Краски. Бетонный дворец. Часть 2

Текст
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

06

Впрочем, собственная бестолковость смущала, очевидно, лишь самого Дениэла. Потому что остальные, все, кому не лень, предписывали ему счастливое будущее в корпорации на управляющей должности. Сам же мистер Траст начал подкидывать работенку не из его весовой категории, и если по первой следил за водителем, то теперь начал слепо доверять решения разных ситуаций на его произвол. Частенько Дениэл узнавал об истинных условиях сделок лишь после их завершения.

– Ты верно поступил, не волнуйся! – Смеялся при этом шеф. – Я заведомо не стал тебя настраивать на предвзятое отношение, мне было интересно, как выглядит вопрос на свежую голову.

И ничего, что «свежая голова» при этом горела смущением и стыдом, это не мешало начальнику веселиться от души. К счастью, в декабре подобное поведение шефа сошло на «нет». Внешняя жизнь «Траст Инкорпорейтед» замерла, а вот внутренняя стала бить ключом. Гаечным. По голове.

Аврал начался резко, неожиданно, будто кто-то поднял рубильник с водопадом забот. Распорядок дня офиса теперь не предполагал обеда или иного праздно растраченного времени, зато длился до девяти вечера. Эту потрясающую новость о вечерних дежурствах шеф вынес на аукцион, объявив желающим сверхурочных тройную ставку, и, как ни странно, вызвал этим поток страждущих подзаработать перед праздниками. Сам же мистер Траст присутствовал в офисе с раннего утра до позднего вечера, пока последний сотрудник не покидал стены конторы. Он всецело был поглощен заботами коллектива и помогал, как мог. Если бы не этот позитивный фактор, то многие работники так и не узнали об огромной премии в конце года, уволившись раньше от истощения внутренних ресурсов, потому что напряжение в офисе от обилия задач можно было резать ножом.

Завершением этого безумства стали какая-то баснословная премия в три оклада и громкий корпоративный праздник перед выходными, на котором мистер Траст прочитал благодарственную речь коллективу и сообщил о том, насколько ему повезло быть руководителем таких грамотных и одаренных сотрудников. Дениэл проработал достаточно времени в «Траст Инкорпорейтед», чтобы понимать, чьей заслугой являлся такой сплоченный коллектив. Он вспоминал, как грамотно шеф складывал людей, вещи и обстоятельства воедино даже в самые кризисные моменты, отходил в сторону, когда это было необходимо, брал на себя контроль даже незначительных вопросов, когда вопросы не в состоянии были решиться без лишней крови, и в очередной раз поражался его мудрости и стойкости. Оливер Траст был воистину на своем месте в этой жизни, он родился, чтобы править корпорацией.

А еще Дениэл с интересом наблюдал за людьми, которые подстраивались под смену приоритетов, как могли. Сотрудники теперь вместо кофе и комплиментов обменивались звонками и папками. Между тем, коллектив был настолько разносторонним и многогранным, что казалось удивительным, как люди вообще находят общий язык. Менеджеры общались друг с другом очень свободно, просили спасти или подменить, приносили друг другу круассаны с шоколадной начинкой из кафетерия на углу, обменивались улыбками или вовсе поцелуями.

Даже тошнотворный Джим Палермо, который, похоже, клеился теперь к симпатичной Пенелопе Фрост, перестал вызывать у него стойкое желание дать ему в нос. Сама же Пенни не отшивала кудрявого толстяка лишь в силу своей загруженности: она оставалась сверхурочно по три дня в неделю, как самая незанятая в офисе. Роскошная темнокожая Грейс занялась проблемными вопросами офиса, словно разнимать расшалившихся детей было ее привычным делом, а премилая рыженькая Тамара взяла на себя поддержку выдохшихся. Вот и сейчас она сидела и утешала худощавую темноволосую женщину, которая работала здесь второй месяц, и застала на испытательном сроке непосильную для себя нагрузку.

Люди восхищали его. У Дениэла даже таких друзей не было, чтобы сердце открыть нараспашку и наслаждаться встречным ветром в лицо, не говоря уже о знакомых или сотрудниках. Он даже начинал сожалеть о том, что многое терял, будучи всего лишь водителем, ограниченным пространством служебного автомобиля, ровно до того мгновения, пока не сталкивался взглядом с личным помощником директора.

