Заложник

– Можешь не сомневаться, уже умерло.

– А ты, скажу тебе, оказывается, еще молодчина! – Игорь с уважением окинул Турецкого взглядом. – Верка так прямо обалдела, говорит: давно такой кайф не ловила. А уж она-то понимает! Да ты и сам наверняка оценил ее таланты, а?

– Какой-то у нас с тобой бабский треп пошел, не чувствуешь? – Турецкий поморщился.

– Как бы, Саш, исключительно – как бы! Объясняю почему. Потому что я тут все своими руками возводил и знаю, как собственные пять пальцев. Кто с кем живет, кто чем дышит, даже на кого дышит. Это не самое лучшее, что нужно человеку в моем положении, но за неимением, как говорится, гербовой приходится писать и на туалетной, ничего не поделаешь, старик. А тут, я заметил, на тебя уже кое-кто начал «косяка давить». Но Ирина твоя мне нравится, и скандальчика, даже случайного, я не допущу, понимаешь?

– Ничего не понимаю! – потряс головой Турецкий. – Популярно можно?

– Так, рисую панораму. Наша Оленька является законной супругой Семы Рывкина, моего председателя совета директоров, понятно? Он сейчас во Владике, с тамошним губернатором ведет переговоры. И будет еще с неделю, не меньше. Сему надо просто однажды увидеть, и все вопросы отпадут сами. Как и желание становиться у него на дороге. Помнишь, всякую матату про одесских биндюжников? Так вот, он один из них. И ума, и юмора ровно столько же. Но мужик – кремень, за что ценим особо. А Ольга, между нами, мировая сучка. Как Семы нет, у нее сразу тоска. И это не Верка, которая, если я не велю, никому не даст. Она, между прочим, борьбой этой японской занимается.

– Сумо, что ли? – догадался Турецкий.

– Во-во, ей самой. Ну и как она тебе показалась, старик?

– В первый раз такое потрясающее тело в руках держал. А с виду кажется раскормленной такой девушкой…

– Точно, металл…Я тебе что скажу? – Игорь снова доверительно наклонился к Турецкому: – Если появится желание, она сегодня будет весь вечер у себя. Это на третьем этаже, вторая дверь по коридору направо. Можешь не стучать. Возражать она не будет, даже наоборот, только вот… кувыркайтесь там потише. Шума чтоб не было. А что касаемо Ольки, тут такое дело. Вообще-то, если уж она решила, то тебя, конечно, где-нибудь трахнет, можешь быть уверен! – Он засмеялся. – Она сучка славная и тоже, я знаю, в этом плане весьма достойна, только болтать любит. Впечатлениями делится не всегда с нужными людьми. А так-то она вполне. Но советую все-таки быть осторожным. Держись за Ирину, тогда пронесет. А в принципе сам смотри, старик. Вечерком еще в казино заглянем, и там посмотришь наши кадры. Для тебя, скажу, выбор большой.

– Слушай, Игоряша, я что-то не пойму, какого хрена ты мне баб своих сватаешь? Ну, ладно, массаж тут, у вас, – дело тонкое. Можно сказать, неожиданное и даже чреватое. А остальные?

– Не будешь обижаться? Побожись!

– Вот крест святой! – Турецкий размашисто осенил себя.

– Только честно, не обижайся, я попросил кое-кого из своих, ты не знаешь, кинуть мне на факс резюме такое: что больше всего любит «важняк» Турецкий? Вот мне и доложили: сорт коньяка, круг друзей, особые привязанности, случайные связи и так далее. Вплоть до того, какие именно бабы тебе больше нравятся. Саш, мы ведь живем в открытом обществе, ну что ж поделаешь? Словом, поглядел я, чего мне больше следует: тебя бояться или как раз наоборот? Может, лучше постараться тебя как бы приручить? Нет! – заторопился, заметив протестующий жест Турецкого. – Я в хорошем смысле! Кто скажет, какой ты стал сегодня мужик? Времени-то прошло вон сколько, все меняется, а мы – тем более. Так что я по-товарищески, как в былые годы, сечешь? Ну, короче, посмотрел я на такое твое досье и понял, что больше всего тебе, видимо, захочется просто хорошенько оттянуться. Но так, чтобы и супруга никакого ущерба для себя не поимела. Элементарно, как в сказке для дошкольников! – Он засмеялся. – А за Ирину свою не волнуйся, у нас на этот счет жесткая дисциплина. Ее теперь Лерка выгуливает. Я им сказал, чтоб они все в аквапарк отправлялись. Там обстановка – самое то. Да уж и обед скоро… Ну что, примем еще парок? Последний, а?

