взамен хлеба?

– Во-от! Хлеб даром не даётся!

– Братцы, неправильно! Хлеб – есть!

– Есть? Ну, ты и давай!

– Пусть попробует, даст! Я ему дам по башке колом…

8

Яков и Сергей ходят по селу, просят хлеба, им сердито отказывают. Одна баба дала краюху, – старик из избы кричит:

– Зачем даёшь? Волчата, оборванцы эти с городскими пришли! Гони их прочь, гони!

Мальчики бегут.

Сергей и Яков идут, вдали видно водокачку станции.

Яков. Ну и жадные мужички-то!

Сергей. Как мощи расковыривали, так они ничего, а хлеба попросили у них, так драться!

9

Станция, но уже другая, побольше. Пришёл поезд, на перроне человек пятьдесят рабочих, это – другой отряд. Рабочий во флотской фуражке, с винтовкой за плечами, говорит начальнику станции:

– Эти три вагона – отцепить, поставить на запасной путь. Мы оставим охрану, четверых хватит?

– Как хотите.

– Тебя спрашивают! Спокойно здесь?

– Теперь – везде беспокойно.

10

Трое рабочих ведут Сергея и Якова.

– Вот, товарищ Михайлов, послушай, что парнишки рассказывают.

11

Маленький городок. Украшена трёхцветными флагами площадь. Перед церковью толпа горожан. К ограде привязаны кони, около них сидит, покуривая, казак с погонами на плечах, другой лежит на земле, спит. Среди горожан ещё человек пять казаков. Офицер беседует с дамами. С паперти старичок гонит палкой Сергея, Якова. Из церкви выносят иконы, хоругви, выходят попы. Из улицы на площадь появляется ещё процессия с иконами и хоругвями.

12

Удар колокола.

Крики: – Идут!

Процессия выстраивается. Впереди попы в ризах, усатый человек с блюдом, на блюде хлеб-соль. По бокам его – две девицы с букетами цветов. На площадь выезжает конный отряд, впереди его – два офицера. Попы, певчие и горожане поют:

– «Спаси, господи, люди твоя… победы православному русскому воинству…»

13

Чистенько одетый горожанин кричит:

– Стой! Держи его! Держите воришку.

Схватили мальчика, – кто-то кричит:

– Позвольте, так нельзя! Это – самосуд.

На группу людей, которая окружила Казимира, наехали конники белого отряда, люди разбежались. Казимир ползёт прочь из-под ног лошадей. Его бьют пинками.

14

Усатый человек, передавая офицеру блюдо с хлебом-солью:

– Итак – ещё раз: добро пожаловать. Ура!

Обыватели ревут – ура! Девицы суют цветы толстому офицеру в очках, он смеётся и спрашивает:

– Почему так много красных цветов? Вы поклонницы красных, а?

– Ах, что вы!

– Просто – у нас мало цветов!

Офицер. А большевиков – много?

Усатый человек. Стыдно сказать, а есть они, есть!

Офицер. Ну, мы сделаем так, что их не будет.

15

Яков разговаривает с казаком:

– Ой-ёй, сколько вас приехало! Сосчитать нельзя!

Казак. И – не пробуй, уши оборвут, если считать будешь.

Яков. Да – мне зачем? Я и так вижу – сто.

Казак. Ну и дурак!

Яков. Значит – больше. А это – пушечки?

Казак. Пулемёты. Однако – пошёл прочь!

16

Огород, примыкающий к ограде кладбища. Сергей помогает двум солдатам собирать огурцы, их складывают в мешок, который держит парнишка лет 15, Пётр.

Сергей. Очень храбрые вы, мало вас, а целый город сразу завоевали…

Солдат. Нас, браток, не мало.

Сергей. Ещё придут?

Солдат. Придут, не бойся!

Сергей. Скоро?

Другой солдат. Это тебя не касается. Ты – делай, что делаешь.

Солдат. Нет, его – касается, он здешний.

Пётр. Вовсе он не здешний, а беспризорник.