Однако если наблюдать непредвзято за стойкой ресепшна, что порой давалось ему с видимым трудом, то можно было заметить любовь и гармонию, царившие и в этой части офиса. Девушки были очень дружны и приветливы, прикрывали тылы и живо общались на разные темы. Полненькая светловолосая Элис очень сблизилась с медузой, которая теперь с удвоенной силой била Дениэла по причинным местам. Летние денечки спокойствия вспоминались молодым человеком как санаторная путевка в рай. Но осенью грымза снова принялась клевать его печень, цепляясь к нему вульгарно, буквально навязывая себя. И где только сил находилось?! Не иначе как выдра подпитывалась энергией из некого ядовитого источника, доселе неоткрытого наукой.

– Эй, красавчик, отчего твоя сладкая мордашка так нахмурилась и напоминает теперь твой сладкий зад? – Пропела она на весь офис, улыбаясь алой помадой. – Неужто грустишь о вечерах, когда меня нет рядом с тобой?

Сжав челюсть плотнее, водитель проигнорировал замечание, хоть это и стоило ему лишнего стакана нервов. Малиновые пятна на щеках выдавали его истинную реакцию, хоть он и пытался анестезировать ум, залив его бесчувственным бетоном.

Неугомонная Лиз Харви стала основной причиной, почему молодой человек стал заниматься развозом документов, хоть это и не касалось его работы. Все равно встреч не было – шеф всецело был душой и сердцем офиса, а сидеть без дела в машине казалось не очень веселой затеей.

Но сегодня водитель пока что оставался невостребованным, а поэтому уселся на свое излюбленное место – синий диван в зоне ожидания, чтобы наблюдать за офисом, прикрывшись журналом.

– Кентмор! – Раздался вдруг кислый выпад рядом, едва он расслабился.

Дениэл поднял взгляд от журнала, служившего прекрасной ширмой, и встретился с темным надменным взглядом главного менеджера. Толстый мерзкий Джим за три месяца стал еще толще и еще противней. Выиграв пару битв по очарованию начальства, он возомнил о себе гораздо больше, чем представлял на самом деле, и теперь играл в офисе роль большого мальчика.

– Собирайся, тебе тут работенка, – бросил кудрявый беспардонно.

– Нет, – отрезал Дениэл и вернулся к глянцевому «Менс Хелс», не удосуживаясь даже оценить реакцию на выпад.

– Ты не понял, водитель, я тебя не о личном одолжении прошу! – Взвился Джимми. – Собирайся в дорогу, родина ждет от тебя подвига!

– Уймись, Палермо, ты мне не начальник, – рыкнул громила и, выдержав разъяренный взгляд толстяка, откинулся на спинку дивана.

Плохо сидящий костюм с мешковатыми карманами, несший в себе главного менеджера, проскочил в три гневных шага путь до кабинета начальника и, ворвавшись в прозрачную дверь, оставил в оупен-спейс, полном работников, звенящую тишину. Дениэл оценил двадцать пар глаз, уставившихся на него, и, подлив в эмоциональный контейнер еще бетона, вернулся к чтению.

Вскоре толстяк вышел от шефа и молча сел за свой стол, очевидно, потерпев поражение. Его шакалоподобные дружки хотели было спросить, в чем дело, но тот лишь огрызнулся в ответ. Палермо зыркал налитыми кровью глазами на синий диванчик, где мирно восседал Дениэл, едва сдерживая ненависть к верзиле.

Похоже, главный менеджер только что выбрал себе цель на уничтожение.

07

– Фейерверк! – Изумилась Алекса, просунув лицо между сверкающих струй бусин на окне.

Где-то там, недалеко от границы поместья, взлетали к небу и рассыпались тысячами мерцающих частиц химические реагенты. Девочка выскочила из комнаты и понеслась по ступеням в «ледяную башню», чтобы поделиться удивлением с самым родным человеком. Дверь оказалась приоткрыта, а тот, кого она искала, уже сидел на привычном месте в голубоватом тумане задумчивости.

– Папа, фейерверк! – Выпалила дочь и, едва окинув родителя взглядом, бросилась к панорамному окну кабинета.

– Красиво, – согласился отец, встав рядом. – Странно, да?

