Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ

Глава вторая

Всё когда-то кончается, и детство в том числе, а у Василисы оно осталось за разделительной чертой внезапно, когда девочке едва исполнилось тринадцать лет. Родители, бурно скандалившие между собой все последние годы, неожиданно развелись, а Васька как-то вдруг разом повзрослела, став серьёзной не по возрасту. Выглядела к тому времени вполне сформировавшейся девахой: крепко сбитая, что называется – кровь с молоком, высокая, стройная, румяная, с русой до пояса толстенной косой. Мать, чтобы поднять двоих детей, держала несколько огородов, а по выходным первым автобусом отправлялась на рынок, торговать всем, что удавалось вырастить. Старшая дочка оказалась незаменимым помощником, заимев разом целый список обязанностей по дому. Ну и огород, конечно, это святое – ежевечерняя поливка, прополка и прочие радости. Короче, свободного времени на развлечения у девчонки не оставалось. Отца же родственники по его линии поспешили пристроить, отыскав столичную невесту, и, не теряя зря времени, пока та не передумала, в одночасье женили. Мужчина, как это обычно бывает, и про дочерей разом позабыл, в скором времени уехав в другой город по месту жительства супруги, чтобы там строить другую семью, окунувшись с головой в новые отношения. Продолжал ли он и там выпивать, им было неведомо, но тётушки Васькины, сёстры его, горделиво хвастались, что брат живёт хорошо и всем доволен.

Но это случилось позже, а пока о произошедших событиях в семье, об уходе отца девчонка узнала неожиданно во время летних каникул, отдыхая у бабы Кати в деревне, как оказалось, в самый последний разочек. Испытала ли горечь или сожаление? Нет… что совсем не удивительно, учитывая, в каком тревожном состоянии ей приходилось находиться последние годы: пьянки и скандалы пьяного дебошира повторялись с завидным постоянством. Лишь жгучая обида разъедала душу на, как ей тогда представлялось, вероломного предателя…

Вот и сейчас, тайком убежав от понаехавших всем скопом отцовских родственников в сторону густого леса, начинавшегося сразу за околицей, улеглась на спину в высокой густой траве и, глядя на проплывающие по небу лёгкие курчавые облака, углубилась в пространные размышления: «Интересно… А почему люди не летают… как птицы?» Подобный вопрос, наверное, каждый себе задавал хоть раз в жизни. Может, подсознание человека хранит информацию, что когда-то так оно и было, а наши совсем далёкие предки обладали такими способностями?! «Вот сейчас бы ласточкой взмыть над облаками и рвануть ото всех куда глаза глядят… – размечталась она. – А что там? Далеко-далеко? На других планетах?» – подобные вопросы стали интересовать её в последнее время, после того как прочитала книгу Кира Булычова «Тайна третьей планеты» про путешествия Алисы.

«Интересно… А трудно стать писателем? Вот бы и я стала писательницей известной. И все бы мои родственники… мама… Зиночка…. Инессочка… классная наша… Все бы вдруг разахались и не поверили – неужели это та самая Васька?» – вдруг на минуту она представила свой роман. Почему-то в голову сейчас лезли мысли лишь про их семью… Картинки-образы стали складываться в голове, словно пазлы, слова и фразы сами собой стали выстраиваться в предложения, получалось больше похожее на легенду.

Раскинулась река широкая, пробив себе дорогу посреди полей, промеж лесов… проистекая в дали неведомые. В одном общем течении соединились и мама, и папа, и две их дочки-сестрёнки. Высокие берега, будто верные стражи, не позволяли мощному потоку разлиться по сторонам, охраняя единство общего русла. Встречающиеся впереди нежданные плотины бурлящий поток сносил с лёгкостью, словно пёрышки, те не представляли для столь сильного течения непреодолимых трудностей… Девочка на минуту задумалась. Внезапно поток-папа и поток-мама принялись спорить:

– Не прижимайся ко мне так тесно, тебе места, что ли, здесь мало? – ворчала мать.

– А я тут самый главный и сильный! Без меня бы давно течение встало! – бил себе в грудь поток-отец.

