Подрядчик

Глава 2

…а выдохнул уже в кресле своего ярко-алого Lexus. Как лак на когтях Роксаны. Или, все же, Маруси? О чем она только думала, напяливая розовые стринги с красным лаком на ногтях?

Сиденье, в котором я прожил почти два года, которое успело продавиться под меня, обняло, казалось, не только со спины, но и спереди. По телу разлилось спокойствие. Но расслабляться рано.

Я достал из кармана коммуникатор и набрал Сашкин номер. Гудок. Еще гудок. Пятый, десятый. Да где же ты пропал? Пятнадцать. Черт побери! Жил, как барин, ни в чем себе не отказывал, а подохну, похоже, нищим. Да еще и не своей смертью. И все потому, что Семенов так не вовремя развлекается с какой-то телкой! Восемнадцать, девятнадцать, двадцать…

– Возьми трубку, скотина! – проорал я в микрофон.

– Ты чего кричишь? – спокойно ответил Саня.

– А раньше ответить западло было? – поинтересовался я.

– Извини, Лешка. Я в лаборатории, шумно тут. Звонка не слышал.

Эх, Семенов, Семенов. Все одноклассники в люди выбились. Кто директор, кто начальник, кто депутат, а кто и мэр. А Сашка – физик. Непутевый у нас Сашка. Как окончил Прикладную Математику и Физику, так и остался на кафедре. Лично мне прикладная физика пригодилась в жизни всего один раз – когда, еще на моей первой машине – ВАЗовской копейке кузов прогнил так, что посадочное место под аккумулятор просело и проводов не хватало. Тогда я взял учебник по прикладной физике, как раз подходивший по размеру, и подложил его под батарею. Бинго! И от книг в жизни польза случается!

Где-то Саню понять можно – башка у парня варит, как самовар. Да и отец его там же всю жизнь отгрохал, пока в Принстон преподавать не пригласили. А Семенов здесь остался, хотя тоже мог свалить. Впрочем… есть момент, который я понять не могу. Откуда у него деньги берутся? Зарплата у преподавателя и кандидата наук – копеечная. По моим меркам. Откуда же, скажите пожалуйста, у него трехэтажный коттедж и новый Brabus? Не тетрадки же он из универа тырит, чтобы на макулатуру сдавать!

– Дружище, – произнес я. – Мне срочно нужна твоя помощь.

– Что-то случилось? – по-прежнему невозмутимым тоном спросил одноклассник.

– Да, дружище, случилось. Я – в жопе!

– Как-то не слишком оптимистично…

– Поверь мне, в моем положении дышать – уже оптимистично.

– Я, как уже говорил – в лаборатории, – ответил Семенов. – Приезжай.

Повторять второй раз было необязательно. Врубив спортивный режим, я сорвал японское авто в свободный полет. На парковке у института, несмотря на летнее время, места почти не было. Я намотал по рядам кругов пять, прежде чем нашел, куда приткнуться. Кажется, меньше времени ушло, чтобы добраться до сюда, чем найти место, куда припарковать мой аппарат. Нищие студенты…

Дорогу до лаборатории я знал назубок. Мало того, что проучился в этом университете пять лет и знал наизусть все его закоулки – даже такие укромные места, где можно уединиться с девушкой посередь бела дня. Для этого лучше всего подходила библиотека во втором корпусе, секция научного коммунизма – туда даже пыль уже лет двадцать не заглядывает.

Так еще и после того, когда Семенов уже учился в аспирантуре, регулярные походы в его лабораторию на дополнительные занятия со студентками заставили выучить каждую ступеньку, каждый поворот, каждый шов на граните. К сожалению, такие развлечения не остались не оцененными по достоинству моей второй женой… потому и бывшей. Если говорить про первую… я тяжело вздохнул, вспомнив то, что одна моя часть забыть пыталась, вторая же – цеплялась из всех сил за те воспоминания, не давая им стереться. Не хочу я про это говорить. Слишком больно.

– Саня, – произнес я, едва успев открыть дверь лаборатории. – Я – в жопе!

– Это ты уже говорил, – ответил друг, не отвлекаясь от пульта со множеством лампочек. – Скажи что-нибудь новенькое.

