Факир против мафии

5

Вечером все собрались в офисе агентства «Глория». Прежде всего, Володя Демидов сообщил коллегам о двух (а позже и трех) подозрительных типах, которых видела в окно Лидия Никаноровна. Рассказал также о негативных чувствах, которые старушка испытывает по отношению к карающим органам власти, а также о причине их возникновения.

– Как думаешь, не могла старушка напустить тумана из чувства противоречия властям? – поинтересовался Денис.

Демидыч покачал головой:

– Вряд ли. Старушка толковая. Вот только со зрительной памятью у нее слабовато.

Демидыч описал коллегам приметы «подозрительных типов». После чего слово взяли Филя и Сева Голованов. Они прокрутили собравшимся видеозапись своего «интервью» с Дубининым. При съемке Сева брал только крупные планы (даже очень крупные), поэтому зрелище получилось не для слабонервных. После того как запись закончилась, Алексей Петрович Кротов произнес:

– Ну что ж, господа, не нужно быть физиогномистом, чтобы понять, что у товарища Дубинина рыльце в пушку. Он явно что-то скрывает.

– Это точно, – пробасил со своего стула Демидыч. – Хорошо вы его прессанули, ребята.

– Испытание на детекторе лжи он бы не прошел, – подтвердил Макс. – Значит, и фонд, и эта «славянская партия» могут быть замешаны в гибели Канунниковой.

– Значит, так, – согласился с ним Денис Грязнов. Затем он сказал: – Мне удалось достать протокол осмотра места происшествия и заключение экспертов. Ну и еще несколько фотографий. Вот, взгляните. – Он передал бумаги и снимки оперативникам. – Мне кажется, что заключение экспертов было, мягко говоря, несколько поспешным. Слишком уж все чисто да гладко. Без сучка без задоринки. На моей практике таких чистых «самоубийств» я что-то не припомню. Обязательно были какие-то несоответствия, несообразности, которые потом – в ходе следствия – находили свое объяснение. А тут… – Денис пожал плечами. – Такое ощущение, что кто-то расписал «самоубийство» по нотам, а потом уничтожил все улики, которые могли бы свидетельствовать об обратном.

– Да, не подкопаешься, – кивнул Кротов, передавая заключение и протокол Севе Голованову. – Прямо как в плохом детективе. В жизни таких случаев – один на тысячу.

После того как все оперативники ознакомились с протоколом осмотра места происшествия и заключением экспертов, заседание было продолжено.

– А как насчет «Миллениума» и его руководителя – Отарова? – обратился к Кротову Денис Грязнов.

– Официально фонд «Миллениум» создан для защиты российских спортсменов, – начал Алексей Петрович.

– Для защиты от чего? – уточнил Филя.

Кротов вставил в рот сигарету и пожал плечами:

– От жизненных невзгод, я полагаю. – Он прикурил сигарету от изящной золотой зажигалки и продолжил рассказ: – Основатель фонда, Юрий Отаров, человек влиятельный и богатый. По некоторым данным, Отаров и его фонд активно (и конечно же нелегально) занимаются противозаконным бизнесом. Таким, как торговля наркотиками и оружием, оформление незаконных виз в разные страны и так далее. За руку его конечно же никто не ловил, однако есть все основания полагать, что все это правда. Несколько лет назад Отаров решил вложить деньги в политику, разумно рассудив, что, чем каждый раз ходить на поклон к депутатам, лучше иметь в парламенте своих представителей, которые будут лоббировать его интересы. Так была создана «Всероссийская славянская партия». Если верить фактам, то эта партия имеет самое непосредственное отношение к криминальным кругам Москвы. Ее лидеры, Леонид Курицын и Вячеслав Делицин, почти не скрывают своих связей с Отаровым. Канунникова не могла не знать об этом. Но все же она пошла на объединение.

– Она давно была на крючке у Отарова, – сказал программист Макс. – Мне удалось взломать базу данных «Миллениума». Скачать я почти ничего не успел, меня быстро вычислили и отрубили. Но мне удалось набрести на кое-какую статистику по «маленьким партиям», которые спонсирует фонд. Среди этих партий есть и «Экологическая партия России». Насколько я понял, Канунникова брала деньги у фонда, начиная с середины этого года. Суммы фигурировали небольшие, но в совокупности, я думаю, получалась вполне внушительная цифра.

