С феями шутки плохи

Глава 6

– Ну и соня же ты, – ворчливо сказала тетя, отчаянно зевнула и взяла булочку. – Едва дозвалась тебя!

– Простите, – я опустила глаза, теребя край фартука. – Не ругайтесь, тетушка… Я сделала все, что вы велели, а потом побежала ко дворцу посмотреть на бал… Стражники пустили меня в сад, чтобы посмотреть в окно, там много было таких девушек…

– Ах, что за бесстыдство! – воскликнула она. – Наверно, еще и денег потребовали?

– С красивых девиц они брали поцелуй, а меня пустили задаром, – ответила я и добавила: – Я видела, как кузина танцевала с принцем.

Агата покраснела и закрылась руками.

– И да, тетушка, вы не ушиблись? Вроде бы вас поддержал какой-то военный, я не разбираюсь в этих мундирах, да и видно было плохо – окна запотели…

– Да, генерал Молло, очень достойный господин, – смущенно ответила она. – Присядь, Маргрит, что ты стоишь столбом!

Я присела на краешек стула.

– Принц весь вечер танцевал с какой-то иностранкой… Что он в ней нашел, ума не приложу – худющая, лица не видно, но вот драгоценности… – тетушка приложила руку к груди. – Если бы я не знала, что Гастон давно мертв, то сказала бы, что это вещи его работы!

– Почему нет, тетушка? Вдруг папа сделал эти украшения давным-давно? – заметила я. – Да и купить их мог кто угодно.

– И правда, – кивнула она. – Так вот… когда его высочество пригласил Агату, я обомлела!

– Я чуть не умерла, – выговорила кузина. В ее глазах сияли звезды, и я понимала: даже если она выйдет замуж за торговца или ремесленника, это чудесное воспоминание навсегда останется с нею. Пускай даже мечтой о несбывшемся и несбыточном… – Я даже помыслить о таком не могла, Маргрит!

– Я видела, – повторила я. – Ты была так хороша, Агата!

– Правда? – выговорила она. – Ох… Маргрит, я двух слов связать не могла, но… но я хоть хорошо танцевала?

– Мастер Дит недаром брал деньги за уроки, – сказала я и встала. – Пойду приберусь на кухне да сбегаю в лавку – спичек почти не осталось.

– Да, иди, – кивнула тетушка и вдруг окликнула: – Возьми еще денег, Маргрит! Купи себе что-нибудь… ну, не очень дорогое.

– С вашего позволения, тетушка, – ответила я, – я закажу башмаки на осень, мои совсем прохудились.

Она кивнула, а я сперва ушла на кухню, потом собралась и отправилась к дядюшке Уолдо.

– А, Маргрит! – встретил меня старый мастер. – Ну как туфельки пришлись?

– Будто волшебные, – улыбнулась я в ответ. – Ног под собой не чуяла, они сами в пляс пошли!

– Ну-ну, – он подвинулся ближе, – свела знакомство с кем-нибудь?

– Не поверите – с самим принцем танцевала! Ну да я не одна такая, кузина тоже удостоилась чести… Только – тс-с-с! Я больше всего боялась, как бы с теткой и кузиной не встретиться нос к носу.

– Само собой, – заулыбался старик. – Ну принц-то не про твою честь, а что прочие? Приглашали, поди?

– Нашлось несколько, кто моей физиономии не испугался, да и вуалька помогла, это вы хорошо посоветовали… Да только как я с ними встречусь? – пожала я плечами. – А встречусь – не узнают.

– Ну ладно, недолго уж ждать-то. Скоро будешь сама себе хозяйкой.

– И то верно… Дядюшка Уолдо, а стачай, пожалуйста, точно такие же туфли, как мне, только для Агаты. Вот ее старый башмачок для мерки, а вот деньги…

– Зачем? – нахмурился он.

– Пожалуйста, – попросила я. – Чтобы не отличить от моих было, только размером побольше, и поскорее! Потом расскажу зачем, а теперь мне нужно бежать!

– Да сделаю… – протянул он. – Что у тебя за придумки, в толк не возьму…

Ну а дома, когда я закончила хлопотать по дому и хотела уже лечь спать, ко мне постучалась Агата.

– Что случилось? – спросила я.

– Можно? – Агата шмыгнула носом. – Я на минутку!

