Бизнес-план счастья

– Привет, Пусечка. – Катя вытянула накрашенные губки для поцелуя, но щеки любовника не коснулась – берегла помаду. – Совсем ты одичал, сам не звонишь, трубку не берешь, сидишь тут на даче, как сыч. Уже голенький? Это хорошо. Сознавайся, ты меня ждал?

Она протянула длинные ловкие пальчики с ярким маникюром к узлу на полотенце, попыталась развязать, Молчанский сделал шаг в сторону, Катя подняла глаза и тут увидела стоящую в глубине кухни Веру. Глаза ее запылали.

– Вот оно что, оказывается! – В ее воркующем до этого голосе теперь был металл. – Я-то, дура, понять не могу, куда ты подевался, а ты тут, на даче, с бабами развлекаешься! Мне ты сюда, помнится, приезжать запрещал. «Семейное гнездо», – смешно передразнила она. – А эту свою подстилку тебе тут трахать моральный кодекс не запрещает?

– Кать… – В голосе Молчанского звучало предостережение, но красавица предпочла его не услышать. Вера стояла, чувствуя, как у нее пылают уши. Облыжные обвинения не становились менее отвратительными только от того, что в них не было ни слова правды. Оправдываться она считала унизительным, а все происходящее несправедливым.

– Что Катя! – Голос девушки набирал обороты, становился все выше и выше. Она накручивала себя, входя в состояние истерики, из которого, как знала Вера, уже не могло быть выхода. – Ты, скотина, сколько раз я просила тебя развестись со своей старой кошелкой, уйти жить ко мне, дать мне, наконец, статус, которого я заслуживаю, а ты говорил, что для тебя семья – святое! А на самом деле ты все это время просто изменял мне с этой тихоней, с этим ходячим блокнотом, у которого вместо мозгов калькулятор! Ты посмотри на нее… У нее же ноги небритые. И на это ты меня променял? На это, да?! Ты скажи…

Вере казалось, что она сейчас упадет в обморок, несмотря на свои недавние заверения, что никогда этого не делает. Ноги она действительно после возвращения из отпуска побрить так и не удосужилась. Зачем, если с любовником она рассталась, а нового нет и не предвидится? Кто ж знал, что ей придется ночевать на полу рядом с практически бездыханным телом Павла Молчанского, а утром принимать душ в его ванной?

Звонкий, хлесткий звук разрезал воздух. Катя схватилась за щеку, а Вера с изумлением поняла, что Павел отвесил любовнице пощечину.

– Ты меня ударил? – прошептала Катя. – Из-за нее? Из-за этой? Значит, она действительно что-то для тебя значит? Значит, она тебе дороже, чем я?

– Кать. – Голос Молчанского звучал устало. – Садись в машину и уезжай. Ты же на машине приехала, правда? Вот и прекрасно. Машину можешь оставить себе. Квартира еще на три месяца оплачена, если за это время ничего не придумаешь, позвони, я еще на полгода аренду продлю. Но на этом все. Расстанемся по-хорошему.

– Ты меня бросаешь? – В голосе девушки теперь звучали слезы. – Значит, все, что я сделала, я, получается, сделала для нее?

– Я не очень понимаю, что ты такого сделала. – Молчанский поморщился, и Вера поняла, что у него болит голова. Сильно болит, практически нестерпимо.

Она отвернулась от тягостной сцены и открыла шкафчик, в котором Светлана хранила лекарства. Шеф просил аспирин, а она его так и не нашла.

– Я не понимаю, что ты сделала, – повторил Павел, – но давай не будем разыгрывать трагедий. Я никогда не обещал тебе любви до гроба, а всегда честно предупреждал, что на тебе не женюсь…

– А на ком ты женишься, на ней?! – снова закричала Катя, но он продолжал, будто она и не перебивала его вовсе.

– …и в общем-то было понятно, что наша сладкая история рано или поздно закончится. Вот она и закончилась. Ей-богу, Катюха, у меня и без тебя достаточно проблем. Жена ушла, сын в больнице, машину сожгли, голова отваливается, в общем, ариведерчи, спасибо, как говорится, за все.