За те полгода, что я не заходил к нему в гости, лаборатория значительно преобразилась. Вместо допотопного оборудования, бывшего, видимо, еще ровесником самого института, появились новые приборы, еще пахнущие заводской краской и свежим пластиком. Причем, явно не отечественного производства. По центру комнаты разместился огромный металлический подиум, заняв большую часть помещения. В воздухе висел запах озона – если бы не испепеляющая жара снаружи, то я бы подумал, что скоро начнется гроза.

Все же, кое-что осталось неизменным. По всей лаборатории, на первый взгляд – в жутком беспорядке – валялись листы бумаги, исписанные корявым подчерком Семенова. Обычно люди, да и я в том числе, пишут по одной букве в клеточке. Некоторые – по букве на полторы клеточки. Но не Саша! Я до сих пор не понимаю, как он умудряется писать по две строчки в одной клеточке! И Бог с ним – писать, как он умудрятся после прочитать, что написано? Хотя, я так подозреваю, что он и не читает, что там сам же и накалякал. В этом нет необходимости. И вот почему.

Башка у парня варит. Вообще, что касается математики и физики, его мозг словно находится в другом измерении. Он высоко над тем, через сколько времени встретятся два поезда, один из которых выехал из пункта А, а другой – навстречу из пункта Б. Пока мы в школе решали подобные бредовые задачки, он уже тогда пытался найти практическое применение не алгебре и геометрии, а высшей математики, причем это применение далеко не ограничивалось тем, чтобы согнуть кусок проволоки в виде интеграла и достать шляпу из лужи – вовсе нет!

Пока мы решали контрольные, он за считанные минуты успевал решить все задачки у себя в голове, не написав на листке ни единого знака. Наша школьная учительница так ему и говорила: «Саша, я понимаю, что эти задачи тебе неинтересны, но ты хотя бы задание мне отдать не забудь. Кроме тебя ведь еще другие дети есть». И это «другие дети» всегда произносилось с такой издевкой… мол, другие, то есть мы – тупенькие, неполноценные.

А на математических олимпиадах, пока, опять же, мы пыхтели над одним заданием, Семенов успевал решить все. Но он никогда не сдавал свою работу. Потому как сдавать было нечего. Подавляющее большинство решалось в голове, а там, где процессор перегревался, на бумаге появлялись несколько закорючин – и ответ готов! Вопрос – ответ, вопрос – ответ. Он не заморачивался над процессом решения, процесс для Саши был не важен. Он получил задачу и вывел ответ – удовлетворил не преподавателя, или организаторов олимпиады, а себя. Глядя на одноклассника, я реально боялся восстания машин. Потому что мне казалось, что там, в будущем, оно уже началось, а Саша – терминатор, отправленный в прошлое, чтобы убить Сару Коннор.

С терминатором Семенова роднил не только феноменальный мозг. Кто-то думает, что Саша – тощий бледный тип с очками на десяток-другой диоптрий? Как бы не так! Невысокий – да, но коренастый, с широкими плечами и шеей, почти такой же толстой, как у меня. В полувоенных ботинках, камуфлированных штанах, футболке, с наколкой в виде усмехающегося черепа в пиратской треуголке на плече, меньше всего друг был похож на преподавателя высшего учебного заведения, кандидата наук, а в скором будущем – доктора тех же наук, кандидатом коих он являлся!

Вообще, в начальной школе я считал себя тупым. И то, надо сказать, не потому что я был таким, а в большей степени из-за классного руководителя в младших классах, которая каждому ребенку на дню по нескольку раз говорила – «ну ты и тупой!». А она там, сорокалетняя баба, способная два плюс два сложить в голове быстрее семилетки – разумеется, Нобелевский лауреат.