Я отворила дверь, и зареванная кузина бросилась мне на шею. Что с ней такое? Никогда она так не поступала!

– Маргрит, – всхлипывала она, – как теперь быть? Лучше бы я вовсе не попала на этот бал, будь он проклят…

– Не ругайся, – машинально одернула я. – Иди сюда. Что случилось?

Вместо ответа Агата снова разрыдалась.

– Мама хочет выдать меня за господина Нейси, – сказала она наконец, – а он уже старый, первая его жена умерла родами, и сам он такой… ну…

– Неприятный, – помогла я, гладя Агату по спине.

– Да, но богатый… А я не хочу, Маргрит! Я тебе завидую…

– Мне?! – поразилась я.

– Да! – Агата подняла голову и утерла слезы. – Станешь совершеннолетней – выйдешь за кого захочешь!

– Ну конечно, много найдется желающих на бесприданницу с моим лицом… Ты вон хорошенькая, – сказала я, – а я что?

– Ты зато умеешь все по дому делать, а я… – Агата ссутулилась. – Я тут думала: если я сбегу из дома с каким-нибудь юношей… Да я не знаю даже, как кашу сварить! А если вдруг ребеночек? Как справиться без нянек и служанок?..

Я молчала.

– Ты ведь встаешь очень рано? – спросила вдруг кузина, и я кивнула. – Разбуди меня. Я буду тебе помогать. Только не говори маме!

– Не скажу, – ответила я, – но ты испортишь руки.

– Я всегда могу надеть перчатки, – ответила Агата, и ее голубые глаза вспыхнули.

– Как скажешь. Только за покупками мы вместе не пойдем.

– Конечно, не то мама сразу узнает! – испугалась она. – Ну… нет, можно сделать так: я скажу, что хочу сама посмотреть кружево или что-то вроде, а ты будешь со мною. Ну а по пути заглянем в другие лавки, чтобы тебе не ходить еще раз!

– Так, пожалуй, получится, – усмехнулась я. – Только почему ты плакала? Ты так и не сказала.

– Из-за принца… – ответила Агата, а я и не удивилась. – Он… он был такой…

– Я видела, – напомнила я, – пусть даже через окошко.

– Больше мне его никогда не видать, – сказала кузина и понурилась. – Разве что мельком. Ну, может, на его свадьбу снова допустят всех горожан… Или он проедет мимо… Говорю, зря я упросила маму пойти на бал.

– Почему?

– Пока я его не увидела – просто думала о нем как о герое из книги, сочиняла истории о любви, – вздохнула Агата. – А он, Маргрит, совсем не такой, каким я его придумала! Мы и перемолвились-то парой слов, говорю, я дар речи потеряла, но… Он не герой из книги, он живой, смешной такой, добрый, и не скажешь, что принц! Все равно никто не поверит…

«Я поверю, – подумала я и обняла кузину. – Феликс в самом деле смешной и добрый, наверно, потому что еще не сел на трон. Отца его я не знаю, но вряд ли он позволит сыну совершить глупость, а обок с принцем всегда Черный герцог, который не даст ошибиться и пропасть…»

При мысли о герцоге у меня всегда что-то сжималось в груди. Я думаю, от страха.

– Я пойду с тобой завтра, ладно? – попросила Агата.

– Лучше отдохни, мне завтра только воды принести нужно, – сказала я. – А ты пока уговори свою матушку, чтобы отпускала со мной за покупками. Раз она хочет выдать тебя замуж, тебе нужно знать, где что продается и почем, а то тебя служанки обманывать станут. Ну а люди вроде господина Нейси счет деньгам знают и просто так ими не швыряются! Так и скажи, если спросит, что за блажь на тебя напала. А если выйдет, через день пойдем за покупками, раз тебе так хочется…

– Вот здорово! – Агата заулыбалась и вскочила. – Ты такая умница, Маргрит!

«К этому уму еще бы красоты», – подумала я, укладываясь спать.

– Захотелось стать красавицей? – нежно спросила Фея Ночи из темного угла.

– Нет, сударыня. Проживу с тем, что есть, – ответила я. – Как ваши весы?