– Какая же ты, оказывается, скотина, Молчанский! – сказала Катя, в голос которой вернулся металл. – Но ты зря надеешься, что так просто от меня отделаешься. Не на ту попал. Я тебе еще попорчу столько крови, что все твои нынешние неприятности покажутся тебе экскурсией в детский сад. Понял? Попомнишь еще меня, сволочь! А эта… твоя… пусть аккуратнее по улицам ходит. Я-то всегда подозревала, что между вами что-то есть, но люди уверяли, что она у тебя вместо мебели. Что ж, получается, иногда и мебель сношают. В общем, живите теперь и бойтесь, оба!

Она запахнула пальто. Очень стильное длинное леопардовое пальто, не очень уместное ранним ноябрьским утром, оно очень ей шло, удлиняя и без того бесконечные ноги. Красивая была эта Катя, хоть и пошлая, но красивая.

– Пошла вон отсюда, – коротко бросил Молчанский. – Я тебе все сказал. Ключи от квартиры в почтовом ящике оставлю. И никогда больше не смей появляться рядом со мной. И не пугай ты ежа голым задом, ради бога. Поверь, что я – человек пуганый.

Именно в этот момент полотенце, обвивавшее бедра Молчанского, развязалось, упало на пол и явило миру тот самый голый зад, которым не надо было пугать ежа. Вера ойкнула и закрыла лицо руками, а Катерина гомерически захохотала.

– А она у тебя еще и скромница. Молчанский, а она вообще знает, как ты любишь? Ты же у нас мальчик с претензиями на острое, горячее и сладкое.

– Я сказал, вон пошла! – Не озаботившись, чтобы поднять полотенце, Молчанский, как был голый, подошел к Кате, крепко взял повыше локтя, решительно проводил до двери, распахнул ее и легонько подтолкнул девушку на крыльцо. – Вали давай.

Захлопнулась с оглушительным стуком дверь, повернулся ключ в замке, который обычно шеф предпочитал не закрывать, и Вера услышала его сердитый голос:

– Извини.

Зашаркали куда-то ноги в домашних тапках, заскрипели ступеньки лестницы, и стало тихо. Лишь сверху, из спальни, раздавались шаги. Вера рискнула открыть глаза, крепко растерла лицо руками, глубоко вздохнула и вернулась к приготовлению яичницы. В конце концов, шефа нужно было сначала накормить и вернуть к жизни, а уже потом испепелять взглядом. Да и не был он ни в чем перед ней виноват, по большому-то счету.

* * *

Спустя еще десять минут стало ясно, что заставить начальника поесть Вера не сможет. Он с видимым отвращением затолкал в себя два куска пышного омлета, который она сделала вместо яичницы, рассудив, что он легче «пройдет», скривился, побледнел и отшвырнул вилку. Вид у него был мученический.

– Пить – здоровью вредить, – назидательно повторила Вера, которой было начальника вовсе не жалко. Но тарелку убрала, поставив перед ним еще одну кружку очень крепкого и очень сладкого чаю, в котором плавало ярко-желтое солнышко лимона.

– Отпивайтесь чаем, что ли. И поедем. Какой у нас будет план?

Молчанский посмотрел на часы, которые показывали половину восьмого.

– Сначала к вчерашнему лекарю. Пусть прокапает меня еще раз, чтобы у меня были шансы дожить до вечера, а то чувствую я себя так, что всерьез в этом сомневаюсь.

Выглядел он действительно отвратительно. Кожа желтая, как будто Павел переболел желтухой, глаза ввалившиеся, под ними синева, на щеках – мелкие порезы, сразу видно, что, когда шеф брился, у него сильно дрожали руки. Они и сейчас тряслись, но все-таки не так сильно, чтобы проливался чай из кружки. И на том спасибо.

– Хорошо, я сейчас оденусь и позвоню, – кивнула Вера. – Потом?

