Не буди лихо…

И хотя они точно оставили двери в загадочный подвал открытыми, сейчас они почему-то были затворены, словно всему виной был лишь порыв сильного ветра…

* * *

Варун открыл глаза. Давно он так не высыпался. Он потянулся, с хрустом разминая конечности. Думалось и соображалось на удивление легко, особенно если учесть события прошлой ночи, голова была ясная-ясная. Наконец-то можно было рассмотреть комнату, в которой он волею судьбы оказался гостем. По стенам до потолка высились полки, чего только на них не было. Книги стояли бок о бок с какими-то склянками и банками, коробки с тряпьем гармонично соседствовали с арбалетами и луками, мешок с яблоками неуклюже навалился на статуэтку медведя. Заваленный многочисленными фолиантами стол стоял у окна, заколоченного длинными блестящими прутьями. Варун сразу догадался, из какого материала они были сделаны. Воевода заметил большого черного кота, лежащего на печи, который уставился на воина с хищным интересом. Несмотря на беспорядок, внутри было очень уютно и тепло. Он с кряхтеньем встал, схватившись за поясницу и прыгнув в сапоги, пошел к выходу, шаркая ногами.

Своего спасителя он нашел на крыльце-помосте. «Мытарь» сидел у лодки и, нахмурив брови, точил палку большим ножом. Взглянув на своего гостя, он ничего не сказал и продолжил работу. Негромко квакали лягушки.

– Здравствуй, добрый человек, – Варун первым нарушил тишину, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и трогая себя за русую бороду.

– И тебе не хворать, – стружки летели во все стороны, а палка в руках хозяина дома быстро и споро превращалась в кол.

– Так я ни разу тебя не благодарил, да не до этого было. Вот сейчас говорю – спасибо, выручил, не дал сгинуть смертью лютой. Должок с меня.

– Кушайте на здоровье, – шутливо поклонился лысый обитатель болот.

– Как звать тебя, воин? – присел на корточки рядом Варун.

– Имя ужо давно забыто за ненадобностью, зови Ерш. Али Мытарь, ежели запамятуешь.

– Почто нас тут не сцапали в ночи? Тут же недалече от засады, – Варун посмотрел вдаль.

– Откуда знаешь? – хмыкнул Ерш, отряхиваясь и тоже вставая.

– Зело сомневаюсь, что ты со мной на закукрах длинный путь осилил, с кочки на кочку прыгая.

– Это верно. Вроде не богатырь, а кабан тот еще, чуть не надорвался, – пожаловался Мытарь, облокотившись на перила.

– Так почему? – все допытывался воин.

– На сем месте церква была в старые времена, благодать на нее снизошла. Даже когда тьма расползлась, аки змей трехглавый, поглотивши всяк и каждого.

– Почему не учуяли нас твари ночные? Не могут зайти в святое место? – предположил Варун, нервно оглядываясь по сторонам.

– Не видят, сокрыта для них сия избушка, вокруг свирепствуют, скачут, а найти силенок не хватает. Бывало, на крышу сиганут, все одно дальше несутся. Ежели и натыкаются, то для них это как камень видится али еще что, – Ерш пошел к лодке.

– Кто они?

– Кровопивцы. Хозяева ночи. Упыри. Гули. Как ни назови, все одно, – житель болота достал из лодки холщовую сумку и направился к дому, жестом приглашая за собой Варуна.

– Вам же в деревне неспроста говорили, что за путь впереди ждет. Зря не послушались. Древнее зло тут себе гнездо свило. Вы для него добыча легкая, вкусная.

Ерш закрыл дверь на засов, направился к печке, проверил, как горят дрова, и сел рядом на маленький чурбачок. Кот тут же слез с насиженного места и устроился у своего хозяина на коленях. Тот был не против.

– То есть это правда? Живут такие твари на белом свете? – поразился воевода.

– Хотел бы я, чтоб это кривдой было, да только не выходит, как ни пыжься.

– А ты тут зачем поселился тогда? Тут на много верст вокруг ни одного живого нет.