– Давай! – решительно махнул рукой Турецкий. – Прямо растрогал ты меня своими откровениями, ей-богу, Игорек…

– А ты не торопись, – снова засмеялся тот, – главное у нас с тобой еще впереди!

– Уж и не знаю, спереди ли, сзади… Слушай, друг любезный, а на хрена тебе потребовалось вот так, напрямую, при моей жене говорить о своем предложении? На чем расчет строил? Что она немедленно отреагирует так, как надо тебе? Кукушку вербуешь?

– Ну, в общем, ты где-то прав. Но еще я хотел как бы кость им кинуть. Пипл пока не сечет, но свой базар начинает, вот мозги и заняты. А мы с тобой тем временем на парок с массажем. По делу? Политика это, старик! – Игорь прямо-таки сиял от собственной изобретательности.

– Ну ты и змей! – засмеялся и Турецкий.

– Так считаешь? А знаешь, что я тебе на это отвечу? Не помню сейчас, про кого говорили, из больших людей, может, ты вспомнишь… Так вот, тот обожал, когда его называли дьяволом. А в самом деле, оно ведь, должно быть, лестно, когда тебя почитают за дьявола, ага? Не за Бога же! Хотя и говорят: вон бог музыки пошел, или: а вот проехал в своем «мерине» бог финансов… Нет, ты про меня не подумай… Или еще там бог чего-нибудь. Но это ж не всерьез, а просто когда слов нету, так?

– Ну?

– А змей – совсем неплохо! Почему бы и нет? Змей – это характер!

– Ну, блин! – захохотал Турецкий. – И тут переиграл по-своему! А уверял, что ничем, кроме своих «бабок», не интересуешься! Так бог, говоришь, финансов? Ну, ты даешь, Игоряша…

– Ты уж совсем обо мне такого мнения, что… А я вот прикинул, чем тебя можно взять? Ну, на что бы ты с удовольствием клюнул? Не для давления там какого-нибудь потом либо ради чего-то другого, неприличного, нет. А вот чтоб ты и оторвался в охотку и шариками покрутил своими, – Игорь постучал себя по лбу согнутым пальцем. – А еще прикинуть, насколько рисковый ты мужик. В нашем ведь деле без риска ничего не обходится… Должен сказать, в полном порядке.

– А на чем же основывалась эта твоя проверка? Нет, погоди, сам скажу… Ты так решил: вот Турка уложим, девочка эта, сумоистка твоя, постарается изо всех сил, таланты свои продемонстрирует, а мы всю эту красоту – на пленочку! А после прокрутим Турку, вроде как посмеяться, полюбоваться на обоюдные старания. И сразу – предложение, от которого он уже не сможет, да вряд ли и захочет, отказаться. Верно мыслю?

– Исключительно как старому другу… – вздохнул Игорь. – Был такой соблазн. Но я отмел. И знаешь почему? Как на духу. Когда увидел вас с Ириной вместе. Понял, что всего-то и добьюсь, что по дури разобью вашу семью. Иначе говоря, выражаясь нашим языком, я не поимею никакого профита, зато сплошные лоссы. Если не хуже, если я вообще не окажусь в полной заднице, ты ж ведь у нас не пай-мальчик, а генерал юстиции, и месть твоя может оказаться ужасной! – Игорь сделал большие и испуганные глаза и принужденно хохотнул. – Но я прикинул…

– Все-таки прикинул, значит?

– Ага. Один умный человек неожиданно подсказал. Знаешь, как он выразился? Нравственность пасует перед эффективностью! Лихо?

– И чьи слова?