– Потом к Костику, в больницу. Нужно понять, что это за чертовщина с наркотиками. Затем я к ребятам подъеду, в полицию. Нужно понять, кому понадобилась моя машина. Затем на работу. Ты, пока меня не будет, выясни у Ирины Геннадьевны, что именно нужно налоговой, собери все документы и вообще пошурши там по-тихому, гостей надо встречать во всеоружии. Тем более таких дорогих, как налоговая. – Он нехорошо усмехнулся. – И где я так нагрешил, что на меня все напасти разом свалились? Не знаешь? Как Касьян посмотрел, честное слово.

– Тьфу-тьфу. – Суеверная Вера поплевала через левое плечо. – Не будите лихо. В ваших неприятностях вы, извините, сами виноваты. Потому что они у вас из-за баб.

– Я так-то перед тобой извинился. В смысле, за Катьку. А воспитывать меня уже поздно, сама понимаешь. Вот только не верю я в такие совпадения. И Светке кто-то фотографии отправил, и налоговая пришла, и Костик с катушек слетел, и машина сгорела, и Катька сегодня с утра сюда явилась. Да еще и с Глашкой сплошные непонятки.

Глашка, Аглая, была старшей дочерью Молчанских. Лицом она была точной копией отца: довольно миловидная, с пухлыми губами и курносым носиком, вот только глаза не серые, а карие, темные, такие глубокие, что не видно зрачка, да и фигура похожая – невысокая, крепенькая, не тонкая в кости, но ладная. Еще пару лет назад девчушка немало переживала из-за своей «немодельной» внешности, но недавно ей исполнилось восемнадцать, и, как говорил Молчанский, по этому поводу она успокоилась, «переросла» и даже завела кавалера. С ним, что ли, неприятности?

– Да нет, с ним вроде все нормально, – пожал плечами Молчанский, когда Вера задала свой вопрос вслух. – Со мной она не разговаривает. Огрызается, шипит, как кобра, только что капюшон не раздувает.

– Из-за вашего конфликта со Светланой?

– Да нет, это еще за пару дней до того началось. У нее и Светка не в чести. Съехала в отдельную квартиру, знаешь, ту, что я ей на восемнадцатилетие подарил. И носу не кажет ни ко мне, ни к матери.

– Так, может, вы ее ругали за что-то, запретили куда-то идти или ехать?

– Да в том-то и дело, что не было ничего. Ну со Светкой она, бывало, цапалась, у той, сама знаешь, характер не сахар, но мы-то с ней всегда жили душа в душу. Ладно, давай собираться, время идет. Ты вот еще что, машину мне какую-нибудь организуй. Не могу же я тебя вместо такси использовать. У тебя и своих задач полно.

– Организую, но только не сегодня, – решительно сказала Вера. – Вы еще пока не в том состоянии, чтобы садиться за руль. Поэтому я отвезу вас к врачу и позвоню Игорю. А завтра, если захотите, одну из служебных машин возьмете.

– Завтра я себе новую машину куплю. – Молчанский невесело усмехнулся. – Главное – чтобы оно было, это завтра.

До города доехали без приключений, хотя Вера отчего-то нервничала и то и дело посматривала в зеркало заднего вида. Молчанский ни о чем не спрашивал. Сидел на пассажирском сиденье, притулившись головой к дверце, и то и дело закрывал глаза.

– Если бы ты вчера не приехала, я бы, наверное, сдох, – сказал он вдруг, – хотя, может, это было бы и к лучшему.

Спорить Вера не стала, понимая, что сегодня Молчанский просто не может иметь оптимистичного взгляда на жизнь. Голова у него, похоже, прошла, по крайней мере, взгляд стал более осмысленным и менее страдальческим, он не тер все время виски, словно пытаясь выцарапать оттуда живущую там боль, и дышал не через стиснутые зубы. Уже хорошо.

Она высадила шефа у клиники, в которой работал вчерашний нарколог, позвонила на фирму, чтобы обеспечить начальника транспортом, дала короткие, но четкие указания, будучи в полной уверенности, что начальник «транспортного цеха» не посмеет ослушаться, позвонила в больницу, уточнила, в какой палате находится Костик и как его найти, сбросила эту информацию Молчанскому в смс и поехала домой, чтобы переодеться и повидать сына, который учился во вторую смену, а потому в это утреннее время был еще дома.

