Непростые истории о самом главном, сборник рассказов. Современная проза

Анелия Чадова

Я романтик и оптимист до мозга костей, поэтому практически все мои истории веселые и с хеппи-эндом. Пишу в основном в жанре «Современный любовный роман». Пишу с августа 2017 г. Моя страница в ВКонтакте: https://vk.com/id366489313/

В день моего увольнения

Я тихо сидела у края переговорного стола и лениво листала в телефоне ленту новостей VK. Всего нас в конференц-зале было четверо: я – своей скромной персоной, две мои коллеги по цеху и наш непосредственный начальник. Причина сегодняшнего сабантуя была проста – увольняюсь я. Положенные две недели отработала честно и старательно. В делах своих, и без того идеальных, навела порядок. Вот и сидела теперь, ждала, когда начальник вместе с этими двумя курицами всё перепроверят за мной и передадут мои незаконченные дела моему приемнику. Точнее, преемнице. А эта с… нехорошая женщина, как специально, придиралась ко всему. Мало того, что подсидела, так еще и чем-то недовольна.

Чтобы вам стало понятней, объясню ситуацию с самого начала. Четыре года я верой и правдой работала на благо и процветание нашего банка. Должность занимала очень для меня интересную – заведующая кассовым узлом. Просто люблю цифры, бумажки и деньги. А еще я отличаюсь ангельским терпением. И это чистая правда!

Получила я эту должность в двадцать три года илезла из кожи вон, чтобы доказать, что не зря в меня поверили. Доказывала усердно и самозабвенно последние четыре года. С аудитом и Нацбанком никогда наше отделение проблем не имело, по крайней мере, с моим отделом – так точно. На межбанке я тоже успела приобрести хорошую репутацию. Даже на личную жизнь забила, отдавая всю себя работе! И не потому, что я страшненькая или скромная. Нет. Я просто действительно получала кайф от своей профессии.

Коллектив у нас подобрался дружный, слаженный и добросовестный. А девочки-кассиры, находившиеся в моем подчинении, вообще не знали ни забот, ни хлопот. Я никогда не кричала, обучала их, и по возможности помогала. И нет, я не идеальная. Просто, если ты хорошо к человеку относишься, он ответит тем же – так я считала раньше. До предыдущего месяца.

В прошлом месяце моя вторая начальница и хорошая подруга Инга Мельникова ушла в декретный отпуск. Долгожданное и уже горячо любимое дитя, и всё такое. Я была безмерно рада за Ингу. Она в браке со своим мужем прожила больше пятнадцати лет, и только сейчас бог подарил им первенца. Инга занимала должность заместителя начальника отделения. Как он рвал и метал, когда узнал о ее интересном положении и предстоящем декретном отпуске длинною в три года – это уже другая песня и совсем другие ноты. Но, благо, рвал и метал он не при ней. Вообще, Николай Викторович у нас мировой мужчина. Успокоившись, даже купил Инге презент и пожелалвсего наилучшего ей самой, и еще не рождённому ребеночку. А потом отдал распоряжение в отдел кадров найти толковую замену Инге.

И тут госпожа Удача отвернулась от меня. Как оказалось, преемница перевелась к нам из другого города. Вернулась к своим истокам, так сказать. Некая Виктория Алексеевна Лебедева. Дама лет тридцати, приятной внешности, с изысканными манерами, и действительно отличный специалист своего дела. Вика быстро влилась и в коллектив, и в работу, а после стала диктовать свои условия и правила. Чем я ей не приглянулась, не знаю. Может, даже дело не во мне. Но уже через две недели она поставила меня перед фактом: или я сама спокойно ухожу, или она всеми правдами и неправдами выживет меня не только из нашего банка, но и из всей банковской системы в целом. Это она, конечно, загнула. Но то, что жизнь мою может подпортить, я уяснила сразу. Уж больно хорошие были у нее связи, да и родители не последние люди в нашем маленьком и тихом городке.

Честно, было очень обидно и неприятно. Но жаловаться – не пошла. Ни к чему это всё. Да и видела я, какие теплые отношения завязались между начальником и замом.