Тоже вопрос – кто ее, такую, детей-то учить пустил? В средних классах я уразумел, что не совсем дурак. В институте же я начал догадываться, что я далеко не дурак. А уже после, когда начал работать и основал свою компанию, понял, что я – едва ли не гений. Потому что, ежу понятно, окончить одиннадцать классов и ВУЗ – не каждому дано. Дано-то оно немногим. И – нет, я не скажу, что корочки о высшем образовании дают гарантию качества ума. Один из умнейших и богатейших людей, кого я знаю, после девятого класса свинтил на заработки на Севера. Пусть он не знаком с интегралами, но как рубить бабло – понимает прекрасно. Не скрою, я у него многому учился, но… но рядом с Семеновым мой мозг словно немеет. Тот опыт и те знания, что есть у меня, по сравнению с одноклассником кажутся такими ничтожными…

– Саня, я встрял, – выдохнул я. – Конкретно встрял. Ты понимаешь, что такое – встрял?

– Физика процесса мне неизвестна, – пожал плечами ученый. – Рассказывай.

– А что тут рассказывать?

Я бухнулся в кресло и кратко, вписавшись всего в пятнадцать минут, поведал историю сегодняшнего дня, начиная сложившимся, как карточный домик, цехом и заканчивая трупом у себя в прихожей.

– Мнда, Леха, – протянул одноклассник. – Мнда, ты в жопе.

– Ну да? А я тебе что сказал?

– И, я так понимаю, ко мне ты приехал отнюдь не за соболезнованиями?

– Вот за что я тебя, Саня, уважаю, так это за твою проницательность. Я приехал чтобы заныкаться. У тебя же остался дом в Хацапетовке?

– Где-где? – не понял Семенов.

– Ну избушка тебе от прабабки осталась. Или прапрабабки? А, может, прапрапра… короче, ты понял. Мы еще туда на шашлыки ездили… Ну, ё-мое… ночью еще по горам плутали – помнишь?

– Хацапетовка! – усмехнулся ученый. – Деревня Ключи Ашинского района Челябинской области.

– Ты еще широту и долготу назови, – съязвил я. – Мне до апельсина. Главное – там, не то что меня – деревню-то не найдут.

Саша задумчиво пожевал губы. Наверно, это не помогло – физик встал со стула и медленно подошел к окну. Чего он тянет? То, что ему не жалко – это и не вопрос. Скорее всего, есть другое решение моей проблемы. Хотя… мне в голову приходило только два – отстроить цех заново, или подставить голову под топор. Первый вариант не подходил, потому как таких денег у меня не было, а второй… потому что моя собственная голова нравилась мне приделанной к моей собственной шее.

– Мой дорогой друг, – повернулся, наконец-то, Семенов. – А если я тебе скажу, что есть еще один способ решить твою проблему? Предупреждаю – он не совсем… традиционный, что ли?

– Не совсем традиционный? – переспросил я. – Это, типа, как?

– Я не знаю, как тебе сказать, чтобы ты сразу не побежал сдавать меня в дурку… в общем, что ты думаешь о путешествии во времени?

– О, дружище! – рассмеялся я. – Ты сам-то голову давно проверял? А то, смотрю, засиделся ты тут, в четырех стенах, за…

И тут я запнулся. Семенов в упор смотрел на меня своими жутковато спокойными серыми глазами. И было в них что-то такое, что я понял – он не прикалывался надо мной и не сошел с ума. Стоит заметить, что Саша – едва ли не единственный человек, который скажет, что утром видел марсианина, или что только что побывал в преисподней – и я ему поверю! Потому как чувство юмора физика работает в той плоскости, в которой прикалываться так тупо даже в голову не придет, а уж если он сказал – в морг, значит в морг, тут даже спорить бесполезно.

К тому же, если у кандидата наук есть доступ к таким технологиям – это многое объясняет. Да какой – многое? Это объясняет все! И почему он не пошел на дискотеку с классом, когда директриса всех попалила, что водку пили. И почему он не купил совершенно замечательный Крузак по бросовой цене – головняков с ним было столько, что врагу не пожелать. И почему он скинул рубли летом девяносто восьмого. Наконец, коттедж и "Гелик". Как легко зарабатывать деньги, если знаешь, где, что и когда стрельнет. Знать заранее и подстелить соломку. А Саша – я только сейчас понял – на самом деле многое знал заранее. И, если подумать – не припомню, чтобы он совершил какую-нибудь более-менее серьезную ошибку.

– То есть… оно есть? – шепотом спросил я.

– Оно – кто? – так же шепотом поинтересовался Семенов.