И чем яростнее они спорили, тем неспокойнее становилось течение. Со дна реки стали подниматься на поверхность поначалу песок, затем мелкие камушки, следом принялись всплывать брёвна, коряги, тина и ил… Общий поток забурлил в тревожном негодовании неистовым, угрожающим водоворотом.

– Ой, мне страшно! – завопил самый маленький поточек-сестрёнка.

– Прошу вас, перестаньте! Вы сейчас берега все разрушите! – вторил поток постарше, то бишь другая сестра.

Только никто не услышал их сквозь шум бьющихся о стонущие берега волн.

– Ну и ладно, раз ты со мной так… – надулся поток-отец, мимоходом сорвав одно из яркоцветущих растений, вдоволь растущих у самой кромки воды. – Значит, сама и греби! Посмотрю, как одна справишься!

Растение то, будь оно неладно, оказалось дурман-травой, или, как называли его люди, «Ванька пьяный». Почувствовав сладость цветка, от которого приятно закружилась голова и все проблемы отошли на задний план, поток-отец расслабился и просто наслаждался покоем, не делая ни малейших усилий, чтобы придать ускорение общему течению. При этом он не забывал регулярно срывать произрастающие в большом изобилии заветные цветочки, которых ему с каждым разом требовалось всё больше и больше, иначе окаянная совесть начинала долбить мозг, требуя прекратить разгильдяйство и безответственность!

– Василиса! Васька! Быстро домой! – некстати раздался голос одной из тётушек. Та кричала, выйдя на околицу и приложив обе ладони в виде рупора к губам.

«Да фиг вам… – порешила сказочница, на минуту высунув нос и поспешно укрывшись в густых зарослях Иван-чая – Надоели они все со своими нравоучениями…» – она ощущала себя изгоем. Впрочем, об этом девочке не забывали напоминать буквально на каждом шагу «любимые» родственники, упорно шпыняя и критикуя трудноуправляемую пацанку. Двоюродных же братьев и сестёр у Василисы числилось великое множество, и, наблюдая как тётушки воркуют над своими чадами, она ощущала саму себя крайне обделённой. Таким гадким утёнком из известной сказки Андерсена. Сейчас же она притихла, искоса наблюдая за спешившим по своим делам толстым, ярко-полосатым шмелём. «Наверное, пить хочет, росу ищет… – почему-то решила она. – Ну, ныряй, дурачок, в цветок! Там точно вода есть!» Тот, словно услышав, вдруг изменил траекторию полёта и, громко жужжа, спикировал на ближайший бутон. После чего довольная насекомым, Васька смогла продолжить свои фантазии.

Сила течения то ослабевала, чуть ли не до полной остановки реки, затем, после жадного поглощения потоком-отцом опьяняющих растений, но уже целыми букетами, вновь набирала обороты, превращаясь в стихийное буйство, руша всё на своём пути. Берега осыпались, становясь всё ниже и ниже… Так продолжалось, пока за одним из самых крутых поворотов, они не рухнули вовсе. В ту же секунду совершенно неожиданно русло разделилось надвое – наткнувшись на огромный камень, от них оторвался поток-отец, устремившись в сторону, прокладывая новую колею…

– Васька! Грёбаное отродье! Дрянь такая! Марш обедать, а то до вечера жрать не получишь! Отец приехал! – не умолкала зануда.

Но и на этот раз девочка не выдала своего присутствия, намеренно затаившись в высокой траве. Вот хоть убейте, но Ваське совсем не хотелось возвращаться в избу, чтобы выслушивать, как тётушки обсасывают причину развода и со всеми дотошными подробностями обсуждают родителей. И отца видеть сейчас ну совсем не желала. Зло и обида шипящим колючим комочком затаились глубоко в её душе, перерастая в глухую оборону.

