Отмеченные водой и пламенем

У Мадельгера уже даже не было сил, чтобы ругаться из- за того, что его называют Одуванчиком. Разноглазый сдавленно застонал, облокотившись о стол и обхватив руками голову… И только сейчас заметил одну очень важную вещь.

Рука скользнула по поясу:

– Где мой кацбальгер?!²

– Так я его продал! – радостно объяснил Росперт.

– Что?! – Мадельгер даже о головной боли забыл. – Он же стоил пять таллеров³!

Росперт задумчиво возвел очи горе, словно на потолке должен был быть написан ответ:

– То есть за два таллера я продешевил?

– Росперт! Я тебя убью! – прошипел ландскнехт, нащупывая на столе кувшин. У мужчины было дикое желание запустить его в голову приятелю.

Барнхельм вскинул руки:

– Я все нормально сделал! Вон, купил тебе платье, коня… Осталось рейтшверт⁴ найти – и ты готов к путешествию!

– Там же баланс совсем другой! – простонал разноглазый. – Я даже полуторника сто лет в руке не держал.

– Ну так я ж не панцерштехер⁵ тебе предлагаю! – возмутился его приятель. – Хотя, подожди… Хочешь сказать, ты ни разу биденхандером⁶ не пользовался?

Оффенбах только скривился:

– Если ты не забыл, я пока что еще не доппельсольдер⁷. И не особо туда рвусь.

– Ну конечно, – не удержался от подколки Росперт. – Куда проще рясу натянуть и монахом прикинуться.

Ландскнехт почесал ладонь и поднял задумчивый взгляд на приятеля:

– Там возраст второго рейтара не указан? Если я тебя сейчас прикопаю где- нибудь за углом, Кайо за наемника сойдет?

– Нельзя меня прикапывать! – возмутился мужчина. В голосе как- то резко прорезался акцент: – Ми ест родом из Дертонга, ми ест подданный Ее Феличестф, и нэ фаш фарварский королефств решайт мой сутьба!

Мадельгер страдальчески закатил глаза и вздохнул, вставая:

– Ладно, «Подданный Ее Величеств», пошли посмотрим, что за одрань ты мне купил… Тряпки забери, мне их еще мерить.

Хорошо хоть, Росперт продал только кацбальгер, а не снял с пальца у ландскнехта оставшееся с давних, еще монастырских времен кольцо – тонкую полосочку металла, украшенную переплетением тайных знаков…

…До конюшни приятели, хвала Единому, дошли без происшествий. Не считать же за таковые, в самом деле, выплеснутые из окна помои, чудом не попавшие на голову Росперту. Шварцрейтар в последний момент успел прыгнуть вперед, и ведро грязной воды, плюхнулось на мостовую прямо перед Мадельгером, заляпав сапоги и оставив мокрые пятна на брюках. Ландскнехт тихо ругнулся через зубы – теперь хочешь не хочешь, придется снимать свои шикарные штаны с разрезами и натягивать траурный наряд шварцрейтара.

Чуть слышно скрипнула дверь, приятели зашли в конюшню… И поняли, что проблемы только начались.

Кайо, которому полагалось чистить коня, сидел на полу рядом с денником, напряженно закусив губу и держа руки на уровне груди и сложив ладони «домиком». У ног мальчишки лежала горстка зерна, позаимствованного из яслей. И все бы было ничего, но на глазах пораженных наемников из кучки вдруг выстрелил упругий зеленый колосок. За ним – второй, третий. Побеги росли, колосья наливались зерном…

– Колдун, – только и смог выдохнуть ландскнехт.

– Колдунитто, – мрачно согласился с ним шварцрейтар. – Зря я его в том лесу подобрал…

***

Девять лет назад.

С тех пор, как в Ругею пришла ведьма, границы в этой части Фриссии стали чем- то совершенно условным. Пусть Либеннау и находилось под властью короля, но опасная близость с горным лорд- манорством и полное отсутствие контроля в этой части страны позволяло спокойно покидать Фриссию, а потому наемники легко переходили в поисках заработка в соседнюю Аламанию и обратно.

В то утро Росперт Барнхельм как раз возвращался после окончания очередного контракта из Аламании. Граница уже давно осталась за спиной, а впереди расстилались бескрайние поля и леса Либеннау – одного из пяти лорд- манорств Фриссии.