– Здрасти, Саня, приехали! Не ты ли только что сказал, что у тебя есть девайс, с помощью которого можно отправиться в прошлое?

– Есть, – кивнул ученый.

– И где же? – воскликнул я, подпрыгнув на кресле.

Вместо ответа одноклассник развел руками. Вначале мне показалось, что это его очередная издевка. Типа как «хорошо бы, да хренушки». Но тут я сообразил – он показывает вокруг – на мигающие лампочками агрегаты, на лабораторию! Оно – здесь! Прямо здесь! Все это время машина времени находилась на расстоянии вытянутой руки, а я и не подозревал!

Я снова огляделся. Но теперь на все приборы, дисплеи, кнопки и прочее оборудование смотрел с благоговением… и, чего скрывать – страхом. С такой штуковиной, чего доброго, динозавров оживить можно…

– Офигеть можно! – произнес я.

– Физикой этого процесса займешься позже, – улыбнулся друг. – Сколько времени тебе надо?

– А что, можно прямо сейчас? – осторожно осведомился я.

– Нет, завтра. Конечно – сейчас. Или ты хочешь подождать, пока тебя на ноль помножат? Сколько времени тебе надо?

– Так, постой… сваи мы начали забивать летом две тысячи шестого года… заказал я их в мае… давай апрель две тысячи шестого года. Пары лет мне вполне хватит…

– Девятнадцатое апреля две тысячи шестого года, – застучал по клавиатуре Семенов. – Полдень ровно. Тебя устроит?

– До апельсина, – расцвел я. – Главное – апрель шестого. Постой… а как я смогу исправить это?

– А вот это уже твои проблемы. Можешь записку отправить, можешь по телефону предупредить. Наконец, можешь в гости к себе наведаться. Я бы предпочел последний вариант.

– А как же нарушение пространственно-временного континуума? – ядовито поинтересовался я.

– Ой ли! – усмехнулся Саша. – Ты доктора Эммета Брауна вспомнил, что ли? Забудь все это. Я сто раз так делал и ничего страшного не произошло. Вселенная на месте. Ну, ты готов?

– Да, но…

– Надеялся получить какую-либо напутственную речь? Обойдешься. Башка у тебя варит – сам разберешься.

– А как я вернусь-то?

– Найдешь меня. Два года назад я отправить тебя не смог бы, но вернуть – запросто. Физика процесса мне была уже известна. Становись.

– Куда?

– На… эту, короче, хрень, – друг кивнул на подиум. – Хотя, учитывая, хронотонный принцип работы, это – хронь, а не хрень.

Я улыбнулся. Замешательство одноклассника говорило не о том, что он решил не пугать меня научными терминами – отнюдь! Просто он не заморачивался на такую мелочь, как придумать название для «этой хрени», как, наверное, и для многого в этой лаборатории. Еще бы! Семенов строил эту машину для себя, а ему и без названий все понятно.

Черт же побери! Я судорожно сглотнул. Вот оно! Всего полшага, полсекунды – и я буду спасен! Как все, оказывается, просто! Радость омрачало одно – курить хотелось жутко. И еще – я надеялся, что это не очень отразится на моем организме. Решившись, я занес ногу на ступеньку. И как раз в этот момент зазвонил телефон. Я посмотрел на аппарат. Номер засекречен. Хм, даже догадываюсь, кто это! Отказать себе в удовольствии я не мог.

– Слушаю, – произнес я в трубку.

– Алексей Сергеевич? – осведомился незнакомый голос тоном, в котором звучали нотки гробовщика.

– Ага, он самый. И что дальше?

– Хотел предупредить, что вокзал, аэропорт и все дороги из города перекрыты. Сдайтесь по-хорошему и я обещаю – будет не очень больно.

– Здрасти, приехали, – усмехнулся я. – У меня есть встречное предложение. Ты смотрел передачу «Ищу тебя»? Так вот. Предлагаю поиграть в увлекательнейшую игру – «найди меня». Отыщешь – хрен с тобой, замочи. А нет – можешь спилить мушку, засунуть ствол себе в задницу и пустить пулю себе в лоб. Советую уже приступать, потому как хрен когда ты меня найдешь. Еще вопросы?