С приближением сумерек, стоило вечеру тихонько подобраться, подкрасться легонько, темнотой укрывая дремлющую деревню, дышащие теплом печей дома, кроны деревьев и засыпающий луг, где укрылась девочка, только тогда жуть как голодная и напрочь закоченевшая Василиса наконец выползла из своего укрытия. В избу же вернулась, приняв этакий независимый вид и не обращая ни малейшего внимания на недовольно ворчавших в её адрес женщин. Сердобольная бабуля, вот уж истинная миротворица, тихая и незаметная, словно мышка, тихонько шаркая подошвами стареньких валенок по крашеным половицам, ни слова в упрёк не сказав, увела продрогшую гулёну на крохотную кухоньку и усадила на низенькую скамеечку рядом с подпечком. Васька прислонилась спиной к горячему боку побелённой кирпичной стены, блаженно вытянув ноги, и с превеликим удовольствием принялась уминать из закопчённой мисочки наваристые горячие щи, припрятанные специально для неё, вприкуску с огромным ломтём ароматного ноздреватого деревенского хлеба. С отцом разговора не получилось:

– Здравствуй, Василиса! – с этакой гордостью во взоре, важно бросил тот, увидев дочку.

– Здравствуй… – буркнула в ответ девочка, проходя мимо.

– Да что же это такое, люди добрые?! – завизжала тётка Вера, самая горластая из прочих. – Будто и не родные вовсе! Васька, тебя мать не научила разве, как с родителями и старшими себя вести следует?

– Отстаньте от меня! – разозлилась та, выскочив во двор.

– Ну чё за девка растёт… – закачала головой женщина. – Не обращай внимания! Вырастет, одумается! – попыталась поддержать брата, который недовольно хмурился, чувствуя себя оскорблённым собственной дочерью, причём перед сёстрами.

Последующий день не явился исключением, и девчонка снова набедокурила, умудрившись разодраться с двоюродным братцем Саней, вызвав ещё большее недовольство в свой адрес со стороны всех присутствующих в момент безобразной сцены родственников.

Дабы предотвратить возмущение читателей, дескать «Разве порядочно обижать маленьких? И где же тогда это самое хвалёное чувство справедливости у девочки?» – следует пояснить, что Сашка, любимый её братишка, сегодня не являлся тем пинаемым всеми кому не лень колобком (хотя батон с сахаром изо рта так и не выпускал) и за прошедшие два года значительно подрос, вытянувшись в рост, а из упитанного кабанчика превратился в высокого здоровенного пацана. Несмотря на то что младше сестры парень был на целых два года, комплекцией превосходил ровно во столько же – в два раза!

Справедливости ради стоит сказать, что любила наша паразитка подковырнуть, вроде как ненароком, то бишь шутки ради, задеть вполне безобидного мальчишку, придумывая разные мелкие пакости и измывательства: то и убранная внезапно из-под его усаживающейся попы табуретка, и провокация потрогать языком на жгучем морозе металлическую ручку на дверях подъезда, и многое, многое другое…

И чего же они тогда не поделили? С самого утра Василиса ощущала себя лишней на этом «празднике жизни». Отец вроде как демонстративно не обращал на дочку ни малейшего внимания. Вполне вероятно, видя ершистый вид девочки – словно ежонок, та выставила невидимые колючки, – решил сейчас не трогать дочь. Да и гордыни в мужчине с избытком присутствовало, ходил этаким гоголем, высоко задрав свежевыбритый подбородок и подтянув отвисший животик. Крутящиеся под ногами взрослых дети вовсе не понимали что происходит, не разбираясь в перипетиях отношений промеж родни. Тётушки же вроде как невзначай поглядывали на непримиримую парочку – отца и дочь. Атмосфера накалялась, последовавший взрыв был лишь следствием и выходом накопившихся у девчонки эмоций. Сане же попросту «повезло» не вовремя оказаться рядом. Он вроде как съязвил неудачно в момент, когда сердце Василисы переполняла распирающая злость на тёток, едко осуждавших её маму, да и на самого предателя-отца, без спросу вторгнувшегося в её личное пространство. Только что мужчина вдруг вспомнил о своём статусе родителя и попытался сделать замечание дочери за её плохое поведение. Ну а на Ваську вдруг неожиданно накатило, просто переклинило: «Кто ты такой, чтобы меня тут учить? Предатель!» – взорвалась, бросившись вон из избы. Следом выкатился братец и посмел что-то вякнуть… В общем, сцепились они с Сашкой прямо во дворе перед окнами! Не на жизнь, а на смерть! Зрелище получилось устрашающее, не для слабонервных!

