Генералы песчаных карьер

Глава 3. Совещание

Уже прошло пять минут после начала совещания. Ткач не торопился. Он знал, что без него не начнут.

– Ох уж мне этот уголовный розыск, – думал он, не торопливо спускаясь по лестнице, – бывшие бессеребренники! Десять лет назад долларом напугать можно было. А теперь вокруг управления порше-кайены стоят и лексусы. Вот тебе и самая честная служба! Честная, пока не дают. А научились работать как БХСС и стали давать. Ну конечно их понять можно. Зарплата начальника как у начинающего водителя троллейбуса. Про оперов вообще нечего говорить. Что там наверху думают? Только обещаниями кормят! Семьи им надо содержать?

Не все конечно могут крутиться. Большинство как не умело, так и не умеет. Вон взять, к примеру, УБОП. Кто умеет работать – тот в фаворе, у бандюков фирмы отбирает и сам крышует. А тот, кто не умеет – водку пьёт и в обносках ходит. Сразу видно кто на что способен. Там иначе нельзя. Это не уголовный розыск их за раскрытие преступлений не дрючат. Им подавай что-нибудь глобальное, чтоб по телевизору показали. То, что потом пшик будет, это никого не интересует. Ну, пусть только мне попадутся!

Ткач вошёл в актовый зал и все сидевшие внутри руководители встали.

– Здравствуйте, товарищи офицеры! – по давней привычке сказал генерал и прошёл в президиум, – садитесь.

Начальник управления уголовного розыска Сидоров Андрей Викторович стал докладывать показатели за полугодие.

Ткач тихо попросил у рядом сидевшего заместителя план заслушивания. Мельком заглянув в него, увидел знакомую фамилию начальника Заречного отдела. Вынул из кармана перьевую ручку и зачеркнул фамилию Ахмеда.

– Он мне сегодня докладывал! – сказал Ткач тихо сидящим в президиуме, – лучше послушаем начальника Свердловского отдела!

– У него вроде всё нормально, – зашептали сидевшие рядом руководители.

– Вот это-то и подозрительно! – заметил Ткач, – почему у него всё нормально, а у остальных – жопа?

Президиум замолчал. Кто-то ручкой внёс над зачёркнутым фамилию «Васильев».

Выступали руководители отделов главка и предлагали к заслушиванию начальников районных подразделений. Всё было как обычно. Ткачу не нравилась обстановка совещания. Складывалось впечатление, что заслушивают районы не для того, чтобы помочь, а чтобы показать ему, генералу, как главк распинает районных начальников.

– Раньше такого не было, – думал Ткач. Бывший начальник управления собирал всех за одним столом, сам садился рядом и начинали разбираться, чем кому можно помочь. Какие операции провести. Какие усилия куда направить. Пили чай. Бывало и покрепче. Главк знал, что его раскрываемость зависит от земли. А районные начальники всегда могли надеяться на помощь от ГУВД.

Теперь каждый был за себя. От этого становилось противно.

Уголовный розыск всегда отличался сплочённостью потому, что там нечего было делить, кроме проблем и забот. Теперь есть что делить! Деньги высасывают отовсюду. Возврат угонных машин. Крышевание игорных мошенников. Прикрытие сутенёрских контор и проституток. Взимание дани с гастарбайтеров. По заказу прессуют конкурентов. Как это всё опротивело! Уйти на пенсию? А кому я там нужен? На что я годен в обычной жизни? Шлагбаум поднимать на охраняемых воротах. Или опять заносы: у одного взял, другому занёс. Благо связями оброс за время службы.

Ткач просмотрел список присутствующих руководителей.

Ну, наконец-то, – обрадовался он, – хоть заполнили вакансию начальника первого отдела! А то аналитику возглавить некому. Спрашивается, как управление может работать без анализа криминальной обстановки в городе?

Фамилия показалась ему знакомой.

Неужели это тот Мамедов, – подумал он, – бездельник, участвующий в возврате ворованных машин потерпевшим? Недавно начальник управления собственной безопасности о нём говорил. Связь угонщиков?

Ткач решил уточнить, не откладывая, и прервав докладчика, обратился к присутствующим:

– Начальник первого отдела Мамедов здесь?

В зале наступила тишина.

– Ещё раз спрашиваю, кто не расслышал. Мамедов здесь?

На этот раз сбоку послышался взволнованный голосок начальника розыска Сидорова:

– Товарищ генерал, его нет, я Вам потом объясню.