– Не мои, – поправила она. – Пока они в равновесии, но колеблются как-то очень уж странно… Спи. Пока ничего не происходит…

И я уснула, потому что чудовищно устала за эти дни, а снился мне бальный зал, яркие огни и глаза мужчины напротив – темные, настороженные…

Глава 7

При мысли о том, что я встречу у колодца Черного герцога, у меня холодело внутри. Не знаю почему: я сделала то, чего он хотел, не провинилась ни в чем, но…

У колодца его не было. Я отнесла воду домой – тетушка еще спала, – показала Агате, которая мужественно встала в одно со мною время, как перебирать крупу, а еще попросила полить зелень на заднем дворе, и пошла к старой иве.

Я угадала – герцог был там. Он сидел на моем любимом месте, и лицо у него было усталым.

– Я знал, что ты придешь, – сказал он, поднявшись навстречу.

– Я надеялась застать вас здесь, – ответила я.

Воцарилось молчание.

– Принц ищет свою незнакомку, – негромко произнес герцог. – Она потеряла туфельку на ступенях дворца, когда бежала прочь. Таких крохотных туфелек не носят и принцессы, поэтому та, кому она придется впору…

Я покосилась на свои ноги в старых башмаках. Очень маленьких, дядюшка Уолдо говорил, что у его внука и то нога больше!

– Ты не выйдешь замуж за принца, – вдруг холодно сказал герцог. – Даже думать забудь!

– Зачем мне ваш принц? Я размышляла о том, как не дать ему жениться на Элле. У нее нога вряд ли намного больше моей. Сударь, – сказала я, – вы ведь сумеете подменить туфельку?

Он нахмурился.

– Полагаешь, принц не заметит подмены?

– Туфелька будет точно такой же с виду, разве что чуть больше размером… и подойдет не одной девушке в этом королевстве.

Герцог усмехнулся.

– Пожалуй, это хороший способ избавить Феликса от романтических мечтаний, – сказал он. – Он настаивал только на темноволосых и худощавых девицах, но я объяснил ему, что существуют парики, краска для волос и корсеты, поэтому придется перебирать всех присутствовавших… Ах да, он сказал еще, что у княжны славная улыбка, так что постарайся не скалиться, если вдруг примерщики доберутся и до твоего дома!

– Лучше вы постарайтесь устроить так, чтобы они начали с нашего квартала, а не с того, что за ратушей, – не осталась я в долгу.

– Ну, это сделать несложно, – кивнул он. – Все равно этим безумием руковожу я, будто мне больше нечем заняться!

– Сочувствую, сударь, – сказала я. Герцог наклонил голову, и мне виден был длинный шрам у него на затылке – волосы ложились на пробор на этом месте. – Вы устали?

– Да, – без тени смущения ответил он. – Не люблю празднества. Уже подумываю о том, чтобы, как в юности, улечься подремать прямо здесь, на траве.

– Отчего нет, отличное убежище, – пожала я плечами. – Земля еще достаточно теплая, ну или коня вон расседлайте да возьмите попону…

– Чувствую, очень скоро я так и поступлю…

– А что вам мешает, сударь, заявить, что туфельку вы примерили, только она никому не подошла? – задала я давно интересующий меня вопрос.

– А ты полагаешь, я езжу с этим дурацким поручением один? Я могу споить сопровождающих или отсыпать им горсть монет, но все равно любой из них способен доложить принцу, если решит, что ему перепадет награда.

– Тяжко жить, когда никому не доверяешь? – спросила я негромко.

– Ты будто не знаешь сама? – ответил он вопросом на вопрос и похлопал рукой в перчатке по своему насесту. – Сядь, не стой столбом. Что ты смеешься?

– Вы говорите в точности, как моя тетушка, – улыбнулась я и присела на торчащий корень. Герцог же опустился наземь, прислонившись спиной к древесному стволу.

– Продай мне то ожерелье, – сказал вдруг он. – Я заплачу столько, сколько предложила матушка твоему отцу. Или больше.

– Зачем оно вам?

– Отнесу ей.

– И запрете в склепе? Нет, сударь, не просите, не продам.

Герцог поднял голову, посмотрел мне в лицо – глаза у него были холодные и недобрые.

– Я могу и отобрать.

– Скажете, что я воровка? Но вы не знаете, где я прячу этот гарнитур, а я так просто не сознаюсь. Прикажете отхлестать плетьми прилюдно? Или станете пытать? Ах да, вы же не пытаете женщин, – припомнила я.

