Последняя капля слезы

Не я ли тот, кто скорбит?

 
Разве скорбный в ответе за скорбь без предела? Что делать?
Если горе скрутило и душу и тело, что делать?
 
 
Что же делать, с рожденья – я в омуте муки любовной,
Если грусть всем моим существом завладела, что делать?
 
 
Люди в жертву себя принесли в Гарбале ради веры, –
Жертвой страсти служить мне судьба повелела, что делать?
 
 
Войском горя обложен, стою перед пастью дракона,
И душа моя бедная оцепенела, что делать?
 
 
Я исток всех мучений, начало всех горестей мира,
И печальней, чем мой, нет на свете удела, что делать?
 
 
Ты видала ль другого, кто равен мне в скорби великой?
Полководцем страданий я избран за дело, что делать?
 
 
О, приди, госпожа, и владей: я твой скорбный невольник,
Я был продан тебе, стал твоим я всецело, что делать?
 
 
Я – печаль, что давно к обладанью тобою стремится,
О тебе лишь всю жизнь помышлял я несмело, что делать?
 
 
Нет почёта влюблённым, и я себя чувствую тоже
В горсти праха песчинкою окаменелой, что делать?
 

В память о «Бакыргане»

 
Вот городская чайхана,
Сынками байскими она
Полным-полна, полным-полна.
Кому же, как не мне, страдать?
 
 
Они гуляют широко,
Пьют пиво, режутся в «очко»,
За счёт отцов кутить легко!
Кому же, как не мне, страдать?
 
 
Здесь папиросами «Дюшес»
Дымит компания повес,
Разврата их попутал бес…
Кому же, как не мне, страдать?
 
 
Невежеству их края нет,
Журналов им неведом свет,
Объял их сон во цвете лет.
Кому же, как не мне, страдать?
 
 
Зачем идут они в кабак
И, жизнь растрачивая так,
У русских учатся гуляк?
Кому же, как не мне, страдать?
 
 
А сверх сыновних кутежей
Ишанам платит богатей.
Ишан – вот язва наших дней!
Кому же, как не мне, страдать?
 
 
Нашли святоши лёгкий труд:
В гостях на дню раз десять жрут,
А с бедняков семь шкур дерут.
Кому же, как не мне, страдать?
 
 
Друзья! Пойдём путём прямым,
Святош-ишанов разгромим!
Порвём их сеть, да так, чтоб им
Уж не сплести её опять!
 

Паразитам

 
Наша знать – шакалов стая, толстобрюхая, тупая,
Ну и жрут обжоры эти, никому не уступая!
 
 
Каждый важен, как вельможа, у него лоснится рожа,
Он рыгает, жрёт, плюётся, брюхо жиром наливая.
 
 
Полежит, опорожнится, облегчась, – опять ложится.
Вонь уборной – вот их радость, и ночная и дневная!
 
 
Пусть народ хоть в пропасть рухнет, брюхо их зато разбухнет,
«Дай, дай, дай!» – орут обжоры, рот широко разевая.
 
 
Мы исчезнем в пасти волчьей, если с ней смиримся молча,
Брюхо мир загородило, словно Каф-гора крутая;
 
 
Словно горы в старых сказках, словно горб высот кавказских, –
Всё вокруг оно пожрало на глазах у Миннибая!
 
 
Эй, друзья, давайте двинем, всыплем вдосталь жирным свиньям,
Вздуем их, пока играет наша сила молодая!
 
 
Не дадим безмозглой туше придавить наш день грядущий.
Только в этом наше счастье и обязанность святая!
 
 
Без борьбы нам нет надежды. Сбросим лишние одежды,
Рукава смелей засучим, в драку жаркую вступая!
 
 
В бой пойдём, грозой нагрянув на бездельников-ишанов,
С громовым «ура» ударим, паразитов сокрушая!
 
 
В наши дни закон пророка пострадал, увы, жестоко –
Под личиною ислама вера кроется другая.
 
 
Дух Корана испоганен… Разве может мусульманин
Сохранить покой душевный, на язычников взирая?
 