– Смеяться будешь. Про нашу с тобой жизнь, а сказал еще писатель Бальзак.

– И ты что, самого Оноре де Бальзака читал?! – изумился Турецкий.

– Ну, ведь так и знал, что спросишь… – смущенно хмыкнул Игорь. – Да нет, не читал, конечно, раньше времени не было, а теперь тем более, хотя, где он это сказал, знаю. Я по телевизору случайно услышал. Даже записал себе. А после по программе посмотрел. «Блеск и нищета куртизанок», ну, сам понимаешь, про кого. Но за себя ты можешь быть абсолютно спокоен. У тебя на хвосте, как вы говорите, никого нет. А Верка, значит, понравилась? Это хорошо, я был уверен. И что информаторы не ошиблись…

– Слушай, в гробу я видел твоих информаторов! Но мне все равно неловко…

– Передо мной ли? Да брось ты, Саш, не думай, будто я на бабах какой-то зацикленный. Мои коллеги вон уже по десятку раз в ту же Паттайю смотались, на знаменитый тайский массаж. Не знаю, как он выглядит, но мне и Верки всегда хватало – во! – Игорь махнул ребром ладони над лысиной. – Как уверена моя благоверная, исключительно для здоровья. У нас с ней, кстати, вполне нормальные отношения, так что не бери в голову. Тем более что мы с тобой теперь как бы «молочные» братья.

– Значит, я в твоем мире ничего не нарушил? И без обид?

– Стопроцентно, старик! Если захочешь, можешь к ней и в Москве наведаться. Там тоже все удобства. Телефон – без проблем… Ну, пошли?

8

За длинным до бесконечности столом собралось около сотни человек, в основном мужья с женами. Младшего поколения все еще не было, хотя для детей отводилась противоположная от хозяина часть стола, весь пустой торец. Турецкому из «насельников» – почему-то вспомнился этот монашеский термин – были знакомы только трое, а он, оказывается, уже был известен большинству присутствующих. «Вот что слава с нами делает», – скромно шепнул он Ирине, но та непристойно фыркнула. Она вообще, едва появилась после водных горок, все время не то приглядывалась к мужу, не то принюхивалась. И вообще, вела себя как-то подозрительно. Пришлось даже как бы вскользь поинтересоваться, не случилось ли с ней чего-нибудь этакого, о чем она потом жалеть станет? Но она нагло показала супругу большую дулю, мол, так я тебе и сказала правду, и сразу, кажется, успокоилась.

Приятную миссию представлять Турецкого с супругой своим коллегам взял на себя, естественно, Игорь. Собственно, сам этот факт и являлся его первым тостом.

– Друзья мои, – торжественно начал он, – разрешите на нашем традиционном субботнем сборище познакомить вас с именитым гостем, которого мы все давно и хорошо знаем. Заочно, господа! А сегодня наконец представилась счастливая возможность поприветствовать, как говорится, теперь уже очно высокочтимого Александра Борисовича Турецкого… Кто-то нуждается в пояснении? Ага, никто! И его не менее высокочтимую супругу Ирину Генриховну. Они оба сегодня наши почетные и единственные гости, господа. Так воздадим же, как у нас это принято!

И все мужчины дружно поднялись с бокалами и рюмками в руках в зависимости от того, кто и что собирался пить, дружно сказали: «Прозит!» – и так же единодушно опустошили посуду. Женщины не вставали, но все до единой сочли необходимым поймать взгляд Ирины и продемонстрировать ей свою приязнь. Видно, у них тут уже установился своеобразный ритуал. Веселые люди… Ну а дальше все покатилось обычным порядком.

Забегали официанты, предлагая и раскладывая по тарелкам те или иные закуски. Появились виночерпии в черкесках со своими многочисленными кувшинами, но ухаживать принялись в основном за женщинами. Мужчины сами знали, что хотели пить.