– Это какой подполковник Мамедов, – уже тише обратился Ткач к Сидорову, что в тюрьме недавно отсидел за возвратки автомашин?

– Там дело прекратили, товарищ генерал, он под подпиской. Я всё объясню, – шептал Сидоров, краснея и наклоняясь к столу, чтобы в зале не слышали.

Но оттуда уже потянулись приглушённые смешки и тихие возмущения.

– Да Мамедов верно уж полковником стал, – сказал кто-то отчётливо, – тюремный срок зачли в стаж!

– И сам того не знает, что руководит отделом, – с издёвкой добавил кто-то.

Смех усилился.

Ткач смотрел на красную физиономию Сидорова и чувствовал, что сильно прокололся. Но где? Даже руководители отделов всё знают. Он подумал, что в последнее время мало уделяет времени изучению климата в собственном управлении.

Как-то мои оперативные позиции ослабли, – подумал Ткач. Надо бы кого из угрозыска пригреть, чтоб рассказывал, что у них там твориться!

Вскоре дошла очередь до Васильева.

– Пойдём ко мне, – тихо сказал Ткач Сидорову, – поручи вести совещание заму.

Сидоров пошептался с заместителями, и через пару секунд понуро последовал за генералом.

– Не вставайте, – негромко сказал Ткач в зал и вышел.

Как только они вошли в генеральский кабинет, Ткач обернулся. Сидоров был коротышкой, хотя и квадратным, поскольку раньше долго занимался борьбой. Но потом пошёл в милицию, и как большинство спортсменов стакан во лбу не держал. Частенько спал физиономией в тарелке, когда пьянка была ещё в самом разгаре. Ему стыдно и неудобно было смотреть на шефа задирая голову, и он, надувая щёки, бубнил, как Вини – Пух, грустную песенку упершись взглядом в генеральский живот:

– Так получилось Сергей Евгеньевич, не подумайте чего. Мамедов неплохой человек. Хороший руководитель районного звена. А то, что тюрьма, так это ж кто её не нюхал теперь, посчитай каждый пятый в КПЗ посидел…

– Но мы-то с тобой знаем, что он за дело был арестован, ведь так? – возмущённо прервал его Ткач.

– Так-то оно так, товарищ генерал. Да где ж сейчас верных людей-то найдёшь? А он ситуацией владеет, и понимает с полуслова.

– И хорошо понимает? – улыбнувшись, съязвил генерал.

– Очень хорошо понимает, Сергей Евгеньевич! Оперативные позиции держит и сотрудники у него в норме! Раскрытий много!

– Что ты мне бредятину несёшь, – Ткачу надоело это заговаривание зубов, – он ведь только из камеры вышел. По-твоему, два месяца через тюремное окно руководил отделом? Как Ленин? Писал служебные записки на волю? Говори, сколько взял с него за должность и звание? Присвоить-то успели?

– Не успели пока, товарищ генерал. Управление собственной безопасности сопротивляется. Требуют справку о прекращении дела.

– Но деньги-то взял?

– Ну, да, – пробубнил Сидоров.

– Сколько?

– Пятнашку, – чуть слышно пролепетал тот.

– И конечно не деревянных?

Сидоров кивнул и понурился.

– Что-то, ты, товарищ полковник, голос потерял? С кого ещё деньги брал?

– Ни с кого, – торопливо забормотал Сидоров, надеясь, что дело подошло к концу, – клянусь…

– Не гони, – прервал его Ткач, – хочешь, чтобы я приказал, все вакансии руководителей поднять за последние три года? И посмотреть, кто на них был подвешен, чтобы полковника получить?

– Никак нет, – тут же отрапортовал Сидоров, и совсем тихо добавил, – ну человек шесть – семь.

– Ну, ты и лис! – возмутился генерал, – у меня под носом открыл лавочку по продаже званий. Половина главка знает, а я не в курсе!

– Да сейчас все так делают, товарищ генерал! Надо же своим помогать!

– Это, каким своим? – неожиданно для себя самого возмутился Ткач, что-то задело его внутри, быть может, появившееся с годами службы чувство офицерского братства, – С каких это пор тебе азербайджанцы своими стали. Вон у тебя руководитель агентурного отдела Фролов два года подполковником сидит, исполняет обязанности начальника. Ты с ним в одном окопе баланду хлебал. Афганец! Почему не дашь ему очередное звание?

– Так он не просит, – нашёлся Сидоров и покраснел, поняв, что сказал глупость и сейчас его шеф порвёт на портянки.