 
Паразитам, обиралам стих мой кажется кинжалом,
В жизни цель у них одна лишь: грабить, жалости не зная!
 
 
Перекрати писать, Тукаев, есть острог у негодяев,
Повисеть в петле заставят, – помолчи, душа шальная!
 
 
Не страшны мне их угрозы, жгут меня народа слёзы.
Я пишу, добру и правде никогда не изменяя.
 
 
Мал я, но в борьбе неистов, ибо путь социалистов –
Это и моя дорога, справедливая, прямая.
 
 
Пусть идёт по ней, кто страждет, кто от зла спасенья жаждет,
Тех, кто верен ей, того уж не обманет кривда злая!
 

Кого нужно любить?

 
Вопрос не прост – кого б ты смог любить,
Так, чтоб упав, любви не уронить?
 
 
Когда умрёшь (умри!), кто примет боль?
Чьё сердце будет рваться за тобой?
 
 
Кому на свете баловать тебя?
Кому тебя оберегать, любя?
 
 
Твоя беда – бедою для кого?
Страдание – страданьем для кого?
 
 
Легко ль найти того, кто не предаст?..
Кто из друзей врагу тебя не сдаст?
 
 
Твой светлый день желанен ли кому?
А нужно будет – кровь наполнит тьму!
 
 
И разве кто-нибудь на свете есть,
Кто никогда тебе не надоест?
 
 
Кто выгоду свою отдаст тебе?
В словах, делах кто вспомнит о тебе?
 
 
О, не ищи, чего на свете нет!
Старания напрасны – смысла нет!
 
 
Скажу, не уповай на чудеса –
Твоей любви достоин лишь ты сам!
 

Татарским девушкам
^{(Что люблю и что не люблю)}

 
Мне по нраву изгиб ваших тонких бровей,
Завитки непослушные тёмных кудрей,
 
 
Ваши тихие речи, что сердце влекут,
Ваши очи прозрачные, как изумруд.
 
 
Ваши губы, что слаще, чем райский кавсар^[2],
Чья улыбка живущим – как сладостный дар.
 
 
Я люблю вашу стройность, движений красу, –
Без корсета любая тонка в поясу.
 
 
А особенно груди – они так нежны,
Как два солнца весенних, две светлых луны.
 
 
Вас за белые шеи люблю обнимать,
В ваших юных объятьях люблю замирать.
 
 
О, как трогательны этот «джим», этот «мим»
В вашем лепете сладком: «дустым» и «джаным»!^[3]
 
 
В вас любезны не меньше мне, чем красота,
Целомудренность гордая и чистота.
 
 
И настолько мне мил ваш калфак парчевой,
С плоской частью передней, с головкой кривой.
 
 
Так что, если ишан иль блаженный хазрет
Прямо в рай мне когда-либо выдаст билет,
 
 
Но коль гурия, выйдя навстречу, как вы,
Не украсит калфаком своей головы
 
 
И не скажет мне: «Здравствуй, джаным!» – не войду
В этот рай, пусть я в адскую бездну паду!
 
 
Лишь невежество ваше не нравится мне,
Что вас держит в затворе, во тьме, в тишине.
 
 
Жёны мулл мне не нравятся тоже ничуть,
Вас так ловко умеющие обмануть.
 
 
Любят вас, если нянчите вы их детей,
Ну а мойте полы – и полюбят сильней.
 
 
У невежества все вы берёте урок.
Жизнь во тьме – вот учения вашего прок!
 
 
Ваша школа – с телятами рядом, в углу.
Вы сидите, «иджек»^[4] бормоча, на полу.
 
 
От природы вы – золото, нет вам цены,
Но погрязнуть в невежестве обречены.
 
 
В слепоте вы проводите жизнь, и – увы –
Ваши дочери так же несчастны, как вы.
 
 
Вы как будто продажный товар на земле,
Вы бредёте, как стадо, покорны мулле.
 