По всем расчетам выходило, что один раз придется переночевать вне стен города, в небольшом леске неподалеку от границы с опасной Ругеей, а уже на следующую ночь можно будет спокойно разместиться в какой- нибудь деревеньке.

Конечно, будь на то воля самого Росперта, он бы не возвращался в Фриссию ближайшие пару лет: слухи про ведьму ходили все страшнее, и кто его знает, ограничится она одним лорд- манорством или замахнется и на соседние, решив попробовать всю страну на вкус, но контракт в приграничных аламанских землях был окончен и надо было возвращаться обратно, тем более, что податься вглубь соседней страны Барнхельм не мог – для этого нужно было в совершенстве знать язык: если в приграничных землях говорили на смеси фрисского и аламанского и, даже не владея иностранными языками можно было все равно договориться, то ехать вглубь чужой страны не было никакого смысла.

В свои двадцать два Росперт Барнхельм, сирота без роду и племени, наемничал уже долгих семь лет и считал себя вполне опытным шварцрейтаром, так что ночевать без крыши над головой было ему не привыкать. Конечно, была некоторая опасность в том, что до мятежной Ругеи рукою подать, но ведь и продавать свой меч – дело рисковое. Да и вообще, в земли, находящиеся сейчас под рукой ведьмы, конник соваться не собирался, а потому надеялся, что сможет добраться до жилья без происшествий.

А там можно будет и в какой- нибудь город податься. В конце концов, наемники нужны всем. Кому- то – груз сопроводить, кому- то город защитить, кому- то крепость взять… Без ломтя хлеба и стакана пива не останешься.

Дорога вела через лес. Конь несмело шагал по едва виднеющейся тропинке, проглядывающее меж ветвей небо уже начинало темнеть, и рейтару, для того, чтоб скакун не сломал ноги, попав в какую- нибудь яму, ничего не оставалось кроме как спешиться. Где- то вдали, среди деревьев, противно засмеялся сыч. Барнхельм вздрогнул от неожиданности:

– Тьфу ты, проклятая птица! – и ускорил шаг.

Черный плащ зацепился за ветку, пришлось распутывать.

Новый крик. Парень опять ругнулся, да так и замер. Это ведь был не сычиный крик. Да и не сова сейчас кричала. Рано еще для них.

Земли, приграничные с захваченными ведьмой, опасны. Люди уже долго живут под вечным страхом – а никак вздумает она и на соседние- лорд- манорства замахнется, тем более, что король безмолвствует.

Росперт твердо знал – с тропинки сворачивать нельзя: Тот, Кто Всегда Рядом, знает, что там притаилось в кустах, но крик повторился снова. Слабый, едва слышный на таком растоянии – не удивительно, что с птичьим спутал… И снова… И опять… Заплясал меж деревьев… Такой странный… Такой похожий на… детский плач?

Барнхельм проклял свое любопытство и потянул коня за узду, сводя его с тропинки.

Идти пришлось долго. Крик иногда затихал, сходил на нет, и шварцрейтару приходилось останавливаться, пытаясь определить, откуда раздается звук.

Наконец, почудилось, что он уже рядом, вот кажется оглянись вокруг, руку протяни, сделай несколько шагов… Под ногами хрустнула сухая ветка, и плач стих.

Лишь ветер перебирал начинающую желететь листву деревьев.

Росперт замер, оглядываясь по сторонам, на что- то еще надеясь… Бесполезно. Тишина. Еще и смеркаться уже начало.

И вот что теперь делать?

Идя на звук, юноша совершенно не задавался вопросом, а в какую же сторону он бредет и сейчас зашел в такую чащобу, что без проводника и не выберешься. Деревья плотно обступили небольшую полянку, кусты ощерились кривыми ветвями. Мрачное, в общем место.

И хорошо, если рейтар все еще находился в Либеннау. Пограничный лес тянется далеко и можно спокойно перейти в соседнее лорд- манорство. И будет совсем не хорошо, если вдруг столкнешься с подданными ведьмы. Выяснять, как они относятся к чужакам Барнхельму совсем не хотелось.