Горевала я недолго. Оптимиста во мне не убить. Позвонила своей бывшей одногруппнице Валентине Светловой, которая работала в городском центре занятости. Поинтересовалась последними новостями и спросила о вакантных местах в банковской сфере. Три предложения было. Но помня мою любовь к кофе, подруга посоветовала пока не торопиться с работой, а пойти обучиться на бариста, как я когда-то и мечтала.

Я задумалась. В принципе, совет дельный. Депозит у меня имеется. На биржу труда встану без проблем. Мне всего двадцать семь. Вся жизнь впереди. И если не ты сам, никто другой твою мечту не осуществит. Подумала-подумала – и решилась. На следующий день написала заявление «по собственному желанию» и принялась за проверку своих дел.

Преемница моя прибыла из того же отделения, что и Вика. Подружки, ясно. Чего и следовало ожидать. Мои девочки расстроились, но я им поулыбалась, подбодрила, и наставления оставила: главное, чтоб не разрешали о себя ноги вытирать.

Вот теперь сижу, дела передаю, и жду, когда меня отпустят. Вика победоносно улыбается. Жанна, моя преемница, злорадно скалится. А начальник почему-то хмурится. А, черт с ним! Поскорей бы уже отпустили меня на все четыре стороны.

Еще минут тридцать моей скуки, и представительницы стервозной половины нашего коллектива, тихо переговариваясь, удалились перекурить. Меня же начальник попросил остаться. Скрипя зубами, осталась. Так же скрипя зубами, подсела к нему – видите ли, ему кое-что не понятно в моих книгах. Чего там может быть непонятного? Издевается, что ли?

Я придвинулась еще немного ближе, заглядывая, что же ему там непонятно, а этот… слов нет… начальник, в общем… поворачивает мое лицо к себе и целует! Я в шоке! Глазками луп-луп. А это… начальник, в общем… пользуется случаем и углубляет поцелуй.

«Что за черт?!», – взрывается мой мозг и я, оттолкнув Николая Викторовича, вскакиваю со своего места и награждаю мужчину убийственным взглядом.

– Николай Викторович, извините за нескромный вопрос, но вы, часом, не охренели? – зло спросила я.

Да-да, знаю, воспитанные девочки плохих слов не говорят, но в данной ситуации просто не сдержалась. Мужчина улыбнулся искушающе и многообещающе. Я еще больше напряглась и отступила. Соколов же с грацией хищного зверя поднялся со своего места и сделал плавное движение ко мне.

Ё-моё, тикать надо! Что нашло на моего всегда сдержанного и галантного начальника?

– Елена Сергеевна, я тут подумал: зачем вам вообще увольняться? Что вас не устраивает? Вы скажите, мы всё исправим, – тихо так, вкрадчиво и греховно-сексуально сказал начальник.

Еще один шаг ко мне. Я – шаг назад. Скоро будет стена. Нужно менять траекторию отступления, а то загонит в угол, и не убежишь.

– Меня всё устраивает, просто хочу что-то поменять в жизни. Вот решила начать с работы, – деловым тоном ответила я.

Жаловаться и говорить правду о своем увольнении совсем расхотелось. Только не после поцелуя, от которого до сих пор губы горят! Это сколько я уже не целовалась? Вечность?

– Зачем же так кардинально и категорично?

– Только так и нужно, – маневр по смене направления я благополучно осуществила. До заветной двери осталась всего пара шагов. Свобода, жди меня! Я медленно, но верно иду к тебе.

– И не стыдно вам оставлять меня одного с этими двумя хищницами?!

Я от негодования и удивления аж остановилась. Даже рот приоткрыла, но заслуженной брани так и не успела высказать. Соколов одним стремительным движением преодолел расстояние между нами и, крепко обняв за талию, попытался поцеловать. На этот раз я успела отвернуть голову. Поцелуй получился вскользь, но душу будоражил. Или это всё сложившаяся ситуация волнительна такая? Адреналин в крови из-за длительного застоя? Или всё-таки из-за мужчины?

– Николай Викторович, отпустите меня, – тихо попросила я.

Мою просьбу Соколов проигнорировал, только подтолкнул меня к закрытой двери и сильно прижал к ней. Дыхание тяжелое, глубокое. Неужели из-за меня? Никогда не замечала симпатии со стороны начальника. Что изменилось? Или я просто была такой невнимательной?