– Это восхитительно! Сочельник ведь! – Сияла гостья помещения.

– Да, видимо, кто-то заказал себе у Санта-Клауса День Независимости в декабре, – усмехнулся он, притягивая в объятия свою любимицу. – А ты что попросишь у него?

– Пап, Санта-Клауса не существует, – абсолютно серьезно проговорила Алекса и смерила его взглядом, каким оценивают доктора легкую степень сумасшествия у пациента. – Его выдумали родители маленьких детей, чтобы шантажировать их целый год хорошим поведением ради одного подарка.

Хохот отца громом отразился от голубых стен «башни», а сам мужчина прижал к себе покрепче свою не по возрасту скептичную дочь. Виновник их встречи при этом, словно обидевшись на замечания Алексы, стих, угаснув последними звездочками на темном небе.

– Видимо, ты никогда не просила у Санты чудес, а? – Отсмеявшись, поинтересовался глава семьи.

– А как просить? – Не поняла девочка.

– Ему нужно написать письмо с желанием, и все исполнится, уверяю!

С этими словами хозяин кабинета вернулся за стол и открыл лэптоп. Алекса наблюдала за папой, ставшим на минуту наивным мальчишкой, с мягкой снисходительностью, будто тот чудил на старости лет. Однако ему в сентябре исполнилось всего тридцать восемь лет, а ранняя седина заполнила лишь виски, оставив темные волосы на макушке и затылке, так что о старости речи не шло, скорее, среднем возрасте зрелого мужчины, коим отец и являлся. Он долго щелкал мышью, набирал что-то на клавиатуре, и, наконец, победоносно вскрикнул. После этого взял ручку и размашисто начеркал что-то на отрывном листке для заметок. Алекса приняла из его рук этот листок, на котором оказался электронный адрес заветного деда.

– Ты серьезно? – Приподняла бровь дочь.

– Абсолютно! – Кивнул глава семьи. – Иди, пиши. И поставь мой адрес в копию.

Теперь пришел черед Алексе хохотать. Тысячи звонких колокольчиков рассыпались по комнате девичьим смехом. Но девочка приняла условия игры и побежала на этаж ниже, чтобы последующие несколько часов ломать голову у компьютера, не представляя, что писать исполнителю мечтаний.

 

«Дорогой Санта! – Мелькали по клавиатуре ее тонкие пальчики с коротко остриженными ноготками. – Много лет наши отношения не складывались, потому что я в тебя не верила, но…»

Алекса замерла, глядя задумчиво в монитор.

– Получается ерунда, – посетовала она и стерла все, кроме приветствия.

Она даже толком не знала, что собирается просить у седовласого исполнителя желаний, потому что все, чего ей не доставало в жизни, оказалось необъяснимым и неосязаемым. Материальный мир, спешивший удовлетворить любой каприз за ее деньги, не интересовал девочку своими предложениями, ведь обилие вещей и услуг могло быть нужным, выходи ты из поместья хотя бы раз в неделю. Но к ней это не относилось, а посему и желания были такие странные.

Вероятно, Санта будет крайне удивлен, получив письмо от пятнадцатилетней красавицы с тем, чтобы ее полюбила мама и впустила, наконец, в свою жизнь, чтобы мир стал более дружелюбным, и она смогла выйти из дома хотя бы на Весенний Бал, как Золушка. Или с тем, чтобы ее заметил мужчина, приковывавший все ее мысли и внимание в последнее время. Хотения крайне удивительные, но иного у нее не было. Точнее, наоборот, все другое – было, а вот эти нетипичные для подростка потребности вынудили ее поверить в чудо.

«Дорогой Санта! – Начала она снова. – Я хочу начать взрослеть! Контроль и запреты близких людей мешают мне жить и развиваться».

И снова она замерла над клавиатурой, потому что сочла за дерзость пренебрежение родительской заботой. Похоже, она и вправду очень плохая дочь.

– Как же сложно! Получается, единственная моя проблема в том, что я – маленькая! – Расстроилась Алекса и встала из-за стола.

Это бесполезно, ускорить ее рост не смог бы даже Санта-Клаус. Казалось, стань девочка в одночасье совершеннолетней, она смогла бы вырваться из гнезда, начать новую жизнь и пригласить Дениэла на свидание.