Дальнейший день шел по относительно привычному расписанию. Когда она появилась в офисе, навстречу ей выскочил растрепанный и почему-то красный Гололобов.

– Ну что, ты привезла Пашу? – накинулся он на Веру, даже не поздоровавшись. – Из налоговой звонили, что придут завтра. Я не знаю, что делать.

– Павел приедет, но позже, – уклончиво сказала Вера. – Информацию я ему передала, он ее воспринял, но особого волнения не проявил. Сказал, разберется.

– Ну конечно, он разберется! – Гололобов отчего-то начал рвать волосы на голове. Это выглядело жутко и нелепо одновременно. – Нет, я положительно с ума сойду в этом дурдоме! Ни на кого нельзя положиться!

Вера пожала плечами и пошла в бухгалтерию, где за столом, обложенном папками, восседала Ирина Геннадьевна. Сдвинув очки на кончик носа, она внимательно посмотрела на Веру.

– Ну что, нашелся начальник?

– Нашелся, – кивнула Вера.

– И что, правда пил?

– Правда, но я не буду это обсуждать, – спокойно, но твердо ответила Вера. – Если захотите, спросите у него, когда он приедет.

– А когда он приедет?

– Сказал, после обеда. Может, чуть позже. У него сын в больнице и дома неприятности. Так что приедет, как разберется.

– Наркотики – страшное зло, – покачала головой Ирина Геннадьевна, заметила Верин внимательный взгляд, осеклась. – Верочка, ты не подумай чего плохого. У меня племянница в детской больнице работает, вечером рассказала, что к ним мальчик поступил, Костя Молчанский, ну я и поняла.

– Я надеюсь, с другими членами коллектива вы не поделились своим пониманием? – холодно осведомилась Вера.

Больше всего на свете она ненавидела сплетни и досужие разговоры. Беда, попадая на чужие равнодушные языки, мельчала, стиралась, как затертая множеством рук монета, становилась отчего-то постыдной, превращалась в обнаженную гулящую девку, выставленную на жадное осуждение любопытной толпы.

– Ну что ты, Верочка! – Бухгалтерша смотрела заискивающе. – Конечно, нет! Что же я, не человек?

– В том-то и дело, что у нас теперь не поймешь, кто кому человек, а кто гиена, – вздохнула Вера. – Мне вот все покоя не дает, кто мог по нашей внутренней базе сообщения разослать. А главное – зачем? Ладно, Ирина Геннадьевна, давайте ближе к делу. Вы почему мне вчера не сказали, что к нам налоговая собралась? Я об этом от Гололобова узнала, а вы мне ни словечком не обмолвились.

Бухгалтерша удивилась так сильно, что у нее даже очки съехали на самый кончик носа. Всколыхнулась пышная грудь, зашелестела из-под стола тафтовая юбка.

– Верочка, так не боимся мы никаких проверок, тебе ли не знать? – задушевно сказала она. – У нас же все чисто и легально! Ну придет проверка, ну просидят они тут неделю. Поносят мои девочки им папки. И все. Попрощаемся до следующего раза. Мне и в голову не пришло тебе говорить, не заслуживает это внимания!

– А Гололобов чего так нервничает? Аж волосы на себе рвет?

Бухгалтерша удивилась еще сильнее.

– Вот уж не знаю. Но он в последние дни вообще какой-то нервный. Вчера с обеда как ушел, так долго не было, а потом приехал, глаза дикие, руки трясутся, я аж испугалась, что и этот в запой ушел. Думаю, увольняться пора, пропадет контора с таким руководством. Я ведь знаю, жизнь прожила. Как кто на дно стакана смотреть начинает, так все. Пиши пропало.

– Ирина Геннадьевна. – В голосе Веры снова появился тот знакомый сотрудникам металл, которого все в «М-софте» боялись. – Не надо хоронить фирму и записывать ее руководителей в алкоголики, хорошо? Вы точно уверены, что с проверкой неприятностей не будет?

– Так откуда им взяться-то, Верочка? – Бухгалтерша молитвенно сложила руки. – У нас же все совершенно прозрачно.