Но Ткач неожиданно успокоился:

– Не просит, или не несёт? – тихо спросил он, – ну да. А те просят и денег дают. Что за жизнь. Сами подонков делаем из людей, а потом удивляемся, откуда вокруг нас одни уроды?

– Так ведь время такое! – в тон генералу, тихо, словно подсказку произнёс Сидоров.

– Время такое? – переспросил Ткач, и, глядя в упор, назидательно продолжил, – время, Сидоров, всегда одинаковое: в минуте шестьдесят секунд, а в часе – три тысячи шестьсот. А вот люди…

– Разрешите идти исправлять ошибку, товарищ генерал? – воспользовавшись затишьем, засуетился Сидоров.

– Иди, – грустно согласился Ткач, – исправляйся, и заканчивай свою шарашкину контору, пока кто-нибудь в Москву не стуканул. Вылетишь у меня как пробка из управления!

Сидоров понуро, задумавшись, направился к двери.

– Кстати, – остановил его Ткач, – кто у тебя встречает нашего проверяющего из Москвы?

– Подполковник Фролов, – отчеканил Андрей Викторович, приободрившись.

– Ну вот, чуть что, так Фролов, – укоризненно произнёс Ткач, – а звание Мамедову! Пусть зайдёт. Скажу ему пару слов.

– Есть товарищ генерал, – отрапортовал Сидоров и чеканным шагом добил оставшиеся несколько метров до дверей.

Через пять минут в дверях появился заместитель начальника оперативного отдела подполковник Фролов Игорь Михайлович, которого в управлении прозвали вечным замом. И совсем не потому, что он занимал указанную должность почти десять лет, и это ему нравилось, а потому, что все знали, что выше ему не подняться. Фролова не ставили начальником на всякий случай. Был он самоуверенным. Имел свою точку зрения. Вновь приходящие руководители видели в нём тёмную лошадку и не рисковали использовать в своих личных целях. А поскольку был он исполнительным, работал хорошо и несколько последних лет исполнял обязанности своего непосредственного начальника, то и поручали ему самые ответственные мероприятия.

Думали – провалит, так убьют двух зайцев: будет на кого списать и должность освободится. Но почему-то до последнего времени все, что ему поручали, проходило на «ура» и приходилось даже его награждать.

– Михалыч, – обратился к нему Ткач, – тебе поручили завтра в шесть встречать нашего проверяющего из Москвы?

– Так точно, товарищ генерал, – бодро ответил Фролов.

– Знаешь его в лицо?

– Кто же этого мудака не знает Сергей Евгеньевич, совсем тихо продолжил Фролов, – Халюков Владимир, забыл отчество! Мы с ним частенько возимся.

– Это не тот, который в прошлом году в милицейскую гостиницу стал девчонок заказывать? Такой длинный рыжий?

– Так точно он! – подтвердил Фролов, усмехаясь, – Ещё после пытался нас заставить оплатить ему проституток!

– Ну, фрукт! – возмутился Ткач, – Может сделаешь, чтобы он к нам вовсе не доехал? Придумай что-нибудь! Вывези его в лес подальше!

Ткач засмеялся своей шутке.

– Так другого пришлют, ещё хуже! – подхватил шутку Фролов.

– Ладно, – стал серьёзным Ткач, – задача поставлена, выполняй!

– Есть товарищ генерал, – ответил Фролов и вышел из кабинета.

Умный парень, – подумал Ткач, – сообразительный… нечего ему в начальниках делать. Пусть исполняет.

Оставшись один, Ткач снова подошёл к портрету и посмотрел на Петра.

– Ну, что висишь, родоначальник взяточничества? Говорят, что это ты своим наместникам денег не давал? Говорил, что и так наворуют? Вот теперь и смотри на результат – улыбайся!

Настроение испортилось – он представил себе всю глобальность процессов идущих в правоохранительных органах. От такой необъятности закружилась голова. Он сел за свой стол и посмотрел в окно. Солнечные лучи разбивались об отражающее покрытие стеклопакетов. Их жалкие проникающие остатки благополучно тушились кондиционером, истребляя даже намёк на уличную жару. Здесь был совсем другой климат.

Ткач отодвинул от себя книгу и задумался.

– Что же делать со всем этим? Ведь совсем недавно всё было по-другому. Двадцать лет назад. Когда мы пришли операми на землю.