– Будет больно, – сделал вывод собеседник.

– Обязательно, – кивнул я. – Ты найди меня сначала, недоумок!

Убрав наладонник, я поставил ногу на подиум. Сейчас внесу свою лепту в историю…

– Ну, Саня, я готов, – произнес я, на всякий случай прикрыв глаза. – Поехали. Жми кнопку, Макс!

– Хм… Леха, тут небольшая загвоздка. Напряжения в сети не хватает.

– Ты что? – подпрыгнул я. – Издеваешься?

– Нет, – покачал головой ученый. – Пошутил немножко. Да пребудет с тобой Сила, мой юный падаван!

И Семенов ткнул пальцем в кнопку.

Глава 3

Признаться, ожидал чего-то большего. Ну, не знаю – в «Терминаторе», например, Шварценеггер прибыл в прошлое в огромном мерцающем шаре из электричества. «Назад в будущее» – опять молнии. И машина времени была более стильной.

Нет, я не настаиваю на красной дорожке и оркестре, но хотелось бы чего-нибудь этакого… эпичного, зрелищного. Чтобы детям не стыдно рассказать было. Более эффектного появления хотелось. Хрен вам там! Короткое «Бах», на миг потемнело в глазах.. и – вот он я, туточки! Ладно, если там доживу до того, чтобы дети у меня появились – придумаю, что соврать.

«Туточки» – это лаборатория Семенова, но без пандуса и всех тех приборов, что я видел пятнадцать секунд назад – полутемная каморка с паутиной на потолке, парой десятков коробок, покрытых пылью, и, конечно, без самого Сани. Кажется, получилось! Для верности я похлопал себя по бокам. Вроде, я здесь весь, целиком! И, как будто, живой! Нет, точно – живой. Был бы не живой – не смог бы подумать все это.

Yes!

– Здравствуй, самый прекрасный город в мире! – произнес я, подойдя к окну.

К сожалению, слой грязи на стеклах не позволил оценить даже ничтожно малую часть красоты родного города. Но одно было ясно – Акелла промахнулся. То, что было за окном, больше походило на поздний вечер, чем на полдень утра. Но это – мелочи, издержи производства. Главное – я здесь, а проблемы – там.

Я, действуя по привычке, достал телефон – посмотреть, сколько времени. Дисплей показывал девятнадцатое июля две тысячи восьмого года, четыре часа дня. Ну да, в самом деле – чего это я? Поразмыслив, не перевести ли часы на две тысячи шестой, я махнул рукой и направился к выходу. Делов-то тут – полчаса до дома, час там, полчаса до Семенова – и стоит из-за этого заморачиваться? О, еще в шоколадницу на Энгельса можно заскочить, а то кексики там вкусные были, да закрылась в прошлом году.

Зевнув, я задумался об этике вопроса. Уместно ли использовать машину времени, чтобы покупать кексики? До апельсина, я все равно уже здесь! Хотя перспективы для обогащения рисовались нешуточные. Покупаешь за гроши контейнер просроченных консервов, отправляешься в прошлое, когда срок годности еще не истек, впариваешь с недурной такой выгодой. Даже этикетки переклеивать не нужно! Черт, да я – гений! Прямо Мориарти!

Щелкнув замком, я зашагал по скрипучему паркету университетского коридора, скатился по перилам лестницы и чуть не впечатался в бюст Ленина на постаменте. Забавно… кажется здесь скульптура «Россия» стояла. Впрочем, никогда не заострял внимания.

– Заучились? – грозно осведомилась старушка-вахтерша, оторвавшись от вязания и стрельнув глазами поверх очков.

– Э-э-э, да! – выпалил я. – Я тут на вечернем учусь… уснул! – добавил я, виновато разведя руками.

– Ну-ну, – покачала головой старушка. – Небось, опять с Семеновым аспиранток тискали? Знаю я вас…

– Бабуль, – широко улыбнулся я. – А тебе завидно? Скинь пару сотен годков – я и тебя потискаю!

Вахтерша аж поперхнулась от такой наглости.

– Да я на вас ректору напишу! В профком! В райком! Да я до обкома дойду! – заверещала она, гневно сверкая очками.