 
Но ведь вы же не овцы! Поверьте, я прав,
Что достойны вы всех человеческих прав!
 
 
Не пора ль отрешиться от этих оков?!
Не пора ли уйти из-под этих тисков?!
 
 
И не верьте Сайдашу^[5], он злобою пьян,
Он – невежда, над всеми невеждами хан.
 

Редактору

 
Не горюй, не злись, редактор: что их злобный вой тебе?
Мёд неси тому, кто хочет яд подсыпать свой тебе.
 
 
А по мне – не нужно вовсе обретать любовь невежд,
Ведь никак нельзя смириться с темнотой людской тебе!
 
 
Пусть безбожным вольнодумцем называют. Не горюй!
Лишь бы только гнев господний не грозил бедой тебе.
 
 
Правдолюб гоним повсюду. Я уверен: день придёт –
И любовь свою в награду принесёт народ тебе.
 
 
Знай, редактор, что невежда – это враг извечный твой,
Знай и то, что муж науки предан всей душой тебе.
 
 
Людям следует гордиться оскорбленьями невежд.
Пусть бранят: хула такая лишь звучит хвалой тебе.
 
 
Если же их одобренья жаждешь ты – беги в мечеть,
Лицемерь, – уж там не будут докучать враждой тебе!
 
 
Правду говори, редактор. Правду не боясь пиши,
Запасись терпеньем – трудный путь открыт судьбой тебе!
 
 
Четырёх газет владелец, с четырёх земных сторон
Просвещенья устремляет свой поток живой к тебе.
 
 
Глубочайшим морем знанья надо стать. Иди вперёд.
Пусть тебя просторы манят, пусть претит застой тебе.
 

Уничтожишь ли меня?

 
Ужель погубишь ты поэта, и не найдёт спасенья он?
На страсть такую обречённый – ужель на гибель обречён?
 
 
Душа моя, будь милосердной и душу не губи мою,
Ведь если я умру – тебя лишь в убийстве обвинит закон.
 
 
Смягчись, о ангел! Стань сердечней, ведь ты не мрачный Азраил,
Который отнимает душу, услышав наш предсмертный стон.
 
 
Алмаз алмазу цену знает, а цену розе – соловей,
Так не цени ж невежду выше меня, что так в тебя влюблён.
 
 
О сколько я стихов любовных тебе, красавица, сложил!
Любви твоею малой крохой – и то я был бы насыщён!
 
 
Любовь твоя как будто церковь, я ж – гулкий колокол её,
От мук моих ещё печальней и громче безответный звон.
 
 
Тяжёлый занавес разлуки нас друг от друга отделил.
Аллах! Да будет этот полог тобою поднят, вознесён!
 
 
Смерть или встреча – вот лекарство от страсти гибельной моей.
Равно – и тем и этим – будет проситель удовлетворён.
 
 
Подруга, стань моей душою или мою себе возьми,
У ног твоих с каким восторгом я б погрузился в вечный сон!
 

Из Пушкина

 
Твой муж, твоей любуясь красотою,
Не станет, дева, дорожить тобою.
 
 
Возьмёт ещё шесть жён, возьмёт, покуда
Охота брать в нём, ненасытном, люта.
 
 
Но горе стать седьмой, скрывать не стану;
До той поры беги скорей к фонтану.
 
 
Играй с водою, проливай, наполни
Кувшин прозрачной влагою и помни:
 
 
Как серебро, журча и исчезая,
Течёт вода средь сора ключевая.
 
 
Бежит от глаз, теряясь постоянно,
Куда уходит? Пропадает. Странно!
 
 
Так точно, как ушла вода, уходит
И молодость твоя. Пройдёт. Проходит.
 
 
Пропала, утекла, не возвратится.
Так юности пора не повторится.
 
 
Следов от влаги не увидя прежних,
Ты скажешь: «Так и я среди соперниц
 
 
Исчезну, пропаду, уйду без следа.
Прости навек. Прощайте, зимы, лето!»
 