Что изменилось? Ну да, водку пили. Зато работали как проклятые. Разгребали дерьмо. Тот же Сидоров падал под утро рожей в салат, а потом просыпался и ехал брать маньяка. Кто бы ему тогда сказал, что он будет через двадцать лет званиями торговать – застрелил бы верно. А я тоже хорош. Казначей! Деньги снизу собираю и наверх передаю. Противно. Ну а как жить? У меня – генерала, зарплата тридцать тысяч. У Аньки такая же была, когда секретаршей работала у моего приятеля – бизнесмена.

Кажется, ну вот ещё немного, и наступят перемены. Каждый новый президент об этом говорит. Распускают слухи, что специально денег не платят, чтобы отсеять случайных попутчиков и карьеристов. И как очистят ряды, так и зарплату сделают достойной. Но эти слухи возникают и пропадают уже на протяжении двадцати лет и никто им уже не верит. В регионах опера стали бунтовать через интернет.

А на прошлой неделе и ОМОН голову поднял. Стал рассказывать, как они деньги зарабатывают и своё руководство обогащают. Ну а что же делать? Про военных пенсионеров вообще на несколько лет забыли. Всем пенсию прибавляли, индексировали, а им – нет. Просто вычеркнули из живых!

Опять реорганизация! Видимо фээсбешники не спят! Учуяли волну в милиции – наверх доложили. Теперь всё закончится обычным тупым сокращением. Под него всех неугодных и сольют. А неугодные теперь кто? Те, кто неуправляем. Надо же формулировку придумали для тех, кто имеет своё мнение и отстаивает его. Надо будет Фролова отправить на пенсион!

Ткач почувствовал, как у него заныло сердце. Он достал из сумочки флакон изокета. Прыснул под язык неприятной жидкостью. Во рту защипало. Мысленно, поблагодарил знакомого доктора, за совет носить это лекарство постоянно с собой.

Так и окочуриться недолго от таких мыслей, – подумал он, – надо просто жить. Раз уж попал в колоду – следуй её правилам. Не хочешь – свободен. Другие на твоё место встанут. Иди, получай пенсию десять тысяч и пиши мемуары.

Глава 4. Петров

В кабинет осторожно постучали.

– Странно, – подумал Ткач, – куда секретарша смылась, не предупредив?

И не выходя из-за стола, крикнул:

– Войдите!

Это был подполковник Петров длинный и худой с украинскими усами и глазами побитой собаки, с которым Ткач начинал работать в отделении милиции простым опером. Петров Алексей Иванович был его первым начальником – старшим группы и выглядел совсем по-другому.

Не то, чтобы Ткач его не любил. А просто видеть не очень хотел. Шло от него какое-то дуновение из тех далёких времён, когда были они все молоды и мечтали об искоренении преступности, о спокойной жизни граждан. Когда не было привычки обниматься при встрече, но более близкого человека, чем напарник, прикрывающий твою спину, не существовало. И это дуновение проникало в душу Ткача немым укором, словно заноза начинала саднить внутри, ворошить погребённое когда-то и забытое, казалось навечно.

Та устоявшаяся, воздвигнутая годами генеральская пирамида уверенности и правильности в своей жизни, начинала рассыпаться мелкими песчинками. Расползаясь с самого верха вниз, захватывая с собой другие. Образуя оползни, грозя превратиться в лавины, несущие в своём грязевом потоке все, что встречается на пути, перемалывая гранит в песок.

Виделись они не часто, быть может, раз в два или три месяца. Да и то на оперативных совещаниях. Когда Ткач сидел в президиуме, а Петров где-то в глубине зала. Но где бы он не находился, их взгляды обязательно пересекались. И взгляд Петрова, словно выстрел из прошлого, пронизывал броню из наград и званий Ткача в очередной раз, раня чувствительную душу.

И вроде бы ничего особенного не было в этом взгляде. Но Ткачу казалось, что в нём таится маленькая смешинка, словно искорка насмешливого покровительства. Подобные тем, что сопровождают умилённые взгляды мамаш, тешащих своих любимых чад, выросших у них на глазах, и пытающихся неумело ухаживать за понравившимися им девочками.

Это было время восторгов. Первых раскрытий, задержаний преступников. Когда Ткач начал верить в себя. Что он тоже может помогать людям.

Петров знал его тогда, как облупленного. И если с кем-то Ткач мог бравировать своей оперской биографией, то при встрече с Петровым, чувствовал себя обнажённым. Точно вся физиономия Ткача была измазана украденным у бабушки вареньем.