Какое-то время прошло в ознакомлении с содержимым собственных тарелок. Кто-то выпивал, не дожидаясь очередного тоста, кто-то просто запивал вином жутко острые от щедрых кавказских специй лобио, сациви, печеные баклажаны, давно забытые петушиные гребешки в ореховом соусе, шипящий на раскаленной сковородке сыр сулугуни… Запахи стояли одуряющие, и у всех проснулся зверский аппетит. Да и по времени пора, как-никак четвертый час, и, зная о шикарном обеде, кто захочет забивать пузо пусть и вкусной, но домашней пищей?

Наконец, выбрав момент, Игорь снова поднялся во главе стола. Посмотрел налево, на Александра, сидящего рядом с Валерией, потом склонился направо, к своей почетной гостье, – он специально так рассадил Турецких, чтобы самому ухаживать сегодня за Ириной, а Александр ухаживал бы за его женой. Полагал, что Саше с его легким характером удастся развеять непонятно почему кислое настроение Леры. Ну а самому Турку скучать никак не удастся, ибо слева от него давно уже ерзала на стуле отчаянно веселая Ольга. Посмотрел, молчанием призвал к тишине и заговорил. Негромко, не стараясь обязательно перекричать тех, кто вел свои разговоры где-то в середине стола, ближе к противоположному его концу.

– Господа, пардон, и, конечно же, дорогие дамы! Я не буду напоминать вам о той поистине гигантской работе, которую буквально днями завершил Александр Борисович. Все мы газеты читаем, телевизор смотрим… Да, да! – Он поднял руку, как бы извиняясь, ибо последние его слова вызвали неясный шумок, похожий на недовольство масс. – Разумеется, когда у нас на это остается время! Согласен с вами, господа! Но суть-то в том, что успешная деятельность Александра Борисовича оказывает прямое влияние и на нашу с вами работу, вот в чем дело! Профессионала такого уровня, говорю вам искренне, встретишь нечасто. Да нет, о чем я? Нынче они почти уже вообще не встречаются, да…

– Извини, Игорь Валентинович, – не очень вежливо встрял в торжественную речь хозяина Турецкий. – Разумеется, чрезвычайно приятно бывает выслушивать в свой адрес панегирик, но, чтобы не выглядеть в ваших глазах, господа, этаким самонадеянным гусем, я просто вынужден процитировать одного древнего римлянина. Это все тот же Плиний-младший, Игорек, которого мы с тобой как-то поминали. Вот дословный перевод: «Я особой славы не заслужил, я только не вел себя постыдным образом». Дикси, господа! Еще раз извини, старина, можешь продолжать.

И Турецкий скромно потупился, успев, однако, заметить изумленные глаза Ирины. Да что заметить! Он и прочитать успел то, что она готова была «выпулить» ему: «Ну, блин, Турецкий!» И так далее, в том же примерно духе.

– Можно? Благодарю, старик, – нашелся Игорь. – Так вот, господа, когда мы с Сашей прямо с горшков пересели на одну парту в первом классе нашей старинной арбатской школы, мы, уверяю вас, и представить не могли, что однажды, почти через четыре десятка лет, судьба сведет нас в новом качестве. В качестве юриста самой высшей квалификации, – широким жестом указал он на Турецкого, – и… ну, тут уже ваше право судить о моих достоинствах… Пусть даже исходя и из довольно точного высказывания великого историка. Кажется, его звали Секундом, да, Саша?

– Абсолютно верно, – солидно кивнул Турецкий. – Цецилий Секунд. У тебя отличная память, старина.

Вспыхнул и прокатился одобрительный смешок. Послышались восклицания:

– Скромность украшает героев!

– Не стесняйтесь, Игорь Валентинович!

– Все верно!

И совсем уже громогласное:

– Никто пути пройденного у нас не отберет! Ур-ра!

Снова смех. Но Игорь уже поднял руку, останавливая болтовню.