Дикой кошкой налетела Васька на пацана и, словно наткнувшись на непробиваемую скалу, мячиком отлетела в сторону, потирая ушибленный бок. Повторный бросок, калейдоскопом замелькали руки-ноги. Звуки ударов, злобные выкрики, пыхтение и сопение. Услышав шум потасовки, народ высыпал на крыльцо, вытаращив от изумления глаза. Помня о несомненном преимуществе в физической силе у противника и существенной разнице в весовой категории, Васька старалась не подпускать брата слишком близко к себе, молниеносно уворачиваясь и внезапно падая тому под ноги, но в какой-то момент прозевала бросок и не успела отскочить. «У-у-у-у!» – ребята ухватились друг за дружку просто намертво! Тумаки сыпались на несчастную голову девчонки, пока та не изловчилась, юлой проскочив под нависшей рукой, и не оказалась позади братца, со всей дури вцепившись острыми зубами в спину, сжав челюсти, словно капканом, и барракудой повиснув на бедолаге! Тот яростно взвыл, на минуту ошалев от столь неожиданного поворота событий и от пронзительной боли, пытаясь стряхнуть «клеща»! В ответ на утробный рёв поверженного перепуганные и чрезвычайно разгневанные тётки скатились с крыльца, бросившись на выручку страдальцу, но оторвать невменяемую племянницу, напрочь «закусившую удила», было не просто!

– Отпусти быстро, я кому говорю! – угрожающе орала одна из них, ухватив девчонку за плечи и пытаясь оттащить от сына.

– Бешеная! Точно ненормальная! – в унисон вторили остальные, тем самым лишь подогревая злость бунтарки. Васька скосила взгляд на вышедшего на крыльцо отца и ещё сильнее сдавила челюсти.

– У-у-у-у-у-у! О-о-о-о-о-о-о! – надрывался Санька, крутя всем телом в разные стороны, намереваясь таким образом сбросить обидчицу. Безрезультатно. Та будто приклеилась, и только долговязые ноги, сделав полукруг по воздуху, повторяли движения корпуса извивающегося противника.

В конце концов девчонка разжала зубы и, получив увесистую затрещину, кубарем откатилась в сторону.

– Вы посмотрите, люди, что эта тварь наделала! – визжала тётка, указывая пальцем на спину сына, где остался чёткий отпечаток острых зубов и огромный, наливающийся прямо на глазах синяк.

Родственники охали да ахали, возмущённо размахивая руками и грозя кулаками в сторону девчонки. Васька диким зверьком, отбежав на достаточное расстояние, сердито косилась на тёток, ведь её-то синяков и ушибов никто посчитать не счел нужным. Подхватившись, она опрометью бросилась вон, подальше от дома. Забравшись в пустой заброшенный амбар, каким-то чудом ещё не рассыпавшийся за годы своего долгого существования, лишь страдальчески поскрипывающий подгнившими досками стен под напором безжалостных ветров, притаилась на деревянной занозистой скамье, утирая ладошкой злые слёзы и машинально поглаживая побитую братцем макушку. Последний, стоило только помянуть, тут как тут объявился, гордо неся боевые ранения, щедро обработанные йодом. «Надеюсь, вакцину против бешенства ему колоть не стали?!» – усмехнулась Васька, сердясь, впрочем, больше на себя и на свою несдержанность, чем на Саньку, который всего лишь по неосторожности попал под раздачу. Осторожно присев рядышком с обидчицей, тот примирительно протянул руку ладонью кверху:

– Васютка, мир?! – добродушная улыбка расплылась по его лицу.

– Мир! – охотно согласилась девчонка, другого ответа, зная сестру, тот и не ожидал.

– Ну ты… кошка! Чего так набросилась?! Из-за отца? – понимающе заглянул сестрёнке в глаза. – Да плюнь ты на них всех!