– Ты скачал эти данные? – спросил Денис.

Макс уныло покачал головой:

– Говорю же, не успел. Эти умники засекли меня почти мгновенно. У них там на страже такие церберы, каких и в Силиконовой долине не найдешь. Я вынужден был соскочить, чтобы они меня не вычислили.

Денис задумчиво потер подбородок.

– Значит, Канунникова пошла на связь с криминалом. Это сильно противоречило ее принципам.

Кротов выпустил изо рта тонкую струйку ароматного дыма и сказал:

– Я думаю, тут все было как обычно: либо на нее очень сильно надавили, либо она прельстилась деньгами, которые сулило ей и ее партии это объединение. А скорей всего, имели место обе причины. Мне кажется, имеет смысл поговорить об этом с господином Дубининым. Но, к сожалению, следствие по этому делу закончено, а нам с вами Дубинин, само собой, ничего не расскажет.

Денис Грязнов взъерошил ладонью рыжие волосы.

– Что ж, – раздумчиво сказал он, – в таком случае придется кое-кого потревожить.

Фраза эта была встречена дружным молчанием, однако каждый из находящихся в кабинете понял, что она означала.

– Да, пришло время вмешаться более серьезным силам, – произнес наконец Кротов, задумчиво пуская дым в потолок. – С другой стороны, наших заслуг это нисколько не умаляет, и деньги Канунниковой мы отработаем сполна.

Глава третья
Серьезные силы

1

Начальник одного из управлений главка уголовного розыска МВД России генерал-майор милиции Вячеслав Иванович Грязнов слушал племянника не перебивая. Рассказ Дениса занял минут двадцать.

– Ну вот, – заключил наконец Денис. – Это все, что мы раскопали.

Выражение лица Грязнова-старшего было весьма и весьма неопределенным. Он побарабанил костяшками пальцев по столу и сказал – без особого, впрочем, энтузиазма:

– Молодцы. – Затем усмехнулся и покачал головой. – Но какова старушка, а! Милиции она, значит, не доверяет, а вам доверилась. А потом жалуются, что милиция бездействует. Что за народ?

– Дядь Слав, ее можно понять, – заступился за Лидию Никаноровну Денис. – Вы же сами меня учили, что игнорировать человеческий фактор – самое гиблое дело.

– А игнорировать милицию – еще хуже, – сурово произнес Вячеслав Иванович. – И с Дубининым вы сработали грубо. Надо ж такое придумать – «журналистское расследование». Да он через пять минут после вашего ухода выяснил, что никакие вы не журналисты, а сыскари, сующие нос куда не следует. Наверняка.

– Ну и что? – пожал плечами Денис.

– А то, что, если он в чем-то замешан, он теперь так плотно прижмется брюхом ко дну, что вы его никаким багром не сковырнете.

– Я бы сковырнул, если б у меня были полномочия, – обиженно ответил Денис.

Грязнов глянул на племянника суровым взглядом и проворчал:

– Полномочия ему нужны, ишь ты! Ладно, племяш, не дуйся. В любом случае молодец, что все это мне рассказал. Я сегодня же свяжусь с Меркуловым. Не скажу наверняка, но, мне кажется, он возобновит предварительное следствие, прекращенное Мосгорпрокуратурой.

– Было бы неплохо, – отозвался Денис.

– Само собой, если дело закрутится, твоим ребятам придется побеседовать со следователем, рассказать, как и что.

Денис усмехнулся:

– Не проблема, дядь Слав. Мои разбойники будут честны, как на исповеди.

Денек выдался солнечный. Извечную московскую слякоть припорошило белым снежком, и вид из окна кухни открывался изумительный. Александр Борисович Турецкий подошел к окну с дымящейся сигаретой в пальцах и открыл створку. В лицо ему пахнуло морозной свежестью.