– Давай-давай, – усмехнулся я. – В Спортлото не забудь.

Остальные слова я слушал уже спиной. Да иди куда хочешь, старая! Только сильно сомневаюсь, что на Саньке это как-то отразится. Хлопнув на прощание дверью, спустившись с крыльца, я, по инерции, достал из кармана ключи от Lexus… да не тут-то было – американец с японскими корнями, насколько я помню, еще только сошел с конвейера. Придется второй раз за день ловить лохматого.

На дороге было на удивление пусто. Странно… обычно возле ЮУрГУ в любое время полно автомобилей, особенно – летней ночью. Собирается тусовка стрит-рейсеров, зараженных "Форсажем". Тачки, телки. Вот те девочки, что были в фильме, в подметки не годятся тем студенточкам, которые кучкуются в ночной тусовке перед универом. Ух, даже скулы свело, как вспомнил эти ножки в пятнадцатисантиметровых юбочках и шортиках чуть больше трусиков.

А сегодня тут – хоть шаром покати. Куда все подевались? Лишь у тротуара стояла "Волга". ГАЗ-24-10 в совершенно обалденном коллекционном состоянии, блестящий лаком заводской краски и хромом дверных ручек и бамперов. На борту чернели шашечки, на крыше сиял оранжевый фонарь, а за лобовым стеклом светился зеленый огонек. Ну вообще – шик! Раритет! Все причиндалы! Откуда такая прелесть? Кино тут, что ли, снимают? Но ни камер, ни софитов, ничего остального, что должно присутствовать на съемочной площадке, я не заметил.

Заметил таксиста. Мужик как раз отходил от киоска с газетой в руках. Что-то в его лице показалось смутно знакомым… Впрочем, текучка кадров в моей фирме дичайшая. Только в административе полсотни человек за год сменилось, инженеров – раза в три больше, плюс работяги – с тысячу голов наберется. Или штук? В чем там работяги измеряются?

Не то, что город – почти всю страну в лицо изучить можно было. И не только Россию – вдобавок Узбекистан, Таджикистан, Азербайджан и еще с пяток бывших республик бывшего Советского Союза.

– Э! Постой! – прокричал я, подбегая к автомобилю. – До Макеева довезешь?

– До куда? – переспросил бомбила.

– Что, не местный, что ли? – удивился я. – До Тополиной доедем – а там покажу.

– Да у меня и смена закончилась… – замялся водила. – Два счетчика дашь?

– До апельсина, – согласился я. – Поехали.

Я запрыгнул на переднее сидение, таксист устроился за рулем. Двигатель старенькой Волги запустился на удивление легко – с пол-оборота. Про себя я отметил, что и в салоне ГАЗа на удивление чисто. Даже все шильдики на месте! Я провел рукой по панели. Салон нового автомобиля. Никогда б не сказал, что ей, как минимум – двадцать лет.

– Нравится? – усмехнулся шофер. – Неделю назад получил! Тысячи не накатал еще!

– Обалденный аппарат, – согласился я. – Чего стоим, кого ждем? Поехали!

– А ремень?

Скотина! Вконец решил меня довести? Чертыхнувшись, я щелкнул застежкой ремня, волговский мотор характерно звякнул и машина тронулась с места. Елки-моталки! Обернувшись за ремнем, я заметил кое-что. Некоторое несоответствие. Но, обернувшись повторно, разглядеть не успел – сквер напротив главного корпуса ЮУрГУ скрылся за зданием Челябгипротяжмаша.

Елки. Именно елки. Мне показалось, что елок в сквере нет! Когда срубить-то успели, ироды? Да нет, показалось. В две тысячи восьмом, когда я парковался, елки точно были. Не могли же их срубить, посадить новые, а те за два года вымахали. Определенно – показалось.

Наверно, для всех профессиональных таксеров естественно рассказывать что-нибудь, совершенно не обращая внимания, интересна ли беседа попутчику. Этот исключением не был. Если еще про вчерашний матч я мог послушать, то когда он переключился на то, какую обалденную телку он драл с во-от такенной задницей (здесь он сделал жест руками, как рыбак, который показывает, какого здорового сома подцепил), я сжалился над своей психикой, закрыл глаза, откинулся на кресле и отключился от внешнего мира.