Сергей. Врёшь. Я – со станции.

Солдат берёт мешок из рук Петра и уходит со своим товарищем.

Пётр, оглядываясь на Сергея, провожает их. Сергей отходит к ограде кладбища, делая вид, что хочет помочиться, но, когда солдаты ушли, быстро перелезает через ограду. Пётр видит это.

17

Кладбище. Между могил бежит Яков. Сергей – выходит из-за памятника.

– Ну, сосчитал?

Яков. Пятьдесят четыре, а пулемётов – три.

Сергей. Я тоже сосчитал: восемьдесят семь человек. Их ночью побили красные. Бежим скорей. По одиночке надо…

Яков. Погоди! Помнишь Казимира? Его избили, он в карман залез.

Сергей. Чёрт… иди!

Яков быстро уходит.

18

Пётр (подходит). Вы зачем солдат считали?

Сергей. А тебе что?

Пётр. Я знаю – зачем!

Сергей. Пошёл прочь.

Пётр. Вас красные подослали.

Сергей. Ах ты, сволочь.

Бросился на Петра, тот бежит. Сергей кинул куском кирпича вслед ему и тоже бежит в противоположную сторону.

19

Скачут три казака. Вдали, направляясь к лесу, – Сергей. Оглянулся и, увидав солдат, бросился в лес.

20

Солдаты у опушки леса. Один из них говорит:

– Чёрт его поймает в лесу-то.

21

Идёт Яков, на ходу ест хлеб. Его догоняет Пётр. Догнал, схватил за волосы.

– Куда топаешь, а?

– Пусти!

– Зачем солдат считал?

– Просто – так! Пусти…

Пробует вырваться. Пётр повалил его, сел верхом на грудь.

– Шпионишь, сука? Я те дам… Хошь – в город отведу, белым отдам? Выпорют тебя и повесят.

Яков плачет.

22

Пётр и Яков идут рядом.

Пётр. Красные, белые, это мне – наплевать! Я – сам по себе живу. Не хнычь. Подручным моим будешь, не пропадёшь.

Яков. Сергея жалко.

Пётр. Его уж повесили. Чёрт с ним. Таких – много.

23

Город. Маленькая площадь. Ларьки, на них торгуют разной мелочью и съестным: колбасами, булками. Много белых солдат, казаков – есть пьяные. Проходит под конвоем группа евреев, почти все – старики. Солдаты и обыватели свистят, ругаются. На углу улицы, на тумбе, сидит старая еврейка, у ног её – корзина с булками, она смотрит вслед арестованным, шепчет, шевелятся губы. Из-за угла выходит Яков, Пётр, хватают булки, бегут. Еврейка вскочила:

– Ой-ой!

Полупьяные обыватели хохочут, кричат.

– Беги, беги, парнишки. Прозевала товар, чертовка.

24

Пётр и Яков на окраине города, сидят на земле, под забором, едят булки.

Пётр (учит). У жидов можно всё воровать, для них – законов нет. Украдёшь – люди над ними же смеяться будут.

Яков. Нехорошо это. Воровать, так у всех.

Пётр. Болтай чепуху! За всех полиция вступится, башку тебе свернут.

Голодный год

1

Поздний вечер. Сумрак, на станции уже горят фонари. На перроне – Яков. Подходит поезд смешанный, пассажирские и товарные вагоны. С тормозной площадки вагона соскочили двое маленьких оборванцев. Яков присмотрелся к одному из них и кричит:

– Сергей!

Разговаривают. Сергей и его товарищ делятся хлебом. Затем все, когда поезд отправился, залезают на площадку.

2

Окраина провинциального приволжского города. Старое, казарменного типа, здание – приют для голодающих детей.

Служебная комната. За столом сидит лысый человек, курит и пишет. Входит женщина.

– Привезли ещё партию крестьянских детей, сорок три.

– Вы знаете – нам некуда поместить их.

– За вчерашний день и сегодня убежало двадцать шесть человек.