– Ну, значит, проблемой меньше, – сказала Вера, даже не подозревая, как сильно она в этот момент ошибается.

До конца дня она разбирала документы и разруливала локальные проблемы, то и дело вспыхивающие в разных концах офиса. На экскурсию в IT-центр для школьников пришли сразу два класса, и мест в малом зале не хватило. Вера быстренько разместила детей в большом конференц-зале, для чего оттуда пришлось разогнать сотрудников, усевшихся онлайн на большом экране следить за ходом крупной международной конференции. Еще нужно было быстро организовать в два раза больше чашек, сладкого морса и пирожных. Параллельно проверить, отправлены ли заявки на крупный конкурс по закупке компьютерных программ и антивирусов для правительства региона, потом оплатить курсы английского языка для Аглаи Молчанской и отменить на ближайшие две недели тренировки по плаванию для Костика.

В обед позвонила лучшая подружка, Юлька Асмолова. Она ждала ребенка, и счастье ее журчало в трубке, переливалось через край, освещало унылую хмарь за окном. Вера тихонько улыбнулась. Еще летом подруга была на грани развода, и Вера тогда даже одолжила ей денег на покупку деревенского дома, чтобы было куда сбежать от навалившейся тоски. Но все неприятности остались позади, и дом этот оказался счастливым, потому что именно там было дано начало новой жизни, и это тогда, когда подруга уже смирилась было с тем, что у нее не может быть детей. И муж ее, Олег Асмолов, оказался вовсе не мерзавцем, а тем хорошим парнем и верным мужем, которым Вера привыкла его считать за годы знакомства.

В общем, все у подруги было хорошо, и она звонила, чтобы позвать Веру на обед, поболтать о своем, о девичьем. Есть хотелось, и поболтать хотелось тоже, а еще больше – рассказать Вере о странностях, которые творились в офисе «М-софта» и вокруг его директора. И с Олегом хотелось поговорить тоже. О сгоревшей машине шефа, о наркотиках, на которые почему-то подсел спортсмен Костик… Вере все казалось, что это все неспроста, вот только она не могла решить, с чем связывать свалившиеся на Молчанского неприятности. Ну не с конкурентами же, нет у него конкурентов и быть не может!

Но на обед было бежать совсем некогда, поэтому пусть и с сожалением, но Вера от предложения отказалась, пообещав в самое ближайшее время забежать к Асмоловым вечером, обязательно вечером, чтобы Олег был дома.

– Вер, у тебя что-то случилось? – спросила Юлька, и голос у нее стал встревоженный. Все-таки она была очень проницательная, ее подруга.

– Что у меня может случиться, Юльчик? Я же вся сугубо положительная, рациональная и занудная, – заставила себя засмеяться в ответ Вера. – Вокруг, правда, много непонятного, но это касается не меня, а шефа. Так что просто хочу посоветоваться.

– Ну если шефа, то и ладно, не к спеху, – легкомысленно заключила Юлька, у которой из голоса сразу пропали даже легкие оттенки тревоги.

До Вериного шефа ей не было никакого дела, поскольку важным в Вериной жизни человеком он не был. То есть был, конечно, но не в том смысле, чтобы о нем волноваться. Юлька лучше, чем кто бы то ни было другой, знала, что к шефу Вера дышит совершенно ровно. Ну начальник, ну дельный, ну деньги платит. Не больше. Не будет этого начальника, появится другой. Вот если бы подруга была в него влюблена, тогда другое дело. Но Вера влюблена не была.

Офис «М-софта», выстроенный Молчанским в первую очередь для того, чтобы людям было комфортно работать, имел свою столовую. Поваров тут, конечно, не держали, просто в большом помещении стояли столы и удобные стулья, микроволновки, в которых можно было разогреть еду, чайники и кофеварки, шкафы с посудой и холодильники. К обеду всегда приезжала фирма доставки, сгружающая в холодильники судки с готовой едой. Салаты, супы, второе, нескольких видов, и всегда очень вкусное. Так как есть все-таки хотелось, Вера забежала в «столовую» и наскоро пообедала.