Петров никогда ничего не просил и только здоровался при встрече. Но это ещё больше стыдило Ткача. Генерал убеждал себя, что это от того, что Петров не сделал карьеру и остался опером, правда, главка. Но сути это не меняло и оправдание генерала не успокаивало.

У Петрова была куча начальников и все пытались ему что-то воткнуть. То пошлют на усиление, то в засаду.

Было бы проще, если б Петров пришёл к нему и попросился на повышение. Каким либо начальником в район или здесь в управлении. Тогда бы они вроде как поменялись местами, и долг Ткача возместился бы его милостью. Но Петров не приходил. И не смотря, что его чихвостили со всех сторон, был упрям как палка. В свои сорок восемь лет так и не научился идти на компромисс. Всем говорил правду-матку. Поступал так, как считал нужным.

При встрече в коридоре угрюмо здоровался и, взглянув на Ткача, отводил взгляд в сторону. Ткач убеждал себя в том, что просто Петрову стыдно за себя, что даже не дослужился до полковника и вряд ли дослужиться. Но где-то глубоко в душе Ткача скрёбся маленький жучёк, настырный, невытравливаемый и непрогоняемый. С которым, как не хотел, Ткач, справиться не мог.

Он был в состоянии руководить всем, что было снаружи, но тем, что было внутри его самого и продолжало монотонно разъедать выстраиваемую им защиту из оправданий, он не владел. И каждый раз, видя Петрова, генерал чувствовал, как подгрызаемая внутри оборона постепенно разрушается.

В начале службы Петров учил Ткача всему, что знал сам. Таскал по подвалам, по притонам. Знакомил с осведомителями. Учил вербовать и колоть. Хотя воздействовать на преступников Ткач так и не научился. Петров не давал ему огорчаться.

– У каждого сотрудника в цепочке раскрытия преступления есть своё звено, – говорил он, похлопывая Ткача по плечу.

Обессиленному преступнику, изнурённому опросами, предъявляли Ткача. И говорили, что теперь с ним будет разбираться этот громила с кошачьими усами. Сергей делал злобное лицо. Мучениям задержанного приходил конец – он рассказывал всё, что знал.

Но вообще-то с преступниками Ткач общаться не любил, и с удовольствием ездил на какие-нибудь сборы или курсы повышения квалификации. На что других оперов было не загнать. И, несмотря на косые взгляды оперсостава, пистолет подмышкой убеждал его, что всё же он настоящий опер.

Эти убеждения однажды закончились.

Ткач тогда уже женился на генеральской дочке, которую вычислил по месту жительства, и якобы случайно познакомился. Тесть готовил его к повышению, знакомя с нужными руководителями. В общем, всё было на мази.

В тот вечер, поднимаясь к себе на этаж, Ткач увидел на лестничной площадке у окна двух подвыпивших бомжей, обоим было лет за тридцать. Один повыше ростом и плотнее комплекцией. Он говорил резко, обрывая на половине фразы своего собеседника, и видно было, что к теме разговора настроен более агрессивно. Второй был худощав. С узким длинным лицом и большим орлиным носом, выглядывающим из-под нависшей чёлки тёмных кучерявых волос. Периодически он мотал головой, убирая её с глаз, и приглаживал рукой к голове, где она некоторое время держалась, но затем снова постепенно сползала вниз. Присев на узком подоконнике низкого окна, они философствовали о современной жизни, периодически прикладываясь к «красной шапочке» (продававшееся в аптеке лекарство на спирту, с завинчивающейся красной пробкой). На закуску, едва прикрытый куском газеты лежал ломтик сыра.

Что дёрнуло Ткача вспомнить о своём долге, он так и не мог вспомнить потом. Но зайдя в квартиру, положил портфель и снова вышел, обнажив оружие.

– Вы что здесь притон устроили, а ну идите отсюда! – грозно произнёс Ткач, держа в руке табельный «макаров».

Бомжи посмотрели на молодого человека.

Того, кто повыше, этот наезд, казалось, даже развеселил.

– Ну, вот тебе наглядный пример современного бандита! – сказал он, обращаясь к своему товарищу и показывая на Ткача.

– Я сотрудник милиции! – громко сказал Ткач, – ну-ка убирайтесь отсюда, пока я вам мозги не повышибал!

Эту фразу Сергей услышал в каком-то боевике, и всё хотел где-нибудь ею воспользоваться, но не позволяли обстоятельства.