Братское наставление

 
Чужие мысли заковать тираны мира, нет, не в силах.
И неудача погасить надежды яркий свет не в силах.
Не для тебя ли изрекал Всевышний: «Дух крепи надеждой!»
Нет, младотурок целовать султана чёрный след не в силах.
Не видно только лишь слепцу: светило для тебя восходит.
Не думай, что оно сверкать в дни тяжких ваших бед не в силах.
 
 
А кто родился храбрецом, молчать, кривя душой, не в силах.
Стоять на месте, истлевать, как пень в глуши лесной, не в силах.
Умри же, – но в бою умри, и пусть не знают, где упал ты.
Терпеть двуличие во всём отважный и прямой не в силах.
Душой боец не покривит и изменять вовек не будет.
Кто светлой истиной влеком, идти иной тропой не в силах.
 
 
Отвергнет истина того, кто быть её щитом не в силах.
Святая правда и обман идти одним путём не в силах.
Настанет время, и пробьёт султана злого час последний.
Шайтана, как там ни крути, народ иметь царём не в силах.
Боясь, что правда не в чести, ты отступить решил, быть может.
Но разве счастлив будет тот, кто в мире быть борцом не в силах?
 
 
Ещё не пробил грозный час. Глядят на вас глаза народа.
Ведь вас когда-то видел он в рядах поборников свободы.
Отправьте деспота скорей в «Юлдуз», за крепкую решётку.
Иного нет для вас пути, так доконайте же урода!
Когда бы вы за свой народ стояли твёрдо и поныне,
Не забрели бы вы в тупик, не разглядев прямого хода.
 
 
Увы! поёте вы хвалу в честь притеснителя-тирана.
И ваша писанина вся – одни торжественные оды!
 

Небесной деве-гурии

 
Когда бы я в раю узрел твой лунный лик,
То увидал бы в нём своё лицо в тот миг.
 
 
Уже наверное я знаю: ты, пленя
Своими чарами, обворожишь меня.
 
 
Ведь каждая твоя пленительна черта,
Небесная неотразима красота.
 
 
Тогда-то стану я гореть, пылать, влюблён,
Врасплох захваченный любовью, как огнём.
 
 
С одними райскими делами на уме,
Все радости свои забуду на земле.
 
 
Желанно будет слово каждое твоё,
Блаженство и покой на сердце от него.
 
 
Сотворена для неба эта стать твоя,
Для славословия Аллаха речь твоя.
 
 
Твой нежный голос слаще пенья соловья,
Уйти кто может согласиться от тебя?
 
 
Чиста, безгрешна, совершенна, как хрусталь,
Нам, грешным, и коснуться тебя жаль.
 
 
Красавица, красивее которой нет,
Красавица, которую не видел свет.
 
 
Ценней сокровищ драгоценных и камней.
Но… всё же девушка земная мне милей.
 
 
Все похвалы твоей не стоят красоты.
Однако всё же: не земная дева ты.
 

Стеклянная голова

 
Хазрету нашему ты в череп загляни:
Стремленье к знаньям, страсть к наукам – где они?
 
 
Мозг будто из стекла, но посмотреть туда
Приличный человек не может без стыда.
 
 
Что в этой голове? В рисунке дан ответ:
Девицы голые, пирог и горсть монет.
 
 
Невежда и ханжа – лишь этим он живёт,
Поесть, попить, поспать – вот круг его забот!
 
 
Что нация твоя, что долг святой ему?
И нация, и труд хазрету ни к чему.
 
 
На жён бы лишь в ночи хватило сил с лихвой –
Вот доблесть! Вот труды! Вот богатырь лихой!
 

Осень

 
Друзья, уже осень к нам в гости пришла,
Придёт и зима, пышной шубой бела.
 
 
Уж начали птицы от нас улетать,
Чтоб в дальних и тёплых краях зимовать.
 
 
Леса уже стали желты, как шафран,
Не видно в полях ни снопов, ни крестьян.
 
 
Как темя татарина, голы поля,
Голодных пернатых не кормит земля.
 
 
Лишь юная озимь покрыла простор,
Сверкает она, как зелёный ковёр.
 