– Так вот, исходя из вышеизложенного, я взял на себя смелость, в чем готов немедленно покаяться перед вами, и сделал Александру Борисовичу от своего и от вашего, естественно, имени некое предложение, господа. Не пришло ли время нам с вами заняться основательным укреплением нашей довольно шаткой юридической службы? Дело общее, и решать его всем. Вы помните, я просил всех по возможности найти время и внимательно ознакомиться с материалами прошедшего процесса по делу Новоселова. Уверен, что мою просьбу вы не оставили без внимания. Ну, а раз это так, то и мое предложение Александру Борисовичу о возможном нашем дальнейшем с ним сотрудничестве не должно показаться вам странным. И неожиданным. Речь не идет о том, чтобы мы уже завтра с утра начали совместную деятельность, нет. Народ мы все серьезный, и у всех есть свои обязанности. Вопрос пока ставится в принципе. Если у вас нет именно принципиальных возражений, тогда я хотел бы еще раз поднять бокал за душевное здоровье нашего уважаемого гостя, ибо физического у него достанет на десяток нам подобных, господа! Говорю абсолютно искренне, поскольку недавно на собственной шкуре испытал силу веников в его руках. А я ведь, вам известно, давно уже в этом деле не любитель, а профессионал! Ну что ж, будь здоров, Саша, старый мой дружище! Очень надеюсь на сотрудничество! Прозит, господа!

Он наклонился к Ирине и уже спокойно добавил:

– Вы даже не представляете, Ирочка, каким уникальным кладом обладаете! Счастливая женщина! И ваше здоровье!..

И тут, словно по команде Всевышнего, внимательно наблюдавшего за дружеским застольем, как-то незаметно разбежались облачка, подул западный ветерок и рассеял дневную хмарь, пропал и навязчивый, приторно сладкий запах гари от вечно, кажется, дымящихся Луховицких торфяников. Выглянуло солнце, перевалившее полуденный рубеж, и вмиг стало жарко. Не в том смысле, что раньше было прохладнее, но теперь стало уже просто припекать. Игорь подозвал одного из охранников, как две капли воды похожего на тех, которые сегодня утром встречали чету Турецких у шоссе, и что-то сказал. И тотчас над сдвинутыми в линейку столами были укреплены широкие разноцветные зонты, придавшие всему «пейзажу» дополнительную праздничность.

– Игорь много о вас говорил последнее время, – с явным подтекстом сказала Валерия и уставилась на Турецкого чистыми, почти прозрачными глазами. Она, вероятно, ждала встречного вопроса. И Александр Борисович не замедлил оправдать ожидание:

– Что вы говорите! И чем же это я сумел заслужить его внимание?

– А то вы не в курсе! Ишь, хитрец! – и сказано было так, будто ей известны какие-то тайны, которые ее муж и Александр Борисович тщательно скрывают от всех прочих. – Но вам-то это простительно, вы ведь в нашей компании впервые. Ничего, скоро привыкнете… А что, Саша… можно, и я стану звать вас по-свойски?

– Вам, Лерочка, позволено все, что угодно, – прямо-таки расплылся в сплошном благожелательстве Турецкий. – Называйте, как хотите, как в голову придет. В ваших устах любое слово кажется песней.

– Батюшки, что делается! – восхищенно покачала она головой, обеими руками поправив тщательно уложенную прическу и демонстрируя при этом изящную линию рук. – А я здесь, в нашей деревне, уж и позабыла, как они звучат, эти мужские комплименты! Вы, оказывается, очень опасный человек! Наверняка от вас можно ожидать всяческих приятных неожиданностей, да?

«Господи, и эта еще… Да чем тут вообще мужики-то занимаются? Или даже интимную свою обязанность они переложили на собственных охранников? То-то ж при виде нового мужика у баб потихоньку едут крыши…»

Турецкий, конечно, не обольщался, но уже с начала застолья прямо-таки физически ощущал на себе давление разгоряченных женских взглядов.

– Нет, Лерочка, опасности я никакой не представляю, тем более для такой прекрасной женщины, как вы.

– Да? И вы считаете это обстоятельство поводом для особой гордости? – с иронией хмыкнула она.

– Можно, я вам сознаюсь кое в чем запретном? Но вы никому об этом не скажете…

– Ну, разумеется! Только говорите тише, а то на нас начинают обращать внимание.