– Лен, я только поймал тебя, и отпускать точно не намерен, – откровение, произнесенное хриплым, проникновенным голосом, заставило сердце пропустить удар. И я ответила на поцелуй: страстный, напористый и возбуждающий.

Чем бы это всё закончилось, нетрудно догадаться. Учитывая то, что одна рука начальника уже хозяйничала у меня под блузкой, а вторая уже мяла мою пятую точку. Да и я не отставала от него. Дорвалась, как говорится. Пуговицы на мужской рубашке практически все расстегнуты и рука моя, шалунья, спускается к ремню…

Прервал нас стук в дверь. Громкий такой стук. Похоже, кто-то сначала пытался войти цивилизованно, а когда не получилось, стал ломиться. Соколов разочарованно выдохнул, но отпускать меня не спешил.

– Кто? – спокойным, деловым тоном, спросил он, хотя дышал прерывисто и часто.

– Николай Викторович, вы обещали уделить мне минутку после совещания, – пропищала Виктория.

Начальник скривился, будто съел лимон. Я злорадно улыбнулась. Решил гульнуть на два фронта?

– Виктория Алексеевна, приготовьте пока кофе, я сейчас подойду.

Виктория удалилась. Я хотела было высвободиться из объятий начальника, но он мне не дал. Зафиксировал мое лицо так, чтобы я смотрела прямо в глаза, и проникновенно сообщил:

– Не стоит видеть то, чего и в помине нет. Я прошу тебя подождать меня в моей машине. Десять минут, и мы серьезно поговорим.

Я кивнула. Лучше согласиться, чем препираться, а после можно будет уйти тихо и спокойно. Соколов будто прочитав мои мысли, вновь поцеловал, но на этот раз нежно и томно. Но, увы, непродолжительно. Нехотя отстранился, поправил одежду: сначала на мне, после на себе. И вручив мне ключи от своей машины, еще раз попросил его обязательно дождаться.

Мысли мои расползлись кто куда. Машинально забрала сумочку, в гардеробной надела свое любимое бежевое пальто и медленно вышла на парковку. Все остальные нужные для меня вещи я забрала еще вчера. Сегодня у меня был, так сказать, сокращенный день, чтобы подписать акт передачи дел и обходной лист. Всё сделала. Теперь стою возле шикарной машины начальника и прихожу в себя. На раскрытой ладони лежат ключи. Внимательно их рассматриваю, и… И пусто в голове. Я в растерянности. Зачем позволила ему целовать себя? Зачем позволила этому урагану захлестнуть меня? Зачем взяла у него ключи? Почему я вообще ответила на поцелуй и так бурно на всё отреагировала?..

Отнести ключи, что ли, на рессепшен? А после со спокойной совестью поехать домой? А она, эта совесть, разве сможет быть спокойной после всего случившегося?

Пока я предавалась умозаключениям, на парковке появился Соколов. Стремительным шагом подошел, забрал ключи, и помог мне сесть в машину. Взгляд был сосредоточенным и холодным. Что опять не так? Может всё же стоило убежать?

– Куда поедем? К тебе или ко мне? – выезжая с парковки, деловито спросил Соколов. Почему-то просто по имени, даже про себя, я не могла его назвать.

– А почему не в кафе? Там тоже можно спокойно поговорить.

– Лена, я уже не в том возрасте, чтобы ходить вокруг да около. Не хочешь к тебе, значит, едем ко мне, – спокойным тоном поставил меня в известность о своем решении начальник и развернул машину в другую сторону.

Я же решила промолчать. Спорить и выяснять отношения не хочется, а умные мысли в голову не лезут, чтобы их озвучить. Я, в принципе, не конфликтный человек, а очень любопытный. Вот и посмотрим, к чему это всё приведет. Как вообще всё это могло со мной случиться?

Поразмыслить над данным вопросом у меня не получилось. Машина плавно остановилась возле элитной новостройки, и Соколов помог мне выйти из неё. Молчаливый подъем на седьмой этаж, и мы вошли в квартиру. Я оглянулась. Интересный такой интерьер, под названием «Я только въехал в новую квартиру». А чего это наш любимый начальник не выставился за новоселье?

