Лентяев (говорит мне). Скажи пожалуйста, откуда ты выкопал этих оригиналов с их нравоучением? Поверь, что мы все принимаем это за оскорбление пиитических наших дарований. Как! – нам советовать учиться? – Мщение! мщение! – Я напишу песню, в которой разбраню тебя, старика, и твоего ученого приятеля.

Фиялкин. Я, государь мой, побраню вас порядком по-русски и по-французски: напишу стишки насчет Архипа Фаддеевича и посвящу ему же. Напечатаю несколько эпиграмм и – и всего не вспомню.

Борькин. Я докажу вам и всем вашим друзьям, что вы дурно пишете, что у вас слог нехорош, много ошибок исторических и проч.

Неучинский. Я вас задену в послании к другу и напишу эпиграмму, а если надобно, то приделаю куплетец к песни друга моего Лентяева.

Я. Но за что вы сердитесь, – я отнюдь не виноват: говорили Талантин и Архип Фаддеевич.

Борькин. Вы виноваты – за то, что призвали в наше общество людей, которые говорят, что надобно учиться. Это дерзость!

Я. То есть правда.

Борькин. Прошу вас, господа, ко мне. Там рассудим, как нам доказать, что ученье не нужно таким поэтам, как мы.

Я. Пожалуйста, докажите вместе с этим, что солнечный свет вреден.

Фиялкин. Конечно, вреден для слабых глаз.

Я. Понимаю!

Примечания

Фельетон этот, напечатанный в 1824 году в «Журнале нравов и словесности, издаваемом Ф. Булгариным» – «Литературные листки» (в № 16, с. 93–108, под инициалами Ф. Б.), замечателен тем, что, несмотря на оговорки, что в фельетоне «нет никаких личностей» и что «имена и разговоры выдуманы», под именем Талантина здесь был выведен Грибоедов. Фельетон этот для нас получает важное биографическое значение потому, что в нем от имени Талантина излагаются довольно подробно литературно-теоретические взгляды Грибоедова – какой литературной подготовки он требовал от поэта, какого рода писателей считал он наиболее достойными издания.