Настроение у помощника генерального прокурора было превосходное. Группа, которой он руководил, только что закончила расследование чрезвычайно запутанного и муторного дела, и со следующего дня Александр Борисович готовился уйти в заслуженный отпуск. Жена Ирина купила две путевки в Отрадное. Она давно уже мечтала провести с мужем недельку в подмосковном доме отдыха, и вот теперь ее мечте суждено было осуществиться.

Турецкий представил себе прелести загородной жизни – лыжные походы, шашлыки с водочкой на морозце, бассейн, баню, бильярд – и сладко зажмурился, предвкушая грядущее удовольствие.

И в этот самый момент в прихожей зазвонил телефон.

«Важняк» посмотрел на телефон и нахмурился. Звонок как звонок, но Турецкий, обладавший, по меткому выражению Дениса Грязнова, «феноменальным чутьем на разные гадости» (так Денис называл интуицию), мгновенно понял, что ничем хорошим для него этот звонок не закончится.

Трубку Турецкий снял с тяжелым сердцем:

– Слушаю.

– Саня, здравствуй, – раздался из трубки бодрый голос Меркулова.

– Так я и знал, – упавшим голосом произнес Турецкий. – Сейчас ты скажешь, что я нужен тебе до зарезу и мой отпуск откладывается.

– Ну-у, – протянул Меркулов. – Не будь таким пессимистом, Турецкий.

– Значит, не откладывается?

– М-м… Да, вообще-то да. Есть одно срочное дельце. Наш генеральный только что попросил меня взять переговоры с тобой, – Меркулов хмыкнул, – на себя. Похоже, что он уже не может приказывать своему помощнику. А мне, видишь ли, такую честь предоставил!

– Черт, – мрачно произнес Александр Борисович. – Костя, но ты ведь знаешь, Ирина уже купила путевки. Да она же меня просто убьет.

– Ничего. Она убьет, а я – реанимирую. Давай, Саня, собирайся. Жду тебя в своем кабинете. Выезжай прямо сейчас.

2

Меркулов изложил Турецкому суть дела – подробно и сухо. Александр Борисович сидел на стуле в кабинете начальника с кислым лицом, рассеянно уставившись в чашку с кофе, которую он вяло вертел на блюдце.

– Пойми, Сань, дело важное, – увещевал его Меркулов. – Если в прессу просочится информация о том, что Канунникову могли убить, президент возьмет это дело под свой личный контроль. А информация просочится! Ты ведь знаешь, как ретиво работают наши борзописцы. – Меркулов вздохнул. – И откуда они только информацию получают.

– А то ты не знаешь, – пробурчал Турецкий.

Он оставил наконец чашку с нетронутым кофе в покое, поднял глаза на Меркулова и сказал с плохо скрываемым раздражением:

– Константин Дмитриевич, ты мог бы поручить это дело кому-нибудь другому.

– У тебя больше всего опыта по части раскрытия политических убийств, – спокойно возразил Меркулов. – Да и в президентской администрации требуют, чтобы расследованием занялся ты. Ты у них после того дела с «Университетским проспектом» в большом фаворе! Они даже считают, что ты у нас «лучший кадр». И еще одна, поверь, немаловажная деталь: не забывай об уровне расследования. Люди, с которыми тебе придется встречаться, должны это чувствовать. Значит, временно снова становись «важняком», оставаясь при этом одним из руководителей Генеральной прокуратуры. Под моим непосредственным руководством.

Лесть не подействовала на Турецкого. Александр Борисович был хмур и неразговорчив. В конце концов Меркулов тоже помрачнел.

– Слушай, Турецкий, – уже гораздо суше заговорил он, – я все понимаю, но пойми и ты. Твой отпуск на фоне этого громкого дела просто неуместен.

– Он, помнится, и летом был неуместен, – с мрачно иронией напомнил Александр Борисович. – Тебя послушать, так все, что происходит за этими стенами, – неуместно.

– Не утрируй.

– А я и не утрирую! Я говорю то, что есть.

– Сань, ты не понимаешь…

– Да понимаю я все, чай, не дурак. Ездите вы на мне, как на том ослике. Вот погоди – уволюсь из Генпрокуратуры к чертовой матери и пойду к Денису частным детективом. И временем своим распоряжаться буду сам, и в зарплате вряд ли проиграю.