– Нет, не смогла бы, – расстроилась мечтательница.

За окном уже окончательно стемнело, а значит, совсем скоро придется закончить «заниматься ерундой», как сказала бы мама, и идти в гостиную на праздничный ужин. Есть не хотелось. Особо угрюмые мысли вызывала традиционная капустная запеканка, которую мама делала каждый год в сочельник, но сказать о том, что блюдо не по ее вкусу, означало обидеть маму. Что ж, раз в год придется потерпеть.

«Дорогой Санта! – Решилась все же Алекса на последнюю попытку. – Спасибо тебе за все, что у меня есть. У меня самые лучшие в мире родители, друг и жизнь в целом. К сожалению, мне ничего не нужно из того, что ты можешь дать, а остальное у меня и так появится чуть позже».

Нажав клавишу «отправить», Алекса встала из-за стола и направилась в гардеробную, где выбрала для себя мамино любимое платье карминового цвета в зеленую клетку. Вполне себе рождественская расцветка.

Теперь подарки. Папа примет в дар очередной холст акрилом в кабинет, а мама – многослойную открытку, нарисованную акварелью, и табель успеваемости из университета с отличием. Тоскливо до оскомины, но родителям так нравилось. Сама бы она хотела на Рождество путевку в кругосветное путешествие, куртку из эко-кожи на косой молнии и прокол левого крыла носа. Но получит, Алекса была уверенна, безделушку из маминой коллекции или еще один набор красок.

Хотя, на день рождения девочка тоже ожидала очередную куклу, но вопреки этому стала обладательницей конструктора от Дениэла. И пусть официально считалось, что подарок от отца, но записка, нацарапанная неровным квадратным почерком, оказалась едва ли не более важной, чем факт того, кто в это вложил деньги.

Оглядев себя в зеркало, Алекса взяла в руки два свертка – один большой и увесистый за счет тяжелой рамы, а второй – конверт офисного формата, – и хотела уже выйти из комнаты, готовая к праздничной суете, но замерла. Она подошла к столу и из ящика с резюме вынула небольшой конверт со второй акварельной открыткой, предназначенной для друга. Самое время отнести ее в их место свиданий, потому что до ужина оставался еще целый час. Через минуту комната опустела.

Гостиная утонула в вязкой синеватой тишине, замерев в пространстве и времени пустотой и холодом. Лишь мирно переливалась тысячами лампочек елка, украшенная мамой так, словно та готовилась к конкурсу по дизайнерскому искусству. Алекса оставила свертки для родителей под деревом, чтобы те напитались волшебством, а сама скользнула за зеркальные двери.

Декабрьская прохлада моментально настроила ее голову на нужный праздничный лад, вызвав приятные мурашки по всему телу. Порадовавшись, что додумалась выйти на улицу освежиться перед ужином, девочка поглубже вдохнула запахи сада и поспешила завершить начатое.

Она обогнула крыло поместья и вошла в бетонный блок. Голые стены отражали гулким эхом каждый ее шаг, словно в склепе, а влажность, забиравшаяся наглыми лапами под платье к самому белью, в компании с запахом прения вызывали ассоциации с пещерной жизнью. Хоть гараж и не являлся очень уж романтичным и приветливым местом, но для Алексы лучшего не найти, чем привычный и родной бетон. Раньше, пока в отсеке не обосновался Дениэл и не наделил его душой, гараж для девочки был неким подземельем, пустым и безжизненным, но теперь каждый шорох здесь напоминал о нем, вызывая трепет души подростка. Алекса подошла к «БМВ» отца, так любовно обхаживаемой приятелем, что она невольно иногда желала стать поломанной машиной, и положила под щетку на ветровое стекло маленький конверт со своими инициалами. После чего, раскрасневшись, спешно покинула здание и вернулась в теплую гостиную.

– Ты где была? – Встретила ее мама, суетившаяся возле кухонного уголка.

– Гуляла, – осторожно выдала Алекса, но тут же продолжила более дружелюбно: – Чем тебе помочь?

– На-ка, расставь посуду по столу.

Наблюдая за родительницей, которая в этот вечер оказалась особенно красивой в приталенном платье винных тонов и с праздничным макияжем, девочка взяла посуду и принялась неспешно раскладывать тарелки из белоснежного французского фарфора по темной тверди столешницы.