– Потому что задержались на этом свете умертвия и нужно с них спросить построже за всех невинно убиенных. Кто этим заниматься будет, ты, что ли? – Ерш почесал кота за ухом. – Когда пращуры твои еще в чем мать родила бегали, племенные союзы заключали да в пещерах сидели, мой род уже тогда супротив темного воинства войной шел, бился насмерть, живота своего не жалея.

– Кто вы? – слишком много новой информации поступило в голову воеводы за последние минуты.

– Знающий люд нас Мытарями кличет, а как на старый лад звали, так тебе знать не положено…

– А сущности бесовские только тут обитают? Али по всей земле расплодились? – столько вопросов крутилось на языке Варуна, что он не мог дождаться, пока Ерш ответит на предыдущий.

– Ежели б они токмо тут куковали, то стал бы я на болотах гнить да жизнь тратить. Сидели бы в лесу этом, как медведи у скоморохов. Знай себе, сюда не суйся. Ну а тот дурак, что полез, сам виноват, предупреждали… Нет, витязь, везде они. Но бестии дюже хитрые, в тени ночной сидят, не наглеют. Поэтому про них никто и не ведает. Пошли в лес дети по грибы да ягоды, да не вернулись. Кто виноват? Волки съели, али медведь задрал, заблудились, мало ли. Поплачут-поплачут, да и дальше живет родня. А то, что их упырь порвал, никому знать не дадено. Но ежели не сожрет кровосос добычу свою заживо, не обглодает до последней косточки, тогда еще одним вурдалаком больше станет. И пойдет он в дом свой родной, первым делом всех своих близких поедом поест, такова привычка у них… Слыхал, поди, как целые деревеньки пропадали? Их работка. Кто на отшибе село строит, тот завсегда рискует.

Рассказчик замолчал, задумавшись. Варун слушал, затаив дыхание. Он и раньше слышал все это, в детстве. Да и уже в дружине любили они с собратьями по оружию собраться в дозоре у костра и травить байки, стращать друг друга. Только тогда думал он, что все это выдумка и сказки, а теперь реальность повернулась к нему другим боком:

– Поэтому Галаш и Малк по наши души вернулись. Мы их еще днем видели, как они в болоте сидели, за нами смотрели.

– Это они тут распоясались, что и света дневного даже не боятся, – утвердительно кивнул Ерш, – чувствуют, что под защитой.

– Под защитой? – не понял Варун.

– Агась. Ты-то свеженьких гулей видел, считай, своих побратимов. Поэтому они по вашему следу и шли. А вот ежели упырь долгие года в таком обличье скитаться будет да кровь пить, тогда сильнее и хитрее станет. Сможет личину менять, в человека обращаться, речи вести. Некоторые даже на солнце могут показываться, правда ненадолго. Умнеют они, пагубы бесовские. От таких уже так просто не открестишься. Дар великого убеждения им даден, аки змию из райского сада, любого заболтать могут. Обитает тут один такой. Ежели загубить гада, тогда, считай, всех победил, все гнездо со временем зачахнет. Не могут кровососы без своих старших жить-поживать.

– Так это твоя цель? – догадался Варун.

– Непросто это, – поморщился Ерш, – где-то в лесах у них схрон имеется, лежбище тайное. Три зимы уже тут, а все не нашел пока. Ворог дюже смекалистый. Самое главное, совет добрый тебе. Жить захочешь, не пускай в жилище свое упыря никогда, не приглашай зайти.

– А чего их приглашать? Это же твари бессловесные, жаждой крови наделенные. Такую пакость увидишь, уже упадешь замертво. А ты говоришь, в гости звать.

– Не все сразу, сам все поймешь скоро, – зловеще пообещал Мытарь, и от слов его не по себе сделалось воеводе.

* * *

Павел Олегович проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. От неожиданности он резко сел на расхлябанной раскладушке и ошалело закрутил головой, пытаясь сфокусировать взгляд и понять, что происходит. Рядом с ним на корточках сидел Толик с сигаретой во рту. По его испуганному и растерянному взгляду стало понятно – что-то случилось.

– Что? – тяжелым, надтреснутым голосом спросил Аксенов. – Ты какого хрена внутри куришь, совсем обалдел?

– Слышь, Паш, – Толя, казалось, не слышал своего собеседника, – Раду куда-то делся, нигде его нет. С ночи еще, похоже.