Меркулов было нахмурился, но через мгновение сделал над собой усилие и произнес мягко, почти по-отечески:

– Ну-ну, Турецкий, не глупи. А то еще осерчаю и подмахну заявление. Потом оба будем жалеть и каяться. И давай уже покончим с этой лирикой. Позвони Ирине и скажи ей, что отпуск откладывается. Но не забудь добавить, что в случае успеха ты получишь нешуточную премию.

– Да ну? – усмехнулся Александр Борисович. – И какую же?

– Обещаю, что выбью для тебя бесплатную путевку на двоих в какую-нибудь теплую страну. Поближе к морю. Устраивает?

Турецкий еще немного поворчал, но, поскольку возражать было бесполезно, в конце концов сдался.

– Вот и отлично, – одобрительно прогудел Меркулов. – Считай, что с этой минуты ты возобновляешь предварительное следствие по делу о гибели Канунниковой и Каматозова. – Константин Дмитриевич пододвинул к Турецкому папку. – Это забери себе. Почитаешь на досуге. Здесь все, что относится к этому делу. Можешь начинать.

– Спасибо, – нарочито елейным голосом поблагодарил Турецкий и добавил, криво усмехнувшись: – Благодетель ты мой. Куда бы я без тебя делся.

У себя в кабинете Турецкий внимательно просмотрел дело, вчитываясь в протоколы и разглядывая приложенные фотографии. Прошелся с мелкой гребенкой по заключению экспертов. Работа заняла у него около часа. Время от времени он закуривал сигарету и, потирая пальцем высокий лоб, размышлял над прочитанным. Наконец закрыл папку, задумчиво глянул в окно на льнущие к стеклу снежинки – начался снегопад – и произнес загадочную фразу:

– Действительно, слишком чисто. Боюсь, не обошлось без уборщика.

Затем взгляд Турецкого упал на телефон. Он вспомнил, что до сих пор не позвонил жене. Она сейчас как раз должна быть на работе. Последний день перед отпуском. Н-да…

Услышав в трубке голос Ирины, Турецкий бодро сказал:

– Привет, моя радость! Ты будешь смеяться, но отпуск нам придется отложить.

– Отложить? – не веря своим ушам, переспросила Ирина.

– Угу. Но ты не волнуйся. Дело плевое. Раскручу за неделю. К тому же Меркулов пообещал нам с тобой презент – бесплатные путевки в Египет. Тебе ведь понравилось в Египте?

В трубке повисла пауза. После чего Ирина спросила глухим, рокочущим голосом.

– Это шутка?

– Э-э… Насчет путевки?

Ирина хмыкнула:

– Турецкий, не прикидывайся дураком. Это тебе не поможет.

– Правда? Ну что ж, делать нечего, перехожу на серьезный тон. Душа моя, ты ведь знаешь, что я себе не хозяин. Будь моя воля, послал бы я все эти дела к едрене фене, взял тебя под мышку и полетел бы на край света. Туда, где нет ни телефонов, ни факсов и где нас с тобой никто бы не достал.

– Хорошая идея, – хмуро заметила Ирина.

Турецкий вздохнул:

– Но неосуществимая. По крайней мере, пока. Душа моя, обещаю тебе, клянусь могилами всех своих предков, что, как только расквитаюсь с этим делом, тут же…

– Ну хватит, – оборвала его жена. – Я до последнего надеялась, что ты шутишь. Но теперь вижу, что нет. Так вот, слушай. С завтрашнего дня я сама ухожу в отпуск и еду в Отрадное. С тобой или без тебя. Ты можешь работать без отпусков и без выходных, но я не железная.

– Радость моя, поступай как хочешь. Я не буду тебя останавливать.

– Вот и хорошо, – едко ответила Ирина. – Только если я подыщу себе в доме отдыха достойного кавалера, в этом будешь виноват только ты. Запомни это, Турецкий. Намотай себе на корочку, чтобы потом не говорил, что я тебя не предупреждала. Чао!