Хозяйка поместья очень дорожила этим сервизом, подаренным ей матерью из закромов семейных сбережений еще в те времена, когда общение между ними имелось.

Тончайшее стекло покрывало ореховое дерево так, словно бурую землю – белейший первый снег, которого Алекса никогда не видела вживую. Красота контраста настолько заворожила девочку, что она забыла о матери, вдруг отложившей все дела и следившей за плавной задумчивой дочерью излишне внимательно, буквально впитывая каждый ее жест. Когда же мечтательница вспомнила, что в комнате не одна, то вздрогнула и подалась назад, едва не утянув с собой часть антикварного фарфора.

– Осторожно! – Рявкнула мать, очнувшись.

Внезапно мир дрогнул и расслоился множеством контуров, а вокруг лампочек заплясали тысячи разноцветных искр. Очень плавно, едва осознавая свое тело, девочка наклонила голову и принялась разглядывать новую реальность. Золотистый шиммер обволакивал теперь искрящейся пудрой каждый источник света. Алекса обернулась на елку и замерла от благоговения, настолько великолепной оказалась та. Девочка вернула взгляд затуманенных карих глаз на мать, ставшую невыносимо несчастной и грустной в этот момент. Губы женщины стали узкими и опустились уголками вниз, как у голодной собаки, а между бровей залегла глубокая складка, прибавив обладательнице лишних пару десятков лет. А еще заболела голова. Алекса принялась растирать лоб между бровей, ощущая в этом месте неподъемную тяжесть.

– Не-ет, только не сейчас… – Отчаянно протянула Мелани и закричала в лестничный проем: – Оливер, ты нужен!

Тон супруги не оставлял времени для раздумий, и глава семьи, бросив недовязанный галстук на кровать, пулей вылетел из спальни. Слетев по лестнице в гостиную, он замер от увиденной картины. Безвольно опустив руки, Алекса зависла пустым взглядом в елке.

– Кто на этот раз? – Спросил он, стараясь двигаться теперь медленно.

– Никто, – растерялась супруга. – Я? О, боже, это я! Но я же… Она вернулась с улицы, может кто-то там?

Крупные слезы сорвались из уголков ее глаз, и женщина, обессилев, тяжело уселась на стул, испугавшись собственных мыслей.

– Не важно, – отбросил рассуждения глава семьи и повернулся к дочери. – Алекса, милая, идем, я провожу тебя в комнату.

Свободно отдавшись во власть отца, девочка побрела по лестнице на второй этаж, на ходу рассматривая странные контуры привычных предметов. Наконец, вокруг все заполнилось мягким песчаным сиянием, и Алекса очнулась в своей комнате. Она сидела на кровати, внимательно рассматриваемая отцом, застрявшим в дверях.

– Пора, да? – Догадалась дочь, тепло улыбнувшись. – Запеканка ждать не будет.

Под смех главы семьи они спустились назад в гостиную, откуда вышли буквально несколько минут назад, но теперь готовые к душевному празднику.

– Мам, ты просто невероятно красивая! – Просияла Алекса, восхитившись высокой прической родительницы, но тут же заметила легкое покраснение век родных глаз. – Что случилось? Ты плакала?

– Нет, милая, это злобный лук! Весь макияж испортил, – отозвалась мать приветливо и, хлюпнув носом, отошла к зеркалу оценить масштабы катастрофы.

Елка продолжала мерно мигать огнями, подсвечивая цветными искрами многочисленные свертки под ней. Отец развалился на диване в ожидании угощения, оценивая восхищенным взглядом двух своих самых прекрасных девушек в мире, и Алекса почувствовала, наконец, праздничное настроение сочельника, обещавшее подарки и семейный ужин. Бесконечное счастье и благодарность поселились в ее сердце в момент, когда мама открыла духовой шкаф. Тугой специфичный запах капустной запеканки, знакомый с раннего детства, окутал ее обоняние, напомнив о самом главном в ее жизни: Алекса была дома, в любящей семье.