– Чего, Вер, шеф на работу глаза не кажет, боится осуждения коллектива? – подсел к ней за стол старший сисадмин Толик, хороший добрый парень с веселыми глазами. – Так мы ведь того, не осуждаем, мы гордимся даже. Старый уже, а все туда же. И телка красивая.

– Толик, ты же знаешь, я на такие темы не разговариваю. – Вера, вздохнув, доела куриную котлетку, выбросила одноразовую тарелку и вилку в ведро и встала, решив, что чай попьет в кабинете. Ей еще нужно было проверить сметы большого музыкального детского конкурса, который спонсировал «М-софт». – Шеф появится, вырази ему свое восхищение лично, договорились?

До конца рабочего дня она еще успела провести переговоры с зарубежным партнером, с которым Молчанский намеревался заключить крупный контракт, обзвонить все филиалы и собрать отчетность за прошлый месяц, а также промониторить Интернет, чтобы собрать все, что писали о фирме за то время, что она была в отпуске.

Последнее, впрочем, казалось ей пустой формальностью. Как правило, СМИ охотно брали пресс-релизы «М-софта», потому что они были интересными и живыми, и делали это бесплатно. Из уважения к Молчанскому и любви к ней, Вере. За это фирма два раза в год – зимой и летом – проводила выездные увеселительные мероприятия для городских СМИ, совмещая спортивные состязания на свежем воздухе с выступлениями полезных спикеров из центральных СМИ, которым за счет «М-софта» оплачивались дорога и гонорары. В общем, с журналистами фирма дружила, и подвоха от них Вера не ждала.

На сайтах действительно было тихо, а вот в одном из самых крупных пабликов в социальных сетях, который читал весь город и который заслуженно считался самой большой помойкой из всех существующих, Вера с изумлением обнаружила пост, рассказывающий об измене Молчанского и о том, что информацию об этом его жена получила одновременно со всеми остальными сотрудниками фирмы.

«Уважаемый бизнесмен и меценат оказался таким же козлом и бабником, как и все мужики, – сообщал автор поста, предпочитающий остаться анонимным. – И главное, что скабрезные фотографии теперь рассматривают во всех курилках «М-софта», перемывая кости начальству. Так что «М – софт» ничем не лучше любой другой конторы, где процветают аморалка и сплетни». Под постом, как водится, уже развернулась обширная ветка комментариев, главный тезис которых сводился к тому, какой же Павел Молчанский придурок и моральный урод.

«Любишь кататься, люби и саночки возить, – мрачно подумала Вера, закрывая сайт. Больше всего на свете ей хотелось вымыть руки. – Нет ничего тайного, что не стало бы явным, и, если изменяешь жене, будь готов, что это вылезет наружу».

Впрочем, расстроилась она несильно. Ее шеф имел твердую репутацию носорога с прочной шкурой, которому всегда было абсолютно наплевать на мнение окружающих. В политику он не собирался, так что отсутствие имиджа верного мужа ничем ему не грозило. Ну есть у него любовница, ну вынес кто-то сор из избы – подумаешь. Переживет.

Все дела, которые нужно было обязательно завершить именно сегодня, до ухода домой, закончились только без десяти семь вечера. Что ж, бывало и хуже. Шеф в офисе так и не появился, впрочем, Вера по этому поводу не переживала. Около четырех часов он звонил, что находится в больнице у Костика и в офис обязательно заедет, но ближе к вечеру.

– Ты меня не жди, – то ли разрешил, то ли приказал он.

Немного подумав, Вера решила, что ждать действительно не будет. С Павлом Молчанским она провозилась весь вчерашний день и всю ночь, а потому имела полное право уделить внимание родителям и сыну, которые ждали ее дома. По дороге она позвонила домой узнать, что купить.

– Папа выходил в магазин, – с гордостью доложилась мама, и Вера обрадовалась, потому что в последнее время отец плохо себя чувствовал, болело сердце, и даже самые простые домашние дела давались ему с трудом. – Так что все есть. Приезжай давай, мы тебя ждем.