Жена дала отбой. Турецкий некоторое время держал трубку в руке, словно не зная, что с ней делать, потом брякнул ее на рычаг и потянулся за сигаретами. Настроение было окончательно испорчено.

3

Для начала Александр Борисович встретился со следователем Мосгорпрокуратуры, который вел это дело. Андрей Петрович Горшков был нерешителен и робок. Тот факт, что Генеральная прокуратура не одобрила его работу, Андрея Петровича изрядно напугал. Что и говорить, парень был неопытен и зелен. Турецкий попытался быть приветливым.

– Андрей Петрович, я пришел сюда не упрекать вас. Работу свою вы сделали нормально. А на то, что следствие решено возобновить, есть свои причины. Нашелся свидетель, который утверждает, что видел возле подъезда, где жила Канунникова, подозрительных людей. Ну и еще пара-тройка незначительных на первый взгляд фактов. Так что давайте мы с вами выпьем по чашечке кофе и обо всем обстоятельно поговорим. Есть у вас тут кофе?

– Да! – энергично кивнул Горшков. – А как же!

Он сорвался с места и бросился к чайнику. Вскоре кофе был готов.

Турецкий спокойно и неторопливо задавал Горшкову вопросы, попивая кофе и разглядывая лицо молодого следователя. Горшков отвечал на вопросы с энтузиазмом виноватого. Видно было, что он ужасно стыдится своего просчета.

– К сорока двум годам Елена Канунникова достигла вершины своей политической карьеры. Ее партия перешагнула пятипроцентный рубеж и вошла в Думу. Но четыре года спустя, как вы уже знаете, ей не удалось повторить эту победу.

Далее Горшков поведал Турецкому об объединении «Экологической партии России» и «Всероссийской славянской партии» в один блок. Затем нарисовал ему психологический портрет Дубинина – таким, естественно, каким он ему виделся. («Карьерист, однако моральные принципы имеются. Но не из-за внутренней душевной потребности, а, скорей всего, из-за трусости, из-за нежелания прослыть среди людей полной сволочью. Вряд ли он замешан в этом деле. Не тот тип».) Затем рассказал о своей встрече с Юдиным и с еще несколькими членами партии.

– Неужели ни у кого из них не было сомнений по поводу самоубийства Канунниковой? – спросил Турецкий.

Горшков стушевался.

– Вообще-то были… – промямлил он. – У ее бывшего помощника, Глеба Гаврилова. Несколько месяцев назад Елена Сергеевна прогнала Гаврилова за пьянство, а вместо него взяла Юдина. Честно говоря, я не стал обращать особого внимания на его слова.

– А где он теперь, этот Гаврилов?

– Подвязался работать райтером в одном консалтинговом агентстве. Участвует в избирательных кампаниях. Так, ничего особенного, мелкая сошка.

– Эк вы его припечатали! – усмехнулся Александр Борисович. – «Сошка», да еще и «мелкая». И что же он вам рассказал?

Горшков стушевался.

– Да я уже толком и не помню. Что-то насчет того, что Канунникова никогда бы не сдалась. Что ее за это и убили. И еще – что она была слишком принципиальной и могла вывести кое-кого на чистую воду. В общем, стандартный набор возражений, знакомый любому газетчику.

– Думаете, парень врал?

– Ну не наврал, так наплел невесть что. Я забыл вам сказать, этот парень при встрече был под мухой. – Горшков усмехнулся. – Похоже, это у них профессиональное. Когда я встречался с Юдиным, тот тоже топил свое горе в водке.

– Так-так, – сказал Турецкий. – Знаете что, дайте-ка мне телефон и адрес этого Глеба Гаврилова. Возможно, мне удастся застать его в трезвом виде, и он расскажет мне то, что не смог рассказать вам.

Горшков обиженно поджал губы и дернул плечом:

– Пожалуйста. Надеюсь, вы что-нибудь раскопаете.

Через десять минут, узнав все, что хотел, Александр Борисович распрощался с Горшковым, посоветовав молодому следователю «в следующий раз быть внимательней», и покинул его кабинет.