Пока я рассматривала все жилые помещения квартиры, мой бывший начальник сварил нам кофе и предложил расположиться на кухне. Я согласилась. Кухня оказалась самой обжитой и меблированной. Второе место по обустроенности занимала ванная. Далее шла гостиная, практически вся заставленная коробками. И две комнаты. Первая совсем пустая. Вторая, явно хозяйская спальня, обставлена, но скупо: двуспальная кровать, шкаф-купе с зеркальной поверхностью, и стул. По всей видимости, переехал он недавно. Или просто лень обживаться. Может, думает, как и большинство из мужчин: «А, и так сойдет». Хотя, если с другой стороны посмотреть, у бывшего начальника не тот характер, чтобы жить в спартанских условиях. По крайней мере, мне так кажется.

Кофе, на удивление, оказался безумно вкусным: со специями и довольно крепкий. Всё в меру, как я люблю. На стол Николай Викторович поставил еще тарелку с бутербродами и вазочку с печеньем. Гостеприимный какой!

Сидим, маленькими глотками пьем кофе, и пристально смотрим друг на друга. То, что мой бывший начальник – импозантный и привлекательный мужчина, я с первой нашей встречи заметила. Но никогда до сегодняшнего дня не рассматривала его как мужчину, а не начальника. У меня всегда было четкое правило: женатый мужчина – не мужчина. А на момент нашего знакомства он был женат. Развелся три года назад. Насколько я помню, у него есть дочка лет восьми – десяти. И с женой они прожили в браке лет десять точно. Причину развода не знаю. Но развелись они тихо-мирно и без претензий друг к другу. По крайней мере, сор из избы они не выносили. И это большой плюс.

Вернувшись из воспоминаний в реальность, стала внимательно рассматривать сидящего напротив мужчину. А посмотреть было на что: высокий, с подтянутой, спортивной фигурой. Волосы коротко стриженые, темно-русого цвета. Глаза темно-серые, черные, густые брови и среднего размера губы. В общем, довольно привлекательный мужчина. Уж простите, но описывать детально внешность не умею. Но больше всего меня в нем покорили руки. Большие, с длинными, ухоженными пальцами и правильной формой ногтей. М-мм, слабость моя!

Как выгляжу я в его глазах, не знаю. Но думаю, что тоже привлекательно, раз полез целоваться (и не только) и заставил приехать в гости. Сомневаюсь, что с поиском партнерши для секса у него трудности. В свои тридцать пять уж очень он хорош собой.

Сидит себе спокойненько напротив меня и сканирует пристальным взглядом. Что пытается во мне отыскать? Черт его знает.

– И долго мы будем так играть в молчанку? – деловым тоном интересуюсь я, отставляя от себя пустую чашку. Соколов усмехается краешками губ. – Николай Викторович, или говорите, или я пошла домой.

– А нам обязательно разговаривать? – с улыбкой змея-искусителя спрашивает бывший начальник.

– Не беси меня, Соколов! Хочешь секса – иди к Лебедевой. Уж она точно тебе не откажет, – я говорила четко, но тихо и спокойно.

Улыбка растаяла. Взгляд серьезный и решительный. Мужчина медленно поднялся со своего места, обошел стол и присел передо мной на корточки. Я по инерции повернулась к нему. Взяв мои руки в свои ладони, он заговорил четко и официально:

– Елена Сергеевна, официально прошу вас стать моей девушкой.

Спасибо стулу, удержал меня от падения. Легкий шок и ступор.

Слегка улыбнувшись, начальник продолжил:

– Лена, ты мне давно нравишься. Но я всегда был против служебных романов. А тут твое внезапное увольнение… Я понял, что не хочу отпускать тебя. Мне нравится начинать рабочий день с твоей улыбки. Нравится, как ты ставишь на место зажравшихся клиентов – мило улыбаясь, но пресекая любые скандалы. Нравится наблюдать, как не замечаешь восхищенных или похотливых взглядов мужчин. И как в обеденный перерыв, выходя на улицу, радуешься солнцу…

Сердце затрепетало. Румянец покрыл не только мои щеки, но, кажется, и всё тело. И ладони в руках Соколова задрожали. Признание… Как же давно это было в моей непродолжительной жизни. Да и не было оно таким нежным, романтическим. Просто банальное: «Ленка, ты мне нравишься». Ну, может, пара ласковых слов перед и после секса. И всё. Не везло мне как-то на романтиков. А тут…

Я глубоко вдохнула. Несмело улыбнулась и сказала первое, что пришло на ум:

– А почему ты с женой развелся?