– О! – громко сказал тот, что здоровее, – Вот это и есть слияние с организованной преступностью. Всё к тому идёт. Большой разницы скоро наблюдаться не будет, что бандит, что милиционер! Послушай его лексикон!

Ткач подумал, что в полумраке подъезда бомжи не разглядели его пистолет и решил подойти к ним поближе. Он спустился к незнакомцам на площадку и, передёрнув затворную раму, громко произнёс:

– Последний раз предупреждаю, я сотрудник милиции буду стрелять!

Тот, что помоложе, с оторопевшим видом встал с подоконника и попытался укрыться за спиной своего приятеля, который тоже поднялся.

– Михаил, – по-моему, нас сейчас будут расстреливать? – дрожащим голосом произнёс он, – За что? Это казнь?

– Не будут, – уверенно сказал Михаил.

Он шагнул вперёд и, схватив пистолет за дуло, выдернул его у Ткача. А затем, поставив его на предохранитель, сунул в карман куртки.

– Вот так мы поступали в Афгане, сынок, когда на нас направляли дрожащее оружие, – сказал он, и обернулся к своему приятелю, ища поддержки.

– Что вы делаете Михаил? – закричал тот, – а вдруг он действительно сотрудник милиции?

Ткач онемел от ужаса. Его пистолет в руках бомжей! Они сейчас убегут и где их искать? Карьере конец! Будущего нет! Завтра всё управление будет знать, что у него отобрали пистолет неизвестные наглецы. А если они отнесут пистолет в прокуратуру? Расскажут, что он им угрожал! Уголовное дело! Увольнение. Зачем тогда он пошёл служить? Для чего женитьба? Что скажет своей матери? А брату? Он представил, как брат будет смеяться над ним, приехав с севера. Издеваться, как делал это раньше подростком, когда у Сергея что-то не получалось…

Все эти мысли разом закружились в его голове не давая принять правильное решение.

Неожиданно словно из далёкого прошлого, какая-то детская обида выплеснулась изнутри, словно его за чужие шалости, ни за что наказали взрослые. Буд-то брат как обычно свалил вину на него. И за это Сергея лишили того, к чему он так долго стремился и чем уже по праву владел…

– Папа, папа! – закричал он, убегая вверх по лестнице к квартире жены, – у меня пистолет отобрали!

Тесть, в генеральском галифе, с подтяжками на майке, приоткрыв дверь, выглянул на площадку.

– Ну что там у тебя? – командным голосом спросил он вбегающего в квартиру зятя.

– Бандиты отобрали у меня пистолет, – взволнованно причитал Ткач, хватая трубку телефона, – я позвоню в милицию!

– Ты сам милиция, что забыл? – усмехнулся тесть, нажимая на рычаг телефона, не давая звонить, – хочешь меня опозорить на всё МВД?

– Что же делать? – суетился Ткач не находя себе место, бросаясь из одной комнаты в другую, – Они сейчас скроются!

Жена и тёща бледные сидели на диване, боясь что-либо сказать.

Тесть, не торопясь вразвалочку вышел на площадку и посмотрел на мужчин. Его крепкая коренастая фигура внушала уважение.

– Отдайте ему пистолет, мужики, – обратился он к бомжам, с ехидцей добавив, – он больше не будет! И ступайте подобру-поздорову!

Бомжи уставились на генеральские лампасы.

– А Вы что – генерал? – спросил Михаил.

– Был генерал, да вышел весь, сейчас в отставке, – ответил тесть Ткача, спускаясь вниз, протягивая руку к оружию, – А это мой зять – он действующий милиционер. Верните пистолет.

Михаил, немного подумав, передал ему «макаров».

– Пусть не балует, – добавил строго, – это не игрушка!

В этот момент в окно парадной ворвался мигающий свет синего маячка. Несколько бойцов в бронежилетах устремились по лестнице вверх. Из квартиры выскочил Ткач и, размахивая удостоверением, потребовал, чтобы бомжей забрали в отделение и возбудили дело по нападению на сотрудника милиции и захвате оружия. Бойцы забрали мужчин с лестничной площадки и вместе с Ткачём пошли к машине.

Тесть посмотрел им вслед.

– Всё-таки позвонил, – сказал он вслух и, презрительно сплюнув в ведро для пищевых отходов, вернулся в квартиру.

Через неделю после этого происшествия Ткач с подачи тестя уехал учиться в московскую академию МВД на дневное отделение.