– Что ты понимаешь… – негромко сказал он и прикрыл глаза.

– Может быть, и ничего, но отец говорил, что драгоценностям не место в запертых ларцах, и делал их, чтобы эти украшения носили, а не оставляли в могилах. Вот, я смогла исполнить его желание: «Лунная ночь» увидела свет, уж простите за неловкий каламбур. Я могу продать этот гарнитур кому угодно, но не ради того, чтобы эти вещи радовали покойников, – завершила я речь… и поняла, что зря сотрясала воздух: Черный герцог уснул, и будить его мне не хотелось. Вдобавок пора уже было возвращаться.

Дома Агата показала мне, сколько успела разобрать крупы, а еще сказала, что полила зелень и накормила кур. И даже попыталась вымыть посуду, но – не имея к этому ни привычки, ни умения – не преуспела, хотя очень старалась, а в результате разбила две тарелки.

– Дай покажу, как это делается, – вздохнула я. – Бери полотенце, будешь пока вытирать. Потом пойдем наколем дров. То есть я наколю, а ты поможешь носить, раз уж решила помогать…

– Я должна знать, как это делать, – упрямо сказала Агата, перетирая тарелки. – А то как я пойму, лентяйничает служанка или нет? Ты не станешь, это уж точно, а наемная?..

Она вдруг замолчала.

– Держи, – сунула я ей очередную миску. – Агата?

Кузина по-прежнему молчала.

– Это же твой дом, – сказала она наконец. – Дом твоего отца. Я помню дядю Гастона, он был добрый… И ты тогда отдала мне свои игрушки. А потом…

– Что было, то прошло. – Я отобрала у нее полотенце и вытерла оставшуюся посуду. – А кто старое помянет… сама знаешь. Не беспокойся, я вас не выгоню, если ты подумала об этом.

– Мама наш старый домик сдает в аренду, так что с голоду мы не умрем, – мрачно ответила Агата, – особенно если я замуж выйду. Но ты-то… Ты же должна быть как я! Ну то есть учиться, музыкой заниматься, танцевать! А ты все время на кухне!

Я подивилась про себя: с чего это вдруг кузину так разобрало? Вслух же ответила:

– Я наверстаю, не переживай. А когда тетя собирается объявить о твоей помолвке?

– Точно не знаю, но скоро – это помолвка… А так она хочет подгадать, чтобы сыграть свадьбу до того, как ты получишь наследство. – Кузина присела на топчан, ее светлые кудряшки растрепались. – Маргрит, как быть? Ну то есть я хочу замуж…

«Подальше от мамы», – дополнила я, начищая кастрюлю.

– Но не за господина Нейси! За него даже Элла по доброй воле не пошла!

– Ты откуда знаешь? – равнодушно спросила я.

– Мама сказала, – бесхитростно ответила Агата. – Дескать, он ищет жену не вовсе из простой семьи, трудолюбивую и хозяйственную. Хорошо бы с приданым, конечно, хотя бы небольшим, но и без него можно… Ну и присватался к Элле, только ее мачеха живо господину Нейси дала от ворот поворот! Ну, я слышала от мамы, Элла и сама умоляла не отдавать ее…

– Ну да, если мачеха падчерицу отдаст замуж, кто за домом будет следить? Анна с Марианной, что ли? – фыркнула я. – Ты вон хоть поинтересовалась, что да как, а те, я слыхала, вовсе боятся руки замарать. А добром идти за него…

«А может, для Эллы это было бы выходом? – подумала я. – Хотя нет. Из одной кабалы в другую…»

– А что говорят в городе? – спросила Агата. – Выбрал принц себе невесту или нет?

– Выбрал, только отыскать не может, – усмехнулась я. – Она сбежала с бала, потеряв на лестнице туфельку, прямо как в сказке. Ну а принц юноша романтичный, поэтому…

– Кому подойдет туфелька, та и станет его женой?

– Да. Но это сплетни слуг, Агата, а что там на самом деле, я не знаю. Откуда бы мне? Держи поднос. Смотри, чайник ставят вот так… теперь чашки…

После бала кузину будто подменили: вечно витающая в облаках и порою капризная девушка взялась за себя. «Я должна», – твердила она, только не поясняла, что и кому должна, просто приходила ко мне на кухню, смотрела, как я готовлю, помогала по мере сил. Толку от Агаты было мало, но что-то вымыть, почистить или порезать она могла. До вовсе уж грязной работы я ее не допускала: тетушка мигом заметит, что руки у дочери не в порядке.