 
И солнце не щедро дарует свой свет,
Всё реже и реже – и вот его нет.
 
 
И ветру покорна пустынная ширь,
Он дует навстречу, упруг, как пузырь.
 
 
О скучное время – осенние дни,
Могила цветущего сада они.
 
 
Кладбищенский вид! Я брожу по полям:
Повсюду зиянье затопленных ям.
 
 
Хочу я полгода не жить на земле,
Хочу я растаять, как масло в тепле.
 
 
О, если сейчас я усну, а траву
Весною увижу опять наяву,
 
 
Я буду гораздо счастливей тогда,
Чем шахи и ханы, чем все господа.
 

* * *

 
Когда же, скажи мне, мой бедный народ,
Весна твоя, день твой цветущий придёт?
 
 
Тогда ли, когда я умру и потом,
Быть может, воскресну, но в мире ином?!
 

Государственной думе
^{(На мотив песни «Ой, душенька Нагима…»)}

 
Что ж ты быстро пала, Дума,
Землю-волю не дала?
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Что ж ты рано так увяла,
Хоть ещё не расцвела?
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Что ж ты нас не пожалела
И оставила в цепях?
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Что ж начальников жестоких
Не разбила в пух и прах?
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Что ж подверглась ты разгону,
Их самих не разогнав?
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Что ж ты гнёту покорилась
И своих лишилась прав?
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Безземельному бедняге
Говорила: «Не тужи!»
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума.
 
 
Обнадёжила, сулила,
Где ж земля-то? Покажи!
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Полномочных депутатов
Царь, как мошек, разогнал.
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Только кукиш показал им
Самый важный генерал.
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Время, братцы, шевелиться,
Верьте, правду мы найдём!
Ах ты, Дума, Дума, Дума,
Мало дела, много шума!
 
 
Час придёт, и назовётся
Злое – злом, добро – добром.
Ах ты, Дума, Дума, Дума.
Мало дела, много шума!
 

К народу

 
Мысли все и днём и ночью о тебе, народ родной!
Я здоров, когда здоров ты, болен ты – и я больной.
 
 
Ты священен, уважаем, от тебя не откажусь,
Если даже все богатства мир положит предо мной.
 
 
Как я горд, народ прекрасный, что тебе принадлежу!
Быть хочу твоим поэтом, за тебя стоять стеной.
 
 
Близок сердцу дух народный, я мечтаю, край родной,
Жить с тобой одной печалью или радостью одной.
 
 
Чувства выше нет на свете, чем любовь к тебе, народ,
Одержим одной я страстью – сердцем быть всегда с тобой.
 
 
Заслужить хочу бессмертье я поэзией своей…
О Создатель, не мечтаю я об участи иной.
 
 
Жизнь мою возьми, стихи же для потомков сбереги.
Как мне страшно быть забытым отчей милой стороной.
 
 
Пусть умру – народ запомнит имя скромное моё,
В этом цель моя, такою буду счастлив я судьбой.
 
 
О любви к тебе писал я, и за то, народ родной,
Будешь звать меня ты другом, верю в это всей душой!
 

На могильный камень любимой

 
Ты мертва, но любовь моя в сердце не гаснет ещё,
Ты мне дружбу и нежность в душе оставляешь ещё.
 
 
Знай, что смерть твою, друг мой, считаю я смертью своей.
Только вижу твой образ и голос твой слышу ещё.
 
 
Я тобой был, ты – мною, и не было ближе друзей.
Всё ушло без следа. Лишь любовь существует ещё.
 

Самому себе

 
Чего же я хочу? Великим стать бы мне,
Не зря моя душа стремится к вышине.
 
 
Хочу увидеть я, когда народ родной,
Счастливый, забурлит весеннею волной.
 
 
Татарам всё, что мог, отдал – и отдаю.
Татарин я всегда, родства не предаю.
 
 
Я нации моей желаю многих благ.
Но сбыться ли мечтам? То знает лишь Аллах.
 