Боже, какой глупый вопрос в данной ситуации!

Но ничего умнее мой мозг не придумал. Да и не верил он во всё происходящее. Или это всё мне снится? И если нет, если это всё же реальность, то, с какого перепуга я перешла на «ты». Неужели я рассматриваю возможность наших отношений?

Николай (о, уже и без отчества могу его назвать!) нахмурился. Явно не такого ответа от меня ожидал. Пожал плечами и ответил:

– Не захотел переезжать в Италию на ПМЖ.

– А дочка с мамой осталась?

– Да. Хвастается всем друзьям и знакомым, что теперь у нее два отца. Вдвое больше подарков.

– Бывшая жена вышла замуж?

– Угу. Через два месяца после переезда. За своего одноклассника. У меня такое подозрение, что только ради него она и захотела переехать в Италию.

– Изменяла?

– Не знаю. С поличным не ловил.

– И ты так спокойно об этом говоришь.

Николай вновь пожал плечами и как-то грустно улыбнулся.

– У нас не было неземной или страстной любви. Поженились «по залету». Жили спокойно, обыденно, дружно. Скорее, как соседи, у которых раз в неделю случался секс, такой же спокойный, как и жизнь. Меня, в принципе, всё устраивало. Лику – видно, до определенного момента – тоже.

– И ты не жалеешь ни о чем?

– Жалею.

– И о чем?

– Что тебя, Соловьева, не взял в оборот года два назад.

– Думаешь, получилось бы?

– Думаю, что мы слишком много говорим не о том.

Я сделала моську типа «не понимаю, мил человек, о чем ты сейчас говоришь». Соколов тяжело вздохнул. Как-то обреченно покачал головой и, не тратя больше времени на пустые разговоры, заключил меня в объятья и поцеловал. Отвечая его напористости и страсти, поймала себя на мысли: мне безумно нравится находиться во власти этого мужчины. Поймала эту мысль, приняла, как данность и полностью отдалась во власть победителя. Убедил. Уговорил. Покорил…

Мы лежали в темной комнате на мягкой, удобной кровати и молчали. Николай ласково пропускал мои волосы через пальцы. Я млела от счастья и теснее прижималась к такому потрясающему мужчине. Моему мужчине. Так хорошо и комфортно мне, пожалуй, еще никогда в жизни не было. Вот что значит полностью отдаваться, растворяться и забываться в своих ощущениях и партнере.

– О чем думаешь? – тихо спросил Ник, нежно целуя меня.

– О том, что наши отношения начинаются банальной постелью, а не долгими ухаживаниями с цветами и конфетами.

– Банальной? Хм, я бы так не сказал…

– Не в том смысле, – я аж немного покраснела, благо в темноте не видно. – Просто для нашего времени банально. Сначала постель, а потом всё остальное, если повезет.

– Зато мы точно знаем, что отлично друг другу подходим в этом плане. А насчет конфетно-цветочного безобразия – не переживай. Устрою в лучшем виде.

– Только и остается, что довериться твоим словам.

– Верь. Всегда мне верь, – с придыханием шепчет Ник и вновь страстно целует меня. Я, не задумываясь, отвечаю и… нирвана.

В день моего увольнения я сделала для себя следующие умозаключения.

Если решили менять свою жизнь, меняйте её кардинально.

Не бойтесь перемен.

И никогда не бойтесь рисковать.

Я рискнула, и моя жизнь кардинально изменилась. Я-таки пошла обучаться на бариста. Ник ворчал, бурчал, но, в конечном счете, поддержал мое начинание. А после даже предложил открыть свою маленькую кофейню. Я подумала, подумала и отказалась. Он мужчина в нашей семье, вот пусть и зарабатывает деньги. А я, как примерная жена и мама, буду оберегать и обустраивать наш маленький семейный очаг.

Сказал бы мне кто года полтора назад, что я буду безумно счастливой домохозяйкой и мамой, прибила бы, к чертям собачим. Свою жизнь я всегда видела только в построении карьеры. А теперь… Теперь я не хочу жизни другой без своего маленького ангелочка-сыночка, и без его такого вредного, но любимого и романтичного отца. Я это к тому, что конфетно-букетное безобразие он всё же мне устроил. И оно – спасибо, Господи! – до сих пор продолжается.