А вот в лавку мы с нею ходили, и Агата неплохо делала вид, будто она со мною просто по необходимости: задирать нос и кривить губы у нее получалось отменно. Однако я точно знала, что кузина внимательно следит за тем, как я выбираю мясо, рыбу и овощи, как торгуюсь и как разговариваю с торговцами. Теперь, правда, сложнее стало утаивать деньги, но у меня пока имелись герцогские золотые, которые я и не думала тратить. На что, скажите на милость? Башмаки я купила с попущения тетушки – тачал их все тот же дядюшка Уолдо, – ну а платья были еще вполне приличными. Ходить с заплатками, как Элла, я бы себе не позволила, разве что вовсе не сумела бы заработать себе на одежду.

Глава 8

Время шло, ночи становились холоднее, а принц, по слухам, все не отказывался от своей затеи. Даже его отец сказал, мол, пускай, наищется – присмиреет. Это слышал камердинер, который сказал горничной, которая рассказала кухарке… Словом, как обычно.

Ни принца, ни герцога мы с Агатой больше не видели. Я говорю «мы», потому что кузина решительно преодолела сопротивление матушки и уже постоянно ходила со мной за покупками. Тетушка, впрочем, отнеслась к этому благосклонно: Агата под надзором, заодно научится выбирать товар… Товар все же выбирала я, потому что оставляла кузину у старьевщика – копаться в старых книгах, – а сама шла по другим лавкам. Спасибо, она помогала нести покупки. По воду, конечно, Агата не ходила, но жить стало немного легче: пока я занималась стряпней, кузина могла перебирать крупу, раскладывать яйца, резать овощи, разбирать белье для стирки, наконец. Тетушка нарадоваться не могла на проснувшуюся в дочери хозяйственность, а то все сидела, уткнувшись в книгу!

Я же изредка вынимала свою куклу и тут же прятала обратно. В таких делах волшебство не поможет. Да и о чем спрашивать? И так весь город знает: принц ищет пропавшую незнакомку…

Удручало меня только одно: я никак не могла передать герцогу другую туфельку. Я приходила под иву чуть не каждый день в одно и то же время, я оставила ему там записку, прицепив на обломанную ветку, но его все не было. Будто не его так волновало, на ком намерен жениться принц!

«Как его найти?» – задумалась я и поспрашивала у знакомых служанок. Уж они-то наверняка знали, где живет герцог и кто у него служит! Ну а отговорилась я интересом кузины: она ведь вправду была на балу, только, дескать, глаз положила не на принца…

– Агата, я уйду ненадолго, – шепнула я кузине, когда тетушка прилегла после обеда. – Если что, скажи, я подалась в лавку за солью, снова забыла купить, бестолочь такая!

– А я не напомнила, тоже бестолочь, – улыбнулась она. – Ты на свидание, а, Маргрит?

– Нет, по делу, – ответила я, но ясно было, что кузина не поверила. – Пригляди за очагом, только смотри не обожгись!

– Я уже приспособилась, – заверила Агата. – Беги скорей, я и посуду перемою… а если что разобью, сама маме скажу.

Я кивнула и направилась в верхнюю часть города, к особнякам знатных господ. Вот и обиталище герцога Барра – не сказать, чтобы красивый, безликий дом, таких десятки в этом квартале. Сад, кажется, давно был заброшен, а на стук в заднюю калитку отозвались не сразу.

– Чего тебе? – неприветливо спросил пожилой слуга.

– Госпожа просила передать кое-что его светлости, – ответила я, опустив глаза. – На словах.

– А… ну входи, только вряд ли ему сейчас есть до этого дело.

– Почему?

– Его светлость болен, – ответил он.

– Какое несчастье… – посетовала я. – Неужто простыл? Немудрено по такой погоде, а господа вечно носятся верхами нараспашку!

– Нет, просто лихорадит, – чуть смягчился слуга, провожая меня. – Рана воспалилась, как доктор говорит.

– Бог мой, рана-то откуда? – поразилась я.