– Ладно… проехали… прости…

Ребята помирились, тем паче не впервой им было драться, хотя и не так ожесточённо. Потихоньку стали подтягиваться друзья-товарищи, наполняя помещение громкими воплями и топотом неугомонных ног. Через несколько минут и наша парочка присоединилась к хохочущей компании, носящейся по амбару. Играли в жмурки, норовя ненароком переломать конечности, оступившись в многочисленные проёмы на трухлявом дощатом полу. Будто по минному полю скакали.

Так прошёл весь день. Обедать Василиса идти отказалась, Санька за компанию остался с ней, что было равносильно подвигу со стороны обжоры. На улице совсем стемнело, лишь тусклый свет от появившейся на небе бледно-молочной луны неровными полосами освещал помещение, струясь по балкам, жалобно скрипевшим под весом скачущей, словно козлики, детворы. Неожиданно Василиса таки провалилась ногой промеж сгнивших досок, больно приложившись косточкой на голени. На минуту страдальчески скривившись, тут же позабыла об инциденте. Биться и ударяться девчонке за всё своё суперактивное детство не привыкать. Однако на этот раз всё оказалось гораздо серьёзнее, и совсем скоро ушиб напомнил о себе.

Уже по дороге домой Васька заметно прихрамывала и страдальчески морщилась, наступая на пораненную конечность. Голень распухла, покраснела и неприятно ныла в ответ на каждый шаг. Жаловаться и обращаться за помощью, ощущая на себе неприязненные взгляды, девочка не захотела. Во время позднего ужина тётки демонстративно игнорировали провинившуюся племянницу, отец рассказывал какие-то байки, а Василиса чувствовала себя, мягко говоря, совсем паршиво… кусок в рот не лез, почему-то подташнивало, и, отложив ложку, она молча вышла из-за стола, отправившись спать…

Наутро девочке стало ещё хуже. Заметно увеличившаяся в размерах нога нестерпимо болела, мелкий озноб сотрясал разгорячённое тело, а в глазах мелькали крохотные мушки. И опять она смолчала. Накормив всю ребятню пшённой кашей из большого чугунка, которой Васька смогла запихнуть в себя не больше пары ложек, тётки выпроводили путавшихся под ногами детей во двор.

– Василиса, забирай с собой Танюшку и дуй в Отрадино за хлебом! – скомандовали ей, сунув в руку холщовые сумки-мешки и смятую трёшку.

– Я с ними пойду! – сунулся было Сашка.

– Дома сиди! – осадила того мать. – А то опять что-нибудь не поделите и передерётесь!

Танюшка это младшая Васькина сестрица, но не родная, а одна из двоюродных. Отрадином, куда их снарядили, называлась ближайшая соседняя деревня, где имелась своя небольшая хлебопекарня, торговавшая ароматными кирпичиками ржаного хлеба и пышными булками с маком. Неблизкий предстоял путь. Километров пять прямиком через лес по едва заметной тропке. Но и в этот раз девочка не обмолвилась о своём недомогании. Упрямая.

Туда они добрались на удивление быстро, Василиса ещё держалась, а вот всю обратную дорогу, нагруженная тяжёлыми авоськами с ещё тёплыми буханками, уже откровенно ковыляла, пытаясь не взвыть от пронизывающей боли. Голова как-то странно кружилась, и горький ком тошноты подступал к самому горлу. Выйдя в открытое поле, когда до дома оставалось чуть больше километра, а деревня виднелась как на ладони, девчонка внезапно почувствовала надвигающуюся душной волной дурноту. Ноги подкосились и… больше ничего не запомнила, погрузившись в беспросветную темноту…

Очнулась лёжа спиной на земле под жалобные завывания сестрёнки:

– Васичка… у-у-у-у-у… вставай… не пугай меня! – стоя перед ней на коленках и заломив руки, надрывалась та.

– Тихо… не реви… сейчас встану… – странно ослабевшим голосом попыталась она успокоить перепуганную девочку.