– Как это? – Павел Олегович вскочил на ноги, натягивая спортивные штаны.

– Мы когда вчера вернулись и спать завалились, я еще минут сорок крутился, заснуть не мог почему-то, слышал, как он на улицу вышел покурить. И вроде как не вернулся. Точно не уверен, я захрапел к этому времени. Сейчас встал – никого. Ни на участке, ни в туалете, ни в лесу. Я его позвал даже, тишина. Не отзывается.

– Так, может, он это, в магаз почесал с утра пораньше? – Аксенов уже и сам подозревал, что дело нечисто, но хотел отработать все возможные версии.

– Не, ты что. Вчера закупились на неделю вперед, вместе ходили, чтоб нескучно было.

– Что думаешь? – полюбопытствовал директор.

Неприятные мысли начали роиться в голове.

– Паша, да хрен знает, серьезно. Все это очень странно, – пожал плечами Толик.

– А ты давно Раду знаешь?

– Конечно. Мы же еще до переезда сюда дружили, с детства.

– А как ты думаешь, он мог бы мотнуться в город, чтобы себе присвоить нашу находку за вознаграждение? Может быть, нам стоит с минуту на минуту ждать гостей и репортеров?

– Да ну! Бред! – махнул рукой строитель. – Быть такого не может, да и откуда ему знать, куда идти? Вот ты, Паш, в курсе, куда идти с такой находкой? В Эрмитаж что ли?

– Логично. Так, а телефон? Звонил?

– Не берет. Но и не отключен, тоже фигня какая-то.

– Набери еще разок, подумаем.

Толя послушно достал телефон и нажал на кнопку. Задержав дыхание, они дождались длинных протяжных гудков с той стороны. Аксенов крадучись подошел к двери, открыл ее и замер в выжидательной позе. По ногам зазмеился холодок. Не услышав ничего, он направился к туалету, стараясь бесшумно ступать вперед. Тоже тишина. Тогда он пошел в сторону котлована. На самом краю он замер. Толя уже подумал, что тот просто задумался о своем, как вдруг Аксенов повернулся к нему с таким лицом, что у молдаванина все оборвалось внутри.

– Сюда иди, – поманил его рукой бледнющий Павел Олегович.

Толя испуганно подошел к начальнику и уставился вниз.

– Набери еще раз, – прошептал Аксенов, словно боялся, что их услышат.

Самая узнаваемая мелодия «Нокии» приглушенно доносилась прямо из подвала.

Мужики многозначительно переглянулись.

– Пошли? – предложил рабочий, непонятно зачем схватив воткнутую рядом лопату.

Прямо у дверей они обнаружили черную шапку Раду и лежащий на боку прожектор, который чудом не разбился.

– Мы вчера разве закрывали их? – кивнул на вход глава строительной фирмы.

– Да хрен знает. Чего-то очково мне, Паш, – честно признался Толя, перехватывая поудобнее лопату.

– Ты чего тут устроил, параноик хренов? Внутри он, ты что, не слышал что ли? Или все, дружбе конец, раз он раньше тебя проснулся и туда заглянул? Прошла любовь, завяли помидоры? – выдал целую тираду Аксенов. – Пособи лучше!

Вместе они с трудом открыли пудовые двери в разные стороны и в нерешительности застыли на пороге. Несмотря на то, что был день, свет проникал лишь до половины ступенек, а дальше все было во мраке. Пришлось включать мощный фонарь и ставить треногу на верхних ступеньках. Зато теперь они спокойно спустились в небольшой подвал.

– Ну и дела, – только присвистнул Павел Олегович, разглядывая рисунки по стенам тайного убежища.

– Я же говорил, гробница это, – ткнул грязным пальцем в центр комнаты Толик, – зря мы это вообще раскопали. Это ж гроб натуральный.

– Ну, так уж вышло, что теперь думать. А вот, кстати, и мобилка, – Аксенов подобрал с пола старенькую «Нокию».

Она валялась на полу рядом с деревянным крестом. Толя подозрительно посмотрел на разорванные цепи, валяющиеся рядом с саркофагом:

– А это что?

– Может, украшения такие, – предположил предприниматель.

– Думаешь? – засомневался рабочий.