– Дуэль… у господ за косой взгляд да дурное слово дуэль полагается, не знаешь, что ли? – вздохнул он. – А тут кто-то о его высочестве нехорошо высказался, господин и не сдержался… Обидчика уже, поди, закопали, а его светлости неможется…

– Я о таком и не знала, – солгала я. – А госпожа моя себе места не находит, куда запропал? Хоть скажу ей, а то и сама извелась, и всю челядь замучила!

– Это дело обычное, – философски ответил слуга и остановился. – Пришли. Как господину-то доложить?

– Скажите прозвище такое же, он поймет, – попросила я. И верно: через минуту слуга выскочил из комнаты обратно, кивнул мне, и я вошла.

Запах. Этот запах…

Я попыталась дышать ртом, но запах все равно никуда не делся – так пахло в спальне, где умирал мой отец. Так пахли его лекарства, и…

– Откуда ты здесь взялась?

Герцог говорил негромко, с расстановкой, чувствовалось, что ему нездоровится.

– Туфелька, – только и сказала я, поняла, что сейчас не выдержу, и рывком распахнула ставни. Дышать стало намного легче.

– Ты же видишь, я не в состоянии… примерять.

– Вас некому заменить? – Я осторожно подошла ближе. Лицо у герцога было – краше в гроб кладут, темные глаза лихорадочно блестели, волосы на висках слиплись от испарины.

– Феликс доверяет только мне… Дай напиться…

Я взяла кувшин – тот оказался пуст, – и подошла к дверям.

– Принеси воды, – сказала я мальчику, дежурившему у порога. – Набери прямо из колодца и неси скорей сюда… вот тебе монетка!

– Не надо, я и так принесу, – пожал он плечами, но монетку все же взял.

– Так беги скорее! Да сполосни кувшин, прежде чем наливать!

Мальчишка обернулся живой ногой, и я дала герцогу напиться холодной чистой воды.

– Будто проклял кто, – сказал он, отдышавшись. – Давно со мной такого не приключалось!

– Это на дуэли? – осторожно спросила я, глядя на повязку.

– Если бы! – герцог поменял позу и зашипел. – Стыдно сказать – свалился с коня и пропорол руку… Браст понес ни с того ни с сего, а я не ожидал, привык, что он меня без слов понимает. Слугам, ясное дело, сказал – дуэль. Тем более что она тоже имела место, но противник до меня и не дотронулся…

– А кости целы?

– Целы. А что? Ты и в этом разбираешься? – приподнял он бровь. По глазам видно было – не верит он мне.

– Нет, но когда старика Дэви чуть не насмерть затоптал племенной бык, я помогала соседкам за ним ухаживать. Лекарь хотел отнять ногу совсем, да мы не дали. Дэви сильно хромает, но жив ведь…

– Да, смотрю, девицы из предместий – просто кладезь талантов, – усмехнулся он. – Подай флакон.

– Не надо, сударь, пожалуйста! – попросила я и добавила в ответ на вопросительный взгляд: – Мой отец умер из-за этого снадобья. Тетушка давала ему все больше и больше, и под конец он вовсе перестал просыпаться… Так и умер во сне.

– А что с ним случилось? – спросил герцог, устроив больную руку поудобнее. – Я полагал, он скончался от старости.

– Ну что вы, сударь… Ему едва сравнялось пятьдесят, какая уж тут старость.

– И все же? Да присядь ты… – тут он невольно улыбнулся. Надо сказать, улыбка его красила. – Не стой столбом.

Я придвинула поближе стул с модными гнутыми ножками – как по мне, крайне ненадежное сооружение, даже подо мной он поскрипывал, а под герцогом, наверно, вовсе мог развалиться, сядь тот с размаху.

– Папа болел, – сказала я, помолчав. – Лекарь говорил: если бы эта болезнь оказалась в ноге или руке, можно было бы их отнять, тогда папа бы пожил еще. Но она оказалась глубоко внутри, не отрежешь…

– Лекарь у вас с какой-то болезненной страстью все отрезать, – фыркнул герцог.

– Не он один так говорил. Тогда мы жили не бедно, приглашали даже придворного лекаря, он сказал то же самое. Ну разве что денег за визит взял втрое больше.

– И что же, по-твоему, не так с этим снадобьем?

– Оно отнимает разум, – сказала я и, сама не знаю зачем, рассказала о своих догадках.