Кое-как поднялась и с изнуряющим трудом, на полусогнутых ногах, практически доползла до избы, волоча за собой сумки. Не раздеваясь, прошмыгнув в летнюю горницу, прямо в одежде свалилась кулём на кровать. Чтобы отвлечься от пульсирующей боли в ноге, попыталась читать старые газеты, которыми вместо обоев была обклеена комнатка. Буквы расплывались и никак не желали складываться в слова. Периодически она отключалась, то ли проваливаясь в тревожный сон, то ли попросту теряя сознание и дрожа всем телом. Может быть, к ней кто-то и заглядывал за это время, Васька не помнит, но видя, что она спит, не решались будить.

Наконец, уже поздно вечером, дверь в горницу резко распахнулась:

– Василиска, сердце моё, что с тобой?! – это прибежала-приковыляла встревоженная бабуля. – Танюшка только сейчас ведь созналась, что ты упала днём!

– Нога болит… И что-то плохо мне… – прошептала девочка, ощущая, как вся кожа пылает словно в огне.

Баб Катя, прикоснувшись сморщенной старческой ладонью к внучкиному разгорячённому лбу, с ужасом запричитала:

– Миленькая ты моя, ведь жар у тебя! Я сейчас… погодь… побегу Ваньку искать… Попрошу в город нас отвезти! До больнички!

– Ну куда ты, старая, на ночь попрёшься?! – недоумевали тётушки. – Подожди до утра, не развалится твоя любимица!

– Нет, до утра ждать не станем… Предчувствие у меня нехорошее… – перекрестилась в ответ на свои тревожные мысли старушка.

Ванька, колхозный тракторист, тот ещё фрукт был! Как ковыляющая с клюшкой старенькая бабулька «бегала» по всей деревне и искала местного алкаша, затем чуть ли не силком тащила едва стоявшего на ногах мужика к измазюканному в грязи трактору, объясняя, что с внучкой плохо и срочно нужно вести в больницу, – другая история, но ведь уговорила окаянного, плотно насев и пообещав рассчитаться!

– Неужто, мать, я не понимаю?! – воодушевился мужчина, услышав про награду. – Доставим в лучшем виде! Не боись!

А тем временем приближалась полночь…

Бабуля внучку никому не доверила, вознамерившись самолично сопровождать девочку в город и с трудом вскарабкиваясь в высокую кабину трактора. Впрочем, никто и не рвался, в том числе и родной отец не вызвался заменить свою старенькую мать. Василису затолкали следом, и железный конь потарахтел в сторону цивилизации, а это километров двенадцать по корявой лесной дороге, по кочкам и ухабам, тряся пассажиров из стороны в сторону, отчего тем пришлось мёртвой хваткой вцепиться в металлические поручни. Но что поделаешь, ведь другого сообщения, кроме как на лошадях или тракторе, с областным центром предусмотрено не было…

Наблюдая, как в тусклом свете грязных фар мелькают по бокам тёмные стволы деревьев, Васька периодически вздрагивала и от неожиданности шарахалась, прижимаясь к бабуле, когда на особо узком участке дороги развесистые лапы елей возмущённо скребли по стёклам кабины, издавая противный скрипящий звук. Она держалась из последних сил, чтобы вновь не потерять сознание и не сползти на грязный, вывоженный дюже неприятной смесью из липкого солидола, машинного масла, грязи и навоза пол, тем самым вконец испугав старушку. За время пути внезапно и совсем некстати прихватило живот – тупая боль с правой стороны грызла не по-детски…

Но вот мытарства закончились, лес остался позади, а впереди показались огни небольшого районного городка, будто встречая припозднившихся путников и приветливо мигая светлячками в темноте ночи. Добравшись до намеченной цели, Василиска с баб Катей устало ввалились в приёмный покой. На часах значилась глубокая ночь, маленькая стрелка перевалила цифру два…

К ним вышел доктор в белом халате и в низко надвинутом на лоб колпаке. Сдерживая зевоту, он вдруг совсем по-дружески подмигнул Василисе:

– Ну что ты совсем раскисла, красавица? Вот давай сюда на кушетку ложись и можешь начинать жаловаться!

– Готова… – проскрипела она, осторожно укладываясь на топчан.

– Ну и что тут у нас? – участливо поинтересовался мужчина, присаживаясь рядом.

– Да вот… нога болит… И живот… – вдруг засмущалась, уж больно врач оказался молод и красив.