В общем, мораль моей истории такова: рискуйте, любите и будьте любимы!

Алексей Калинин

Пишу в разных жанрах, люблю затрагивать социальные проблемы. Ссылка на ЛитРес: https://www.litres.ru/aleksey-vladimirovich-kalinin/

Лыцарь

– Здорово, бомжатина! Ты чего здесь развалился? Я тебе уже сто раз говорила, чтобы не маячил у ларька! – я сегодня не в духе, но пока сдерживаюсь. – А ну дергай отсюда, ушлепок вонючий!

Заросший недельной щетиной мужчина покорно встает и отступает на пару шагов от ступенек. Я поднимаюсь к двери, гневно звякаю ключами и натыкаюсь на взгляд бездомного. Тот сразу отворачивается. Весь его вид, грязная одежда, порванные ботинки – вызывают такое неприятие, что я брезгливо фыркаю и захожу в ларек.

Хлопает дверь, оставив мужчину за порогом. Снаружи шуршат листы картона – мужчина убирает свою «постель». Вроде не старый ещё, в грязной бороде почти не видно седины, а туда же. Ему бы на заводе пахать, недаром в плечах косая сажень, а он бродяжничает. Меня даже передергивает.

Сигареты, пиво, конфеты, деньги, сдача… Обычный день продавца из привокзального ларька.

Женька из школы прибегает. Я сажаю его в уголке и краем уха слушаю детские новости. Кто кого обозвал, кто с кем подрался, кто кому нравится, кто пару получил, а кого похвалили.

Пока никого нет, надо подкрасить губы. Глаза и губы – вот что видит покупатель в небольшом окошке, поэтому их надо держать в постоянном тонусе. Телом и лицом мало напоминаю тех сногсшибательных красавиц, которые переставляют ходули по очередному модному подиуму. Пухленькая хохотушка – самое точное мое определение, вот если бы ещё поводов для смеха было больше.

– Выйду замуж за Светку! – уверенно говорит Женька.

Я автоматически поправляю, что не выйдет замуж, а женится. За обслуживанием клиентов и проверкой домашней работы пролетает день. Мда, задают же теперь задачки, и это всего лишь второй класс…

Сын приносит из столовой два пластиковых контейнера с супом. Сегодня повариха Катя расщедрилась на отменные куски мяса, нужно будет подкинуть ей пару пачек гламурных сигарет.

Я на выходе с рынка снова натыкаюсь взглядом на оборванного мужчину. Тот сидит у ржавой изгороди и курит один за другим подобранные окурки. «Работать бы шел, а не побирался!», – вспыхивает мысль, и я вновь отвлекаюсь на житейские проблемы.

Дома нас никто не ждет, но нужно что-нибудь приготовить на ужин. И я не вижу, как мужчина провожает нас взглядом, тяжело поднимается и уходит устраиваться на ночь.

На следующий день настроение у меня тоже далеко от определения «хорошее». Впрочем, такое настроение у меня почти всегда.

– Вставай, бомжара! Новый день пришел, пора искать работу! – сегодня я проспала, и от этого готова кусать себя за локти.

Ну и что, что хозяйка ларька? Я опоздала на утренний проход пассажиров к станции, а это треть дневной выручки. Вот же засада! А этот бездомный ещё валяется на ступеньках и щурится на солнце, будто котяра, обожравшийся сметаной.

Вот уж у кого ни забот, ни хлопот, а я верчусь целыми днями, как белка в колесе.

Мужчина вскакивает, словно подброшенный мощной пружиной, скользит взглядом по красным пятнам на моих щеках и спешит убраться подальше. И правильно!

Сегодня я планировала провести еженедельную инвентаризацию, так что нечего «всяким» мешаться под ногами. Дверь хлопает так, что чуть не слетает с петель. Я не обращаю никакого внимания на шуршание картона. Пусть убирается, здесь не приют для бездомных бродяг!

Ещё раз даю себе зарок поговорить с охраной рынка по поводу этого «бомжа». Открывается окошечко и начинается рабочий день.

– Мам, а мам? Можно я пойду погулять? – днем в окошечко влезает растрепанная Женькина голова.