Так получилось, что встреча Турецкого с «карьеристом» Дубининым произошла раньше, чем с «пьяницей в отставке» Глебом Гавриловым. Председатель правления «Экологической партии России» Эдуард Васильевич Дубинин принял Александра Борисовича у себя в кабинете. Он вел себя ровно и настороженно, лишнего старался не болтать, на поставленные вопросы отвечал скупо, стараясь отделываться общими фразами. Но когда Турецкий ненавязчиво подвел его к обсуждению характера покойной Канунниковой, в Дубинине вновь проснулась сентиментальность, а вместе с ней и болтливость.

– Видите ли, Александр Борисович, причин для самоубийства у пары идеалистов, не желающих принимать сегодняшний мир таким, каков он есть, было более чем достаточно.

– Вот как? – усомнился Турецкий. – А в деле фигурирует всего одна – проигрыш «Экологической партии» на выборах.

Дубинин чуть прищурился:

– Похоже, эта причина не кажется вам достаточной для сведения счетов с жизнью?

– Абсолютно, – ответил Турецкий. – Абсолютно не кажется. Я, конечно, не политик, но ведь проигрыш на выборах – это не конец света. В конце концов, будут и еще выборы. Вы сами говорили, что Елена Сергеевна была бойцом. Она проиграла битву, но не войну.

Дубинин задумался.

– Да, скорей всего, вы правы. Но помимо того, что Канунникова была бойцом, она была и очень нервным человеком. Знаете, аффекты…

Александр Борисович поморщился:

– Давайте не будем про аффекты. Вы сказали, что причин у Канунниковой и ее мужа было предостаточно. Перечислите мне их.

– Ну… – Дубинин пожал плечами. – Вы слишком жестко ставите вопрос.

– И требую такого же жесткого ответа, – строго сказал Александр Борисович.

Дубинин некоторое время изучающе вглядывался в лицо Турецкого, словно пытался проникнуть в его мысли, но, встретившись с прямым взглядом «важняка», поспешно отвел глаза.

– Что ж, ладно, раз так, – покорно сказал он. – Елена не могла вписаться в рамки собственной партии. Бывшие соратники, превращаясь в видные фигуры российской элиты, все дальше отходили от прежних идеалов.

– Это относится и к вам лично?

– Если хотите, то да. Елене Сергеевне не очень нравилось, что нам приходится объединяться в единый блок со «Всероссийской славянской партией». Но вопрос стоял жестко: или – или. Или мы проигрываем, или объединяемся.

– Но ведь вы все равно проиграли, – напомнил Турецкий.

Дубинин вздохнул:

– Да. К сожалению, объединение не принесло должных результатов. Но поверьте мне, если б мы пошли на выборы самостоятельно, мы бы потерпели еще более сокрушительное фиаско. Объединенный блок набрал четыре процента, не хватило всего одного. А так мы едва набрали бы полтора. О нас бы вообще забыли как о серьезной политической силе. А так – мы проиграли с честью, президент обещал задействовать наши кадровые ресурсы. Мы остались серьезной силой, понимаете?

Но Турецкий, похоже, не понимал.

– Почему Канунникова не одобряла объединение со «славянской партией»? – спросил Турецкий все тем же жестким и холодноватым голосом.

– Как вам сказать… – Дубинин задумчиво провел ладонью по волосам. – Возможно, все дело было в ее амбициях. Как сказали бы коммунисты, она не хотела делиться властью. К тому же она считала, что из-за этого объединения наиболее принципиальные сторонники нашей партии отвернутся от нас.

– Что и произошло, – констатировал Турецкий.

Дубинин усмехнулся и покачал головой:

– Ошибаетесь. Как раз-таки наши принципиальные сторонники остались с нами. Это благодаря им мы набрали голоса и не проиграли с позором. Лена не хотела этого понять. И принять. – Дубинин вздохнул. – Вы знаете, Александр Борисович, несколько месяцев назад, как раз после объединения, Канунникова сказала мне следующее – это было в запальчивости, но однако ж… В общем, она сказала: «Эдик, если мы проиграем выборы, я этого не перенесу. Я покончу жизнь самоубийством». Это слышали многие, Александр Борисович. И, я думаю, они смогут это подтвердить. Видите ли, господин следователь, идеалистам трудно живется на этом свете. А порой и вовсе не живется.