– Сейчас посмотрим… – нараспев произнёс тот, оголяя Ваське живот и совсем низко спуская её трусики, обнажив при этом холмик первых девичьих волосков, от чего девочка окончательно залилась румянцем, стыдливо придерживая резинку.

– Так-с… тут больно? – аккуратно надавил на напряжённые мышцы.

В ответ Василиса утвердительно кивнула.

– А тут? – резко отпустив пальцы, поинтересовался врач.

Та опять лишь дёрнула головой в знак подтверждения, как будто язык разом проглотила.

– Покажи язык! – вот даже доктор вспомнил про него.

«Да без проблем!» – высунув «лопату», Васька быстренько прикрыла пузо, поспешно одёрнув футболку.

– С кем ты приехала?

– С бабушкой… – прошептала она.

– Аппендицит у тебя похоже… Надо бы необходимые анализы взять и понаблюдать до утра… – вслух размышлял мужчина.

– А нога как же? – невинным голоском поинтересовалась девочка, выставляя вперёд опухшую конечность.

При виде такого зрелища молодой специалист, казалось, потерял дар речи! «Ёханый бабай!» – округлив глаза, лишь выдал в ответ. Сглотнув слюну, шустро подхватился и, бросив на ходу: «Лежи, не вставай! Я сейчас!» – вылетел из смотровой.

Не прошло и пяти минут, Васька и заскучать не успела, как тот вернулся уже не один, а с коллегой – представительным седым дядечкой, важно потирающим руки. Теперь уже в четыре глаза доктора уставились на отёкшую, отливавшую блестящей синевой голень…

– Срочно в операционную! – скомандовал второй, как впоследствии выяснилось, дежуривший в ночь заведующий хирургическим отделением.

Баба Катя ни в какую не поехала обратно, пока операция не закончилась и опасность не миновала. Так и просидела, сгорбившись, на колченогом стульчике в приёмном покое, неистово шепча многочисленные молитвы, умоляя «Боженьку» о милосердии к болящей внучке. Вышедший позже к насмерть перепуганной старушке хирург устало окинул ту взглядом и ободряюще похвалил:

– Молодца, бабуля! Не растерялась! А ведь промедли до утра с госпитализацией, ногу девочке пришлось бы ампутировать…

Вот так всё оказалось серьёзно. Остеомиелит развился мгновенно, вызвав воспаление кости с образованием гноя. Про аппендицит доктора, казалось, позабыли. Во всяком случае, на время.

Но перед этим… Лёжа на высоком узком столе в операционной, Васька с интересом уставилась в круглый светильник над головой, состоявший из множества ярких ламп. Облачённая в выданную серого цвета коротенькую накрахмаленную рубаху без рукавов, чувствовала себя… Алисой из фантастического рассказа, вдруг очутившейся на чужой планете. «Сейчас мои внутренности станут изучать инопланетяне?!» – невинно поинтересовалась у крайне озабоченных врачей. «Похоже, у девочки жар! Она бредит…» – переглянулись между собой уже знакомые ей хирурги, до этого чуть слышно шептавшиеся, склонившись над покалеченной ногой. Обработав поверхность кожи раствором йода, приступили к местной анестезии, обкалывая область воспалившегося ушиба новокаином. Девчонка, сызмальства привыкшая терпеть боль, лишь жалобно скривилась, прошипев сквозь зубы.

– Потерпи, девочка… ещё чуть-чуть осталось… – тут же отозвался седой доктор.

«Уф-ф-ф…» – выдохнула Василиса, медленно выпустив сдерживаемый в лёгких воздух, с облегчением почувствовав, что неприятная экзекуция подошла к концу. Хирург взялся за скальпель. В ответ на брякающий звук инструментов она попыталась повернуться, дабы подсмотреть хоть одним глазком, что там творят с её собственностью. Не тут-то было. Перед любопытным взглядом неожиданно материализовался тот самый первый молоденький доктор и ласково, но достаточно твёрдо вернул голову девочки в первоначальное положение:

– Не надо… не смотри… – тихонько произнёс, успокаивающе взяв за ладошку.