Ночной азан^[6]

1

 
Ночной азан,
ночной азан,
он горькой ду –
мой обуян;
воспомина –
ний караван
в ночи к душе
влечёт азан.
 
 
Азан в ночи,
печальный зов
щемит сердца
тенями снов;
взывает он,
кричит азан,
что был Касим,
была Казань,
что нет татар,
что сгинул хан,
исчез Коканд,
с ним Астрахань.
 

2

 
Скорбит в ночи,
звучит азан:
в слезах ушли
во мглу времян
Сююмбике
да грозный хан.
Богатство, сла –
ва – как туман,
остался нам
один обман,
остался веры
враг – ишан.
 

3

 
Опустошён
наш древний стан,
дивится мир:
средь прочих стран
была вели –
кой наша быль,
так отчего
распалась в пыль?!
 

4

 
Нет среди нас
единства, нет,
мы порознь ви –
дим белый свет,
к отчизне всяк
и слеп, и глух,
разобщены
и плоть и дух.
Века промча –
лись мимо нас,
вслепую встре –
тим смертный час.
В конце концов
народ угас,
прости нас, мир,
в последний раз!
 

5

 
О мир, прощай,
уже нас нет,
осиротим мы
белый свет.
Славны мы бы –
ли сотни лет,
теперь нас нет,
теперь нас нет.
 

Бахвалы

 
Ревёт ишан, ревёт ишак,
И это неспроста!
Ишак гордится: «Я богат,
Есть у меня узда».
 
 
Ишан в ответ: «Ишак, постой,
Я тоже не с сумой,
Есть у меня для воровства
Уздечка под чалмой.
 
 
Не хвастайся своей уздой,
Пустая голова, –
Кичиться буду я, а ты
Лови мои слова.
 
 
Тот, кто ишана чтит во мне,
Тот, как и ты, – осёл:
Он верит искренне, что я
Дух святости обрёл.
 
 
Я граблю жирных богачей,
Я жаден к их добру,
И нет покоя мне, пока
Я их не обдеру.
 
 
Ты скот, невежда, я – вдвойне.
Но дело не в словах:
Моё невежество и лень
Мне ниспослал Аллах!
 
 
Мы выдаём дурман за мёд
И, свой набив живот,
Твердим: без пищи и воды
Терпи, терпи, народ!
 
 
Так запрягаю я татар
И сеть свою плету.
Чего зевать, когда они
Привычны к хомуту?
 
 
Моя отрыжка – знак святой.
И знак святой – плевок,
Чихну – саваб! И да хранит
Такой порядок Бог!
 
 
Я так скажу тебе, ишак:
Всегда со мной дружи!
Ты будешь лодкой, я – веслом,
Поплаваем во лжи!
 
 
Моим мюридом назовись,
Будь мне опорой впредь,
Откроем лавочку молитв, –
Айда со мной в мечеть!»
 

* * *

 
«Будешь мне слугой исправным, вот дела.
Будешь ты барану равным, ох, дела!
 
 
Не сноси обиды молча, вот дела,
Ты ведь станешь благонравным, ох, дела!»
 
 
«О хазрет! – ишак ответил. – Вот дела.
Придержи-ка речи эти, ох, дела!
 
 
Ты поправь чалму, чтоб стала, вот дела,
Словно купол у мечети, ох, дела!
 
 
О ишан высокочтимый, вот дела,
Верю верой нерушимой, ох, дела! –
За невежество народа, вот дела,
Ты – борец неутомимый, ох, дела!
 
 
Знаю, всех ты водишь за нос, вот дела,
Я – осёл, ослом останусь, ох, дела!
 
 
Назовут меня суфием, вот дела,
Я с тобою не расстанусь, ох, дела!
 
 
Хоть проник я в суть обмана, вот дела,
Будем лгать во имя сана, ох, дела!
 
 
А твои мюриды глупы, вот дела,
Слепо веруют в ишана, ох, дела!»
 

Нашей молодёжи, устроившей литературный вечер

 
Люблю я вас. Душа моя вам рада,
Вы – нации надежда и отрада.
 