Немного подумав, Вера все-таки заехала в модную кофейню и купила маленькие пирожные профитроли, которые обожал сын. Обожал и страшно стеснялся этого. Припарковав машину во дворе, она еще ответила на срочный звонок. Звонили из Питерского филиала, и вопрос действительно не терпел отлагательств. Подняться в квартиру, снять одежду, в которой ходила со вчерашнего дня, принять душ, смыть с лица косметику, натянуть мягкий спортивный костюм, с которого начинался вечерний отдых… Совершив все эти обязательные действия, Вера прошлепала на кухню и уселась за стол, за которым ее ждала вся семья.

Родители и сын уже поужинали, но вечернее чаепитие было обязательным ритуалом, который отменяли, лишь когда Вера была в отъезде. Вот и сейчас самые дорогие в ее жизни люди терпеливо ждали, пока она съест свой ужин – кусок зажаренной до золотистой корочки курицы и маленькие помидоры, порезанные на половинки, пересыпанные семечками и залитые душистым подсолнечным маслом. Сын рассказывал про школу, мама доставала и выкладывала на блюдо пирожные, отец мыл посуду. Благодать!

Вера ела и мечтала о горячем чае с душистыми травами, какой умела заваривать только мама, а еще о том, как она уложит сына спать, поцелует в вихрастую макушку, которая все еще пахнет парным молоком, хотя с каждым годом все меньше и меньше, а потом вытянется на кровати и блаженно закроет глаза. Прошлая ночь, бессонная и тревожная, наваливалась на нее, заставляя держать глаза открытыми из самых последних сил.

Телефон зазвонил так внезапно, что Вера уронила вилку. Опасливо покосилась на экран – вдруг это ее незадачливый любовник решил повыяснять отношения? Обычно он не звонил вечерами, которые проводил с семьей, но, работая в больнице, дежурил по ночам и тогда мог и выйти на связь. Раньше Вера таким внезапным звонкам радовалась, а сейчас почувствовала раздражение. Ну не хочет она разговаривать.

На экране телефона, впрочем, светилось не имя любовника, а совсем другое имя. «Молчанский» было написано там, и, подавив вздох, Вера нажала на кнопку. Ну конечно, приехал на работу в девять вечера и теперь ничего не может без нее найти.

– Да, Павел Александрович, – сказала она, призывая на помощь все свое терпение. Иногда начальник бесил ее своей настырностью и неумением организовывать жизненное пространство без нее, Веры. – Я слушаю, говорите.

Начальник в трубке молчал. Вера слышала лишь его тяжелое прерывистое дыхание, как будто он только что бежал или тащил что-то тяжелое. Вера против воли снова встревожилась.

– Алло, говорите! – Она даже подула в трубку, словно это могло что-то изменить. – Павел Александрович, что-то случилось?

– Ты где? – спросил он через стиснутые зубы. – Слышишь, срочно приходи в мой кабинет.

– Зачем?

– Я не знаю, что мне делать. – Услышав это, Вера чуть не упала со стула, потому что никогда-никогда-никогда на ее памяти Павел Молчанский не произносил такой фразы. Он всегда знал, что делать, и это знание приводило к процветанию «М-софта» и росту благосостояния его основателя. – Я действительно не знаю, Вера. Я приехал в офис и в своем кабинете обнаружил Катю. Она мертва, Вера. И кажется, ее убили.

* * *

Офис «М – софта» темнел окнами. Нигде не горел свет, и это почему-то напугало Веру гораздо больше, чем звонок шефа. Если он в офисе, то почему не зажег свет, а если его там нет, то зачем звонил? Что ждет ее, Веру, внутри?

Она немного потопталась перед входом, но все-таки рванула на себя дверь, оказавшуюся, естественно, незапертой. Павел Молчанский никогда не запирал те помещения, внутри которых находился. Вера включила свет в холле, и он тут же разогнал живущих в темноте чудищ, высветив изящный ресепшен, мягкие серые диваны для посетителей, фикус в углу.

Этот фикус почему-то показался таким родным и близким, что Вера чуть не заплакала. Где-то наверху ее ждал Молчанский, но она все равно быстро пробежалась по кабинетам первого этажа: водительской, программистской, комнате, которую занимали снабженцы, – везде заперто. Она подергала за ручку презентационного холла, но и он был надежно закрыт. Вечер, рабочий день уже закончился, оно и понятно.