Вообще же, на счет игры – тоже неплохая мысль. Можно сделать пару ставок на Россию в Чемпионате Европы две тысячи восьмого года. Черт побери! От следующей мысли меня прошиб пот. У меня же в коммуникаторе все котировки доллара и евро за последние три года, плюс курсы акций полутора десятков компаний! Зачем, вообще, строить, обладая такой информацией? Риска – никакого!

– Эй, друг, – потряс меня за плечо таксист. – Тополиная.

Так быстро? Хотя… от ЮУрГУ по плотине до Тополиной аллеи, тем более – почти ночью – минут десять. Помню, в супердавние времена, я по утрам, в час пик, от дома до университета по плотине за восемь минут добирался! И это – с учетом времени, что я шел на стоянку, прогревал отцовскую «девятку» и заезжал по пути на заправку! А сейчас… эти же самые двенадцать километров – часа полтора, не меньше. За прошедшие десять лет количество автомобилей увеличилось раз в сто. И светофоры на каждом углу понатыкали.

– Теперь-то куда? – еще раз спросил водила, остановив "Волгу" на обочине.

– Сейчас на светофоре… – я открыл глаза. – Не понял…

Светофора не было. Как не было ни тротуаров, ни магазинов, ни дороги по три полосы в каждом направлении… Да что там – целый микрорайон бесследно исчез, как сквозь землю провалился! Его не было! Хотя тополиная аллея оставалась на месте… в том виде, в котором я ее помнил с детства – естественный туннель из вековых деревьев, растущих по краям дороги, и смыкающих свои густые лапы в десятках метров над головой. Забавно… три-четыре года назад их срубили под корень – это я точно помнил. Сам таун-хауы строил вот… вот прямо на этом самом месте!

– Твою ж мать! – произнес я, выходя из Волги. – Чё за ботва?

– Эй! – выскочил следом таксер. – Ты что – кинуть меня задумал?

– Отставить ссать, – отрезал я, оборачиваясь.

И тут в глаза бросилась одна совсем малюсенькая деталь, на которую до сего момента я не обращал внимания – талон техосмотра на лобовом стекле "Волги", с датой следующего. Восемьдесят девять. Выглядит как новый. Не могла эта несчастная бумажка не пожелтеть за двадцать лет!

– Слышь, брательник, – обратился я к водиле. – А какой сейчас день?

– Вторник, а что?

Хм… вторник… уже хоть что-то. Мозг лихорадочно работал, выбирая слова, как бы узнать дату поточнее… да какой, к черту, точнее? Точнее года мне, по большому счету, сейчас и не нужно. Вопрос в том, как узнать год, чтобы шоферюга не сдал меня в сумасшедший дом?

– А дата? – уточнил я.

– Девятнадцатое… июля, – настороженно ответил тот. – А что?

– Да к черту число! – закричал я в панике. – Год сейчас какой?

– Ты что, с Луны свалился?

– Ну! – я перемахнул через капот, схватил таксера за грудки и пару раз встряхнул, освежая память.

– Одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой… – пропищал он. – От рождества Христова.

– Здрасти, приехали, – выдавил из себя я, хватаясь за голову и садясь на крыло.

Тысячелетие крещения Руси… И вот теперь стало понятно. Понятно, почему вместо скульптуры «Россия» в университете стоит бюст Ленина. И почему вахтерша грозилась обкомом, и почему "Волга" в таком обалденном состоянии, и почему транспорта на дороге нету… наконец, стало ясно, куда делся целый микрорайон с улицей Макеева, где находится мой дом – его начали строить только в две тысячи четвертом. Даже с елками все понятно – они еще вырасти не успели!

Да, кстати… и жарковато для апреля… Непонятно было другое – кто виноват и что делать? Нет, как раз кто виноват – это понятно. Сашка виноват, скотина яйцеголовая! А вот что делать? Складывалось ощущение, что я теперь в гораздо большей жопе, чем тогда, час назад, который был двадцать лет вперед. Крутовато Акелла промахнулся…

Водила стоял чуть поодаль, беспокойно озираясь. И подходить ко мне боялся, и, в то же время, бросить автомобиль с ключами в замке зажигания, не мог. Видимо, как раз выбирал между накинуться на меня самому, или добежать до поста на плотине и сдать ненормального гражданина соответствующим органам.