В кустах мелькнула серая, едва заметная в надвигающихся сумерках тень. Гнедой Сигурд встревоженно замотал головой и зафыркал.

– Тихо, тихо, мальчик, – шепнул рейтар, успокаивающе похлопав лошадь по шее.

Нужно было выбираться отсюда. И как можно быстрее.

Росперт оглянулся по сторонам. Ругея на востоке от Либеннау. Не зависимо от того, успел он перейти границу между двумя лорд- манорствами или нет, главное сейчас – не уходить вглубь земель ведьмы. Значит, идти надо было, в любом случае на запад. Хорошо хоть солнце еще за горизонт не село, можно разобраться, где тут восток.

Парень вздохнул:

– Поможет мне Единый, – и потянул коня в сторону, искренне надеясь, что он правильно определил, где здесь запад.

Под ногами мелькали тени, идти становилось все труднее и труднее. Скоро окончательно стемнеет, и тогда уж точно будет бесполезно идти куда бы то ни было.

Находись Росперт в обычном лесу и можно было бы уже располагаться на ночлег, но сейчас, когда не знаешь, где ты, в безопасной Либеннау или в захваченной черным колдовством Ругее, лучше не рисковать.

В кустах послышался какой- то всхлип, и шварцрейтар замер, напряженно вглядываясь в сгущающуюся темноту.

Блеснули желтые глаза, рядом на миг показалось что- то светлое… Шварцрейтар шагнул вперед и застыл, как вкопанный, разглядев, что на подстилке из палых листьев свернулась клубком волчица, согревающая своим телом мирно спящего младенца…

Человек осторожно шагнул вперед, и зверь в тот же миг вскинул голову, ощерившись, разглядывая нежданного гостя. Ребенок, крошечный, и пары месяцев не будет, заерзал и сонно захныкал.

Конь нервно всхрапнул. А Росперт стоял и просто не знал, что ему делать…

Волчица нервно дернула губой, меряя человека взглядом. В сумерках она казалась сотканной из теней и темноты. Таинственное создание Того, Кто Всегда Рядом. И лишь ребенок, сонно ерзающий в тугом клубке из меха, казался настоящим…

А затем зверь встал. Легко, словно перетек… Только что лежал, и вот уже стоит… Только хвост осторожно мазнул по щеке спящего младенца…

Тот, обнаженный, даже без пеленок, нервно захныкал, грозясь в любой момент проснуться и разразиться плачем…

А волчица вдруг отступила на шаг… И растаяла в темноте, словно и не было ее.

– Чтоб Единому всю бороду выдергали! – зло ругнулся шварцрейтар.

И вот что теперь делать?!

Разумеется, ребенка надо было оставить там, где он был. Нет ничего интересного в том, чтобы шляться по лесам Ругеи и Либеннау, пытаясь успокоить рыдающее дитя. И вообще, его чем- то надо кормить! Молока здесь нигде не найдешь! Да даже если на миг предположить, что младенец сейчас не голоден, потому что волчица как старинной сказке с какого- то перепугу решила выкормить подкидыша, вместо того, чтобы съесть его, он ведь проголодается завтра! И послезавтра! И послепослезавтра… И вообще, за ним надо как- то ухаживать, нянчить, пеленки менять! Шварцрейтару такого счастья и даром не надо! И вообще, двадцать два года – это совершенно не тот возраст, когда хочется заниматься чужими детьми!

– Чтоб тебя Тот, Кто Всегда Рядом, побрал, – печально вздохнул парень и, сняв плащ, осторожно закутал в него младенца.

Вольного шварцрейтара Росперта Барнхельма ждала впереди очень веселая ночка…

…Через пару дней в расположенную неподалеку от границы с Ругеей деревушку Ессау въехал злой как сама смерть шварцрейтар. Для самого Росперта эти два дня показались чем- то совершенно бесконечным. Ребенок постоянно плакал, замолкая так редко, словно решил приманить своим криком всех окрестных хищников. Еще одним приятным дополнением к этой прогулке было то, что плащ, щедро пожертвованный на пеленку, за эти два дня провонялся такими устойчивыми ароматами, что его можно было только на тряпки выкидывать. А ведь рейтар в свое время потратил на него целых пять крейцеров!

Нужно было срочно что- то придумать.