^{Сжавшись и покрывшись мурашками озноба, Васька чувствовала, как её родную конечность долбят, словно зубилом, пробивая отверстие в кости. Впрочем, всё так на самом деле и происходило. Звяканье инструментов, звуки отсоса, озабоченные голоса: «Тампон… ещё тампон…» «Твою мать, держи крепче!» «Надкостница… глубоко…» «Вроде чисто?» «Быстрее… время!» Действие анестезии стало ослабевать, боль нарастала, поднимаясь всё выше, подбираясь к паху… «Всё! Зашиваем!» – операция подошла к завершению. Наложив гипс чуть выше колена, хирурги установили в отверстии над раной дренаж и, сделав укол в ягодицу, отправили Василису на каталке в палату.}

Ночь. Всё отделение погрузилось в глубокий сон. Сестричка на посту прикорнула прямо на стуле, положив голову на скрещённые на столе руки. Где-то вдалеке раздавался протяжный то ли стон, то ли храп. Одна девочка не могла никак уснуть, эффект от обезболивающего стремительно уменьшался, а распирающая боль вновь набирала обороты. К тому же внезапно захотелось в туалет, по-маленькому… Сильно приспичило… Спустив ноги с железной пружинистой койки и дождавшись, покуда голова прекратит стремительный круговорот, девочка углядела костыли рядом с соседней кроватью, на которой мирно посапывала больная. Потянувшись, прихватила их и потащилась к выходу. Дверь открылась практически беззвучно. Стараясь сильно не шуметь, Васька выползла в пустынный больничный коридор. На горизонте никого не наблюдалось. Кромешная темнота и лишь слабенький свет от ночника на посту медсестры действовали успокаивающе. Приметив в дальнем конце заветную букву «Ж», торопливо переставляя костыли, направилась в обратную от стола дежурной сторону. Туда добралась без происшествий и, сделав своё дело, двинулась назад, но успела доковылять лишь до середины длинного коридора, как вдруг ощутила сильную слабость, огонёк лампы прямо на глазах стал блекнуть, костыли разъехались, а сама она со страшным грохотом распласталась на кафельной плитке, ненароком сбив стоящее рядом кресло-каталку, отчего то развалилось, будто трансформер, оглушая отделение громким металлическим лязгом! Сознание помахало ручкой, уносясь в неизвестном направлении, а холодный пол встретил крайне нелюбезно, состыковавшись с девичьими косточками.

– Вот глупенькая… – услышала рядом с собой голос, выныривая из темноты и чувствуя, как кто-то слегка бьёт по щекам. В нос ударил резкий запах нашатыря.

Нехотя приоткрыв один глаз, обнаружила склонившегося над ней старого знакомого, всё того же симпатичного доктора. «И чего это мы с ним всё никак не расстанемся!» – мысленно хихикнула она. Нисколько не ругаясь, тот осторожно взял неугомонную барышню на руки и самолично эвакуировал в палату, бережно положив на койку. Затем прикрыл девочку одеялом, категорически запретив вставать до утра!

Проснувшись, Василиса почувствовала себя значительно лучше, и живот, как ни странно, болеть перестал. Видимо организм дал отбой, решив, что его хозяйке досталось с лихвой и без аппендицита. Уже через день она скакала по больничной территории, ловко переставляя костыли!

Яркие солнечные лучи ласкали двор. На свежевыкрашенных лавочках расселись, блаженно жмурясь, бабульки в застиранных халатах. По соседству пристроились мужички в бесформенных штанах, пузырями вытянувшихся на коленях, с азартом стуча костяшками домино. Девочка застыла неподалёку, с наслаждением подставив лицо тёплому ветерку, который добродушно перебирал пушистые пряди распущенных до самой поясницы волос. Из этого блаженного состояния её вырвали проходившие мимо местные ребята. Вполне вероятно, лишь из добрых побуждений один из них решил отпустить комплимент, мимоходом обронив:

– Такая красивая, а уже… инвалид?! – в голосе парнишки звучало явное сожаление, но Васька, враз очнувшись от мечтаний, почему-то восприняла фразу как оскорбление в свой адрес.