08

Утро сочельника постучалось в его закрытые веки, но, не получив обратной связи с мозгом, оставило сонное тело в покое. Все равно светить в окна было нечем: все небо от южного до северного горизонта затянула тугая сизая пленка, готовая вот-вот разразиться дождем. В такую хмурь поднять с постели того, кто всю неделю работал в подмастерьях у двадцати работников офиса, каждый из которых хотел отщипнуть в свою пользу кусочек доброго водителя, оказалось занятием безуспешным. А значит, и попытки можно оставить, уж лучше заливать моросью без того влажные подъездные дорожки. Чем сейчас же и занялось угрюмое пасмурное небо.

Сперва легкие, похожие на крошечных белых мушек капельки упали на еще мокрую газонную траву, не успевшую просушить росу за столь короткое утро. Словно пробуя свои силы, стихия постепенно прибавляла густоты водяной пыли, и уже через полчаса выдала крупные капли дождя. Тяжелые облака радовались освобождению от бренного груза, щедро разбрасывая его по земле.

Наконец, Дениэл начал ворочаться в своей постели. Вскоре нужда заставила его встать на ноги и больше не прилечь уже этим утром, сулившим чудеса и волшебство.

Уже к обеду дождь утих, а к вечеру небо очистилось ровно настолько, чтобы стал виден недалеко от поместья грохочущий фейерверк, устроенный каким-то умельцем, вспомнившим детство.

И все же перед Рождеством полагался снег. Миррормонт, лежавший гораздо северней Калифорнии, славился снежными зимами с сугробами на обочинах и гололедицей. Не желая сегодня вспоминать угрюмый городок, Дениэл провалявшийся целый день в постели, решил задолго перед ужином отправиться на кухню. Компания Дороти Льюис сейчас как нельзя кстати могла согреть его закованное в бетон сердце. Натянув на крепкое тело домашние светло-серые трикотажные штаны и белую свободную футболку, Дениэл вышел из комнаты и поплелся по коридору в сторону гудящей вытяжки и булькающего варева на плите.

– Как же замечательно, Дениэл, что ты согласился остаться в городе на рождественские каникулы, и мистер Траст отпустил домой Альфреда, – вещала Дороти, деловито хлопоча у плиты. – Ведь у него в Финиксе остался сын-инвалид, за которым сейчас ухаживает его внучка. Он не видел их очень давно, наверное, ужасно соскучился!

– А где Ваша семья, миссис… – запнулся Дениэл лишь на секунду, едва не спутав фамилию кухарки с Фишер, но вовремя поправил себя. – Льюис?

Удивительное тепло, исходящее от женщины, заставляло вспоминать о матери его лучшего друга из раза в раз. И не важно, что Марта была пшеничной блондинкой с легкой сединой, когда Дениэл в последний раз ее видел, а Дороти обжигала равномерной чернью волос, собранных в пучок на затылке, это не меняло его ощущений в их компании. Почтительное счастье вперемешку с позицией ученика определяло ему место едва ли не сына по отношению к кухарке, что, вероятно, устраивало их обоих.

 

– Лара – это моя дочь – вышла замуж пять лет назад и переехала жить в Мюнхен, – проговорила Дороти, помешивая бобовое рагу лопаткой. – А малыш Кенни, младший сын, разбился с Освальдом в автокатастрофе, когда Ларе исполнилось семь, царство им небесное, земля пухом.

Оглушенный неожиданной информацией, что в сердце миссис Льюис за всепоглощающими любовью и заботой может жить огромное горе женщины, потерявшей половину семьи, Дениэл уставился на свои руки потерянным взглядом.

– Мне очень жаль, – пробормотал он глухо.

– Мне тоже жаль. Но, видимо, таков путь божий, – смиренно проговорила собеседница. – Так что здесь теперь моя новая семья. А где твои родные, мальчик?

Вообще, если подумать об этом заранее, то можно было и догадаться, что последует встречный вопрос. Но у Дениэла не имелось хоть сколько-нибудь адекватных причин, почему он не поддерживает связь с близкими, кроме собственной гордыни, за которую вдруг стало стыдно перед доброй женщиной. Он почесал щетинистый подбородок и глубоко вздохнул, жалея о затронутой теме.

– Сара осталась дома, – наконец, выдал он. – Это моя мать.

– Ты называешь Сарой свою маму? – Удивилась кухарка и, получив кивок в ответ, сокрушенно покачала головой. – Должно быть, у вас совсем неважные отношения, да?