Опачки! А ведь может быть значительно хуже! Если он сдаст меня с паспортом двухтысячного года, причем паспортом, где нет ни слова про светлое советское будущее, с правами, замененными в две тысячи шестом, да еще с полным бумажником баксов и рублей, модификации две тысячи четвертого – с триколором. Это еще если забыть про коммуникатор и заткнутую за пояс Беретту. Поймают – из кгбшных подвалов не выйду никогда… лучше в дурку, хоть там за своего примут.

Стоп! А почему вахтерша назвала Семенова? Саньке же сейчас лет десять… он попросту из физиологических соображений не мог с телками в институте сегодня зависать.

– Тьфу! – шлепнул я себя по лбу.

Не Санька, а Евгений Борисович – его отец! Вот кто нарушал беспорядки в… как там ЮУрГУ двадцать лет назад назывался? ЧПИ? Вот-вот, в нем самом. А Семенов-старший – тоже физик и башка у него варит ничуть не меньше, чем у моего драгоценного одноклассника! Вот он – мой билет домой!

– Слышь, – окликнул я таксиста. – Тебя как звать… э-э… товарищ?

– Николаем, – несмело отозвался он.

– Николай? Коля, значит… вот, что, Коля, – я достал из заднего кармана бумажник. – Сейчас я тебе дам сто баксов… долларов, то есть – знаешь, что это такое?

– Ага, – кивнул он. – Статья.

– Так… а триста долларов?

– Ну, – расплылся в улыбке Николай. – Это – совсем другое дело! А чего делать-то надо?

– Значится так… – протянул я. – Значится так…

Настала пора решать другую проблему. Завалиться к Семенову-старшему прямо сейчас я не мог. И дело даже не в том, что времени половина первого ночи – избытком такта я никогда не страдал, тем более – в такой ситуации. Попросту я не знал, где он сейчас живет! С Санькой я учился с седьмого класса, а товарищ перешел в нашу школу именно тогда, когда его семья переехала в наш район, то есть через два года. Прийти к себе домой и сказать «здравствуй, мама, вот и я!» женщине, которая на год младше меня – это тоже попахивает шизофренией. Остается один вариант…

– Значится так, товарищ Коля, – повернулся я водиле. – Сейчас мы поедем поменять баксы… тьфу… проклятые капиталистические доллары на твердые советские рубли – самую надежную валюту в мире, а после отвезешь меня в какую-нибудь гостиницу. Знаешь, где можно валюту поменять?

– А то! – расплылся в улыбке шофер. – Поехали!

И такси покатило по тополиной аллее в сторону северо-запада – мимо пельменной, ныне – ресторан «Красный Дракон», автоцентра ВАЗ, ныне – техноцентра VOLVO, мимо котлована, где будет стоять шестнадцатиэтажка, стянутая швеллерами. Теперь я смотрел в окно, не отрываясь. Здесь прошло мое детство, именно такими я помнил эти улицы. Многое изменилось с тех пор… улицы-то не все были. Зато воздух такой… особенный. Чистый, свежий, душистый. Воздух из детства.

– Прежний-то был что надо, – жаловался по пути водила. – Пятикратный Герой Советского Союза, да и лет уж сколько было… солидный такой, сказал – как отрезал. А этот… тьфу! Ни одной медальки, с пятном на лысине, да и годками комбайнер не вышел. Без своей бабы – ни шагу… Перестройку эту удумал… может, вы мне скажете, что это за перестройка такая?

Признаться, у меня появилось легкое ощущение дежа вю.

– Перестройка – продолжение дела Октября. Это когда каждый делает свое дело на своем месте. Честно, добросовестно делает. Вот и вся перестройка, – зевнул я, вспомнив курс истории.

– Вот и в газетах то же пишут… – промямлил бомбила.

– И молча дело делает, – добавил я.

– Молча – так молча, – вздохнул мужик. – А вот у меня случай был…

– Совсем молча, – уточнил я.