– У нас нет возможности удержать бегущих. Устраивайте новых, как-нибудь. Всё равно – разбегутся.

3

Двор приюта. Несколько десятков вялых детей. Человек пятнадцать нехотя собирают различный мусор, носят его в корзинах куда-то. Большинство сидит и лежит у стен дома. Подчеркнуть слабость и вялость детей.

4

Детдом. Учебная комната. На партах человек тридцать мальчиков и девочек. Учительница рассказывает им что-то. Слушают человек пять, семь, остальные возятся, шалят. Учительница кричит:

– Дети – тише. Если вы хотите учиться…

Крики: – Не хотим. Скушно.

5

В окне разбито стекло, на пол падает камень. Дети вскакивают, бросаются к окну, кричат:

– Дерутся!

Большинство выбегает из комнаты.

6

Двор. Бешеная свалка. Пользуясь тем, что она привлекает общее внимание, трое ребятишек кидают камнями в стёкла окон. По двору мечется, разнимая драчунов, молодая девушка, её хватают за юбку, бросаются под ноги ей. Количество дерущихся увеличивается. Из дверей, из окон нижнего этажа выбегают, выпрыгивают новые бойцы. Свист, крик.

7

Пожилая женщина, стоя в окне, звонит в колокольчик. Человек в тёплом пальто и валенках, подходя к ней, говорит сердито:

– Их надо водой разливать из пожарной кишки.

– Может, утопить? Да?

– И это неплохо! Куда их, к чёрту, эдаких?

8

Усилиями человека в пальто, хромого в солдатской фуражке и трёх женщин дети согнаны в угол двора, стоят, сидят, лежат, точно позируя фотографу. Кое-кто в стороне плачет. Все устали от возни и возбуждения. Пожилая женщина говорит:

– Дети. Нельзя так буйно вести себя…

Голоса: – Нам скучно. Я не хочу учиться.

– Отпустите меня, а то я всегда буду озорничать.

– И я.

– И мы.

– Я тоже…

9

В калитку ворот входит милиционер, подошёл к женщине, говорит:

– Примите детей…

– Ещё! Сколько?

– Двадцать семь. Деревенские. На вокзале собраны.

– Но у меня переполнено.

– Дело не моё…

10

Во двор один за другим входят ребятишки от 7 до 13 лет. Старожилы – в большинстве – вскакивают, окружают их, разглядывают, толкают:

– Эх, какие морёные тараканы!

11

На дворе несколько групп. В центре каждой – новички, рассказывают о голоде в деревнях Поволжья. Вместе со старожилами их рассказы слушают и девицы, служащие детдома.

12

Николка Язев, парнишка лет 13, ходит от группы к группе, спрашивает новичков:

– Курящих – нет? Эх вы, лапти…

13

Язев, насвистывая, подошёл к воротам, за ним следят, медленно с разных сторон приближаясь к нему, ещё два мальчика.

14

Язев и два его товарища идут по улице. Навстречу им – старуха с узелком под мышкой. Язев говорит товарищам:

– Повёртывай в проулок.

Они быстро идут вперёд, а Язев разминулся со старухой, оборотился, вырвал узелок из-под мышки её и бежит.

15

Старуха – кричит:

– Батюшки, проклятые…

Пустырь. Посредине его – полуразрушенная печь, торчит труба, вокруг разбросаны кирпичи, за печкой – остатки полуобгоревшей стены дома, в ней зияют двери и два окна. За стеной сидит группа беспризорных, перед ними бочонок солёных огурцов, валяется бутылка из-под водки, другая ещё не начата, стоит на кирпиче. Парень лет 16–17 – Казимир – держит в руке новенькую эмалированную кружку и говорит, трое ребят жуют хлеб, едят огурцы. Узбек задумчиво курит папиросу.

Казимир. Лучше быть вором, а не нищим. Мы ведь не старики, чтобы милостыню просить. Верно?

Узбек. Это – верно. Очень.

Казимир. То-то!

Узбек. Просить – стыдно. Воровать не стыдно.

Казимир. Во-от!