– Поверь, Маргрит, в юности я пробовал подобные зелья, но только раз, потому что больно уж мерзко терять рассудок по собственной воле, – без тени улыбки сказал герцог, выслушав мою историю. – Это не как от вина, нет, но не проси объяснить в подробностях, не сумею. Видится, конечно, всякое, в голове легко и пусто… а как очнешься – будто неделю пил без просыпу, колотит в ознобе и мутит, а что в голове творится, и описать не могу.

Я молчала.

– Это не оно, – кивнул он на флакон. – Это болеутоляющее, и если мне нужно всего две капли, чтобы не маяться от этой дрянной раны, то твоему отцу требовалось куда больше. Если я верно понял, о какой болезни идет речь, умирать он должен был долго и мучительно.

– Он и так умирал долго. Говорю ведь, под конец тетушка наливала ему эту мерзость чуть не стаканами, и он не приходил в себя…

– А ты бы предпочла, чтобы он сутками кричал от нестерпимой боли? – холодно спросил герцог, и я осеклась. – Я понимаю, ты думаешь, что твоя тетка нарочно уморила его, но, сдается мне, это не так. Чем дальше заходит болезнь, тем хуже делается человеку, я не удивлюсь, если твой отец сам просил добавить ему лекарства.

– Понятно… – я отвела глаза. Мне как-то в голову не приходило поговорить об этом с тетушкой.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Еще не сравнялось шестнадцати, но какое это имеет отношение… Впрочем, не говорите. Я и так понимаю, что была еще слишком глупа и многого не понимала.

– Вот именно. Возможно, корыстный интерес у твоей тетушки и имелся, но вряд ли она убивала твоего отца намеренно. А помощник аптекаря вряд ли знал, чем болен мастер Гастон, потому и удивился…

– Может быть, вы правы, – кивнула я.

– Кузина твоя, должен сказать, очень миловидна, – добавил он вдруг ни с того ни с сего.

– Да, сударь, не чета мне, – улыбнулась я. – Правда, она в глубокой печали: тетушка собирается выдать ее замуж.

– Это трагедия, – согласился герцог. – И подай мне наконец флакон! Болтовня, конечно, отвлекает, но не до такой степени.

Спорить с ним не было смысла – он и сам мог встать и взять лекарство, поэтому я повиновалась. Действительно – всего две капли…

– Вас лихорадит, – сказала я. – Может, в рану попала грязь?

– По-твоему, я не видел ран? – в тон мне ответил он. – Чушь, заживет, и не такое бывало.

Я вспомнила шрам у него на затылке и вздохнула.

– Меня больше интересует, почему взбесился конь… – проговорил герцог. Видно, подействовало лекарство, и ему стало легче. – Браста я взял жеребенком, сам обучал, сам выезживал. Он не дается в руки чужим, если я не прикажу…

– Как собака, – не удержалась я.

– Именно. Он и сражаться умеет, – усмехнулся герцог. – Бывало и такое… А что такое разъяренный жеребец, думаю, ты можешь представить.

– Пожалуй, могу, – кивнула я. – А не могло это быть покушением?

– Кажется, ты перечитала романов.

– Ну ведь не все в них выдумки, сударь. Отчего не может случиться так, что кому-то очень не по нраву ваше влияние на его высочество? Вы сами сказали, что доверяет принц только вам. Ну и отцу, я полагаю, но…

– Ты, должно быть, уже выспросила соседских кумушек о том, кто я таков? – без улыбки спросил он и сел прямо.

– Не кумушек, – ответила я. – Но вы правы, я… поинтересовалась. И…

– Его величество сам отдал сына мне в руки, – негромко произнес герцог. – Мне тогда сравнялось девять, а Феликс едва родился. Больше я ничего не скажу. Ты и так уже знаешь слишком много.

– Простите, сударь…

– За что? Это вовсе не тайна. При дворе все обо всем знают, но предпочитают помалкивать. Сама понимаешь почему.

– Может быть, кому-то надоело помалкивать? – не удержалась я. – Говорю ведь, вы всегда рядом с принцем, он слушает вас как старшего товарища и брата… нет, постойте, не перебивайте! Неужто он не знает, что вы братья? Если при дворе все осведомлены об этом, то принц не мог не узнать! Тем более вы очень похожи на его величество…

– Он знает, конечно… – Герцог запрокинул голову, глядя в потолок. – Правда, делает вид, будто даже не слыхал ни о чем подобном.