– А уроки кто будет делать? Пушкин, что ли? – не отрываясь от тетради с собственными записями, бурчу в ответ.

– Мам, так мы с Петром уже сделали. Ну, ма-а-ам, – ноет сын и пытается засунуть ранец в окошечко. Не тут-то было, приходится заходить через дверь.

– С каким Петром? – удивленно поднимаю голову, когда сын возникает на пороге.

– Да вон он, на плите сидит. Умный очень, он мне с математикой помог, а я ему пирожок отдал, – Женька показывает на улицу.

– Нельзя показывать пальцем, – я смотрю по направлению руки сына и вижу сидящего на бетонной плите «бомжару». – И Жень… с этим дядей я запрещаю тебе разговаривать. В следующий раз сам доедай пирожок.

– Хорошо, мам. Так я пойду, погуляю?

Я вздыхаю. Не хочется отпускать сына, но инвентаризация только-только перевалила через половину. Я наказываю Женьке далеко не убегать и грозно смотрю на курящего бродягу. Тот отвечает виноватой улыбкой и пожимает плечами. Надкушенный пирожок лежит рядом на клочке газеты. Я хмыкаю и отворачиваюсь. Цифры терпеливо ждут.

Вечером мы вновь видим сидящего на корточках бродягу, но у меня, измученной подсчетами, не остается сил на гневные мысли. Я прохожу рядом с домиком охраны и решаю зайти завтра – всё-таки он помог сыну.

Следующий день начинается с мелкого дождика и паршивого настроения. А тут ещё это…

– Ты что, обосрался, что ли? Пошел на хрен, скунс вонючий! – от громкого крика бродягу сносит со ступенек, словно перышко от дыхания урагана.

Я ещё за десять метров учуяла запах дерьма. Пахнет так, что на глаза наворачиваются слезы. Мужчина качает отрицательно головой и открывает рот, но я уже поднимаю с земли осколок кирпича.

Бродяга выставляет вперед руки, как делают дети, когда на них кто-то нападает. Ладони неожиданно чистые для бомжа. Мне почему-то казалось, что они у него чернее, чем у негра. Этот жест беспомощности выводит из себя ещё больше. Такой же жалкий, бесполезный козел, как и мой бывший муж…

– Проваливай отсюда, сволота позорная! Чтобы ноги твоей здесь больше не было! – кричу на присевшего мужчину.

Тот покорно кивает и начинает подниматься с земли, не отрывая от неё глаз. Этот виновато-собачий взгляд переполняет чашу терпения, и я со злостью бросаю оружие пролетариата. Острый край кирпича вонзается в скулу, заставляет голову мотнуться назад. На грязной коже выступает алая кровь. Мужчина прижимает ладонь к щеке и быстрыми шагами скрывается между палаток.

Даже не ойкнул, засранец…

Меня трясет от злости. Теперь же к моему ларьку никто не подойдет. Что за урод?

Бомж уходит, а запах дерьма никуда не исчезает. За ларьком, рядом с пустыми деревянными лотками, я нахожу испачканную тряпку, от которой идет отвратительный запах. С омерзением заворачиваю влажную ветошь в пакет и выкидываю в мусорный бак. Но долго ещё кажется, что запах витает в воздухе. Даже Женька морщит нос и старается смыться как можно быстрее.

В этот вечер я не вижу бродягу у забора. Почему-то решаю, что он оставил меня в покое, и не тороплюсь тревожить охранников.

На утро нового дня я не вижу привычную картину у своего ларька.

«Прогнала?» – екает под сердцем.

Я не знаю – или радоваться этому событию, или огорчаться. С одной стороны, он портит мне торговлю тем, что ошивается неподалеку и отпугивает клиентуру замызганным видом. С другой стороны… привыкла я к нему, что ли?

Сегодня толстый картон не лежит на ступеньках. Что-то не так… Я захожу в ларек и погружаюсь в работу. Люди идут, заказывают, рассчитываются, я отдаю товар, отсчитываю сдачу. Принимаю товар, расплачиваюсь и записываю.

Я несколько раз ловлю себя на том, что выглядываю из окошечка и стараюсь найти взглядом бездомного. Его нигде не видно. Ни на бетонной плите, ни у поблекшей ржавой ограды. Червячок вины за свою несдержанность гложет меня изнутри.