 
Люблю я вас. Не передать словами:
Всем существом своим горжусь я вами.
 
 
Богатырями вы растёте ныне,
А в наши дни богатырям цены нет.
 
 
Столетиями ждали вас в народе
И верили: вы всё-таки придёте.
 
 
Друзья! К вам слово моего привета,
В вас – чистота предутреннего ветра.
 
 
За вас, опору нации, не скрою,
Мы заплатили жертвенной ценою.
 
 
Когда б воскрес пророк, скажу я смело,
Вернулась бы душа, ликуя, в тело,
 
 
Он был бы рад, джигиты, встрече с вами,
Напутствуя вас вещими словами:
 
 
Герои века нашего, дерзайте,
Мир красотой, отвагой покоряйте!
 
 
Ваш вечер славен зрелостью и честью,
В нём чистота и мудрость слиты вместе.
 
 
Богат ваш мир красою неизменной,
Не в нём ли завязь счастья всей Вселенной?
 
 
Пусть вас ничто в дороге не пугает,
По ней – к прогрессу нация шагает.
 
 
Прекрасен бесконечно этот вечер,
Он в памяти моей – пребудет вечен!
 

1907

Что рассказывают шакирды, покинувшие медресе

1

 
Нас там долго
Обучали,
Мы так мало
Понимали,
Если даже
Вихри дули –
Словно камни
Мы лежали…
 

2

 
Мы натягивали
Полог
Даже в солнечное
Лето,
Знать – не знали,
Прочь мы гнали
Всё идущее
От света.
 

3

 
На заре
Мы крепко спали,
Завернувшись
В одеяло.
Дум не знали –
Если даже
Солнце счастья
Догорало…
 

4

 
Вроде конского
Навоза,
В духоте
Беспечно гнили,
Не боясь,
Что оказаться
Оттого могли
В могиле.
 

5

 
Мы зачахли,
Пожелтели,
Мы засохли,
Словно палки.
Дрянь вдыхая,
Наслаждались,
Как червяк
Какой-то жалкий.
 

6

 
Правду, совесть,
Справедливость
Мы из памяти
Изгнали,
Мы испортились
Настолько –
Сатаны
Сквернее стали…
 

7

 
Без воды,
Без дров, без пищи
В кельях мы
Впотьмах лежали,
Даже в праздники
Во сне лишь
Омовенье
Совершали.
 

8

 
Превратив
Халаты в сумки,
Мы просили
Подаянья;
У заборов
Богатеев
Долго длилось
Ожиданье…
 

9

 
Камня,
Дерева дешевле
В отчем крае
Нас считали…
А в Европе ведь
Студентов
Словно око
Сберегали.
 

10

 
Голодали,
Стыд забыли,
Как продажные
Девицы…
Мы завшивели,
Застыли, –
Нам доныне
Голод снится.
 

11

 
В палача
Преобразился
Тот, кто быть
Хотел учёным,
Не мукою стал,
Не тестом –
Калачом
Недопечёным.
 

12

 
Лени в нас –
Захочешь сколько,
Дури в нас –
Захочешь сколько,
А студент
Толковый, дельный
Есть один
На тыщу только…
 

13

 
Мы невежеству
Отдали
Годы юные
И души,
Мы цирюльниками
Стали,
Научились
Бить баклуши.
 

14

 
Богатеи
Нам дарили
Дочерей –
Кривых, увечных,
Мы для них
Рабами были –
Путь учёных,
Путь беспечных…
 

15

 
Если вдов
Встречали старых,
К ним входили
В дом мужьями…
Без грехов
В аду горели –
В преисподней,
В серной яме…
 

16

 
Оскорбленья,
Униженья
От народа
Мы терпели –
От незрячести,
Которой
Он страдает
С колыбели.
 

17

 
Наша цель –
Не поношенье,
Мы татар
Ругать не будем:
Раз незрячи –
Что и взять с них?
Мы, как все,
Слепых не судим.