– Хорошо, вообще, я мог бы нашептать и на самое ушко, но боюсь, что такой демарш с моей стороны сочтут слишком уж интимным… – Он вздохнул. Почувствовал, как сдержанно вздохнула и она. Тогда Турецкий все-таки склонился к ней ближе и, придав лицу индифферентное выражение, зашептал: – Когда я был молодым, возможность добиться вашей взаимности почел бы за честь. И высшее наслаждение. Но с тех пор в жизни, я имею в виду свою, появились некоторые принципы, отступать от которых мне было бы непростительно. Хотя иногда хочется чрезвычайно. Ну да, слаб же человек! Так и течет его героическая биография между «хочется» и «нельзя».

– Любопытная исповедь… Но я где-то слышала, что если очень хочется или, как ты заметил, чрезвычайно, то ведь можно, не так ли?

– Они подобны влажному хрусталю – такие ясные и зыбкие глаза твои!..

– Это стихи?

– Нет, это впечатление от вашего взгляда, Лерочка.

– Да? А мне показалось, что мы уже на «ты»? Вечно я тороплюсь… Вам левый бок, простите, не жжет?

Турецкий посмотрел налево, увидел напряженный взгляд Олечки, взял ее руку, легонько поцеловал самые кончики пальцев, отпустил и повернулся к хозяйке:

– Пожалуйста, напоминайте мне время от времени о моих мужских обязанностях за столом, а то я вовсе потеряю голову.

– Ска-ажите, какие мы!… – кокетливо протянула Валерия. – Ну, а как же насчет «ты»?

– По большому счету, требуется сначала выпить на брудершафт. Поцеловаться. Но такой шаг с моей стороны будет определенно расценен как наглая фамильярность. А мне не хотелось бы ставить… тебя в двусмысленное положение.

– Молодец, хорошо придумал. Продолжай в том же духе и обязательно добьешься удачи. Впрочем, вероятно, тебе уже не привыкать, да? Ты всегда добиваешься того, чего желаешь?

– Если бы в качестве почетного приза за удачу оказалась ты, я бы ни за что не отказался от участия в гонках. Но…

– А что тебя в данном случае не устраивает?

– Твой сосед справа, который подчеркивает нашу с ним старую дружбу при всяком удобном случае. И я совсем не возражаю, напротив, мне приятно находиться в вашей компании вот так, в застолье. О большем пока ничего сказать не могу, поскольку не готов принимать какие бы то ни было кардинальные решения. И потом, Лерочка, не будем забывать, что я – государев человек, что уже само по себе налагает определенные, довольно жесткие обязанности. Поболтать, потрепаться – одно, а вот крутые решения – совсем другое. Как бы мне не разочаровать твоего мужа…

– У меня потом будет к тебе один вопрос… Нет, не сейчас, – добавила она, заметив его нетерпеливое движение. – Я хотела сказать, что у тебя очень милая жена. Она умная женщина.

– В каком смысле?

– В том самом, в котором должна быть умной жена такого человека, как ты.

– Ты, вероятно, подразумеваешь мой образ жизни?

– Вера все сделала, что требовалось? – ушла она от ответа, но так, что он был уже и не нужен.

– Ах, ты вон о чем? Да, она прекрасная массажистка.

– И только? – Лукавая улыбка скользнула по ее губам. – Тебе, вероятно, предварительно достаточно популярно объяснили, что стесняться не следует? Главное, чтоб пошло на пользу, верно?

– Если рассуждать только о пользе, можно ведь очень далеко зайти…

– А кто мешает?

Она с напряженной теперь усмешкой положила ладонь на руку Александра, чуть сжала пальцами, будто скрепляя тайный договор, а потом незаметно и как бы нечаянно скинула ее со стола, да так неловко, что рука Турецкого совершенно непроизвольно оказалась на колене Валерии. Он хотел извиниться, но женщина неожиданно ловко закинула ногу на ногу и поймала его будто в капкан. Продолжая мило и непосредственно улыбаться и глядя в сторону, она вцепилась в его запястье и медленно, с нарастающим вожделением, потянула его ладонь по своему обнаженному бедру, по горячей и бархатной коже.