Решить проблему удалось с помощью все тех же денег. Всего три талера – на минутку все сбережения Росперта за последние полгода! – и одна из крестьянок согласилась забрать младенца, клятвенно пообещав, что эти деньги пойдут на его еду, одежду и прочее – прочее. Что там в это «прочее» входило, Барнхельму было не интересно. Главное, что парень избавился от головной боли, которую заимел по собственной же глупости.

Другими словами, Барнхельм обеспечил безызвестному ребенку полный пансион на ближайшие лет пять, потратив при этом солидную сумму денег. Впрочем, даже если бы местные вилланы потребовали вдвое больше, шварцрейтар бы отдал не задумываясь. Если бы у него конечно было.

Из Ессау Барнхельм уезжал с совершенно спокойным сердцем. Он был уверен, что больше он подобранного по доброте душевной мальчишку не увидит никогда.

… Четыре года спустя судьба – насмешница вновь занесла Росперта Барнхельма в эти земли. Пару месяцев назад шварцрейтар взял контракт на сопровождение купеческого каравана в Аламанию и сейчас, отработав, возвращался в родную Фриссию – что бы там парень не говорил о дертонжском происхождении, клейма о пересечении восточных рубежей у него не было.

В пограничье уже неделю гуляли слухи о смерти ругейской ведьмы. Если это было правдой, то новости, несомненно были хорошими – последние лет пять наемник даже не пытался соваться в опасные земли, а теперь открывались новые места заработка.

Впрочем, парень не спешил в соседнее лорд- манорство: пусть там все хотя бы слегка успокоится, а потом уже можно будет ехать, предлагать новому правителю свой рейтшверт.

На ночь рейтар остановился в небольшой деревеньке Ессау. Гостиницы в селении не было, так что Росперт попросился на постой у местного старосты. За пару пфенигов наемника накормили плотным ужином и позволили переночевать на лавке у камина.

Поутру, когда рейтар вышел во двор, готовясь отправиться в путь – парень рассчитывал добраться к концу месяца до Бюртена и уже в столице подбирать новый контракт, – прямо под ноги лошади выкатился клубок из сцепившихся в драке мальчишек. Вороная Гретта – Сигурд с полгода назад охромел, денег на его лечение не было, и коня пришлось продать – испуганно отпрянула в сторону, чудом не раскроив никому копытом череп.

Барнхельм дернул за поводья, оттаскивая кобылу в сторону от дерущихся мальчишек. Накинул узду на коновязь и, схватив ребят за вороты рубашек растащил их в разные стороны: благо обоим драчунам было года по четыре, не больше. Их даже удерживать можно было, особо не напрягаясь.

Хотя даже удерживаемые на вытянутых руках мальчишки пытались дотянуться до противника и если не ударить, то хотя бы ногой пнуть.

– А ну, прекратите! – Росперт встряхнул драчунов за воротники.

Мальчишка, удерживаемый в правой руке – светловолосый, растрепанный, чумазый как трубочист – презрительно плюнул в своего противника через щель в зубе.

Что самое удивительное – попал.

Левый «боец» – черноволосый и чем- то неуловимым похожий на местного старосту – взвизгнул раненой кошкой и попытался достать соперника ногой.

Промазал. Попал пяткой прямо по колену Росперту. Да так сильно, что парень чуть свою «добычу» не выронил.

– Что здесь творится?! – староста скатился по ступеням и поспешно подбежал к рейтару.

– Он первый начал! – обиженно завопил черноволосый.

– А что я ср- р- разу?! – светлый принялся размазывать грязь по щекам. – Он меня байстр- р- рюком обозвал! – видно мальчишка недавно научился произносить сложную букву и пока что с трудом ее выговаривал.

– А он…

Росперт выпустил рубахи пленников. Дальше сами разберутся. С точки зрения рейтара все было и так понятно – кто ругань начал, тот и виноват.

Впрочем, у старосты, похоже, была своя точка зрения:

– Ах ты ж отродье Того, Кто Рядом! – светловолосому, не успевшему даже шага в сторону сделать, достался щедрый подзатыльник. Голова мальчишки на тонкой шее дернулась, как у птицы, и он чудом не упал на землю, устояв на ногах лишь потому, что вцепился в плащ рейтару.