– Жень, как дела в школе? – я нетерпеливо жду, пока сын расскажет новости, и потом задаю интересующий вопрос. – Слушай, а ты сегодня не видел своего знакомого? Как его… Петра?

– Нет, мам, не видел. Ты же сама запретила с ним разговаривать, – отвечает Женька. – А он тебе нужен? Хочешь, я поищу?

Я лохмачу мягкие волосы сына, чмокаю в лоб, отчего он жмурится и пытается вырваться.

– Нет, не нужно. Делай уроки. Я тебя пока закрою и схожу до столовой.

День проходит спокойно. Я так и не вижу оскорбленного бродягу, решаю про себя, что и черт с ним. Вот ещё – о всяком бомже беспокоиться. Да любой на моём месте сделал бы также!

Вечером беру сына за руку и почти выхожу с территории рынка, когда решаю остановиться у домика охраны. Я и сама не могу сказать, почему меня тянет зайти к охранникам. Или червячок вины сделал своё дело, или же все-таки я решила до конца выжить этого бродягу…

– Подожди меня здесь! Я быстро, – я передаю сыну пакет с продуктами и захожу в домик.

– Привет, Петрович! – здороваюсь с пожилым мужчиной в черной форме.

– А, Мариночка! Привет-привет! Ну как ты? За лыцаря ещё замуж не вышла? – Петрович улыбается так широко, что морщинки превращают лицо в печеное яблочко.

– За какого «лыцаря»? Ты о чем, Петрович?

Теперь пришла очередь удивляться охраннику.

– Дык ты чё, ничего не знаешь, штоль?

– Чего я не знаю, Петрович? Рассказывай, не томи. Я запарилась сегодня, так что башка не варит совсем, а ты ещё загадки загадываешь.

– Дык это, Петруха-то. Бомж местный. Я о нем. Он же возле твоей палатки, как пес по ночам ходил. Всё охранял. Даже спал на ступеньках. Я было прогнать собрался, а он мне так душевно и выдал: мол, не гони, батя. Влюбился, грит, в хозяйку ларька, а подойти боюсь. Он и убирался возле твоей палатки, бумажки да ветки собирал, мухе садиться не давал. Грит, что уже больше месяц пойла в рот не берет, понравилась ты ему сильно, мол, только тобой одной и живет.

Я чувствую, как в груди нарастает упругий ком. В глазах становится тепло-тепло. Я прерывисто вздыхаю.

– Да ну, влюбился. Врал, поди. Пожрать хотел, вот и вертелся рядом.

– Не, Мариночка, не скажи. «На пожрать» он вон, в магазине через дорогу, грузчиком зарабатывал. Он и с Женькой подружился, помогал ему уроки делать. Знаешь, какой Петруха башковитый? Сканворды на раз-два решает. А тут позавчерась пассажир пьяненький за твою палатку зашел. Так Петька его выгнал с матюками, тот даже штанов не успел нацепить. Правда, вредный мужик оказался. Подождал, пока Петька отойдет, да дерьмом ларек и вымазал. Петька догнал, да сунул пару раз этому пьяненькому, а потом до утра твой ларек отмывал. Свою майку пожертвовал, а у меня ещё ведро для воды брал.

Так вот почему у него ладони были чистые…

А я его кирпичом…

Если бы я только знала…

Я чувствую, как горячие капли вырываются из глаз. Тушь потечет… Да плевать!

– Ну не плачь, не плачь. Он же живой остался.

– Живой? – переспрашиваю я и ощущаю, что дыхание замерло в груди. – С ним что-то случилось?

– Ну да, в больницу его отвезли. В Склиф. Вчера ночью снова тот пассажир пришел с друзьями. Сильно, видать, его Петька обидел. Вытащили ломики, а твой лыцарь встал у двери и никого не подпускал. Они ить хотели Петра поломать да ларек твой разгромить. Я покуда наряд вызвал да наружу выскочил, кто-то лыцаря ножиком и пырнул. Меня увидели и убежали, а я-то сразу «Скорую» вызывал. Геройский он у тебя мужик, оказывается. Помыть, побрить, одеть – и за человека сойдет. Ты куда, Марина?