Турецкий вспомнил, что, когда садились за стол, невольно обратил внимание на необычное платье Леры. Оно было сделано из широких и длинных, пестрых, азиатской расцветки, лент, при ходьбе весьма смело и заманчиво открывавших загорелые и, оказывается, идеальные в сексуальном плане ноги хозяйки. А когда она садилась и он помогал ей придвинуть стул ближе к столу, ну, тут можно сказать, вообще наступил момент полного отпада. Ее появление в таком виде было тем более неожиданным, что до этого Александр Борисович видел Валерию все время озабоченной, даже хмурой и, безусловно, чем-то недовольной. Это отметил, кстати, и ее супруг. А неброское длинное домашнее платье делало ее старше своих лет, что Валерии вовсе не шло. В таком же обличье сердитой буки она отправилась вместе с Ириной и Ольгой купаться в аквапарк. Но теперь-то совсем другое дело! Серая гусеница волшебным образом обернулась восхитительной бабочкой! Конечно, она тоже не могла не увидеть засиявших от восхищения глаз гостя. И как же, интересно, реагирует женщина, когда заметит подобное? А вот так и реагирует… Так что пожинай, Турецкий, плоды собственного недомыслия.

– Ну, девки, – пробормотал сквозь зубы Турецкий, чтоб услышала одна Валерия, – да вы тут, похоже, совсем уже осатанели… вас лечить надо… срочно… – И он стиснул пальцами то, на чем остановилась рука.

Эта чертовка вздрогнула, изогнулась, снова вскинув обе руки к прическе, – для того, наверное, чтобы скрыть свое смятение. И это позволило Турецкому спокойно вынуть руку из-под стола. Даже почесать указательным пальцем кончик носа.

– Опасный, между прочим, эксперимент, – с улыбкой, негромко произнес он, прикрывая рот ладонью.

– Да? Ну, извини, – почти выдохнула она. – У нас тут если и есть врачи, то они способны облегчить разве что страдания мужиков.

– Ты красивая, вероятно, поэтому и нет нужды заниматься опасными поисками. Помнишь, кажется, в «Коньке-горбунке»: ты свистни, себя не заставлю я ждать, так?

Она посмотрела ему в глаза пристально, подмигнула и сказала, словно с укором:

– Обязательно надо свистнуть? А так уже и непонятно? – и, вдруг наклонившись ближе, произнесла почти зловещим шепотом: – Я тебе эту Верку еще хорошо припомню… Массаж ему… Ты и понятия, вижу, не имеешь, что такое настоящий массаж, мальчик…

Турецкий почувствовал, что неудержимо краснеет, и громко засмеялся, закрыв лицо ладонями, чем, естественно, сразу обратил на себя внимание. Продолжая смеяться, сказал Валерии:

– Нет, ну так рассказывать я, пожалуй, никогда не научусь! Ай, умница!

– Что? Что? – раздались голоса. – О чем у вас речь?

– Чудный анекдот!

– Расскажите и нам, Лера! Ну, пожалуйста!

– Старик, что ты сделал с моей женой? – воскликнул и Игорь. – Кажется, ты вернул ее к жизни! Она смеется! И даже анекдоты рассказывает?! А с утра была мрачнее тучи! Ты у нас волшебник, старик!

Валерия действительно смеялась, закрыв лицо руками, подобно Турецкому. Отмахнулась от слишком настырных приставал.

– Потом расскажу…

Всем было отчего-то весело. Но только один взгляд смутил Александра Борисовича – взгляд его собственной супруги. В глазах Ирины Генриховны любой проницательный человек определенно прочитал бы жгучую иронию. Но таковых в данный момент рядом не было, что Турецкого отчасти и обрадовало. А тут за столом возникло решительное шевеление, народ стал подниматься, чтобы сделать, как говорится, «перерывчик небольшой», немного размять ноги, покурить, хотя никто себе не отказывал в этом удовольствии и за столом. Словом, щекотливая ситуация как-то развеялась сама собой.

Турецкий подошел к Ирине, Валерия куда-то отлучилась, возможно, по хозяйским делам. Позвала с собой и Ольгу. Та ушла недовольная.

– Ну как, тебе с ним не скучно? – поинтересовался Турецкий, кивая на довольного Игоря. – Еще не заморочил тебе голову своими сальдо-бульдо?