Черноволосый поспешно шмыгнул за спину старосте, прячась от врага, а деревенский глава снова замахнулся, но Барнхельм перехватил его руку:

– Но- но! Тот же вроде первый начал?

– Да эта безотцовщина врет, как дышит! – презрительно фыркнул староста. – Притащили его рейтары на мою голову!

Черноволосый показывал врагу язык из- за спины отца.

– Рейтары? – Росперт выпустил руку старосты.

Тут что- то было не так.

– Ну, не рейтары, – согласился глава. – Рейтар. Один. Принес младенца да подкинул. Не, он, конечно, заплатил, но деньги давно кончились, а этот… до сих пор хлеб зря ест! У, проклятое отродье! Подох бы год назад, когда голод в деревне был, уже б проще было! Так нет, живой до сих пор!

Чумазый светловолосый обиженно хлюпнул носом.

Росперт покосился на мальчишку. В душу закрадывалась нездоровое подозрение, что он очень хорошо знал, как звали того незадачливого рейтара, подкинувшего младенца…

***

Мадельгер бросил короткий взгляд на упрямо тянущиеся вверх, к ладоням мальчишки, колосья и зло покосился на приятеля:

– Я всегда говорил, что не надо его с собой таскать!

– ..А еще я зря подобрал одного придурашного ландскнехта, – меланхолично закончил мысль Росперт.

***

Пять лет назад.

Гретта мерно вышагивала по тропинке.

Сидевший впереди Росперта мальчишка радостно подпрыгивал в седле и оглядывался по сторонам. При этом ребенок умудрялся изредка замирать и, склонившись к шее лошади и ласково перебирая прядки гривы, что- то нежно шептать ей на ухо. Кобыла фыркала и пряла ушами, а сам мальчишка уже пару раз чудом не сверзился на землю, так что рейтару приходилось все время поддерживать свою нежданное приобретение.

Кстати, к слову о приобретении.

– Эй, киндеритто!

Мальчишка не обратил на оклик никакого внимания, а самому Росперту придуманное слово очень даже понравилось.

– Киндеритто! – парень потыкал пальцем между ребер мальчишке, – тебя как зовут, горе луковое?

– Каф- ф, – невнятно ответил мальчишка.

– Что? – о существовании такого имени Барнельм и не слышал.

Ребенок оглянулся и, вытащив изо рта большой палец, внятно повторил:

– Кайо.

– Кайо, значит… – кивнул шварцрейтар. В голове не было ни единой мысли, что же делать дальше.

Ну, убедил он старосту отдать мальчишку ему. Но зачем?! Вот что с ним делать?! В приют сдать? Так ребенок оттуда через пару лет прямиком в работный дом попадет – а у самого Барнхельма об этом доме призрения сирот остались далеко не лучшие воспоминания. Это вообще чудо, что он в свое время смог оттуда выбраться и рейтаром стать. Того лорда, что помог, к лику святых при жизни причислить надо!

Мальчишка кивнул и вновь потянул руки в рот.

– И прекрати пальцы сосать! – строго потребовал шварцрейтар. – Не то в животе заведутся червяки с во- о- от такими зубами, – парень сложил из ладоней челюсти и для убедительности ими пощелкал, едва не выронив поводьев, – и будут кусать тебя изнутри!

Кайо ойкнул и поспешно опустил руки.

– Да и умыться тебе бы не мешало… – протянул Барнхельм. Принюхался и закончил мысль: – А еще искупаться и тряпки свои сменить.

Если рейтару не изменяла память, где- то здесь поблизости должен был быть небольшой ручей. После некоторых раздумий всадник свернул с тропинки:

– Сегодня мы, наверное, заночуем в лесу.

…После получасового блуждания в поисках знакомых ориентиров, Барнхельм, наконец, расслышал веселый звон воды по камням. Конь ускорил шаг…

Запах гари Росперт сперва не опознал. Мало ли что в воздухе промелькнуло, может, еще одно селение недалеко, или какой – нибудь путешественник, не побоявшись саламандр, костер развел… Но, когда отчетливо потянуло запахом дыма, рейтар понял, что он вляпался в очередные неприятности. Не хватало только в лесной пожар попасть. Не сгоришь, так с огненными духами столкнешься.