Второй кивок, менее уверенный, последовал вслед за первым. Тяжелый камень встал в горле, едва он начал произносить запрещенные себе много лет назад имена вслух. Горловой спазм скрутил связки, словно говоря о ней без пренебрежения и злобы, Дениэл предавал самого себя. Однако на этом расспрос закончился. Тактичная миссис Льюис, в отличие от Марты Фишер, которая стала бы сейчас выламывать ему руки, доказывая необходимость любви к матери, предпочла промолчать, за что беглец из родного дома оказался ей очень признателен.

– Попробуй вернуться, поговорить с ней! – Наставляла в свое время Марта, примерно на второй неделе его бездомного скитания или около того. – Вы же восемнадцать лет прожили под одной крышей, не может так сложиться, что ей нет дела, куда ты отправился!

Но Саре не было, в этом Дениэл нисколько не сомневался. Отпустив ненужные мысли о доме, он выдохнул тяжелый воздух из легких, плеснув еще немного бетона в сердце, и поспешил сменить течение разговора.

– Значит, мы сегодня вдвоем? – Уточнил он внезапно осипшим голосом.

– Луи присоединится к нам на ужин, – добродушно сообщила Дороти, словно ждала родного брата. – Ты ведь знаешь Луи Кроненберга, он живет в домике охраны. Уж сколько раз мы его звали переселиться сюда, в поместье, а он ни в какую! Хорошо ему там, рядом с арсеналом своих подопечных. Я его мальчиков уж и по имени запоминать перестала, слишком часто сменяются. Что ж, пора накрывать!

Мелькая темно-зеленым домашним платьем с неизменным цветочным принтом, миссис Льюис скоро побросала на белую столешницу толстую фаянсовую посуду цвета спелой сливы, которая контрастировала с непрактично светлой, но всегда идеально чистой кухней.

Полчаса спустя, грузно ступая тяжелыми армейскими ботинками, в дом ступил плотный мужчина около сорока лет с густыми, словно у моржа, ярко-оранжевыми усами.

– Луи, как же прекрасно, что ты пришел! – Пропела неподдельно счастливая миссис Льюис, подгребая себе в новоиспеченные сыновья очередного добровольца, только на этот раз немногим младше ее самой.

Кроненберг окинул взглядом еще одного гостя кухни и, подумав с пару секунд, протянул Дениэлу руку на приветствие, приняв его, наконец, за «своего».

– Как дела на фронте, солдат? – Бросил он молодому громиле резким отрывистым басом.

– Все спокойно, сэр! – Подыграл ему водитель, вскинув шутливо руку под козырек.

– Молодец, парень. Можешь вступать в ряды охраны, если надумаешь, – кивнул Луи и обратился к Дороти: – Только я к вам ненадолго.

– Пока часы не пробьют полночь, я помню, – улыбнулась та и принялась раскладывать праздничное угощение по тарелкам.

– Верно, – кивнул усатый «морж», – иначе моя карета прекратится в тыкву.

После плотного и душевного ужина Дениэл мирно лежал на кровати в своей комнате, уставившись в экран планшета, и не нуждался ни в компании, ни в алкоголе. Это казалось странным, но он не ощущал неудовлетворенности, напротив, чувствовал, что праздник проходил в семье, которой у него толком никогда и не было. Зато теперь сытый и окутанный материнской заботой, он искренне наслаждался одиночеством, распластавшись на удобном ложе.

Строгий начальник охраны покинул их незадолго до одиннадцати вечера, сославшись на долг службы, хотя в сочельник во дворе было спокойно, даже ветер утих. Однако никто не усомнился в важности его дел. Луи поблагодарили за визит и оправили восвояси, нагрузив в гостинец сотрудникам большой пирог со шпинатом.

Рождественская ночь сверкала сообщениями с поздравлениями, а социальные сети пестрили изображениями елок, Санта-Клаусов и ярких огоньков. Америка отмечала Рождество громко и пафосно, пересылая шумиху больших городов по лентам. Тягучая дремота окутала Дениэла вскоре после полуночи, и, не дождавшись бородатого деда в санях с оленьей упряжкой, мужчина погрузился в теплый уютный сон.

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»