– Слушай, Турецкий, – притянув к себе его голову руками, сказала Ирина в самое ухо, – у меня такое ощущение, что лучше бы нам не оставаться здесь на ночь, а потихоньку отправиться домой. Как? Или у тебя возникли некие планы охмурения местных баб?

– Ирка! – возмущенно ответил Александр. – Можно подумать, что ты меня первый день знаешь! Да чтоб при тебе, да на твоих глазах! За кого ты меня принимаешь?!

– Шурик, не надо. Ты еще рот открыть не успеваешь, а я уже знаю, что ты собираешься сказать, вот так. А потом я же видела глаза Лерки. Она же вся истомилась от твоего соседства. Не надо быть свиньей, Шурик. И вообще, цени хорошее к тебе отношение… Господи, как вы, мужики, просто обожаете все вокруг себя портить! В общем, так, я сказала, а ты поступай по собственному усмотрению… Вот, кстати, и Игорь рассказал мне кое-что о своем предложении тебе. И я подумала, что, возможно, такой шаг позволил бы тебе снова ощутить себя на коне…

– А ты полагаешь, что я совершаю ошибку, продолжая работу в Генеральной? Это для меня новость, дорогая.

– Нет, я думаю совсем не об этом. Вероятно, каждый человек должен время от времени что-то менять…

– Женщин, к примеру…

– Турецкий, сейчас ты у меня получишь в глаз. И по мерзким твоим ручонкам – тоже! Я совершенно о другом. Ты никогда не будешь ни заместителем Генерального прокурора, ни самим генеральным, потому что не хочешь этого. Так что же, значит, достиг потолка? А тут тебе предлагают новую интересную работу, где с твоим опытом и знаниями…

– Мне все ясно, дорогая! Ты права, как прав и тот, кто тебе пел свои арии за столом. Я же не отказываюсь категорически, верно? Но подумать-то мне можно? Или и этот процесс вы хотите взять на себя? Смотри, как перестану думать, так пойду по бабам! Сама же и виновата будешь… Но ты другого не замечала… А это чрезвычайно важно.

– Что же именно пролетело мимо моего взора?

– А то, что большинство из здешних, по моим наблюдениям, полные импотенты. Или если еще не полные, то весьма перспективные в этом отношении. Так ты что же, и мне такой судьбы желаешь?

– Турецкий, по-моему, уж эта участь тебе не грозит никогда. По определению. Поэтому не забивай мозги чепухой, а думай о том, что у нас подрастает дочь, что я у тебя тоже хочу пожить на такой вот примерно вилле, поездить на острова, не отказывать себе в необходимом…

– Да, дорогая, – тяжко вздохнул Александр, – тут ты абсолютно права. И мой ернический тон не принимай во внимание. Просто я с этой публикой не могу разговаривать серьезно. Ты ведь не знаешь, а я-то знаю, что они не знают, что я знаю то, что знают обо мне они… Во выдал! Но и ты меня не выдавай, ладно? А я обещаю тебе подумать… Да, слушай, вы ведь плавали там, в бассейне?

– Я плавала, а какое это имеет значение?

– А Валерия, значит, на бережку сидела? Испортить прическу боялась?

– Тебе-то какое до этого дело, Турецкий? – подозрительно посмотрела на него жена.

– Нет, я просто подумал, что у них тут, наверное, личный парикмахер… на все случаи жизни…

– Вот именно, личный! – ядовито подтвердила Ирина. – Но меня теперь другое интересует. Почему это ты, супруг дорогой, замечаешь прически у кого угодно, кроме своей законной жены? Он ведь и мне, между прочим, укладку сделал сразу после купания! И бесплатно! Вот так! Такой симпатичный мальчик! И какой талантливый! А руки!.. Просто золотые!

– Ну да, конечно… Нет, то, что ты здесь самая красивая, это я сразу отметил, вот только сказать не успел. И вообще, если честно, куда им всем до тебя, дорогая!

– Ох, какой ты все-таки, Турецкий! И откуда у меня столько терпения?! Сама не понимаю…

– Вообще-то, по правде говоря, я тоже… с трудом понимаю…