– Тут мне нечем возразить, – отозвался Турецкий.

Дубинин неопределенно покивал головой и вдруг сказал:

– Не очень-то я вам нравлюсь, а, Александр Борисович?

Турецкий усмехнулся:

– Скажу даже больше: вы мне совсем не нравитесь.

– Отчего же так? – поднял черные брови Дубинин.

– У вас лицо человека, который себе на уме.

– Но ведь я политик, – напомнил Дубинин.

Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и сказал:

– Видимо, вы плохой политик. Ведь выборы вы проиграли.

– Спасибо за напоминание, – с горькой иронией поблагодарил Дубинин.

– Пожалуйста, – спокойно сказал Турецкий. – Где сейчас находится помощник Канунниковой – Юдин?

Дубинин пожал плечами:

– Понятия не имею. Он несколько дней выполнял обязанности моего личного секретаря. Но потом уволился. Сказал, что нашел другую работу.

– Что за работа? – спросил Турецкий.

– Я не спрашивал, а он не сказал.

– Надеюсь, у вас есть его телефон?

– Конечно… Записывайте.

Дубинин продиктовал телефоны Владимира Юдина, Турецкий записал их в блокнот.

– Только у меня к вам просьба, – мягко сказал Дубинин. – Володя Юдин очень чувствительный молодой человек. Он тяжело пережил смерть Елены Сергеевны. Так что вы уж будьте с ним чуточку помягче, хорошо?

– Постараюсь, – пообещал Турецкий. Затем он пристально посмотрел на Дубинина и спросил: – Эдуард Васильевич, что вас связывает с Юрием Отаровым?

– С Отаровым? – поднял брови Дубинин. – А кто это?

– Юрий Георгиевич Отаров, руководитель фонда «Миллениум». Он же – «крестный отец» «Всероссийской славянской партии», с которой вы объединились в один блок.

Дубинин слегка побледнел, или Турецкому так показалось. Тем не менее голос у Эдуарда Васильевича, когда он заговорил, чуть-чуть дрогнул.

– Александр Борисович, я не следователь, я – политик. Если человек не сидит в тюрьме, значит, его вина не доказана. А раз его вина не доказана, значит, он такой же гражданин своей страны, как и любой другой.

– А я разве сказал, что он преступник? – невинно спросил Турецкий.

– А разве вы не это имели в виду? Недаром же вы спросили меня об Отарове. Да, я знаю этого человека. Но лично никогда с ним не контактировал. Я знаю, что он оказывает помощь «Всероссийской славянской партии» – ну так и что с того? Любой бизнесмен волен распоряжаться своими деньгами так, как ему заблагорассудится. Почему, собственно, я должен напрягаться по этому поводу?

Турецкий улыбнулся:

– А разве я сказал, что вы должны напрягаться? По-моему, я просто спросил, знаете вы Отарова или нет. А вы сразу разволновались. Не к добру это, Эдуард Васильевич, ой не к добру.

– Перестаньте ловить меня на слове! – нервно проговорил Дубинин. – И вообще, я больше не желаю с вами разговаривать! Я сообщил вам все, что знаю. Если хотите меня допрашивать – вызывайте в свою чертову контору. А с вашим Отаровым я никогда не имел ничего общего. И не собираюсь иметь, ясно вам? И не смейте… слышите, не смейте ставить меня в один ряд с людьми, подобными Отарову!

Дубинин оборвал свой яростный монолог и приложил левую ладонь к груди. Лицо его исказилось от боли.

– Вам плохо? – встревожился Турецкий.

– Не ваше дело, – сипло и злобно ответил Дубинин. Правой рукой он вынул из кармана флакон с таблетками, вытряхнул из него одну таблетку и запихал ее в рот. Потом посмотрел на Турецкого.

– Уходите, – тихо сказал он. – Уходите, если не хотите довести меня до инфаркта.

– Простите, – сказал Александр Борисович, встал со стула и вышел их кабинета.

В машине он попытался вызвонить «чувствительного молодого человека» Юдина. Домашний телефон Юдина не отвечал, а мобильный был заблокирован.