Всадник тревожно оглянулся по сторонам и принюхался, надеясь хоть что- то распознать. С какой стороны ветер? Где горит?

Треска горящих веток слышно не было, а вот гарью тянуло все отчетливей. Что за пакость?!

Похоже, искупаться в ручье было не суждено. Надо было как можно скорее возвращаться на тропинку и выбираться из леса.

Нажав шенкелями, Росперт заставил Гретту ускорить шаг… И через пару минут лошадь вышла на выжженную дотла поляну… Почерневшие деревья не горели, лишь слегка дымились…

А на земле, скорчившись в позе зародыша, лежал на боку обнаженный до пояса человек, вокруг которого сновал, зло дергая хвостом, барс со шкурой, сотканной из пламени.

– Чтоб меня Тот, Кто Рядом подрал! – только и смог выдохнуть Росперт.

– Кися! – радостно взвизгнул мальчишка и, прежде чем рейтар смог его остановить, кубарем скатился с коня, чудом не расшибившись об землю.

Барнхельм резко натянул поводья, останавливая Гретту, надеясь, что он еще успеет спрыгнуть на землю, перехватить мальчишку, но ладони Кайо уже коснулись огненного меха…

И зверь замер, настороженно глядя на людей. А мальчик еще раз счастливо вздохнул:

– Кися! – и обняв за шею огромную огненную кошку, спрятал лицо в ее шерсти, созданной из языков пламени.

Росперт не мог оторвать пораженного взгляда от разыгрывающейся перед ним сцены. Парень медленно, очень медленно, чтоб не раззадорить зверя, спустился на землю – Гретта раздраженно зафыркала, а Кайо порывисто отстранился от огненной твари и счастливо оглянулся на рейтара:

– Она хор- р- рошая!

Парень до последнего ожидал увидеть страшные ожоги, обугленную кожу, волдыри, покрывающие перепачканное лицо – жар, идущий от зверя, чувствовался даже на таком расстоянии – но, странное дело, найденыш, казалось, не испытывал ни малейшего неудобства.

– Ага, я вижу, – только и смог выдохнуть шварцрейтар.

Саламандра – а это могла быть только она – нервно косила взглядом, но нападать, вроде не собиралась. В голову закрался новый страх: а для того, чтоб в тебя вселилась саламандра, надо в огонь смотреть или вот так ее получить тоже можно? Росперт пару раз видел несчастных, заглядевшихся на пламя, умиравших в корчах от гуляющего по человеческому телу огненного стихиаля… И честно говоря, испытывать это на себе совершенно не хотелось. Бродячего монаха для изгнания вселившейся в человеческое тело твари в этих землях днем с огнем не сыщешь – какой бы глупой шуткой это не звучало.

Крохотная детская ручка ласково перебирала огненную шерсть, и саламандра постепенно успокаивалась: смежила веки, медленно легла на землю, чудом ничего не подпалив… А еще через несколько минут вдруг и вовсе превратилась в дымное облачко, втянувшееся в руку лежавшего на земле человека.

– А где кися? – Кайо огорченно оглянулся на Росперта.

Тот, наконец, рискнул сделать шаг. Подошел к ребенку, опустился на колени и, стерев рукавом черного шварцрейтарского камзола сажу с маленькой ладошки, осторожно коснулся пальцем кожи. Ни малейшего намека на ожог. Словно и не было здесь никакой саламандры.

Ребенок зябко передернул худыми плечиками и хихикнул от щекотки, а потом вновь поднял требовательный взгляд на рейтара:

– Где кися?

– Чтоб я так знал, – вздохнул мужчина. Даже сейчас, когда саламандра пропала, от лежащего на земле тела шел нестерпимый жар. Такой, что заставляет морщиться и прикрывать лицо рукою, такой, что и не знаешь, не начнет ли на тебе тлеть одежда…

Мужчина покосился на нежданную находку. Незнакомец лежал на боку, скорчившись, прижав сжатые кулаки к самому лицу. Из одежды – лишь дранные ландскнехтские брюки, некогда бывшие красно- желтыми, а сейчас перепачканные кровью, грязью, сажей....

И что вот теперь делать?