Поднявшись на второй этаж, Вера постучалась в бухгалтерию. Тихо. Кабинет Гололобова закрыт, отдел маркетинга тоже. Черным провалом зияла лишь дверь в приемную, ту самую, которую она делила с секретаршей Мариной, и где за тонкой перегородкой царствовал Молчанский. Вера шагнула в этот провал, нащупывая кнопку выключателя на стене.

– Это ты? – услышала она тихий, полный внутренней боли голос, в котором не сразу узнала шефа.

– Да, я. Можно свет включить?

– Да, конечно, я просто выключил, потому что был не в силах это видеть. Мне казалось, что я сойду с ума. Где ты была?

Что-то в голосе начальника давало повод думать, что он уже перешел ту тонкую грань, которая отделяет нас от безумия. Щелкнул выключатель, вспыхнули лампочки под дизайнерским потолком, которым Вера очень гордилась. Весь ремонт в новом, выстроенном с нуля офисе был делом ее рук. Не в прямом смысле, конечно, тут работала первоклассная бригада, но нашла ее именно Вера и ход работ контролировала от и до, добиваясь идеального исполнения проекта, в который Молчанский вбухал огромные деньги.

Ему самому было совершенно безразлично, в каком интерьере работать, но для комфорта сотрудников, которых он тщательно подбирал не только по всему городу, но и, пожалуй, по всей стране, как бесценные бусины со дна океана, он не жалел ничего. И Вере жалеть запретил.

Шеф сидел на полу у окна, чуть ли не спрятавшись за то кресло, в котором работала Вера. В его измученном лице оставалось мало человеческого, и Вера вдруг действительно испугалась за его разум. Может, нет никакого трупа? Может, мертвая Катя ему просто привиделась?

– Она в моем кабинете. – Молчанский ответил на невысказанный ею вопрос, и Вера даже не удивилась, потому что так бывало и раньше. Они часто функционировали как единый организм. И их работа во многом была успешной именно благодаря слаженности и полной синхронизации. – Я приехал, поднялся на второй этаж, прошел в приемную, затем к себе, включил свет и увидел ее. Я сначала не понял, что она мертва. Я просто очень разозлился, что она, несмотря на мой запрет, посмела явиться сюда, да еще набралась наглости разлечься посредине ковра и уснуть. Я пытался ее разбудить. Понимаешь, я разговаривал с ней, потом тряс ее за плечи, потом ударил по щеке. Но она не просыпалась, и голова у нее болталась, как у куклы. В общем, в какой-то момент я осознал, что ее убили. Осознал и позвонил тебе.

– Конечно, что еще делать в такой ситуации. – Вера пожала плечами. – Меня уже даже не удивляет, что при возникновении любой проблемы вы вспоминаете именно мой номер.

– Ты сердишься, что я тебя втянул в грязную историю? – Пожалуй, в голосе шефа появились человеческие нотки, и Вера голову бы дала на отсечение, что знает, как они называются. Любопытство. Павлу Молчанскому была любопытна ее реакция на то, что он вытащил ее на место преступления.

– Нет, – пожала плечами она. – Павел Александрович, мне нужно посмотреть самой.

Она зашла за перегородку, разделяющую их рабочие места, снова щелкнула выключателем. Яркий свет залил кабинет, большой, с окном во всю стену, удобный, очень элегантный кабинет с огромным столом, заваленным бумагами. Гигантский, очень мощный компьютер, сейчас выключенный, был на месте, и вся остальная техника и мебель тоже. Кабинет выглядел совершенно как обычно, если бы посередине него, на пушистом бежевом ковре, который Молчанский по какой-то своей очередной прихоти припер в прошлом году из Турции, не лежала Катя, любовница Павла Молчанского, еще сегодня утром выгнанная им прочь, а сейчас совершенно мертвая. Почему-то это Вере стало ясно с первого взгляда, хотя никогда раньше ей не приходилось видеть покойников. Наверное, из-за жуткой багрово-красной полосы, которая тянулась вокруг тоненькой изящной шеи девушки.