– Да какая разница! – вспылил бизнесмен. – Ты мне лучше скажи, как сюда попал телефон твоего дружка? Договаривались же, вместе пойдем с утра! На кой ляд он в одиночку попер?

– Паш, я не знаю, – честно ответил Толик, – что делать-то будем?

* * *

Дмитрий Александрович Покахонтов был одним из тех людей, кто охотно пользовался домашним телефоном. И дело тут было не в излишнем консерватизме. Мобильный свой он вечно забывал на кафедре в университете, клал в самые неожиданные места и потом долго сам не мог найти его, поэтому близкие, родные и друзья знали, что лучше пользоваться городским номером.

Трель телефона вывела Покахонтова из состояния забытья. Прибыв с лекций, замотанный ученый, не поужинав, развалился на кухонном диванчике, протянув уставшие ноги в меховых тапках.

– Да, алло, – он поздоровался первым.

– Димуля, – кокетливо донесся из трубки мужской бас, – ку-ку!

– А, это ты, – потирая покрасневшие глаза, устало произнес доцент исторических наук, – привет, Коля.

– Здоровеньки булы, – мужчина был настроен крайне игриво, – ты чего смурной такой? Разбудил, что ли? После шести часов вечера спать нельзя, голова будет бо-бо и не заснешь.

– Да, да, я знаю. Я не спал, полежать просто захотелось, устал зверски, вчера до шести утра статью писал в журнал, а сегодня пять пар влепили с восьми.

– Не бережешь ты себя, – пожурил его Коля, – я тебе как раз по этому поводу и звоню.

С Николаем Заверсиным они дружили еще со школы. После одиннадцатого класса их пути немного разошлись, один пошел на истфак, где и задержался по сей день, а второй, окончив юридическую академию, избрал тернистый путь адвоката по гражданским делам. Как оказалось, не зря. Спустя несколько лет Коля смог основать собственную фирму и очень неплохо зарабатывать. Будучи мужчиной любвеобильным, он постоянно крутил романы с совершенно разными дамами, порой единовременно с несколькими претендентками на его руку и сердце. Историями о своих любовных похождениях Николай постоянно делился с другом детства, не забывая о самых пикантных подробностях.

– Все один к одному, Дима, выручай.

– Так ты скажешь, в чем дело? – потер виски Покахонтов.

Спать во второй половине дня все же не стоило.

– Короче, я уезжаю с Оксанкой в Турцию на пару недель послезавтра. Помнишь ее? Третий размер, брюнетка, на «порше» гоняет.

– Ты ж сказал, она отбитая дура и психопатка?

– Любви, братан, это не помеха. Ей, как говорится, все возрасты попкорны, – захохотал над своим же каламбуром «Казанова».

– От меня-то ты что хочешь?

– Кучу не с кем оставить. Родители послали далеко и надолго, Сергуня не может, Леша тоже, все кинули, короче.

Кучина, она же Куча, была любимым лабрадором Коли. Будучи неженатым, всю свою любовь он переносил на домашнее животное и носился с ней как курица с яйцом. Куча была действительно хорошая, добрая и умная, как и большинство собак этой породы. Она обожала всех вокруг, неустанно махая хвостом, как пропеллером. С ней у Покахонтова, в отличие от других животных, сложились на удивление прекрасные отношения. Дело в том, что остальные питомцы друзей и знакомых не жаловали Дмитрия Александровича: кошки шипели и царапались, собаки в лучшем случае не замечали, а в худшем пытались сношаться с его ногой. Даже хомяки, и те прятались в норы и домики, едва он заходил в комнату. Зная о подобных явлениях, Коля, уезжая в отпуска, старался пристроить любимую псину к более проверенным людям, от которых животные не шарахались во все стороны. Но мало кому улыбалось на две недели примерить на себя роль собачника, гулять по три раза в день, тем более вставать на час раньше вместо желанного сна. Именно по этой причине Заверсин быстро исчерпал все возможные варианты и в этот раз обратился к своему лучшему другу, который был его последней надеждой. Мечты о сумасшедших плотских утехах в теплом климате на пятизвездочных матрасах все же перевесили любовь к собаке.