Разум подсказывал уходить с этой поляны как можно скорее, прихватив с собой ребенка. Еще более умная часть рассудка советовала и мальчишку с собой не тянуть: подкидыш без рода и племени, спокойно гладящий саламандру – это, знаете ли, не бродячий монах, ласково тянущий осанну. Неизвестно какие еще козыри этот самый Кайо прячет в своем драном вонючем рукаве.

Впрочем, это все подсказывал рассудок. Если бы Росперт его слушался, он бы давно уже был занят чем- нибудь более полезным и спокойным: корзины, например, в работном доме плел. Ну, или, хотя бы, сапоги тачал.

Шварцретар повернулся к лежащему и попытался перевернуть его на спину. Совершенно безуспешно, кстати: жар, как выяснилось, был вполне ощутимым, до кожи попросту нельзя было дотронуться – казалось, ты пытаешься схватить голыми руками раскаленную кочергу.

– Чтоб тебя Тот, Кто Всегда Рядом, к сковородам приставил! – зло ругнулся парень. Похоже, даже самым дурацким благим намерениям сбыться было не суждено.

Интересно, а если эту нежданную находку полить водой из ближайшего ручья, она пеплом осыпется или попросту остынет? Впрочем, до ручья еще добраться надо было…

Оставалось только ждать. Ну или, конечно, можно было просто уехать.

Можно было. Это здесь ключевое слово. Только кто бы поехал?

Росперт погладил по шее нервничающую Гретту и вздохнул:

– Ну, киндеритто, мы тут, похоже, задержимся… Есть хочешь?

– Да! – просиял мальчишка. Если он и не понял в начале, к кому вообще обращается шварцретар, то последний вопрос ему явно понравился.

Барнхельм принялся рыться в седельной сумке…

Примерно через час жар, идущий от тела, начал спадать. Еще через час Росперт даже смог дотронуться до плеча незнакомца, не боясь обжечься.

Самому ландскнехту в это время пришлось туго. По телу постоянно пробегали судороги, мышцы ходили буграми, словно под кожей сновал невидимый комок…

Барнхельм осторожно перевернул нежданную находку на спину.

Худой, перепачканный сажей человек. На лице и груди запеклись потеки крови, нос сломан…

И ведь где- то Росперт уже видел эту морду…

Как бы даже не на каком- нибудь контракте пересеклись.

И хорошо, если тогда на одной стороне были.

А если нет?

Шварцрейтар вздохнул, покосился на прозрачно- голубое небо над головой, расчерченное трещинами ветвей, поднял с земли бесчувственное тело, перекинул его через седло и, потянув за уздцы нервно косящую глазом Гретту, кивнул мальчишке:

– Пошли, нам надо до вечера выбраться из леса. Тем более, что в Ессау нас не ждут.

***

Мадельгер Оффенбах бросил на приятеля злой взгляд, но на этот раз отвечать не стал. Он даже не дождался, пока мальчишка отвлечется на них.

Просто шагнул вперед, присел на корточки перед Кайо и резко спросил:

– Что ты еще умеешь?

Ребенок, только сейчас заметивший, что в конюшню кто- то зашел, вздрогнул и судорожно задергал руками, словно надеялся ладонями придавить колоски к земле:

– Я?!.. Я ничего!.. Я не…

Оффенбах двумя пальцами перехватил тонкий росток, чуть сжал его… и спелый колос осыпался пеплом:

– Не надо. Мне. Врать.

Кайо вздрогнул и замер, затравленным кроликом глядя в глаза удаву – ландскнехту.

Копившаяся с утра ярость требовала выхода, под грудиной замер огненный комок, а в разноцветных глазах плясали всполохи алого пламени…

Мальчик сглотнул комок, застрявший в горле:

– Слышу, когда имя мое называют, да и вообще слышу… Растения вот… растут…

– …И огня не боится, – в тон ему закончил стоящий на пороге Росперт.

Мадельгер вздрогнул, удивленно оглянулся на приятеля, а шварцрейтар пожал плечами:

– Он в свое время твою саламандру гладил, так что гаси всполохи в глазах – а то скоро лошади с ума сойдут – и займемся делом.

– Какую саламандру?! – удивленно ахнул мальчишка. У него уже давно все выветрилось из головы за давностью лет.