– А решает за него отец. И вы, верно?

– Да. Только не надо придумывать глупостей о том, что Феликсу надоела наша опека. Может быть, и надоела, но ему так удобно: пока живы его отец и я, ему не о чем беспокоиться. И его величество знает, что при мне с принцем ничего не случится.

– Так, может, кому-то нужно, чтобы нечто случилось с принцем? Когда вас не окажется рядом? Нет-нет, – я подняла руки, – вы снова скажете, что я начиталась романов, но… Я ведь не о покушении говорю. Вы не забыли об Элле? Его высочество ведь снова может проехать мимо нашего колодца, а вас не будет поблизости. Я не представляю, что может сделать та фея, клянусь, но вдруг принц позабудет обо всем при взгляде на Эллу?

– А вот это уже ближе к истине, – подумав, сказал он. – Должно быть, колдунья может заставить послушного коня ни с того ни с сего вздыбиться и понести. Сбрую проверили, она в порядке, под седлом ничего не было… Не иначе, в самом деле волшба! Надо вставать, иначе не могу представить, во что это выльется…

– Не торопитесь, сударь, – попросила я. – Я… я попробую что-нибудь сделать. Не знаю, получится ли, но я постараюсь.

– Хорошо, – кивнул он.

– Мне пора. Вот туфелька, спрячьте…

– А вот кошелек, прибери, – сказал герцог, а я и не подумала отказываться. Кошелек оттягивал карман передника приятной тяжестью. – Действуй. Пока я не могу присматривать за Феликсом, хоть ты пригляди за Эллой. Можешь утопить ее в колодце, я не опечалюсь.

– Опечалится весь квартал, сударь – где воду-то брать прикажете? – не осталась я в долгу. – Вот на речке – дело другое, пойдем белье полоскать, и… Зимой особенно хорошо – раз, и ушла под лед. Даже если вытащат, все одно заболеет.

– Неужто…

– Слыхала, сударь, был такой случай. Жена разлучницу в прорубь столкнула.

– Пока обойдемся без крайних мер, – серьезно сказал герцог. – Ты… Да, ты умеешь писать, я помню, но не нужно записок. Приходи, будто от своей госпожи – это ты удачно солгала, никто не удивится.

– А если меня кто-то узнает? Лицо приметное, а у слуг языки длинные, мне ли не знать!

– А что, я не мог влюбиться в твою кузину? Она была на балу, она миловидна, а я всегда был не прочь приударить за хорошенькой девицей!

– Конечно, сударь, как скажете, – кивнула я. – Если что-то случится, я приду немедля.

– Я прикажу, чтобы тебя впускали без вопросов. А теперь иди, не то тебя хватятся. Ну а мне, – он мрачно вздохнул, – нужно прилечь… Скорей бы уж зажила эта дрянь!

– А можно мне зайти на конюшню? – спросила я по наитию.

– Зачем?

– Посмотреть на вашего коня. Ну…

– Опять волшебство? – сощурился он. – Что ж, пока от твоих чар никому не стало худо. Выйдешь во двор – скажи Сиду, что я велел отвести тебя к Брасту.

– Сид – это мальчик? Он тут у дверей на скамеечке сидит, я думала, он у вас на посылках… Или вы о камердинере?

– Мальчик, – недоуменно ответил герцог. – А что он забыл у моих дверей?

– Понятия не имею, сударь, просто сидит. Я попросила его принести воды, он сбегал… Я же не знаю, как заведено в вашем доме!

– Позови-ка его, – неожиданно оживился он.

Я выглянула за дверь и окликнула прикорнувшего в уголке мальчугана:

– Ну-ка, зайди!

– Что вы, туда нельзя… – прошептал он, протерев глаза.

– Его светлость велел тебя позвать, иди живее, пока он не разгневался!

Мальчик – ему было лет десять, вряд ли больше – все норовил спрятаться за моей юбкой, но я подталкивала его вперед.

– Ты Сид, верно? – спросил герцог, внимательно глядя на мальчишку.

– Да, господин, – тот съежился и попытался прикрыть одну босую ногу другой. Был он вихрастый, рыжий и нескладный, худой, но крепкий, это я почувствовала, когда взяла его за плечи.

– И ты, если не ошибаюсь, сын повара? И место твое на конюшне…