– Потом расскажу, киндеритто, – фыркнул Барнхельм. Помолчал и добавил: – Раз уж в этой компании я один подобрался нормальный, давайте, что ли делом займемся? Одуванчик, смотри своего коня, я тебе вон, вороного купил, и пойдем тебе рейтшверт по руке подбирать.

Проблемы начались с самого рассвета. Мало того, что Винтар совершенно не выспался, так водяному колдуну еще с самого утра пришлось озаботиться кучей мелких, но от этого не менее противных дел.

Сперва с трудом подобрали серый форменный костюм для Эрменгильды: большинство камзолов на хрупкой девчонке висело мешком, потом юная ведьма случайно выяснила, что ей надо будет обрезать волосы, чтоб хотя бы слегка походить на мужчину, и наотрез отказалась это делать. Менрих, смирившийся с тем, что он тоже уезжает из Бруна, попытался ее убедить, у него ничего не получилось, спор затянулся надолго… Наконец, Винтар, которому надоела этя тягомотина, зло гаркнул, что все, кто не хочет слушаться, остаются здесь и могут сами как хотят добираться в родные земли. Побледневшая госпожа фон Оффенбах недрогнувшей рукой стянула волосы в хвост и одним взмахом короткого ножа подровняла себе прическу.

Дальше возник вопрос с оружием.

Да, Винтар прекрасно мог обойтись создаваемым из воздуха ледяным мечом. Но если вдруг случится какая- нибудь оказия и драться придется при ратмане и его слугах – будет очень трудно объяснить, какая связь существует между инквизитором и водяной магией.

И хорошо, если в такой момент кто- то вообще будет тебя слушать.

До оружейной – благо, Кенниг помнил, где она находилась – взбесившаяся саламандра не добралась. В этом были, конечно, свои плюсы, мечи остались в целости и сохранности. Но ведь были и минусы! Дверь была замкнута, где находился ключ – было неизвестно, за давностью лет… Пришлось звать воздушного мага Фалько, чтоб тот вышиб дверь.

Колдун явился, зевая и потягиваясь. Покосился на тяжелый навесной замок… Резкий пас, упругая волна воздуха врезалась в дверь, с одного раза вышибла ее, унесла вперед в комнату, ударила о противоположную стену, сшибая развешанные мечи.

Парень покосился на молчаливого Винтара и хмыкнул:

– А в таверне с четвертого раза выбил.

– С пятого, – мрачно поправил его водяной маг. Он прекрасно помнил ощущения, ударившие по коже, когда воздушный таран разбил поставленную ледяную стену.

Фалько ухмыльнулся, потирая застарелый шрам на щеке:

– Выполняя любой приказ, можно стараться… А можно не стараться.

Кенниг молча проглотил издевку. Уж он- то во времена службы у Аурунд старался вовсю, это точно.

Меч по руке водяной маг выбрал недолго. Обычный полуторник без украшений, удобно ложащийся в ладонь.

Кенниг сделал несколько взмахов… И с удивлением понял, что тело помнит движения…

До этого, когда водяной маг создавал клинок изо льда, он как- то никогда не задумывался о происходящем. Любая атака, любое парирование, любой удар, в конце концов, казались ему продолжением магии. Все происходило настолько естественно, настолько правильно, что мыслей о том, что он когда- то этому учился просто не возникало. А вот сейчас…

Меч был словно продолжением руки. Казалось, он уже когда- то сжимал в ладони эту рукоять, обвитую толстой проволокой…

И на рикассо⁸ клинка, у самой крестовины, рядом с клеймом «волчком», должна быть длинная царапина, задевающая хвост крохотного зверя и сходящая на лезвие.

Винтар медленно спустил палец с рукояти на клинок…

Клеймо мастеров из Пассау было. И царапина была. Такая же, как помнил водяной колдун.

Еще одна загадка памяти. Еще одна потерянная страница прошлого.

Кенниг оглянулся на стоящего в дверях Менриха:

– Выбирай себе оружие.

Иллюзионщик вскинул на него удивленный взгляд:

– Зачем?!

– Если в дороге кто- нибудь нападет, одними иллюзиями ты не спасешься. Особенно, если у тебя действительно такой нестабильный талант.