– Коля, ты с ума сошел. Во-первых, я боюсь. Во-вторых, где я с ней буду гулять? Ты не забыл, что я живу в центре? Мне с ней по Невскому расхаживать?

– Все уже продумано, профессор, – жарко заверил его друг, – поживешь пару недель у меня на даче. Ты ж сам дом расхваливал и говорил, что там надо жить круглый год? Вот твоя возможность проверить, сможешь ли ты променять городскую суету на сельскую жизнь.

– Колюсик, это совершенно исключено. Конец сентября, у меня лекции каждый день, работу я пишу, как я поеду? Да на мне еще четыре студента висят, курсовые писать. Как ты себе это представляешь?

– Ничего не знаю. Надо, Дима, надо. Работу там как раз быстрее напишешь, на свежем воздухе лучше голова варит. А студенты никуда не денутся, это же молодняк, только рады будут. Тем более, что сейчас самое начало учебного года, кому ты рассказываешь? Я что, студентом не был? До сессии еще полгода, раньше декабря никто не почешется. Возьмешь отпуск за свой счет, я компенсирую, ты меня знаешь. Или больничный, как у вас там положено, – быстро-быстро тараторил Заверсин, используя все припасенные козыри.

– Ну, не знаю, – засомневался учитель.

Мысли о том, что не мешало бы отдохнуть, посещали его уже давно. Летом осуществить эту идею не вышло, все три жарких месяца он просидел в пыльных библиотеках и помогал работе приемной комиссии, поэтому к дню знаний уже был, как выжатый лимон. Да и на кафедре отнеслись бы с пониманием, все-таки ценили Покахонтова как верного сотрудника и ценный кадр. Но особых вариантов не было, поэтому он смирился с вынужденным положением и решил отложить идеи об отдыхе до лучших времен.

– Давай, не капризничай, – тоном, не терпящим возражений, сказал Николай.

Он уже почуял слабину в голосе собеседника и решил не упускать шанс.

– Когда ты хочешь провернуть свою сомнительную авантюру? – поинтересовался Дмитрий Александрович.

– Вот это разговор, – обрадованно загоготал адвокат, – уже вчера, как говорится. У меня билеты горят, завтра вылет вечером.

– Ты сумасшедший, Коля. Согласовать все за вечер нереально, – заверил старого приятеля историк.

– Нет ничего нереального, Димулькин. Завтра заеду за тобой в три часа и отвезу на объект. Решай вопросы. Пока-пока, чмоки в щеки, – и, не дождавшись ответа, Заверсин повесил трубку.

* * *

День прошел крайне непродуктивно. Павел Олегович постоянно разговаривал по телефону, расхаживая по участку и пиная особо крупные камни, а Толя сидел на лавочке и грелся под осенним теплым солнцем. Аксенову предстояло выяснить, куда обратиться с их находкой, он осторожничал и не хотел, чтобы какой-нибудь ушлый проныра, пронюхав об их открытии, присвоил себе лавры первооткрывателя. Павел Олегович не раз обжигался на похожих случаях, поэтому к своим сорока годам выработал нездоровый скептицизм и параноидальную подозрительность.

Еще он пытался через свои связи найти, где мог скрываться дезертир-работник. Он никак не мог понять, зачем Раду исчез в ночи, предварительно раскидав свои личные вещи по всему участку. Да и почему полез в склеп в одиночку, если ночью первый наотрез отказался продолжать их изыскания, испугавшись не пойми чего.

Вопросов было намного больше, чем ответов. Точнее, ответов не было вовсе. Ближе к обеду Аксенов собрался в город. Его знакомый организовал встречу с одним именитым профессором-археологом, и Павлу Олеговичу нужно было предоставить весомые доказательства их находки. Перед выездом прораб бегал с телефоном наперевес и без устали фотографировал все подряд. Толик был подавлен, он не принимал участие в происходящем, лишь изредка, грустно повесив голову, бродил следом за начальником. Перед отъездом Павел Олегович провел короткий брифинг, пока прогревалась машина:

– Значит, так. На участок никого не пускать. К раскопкам не подходить. В случае чего звонить мне. Я приеду часа через четыре. Пять максимум. Встречусь с этим престарелым идиотом, и если его все устроит, буду на месте часам к десяти. Если мне поверят, то он соберет целую делегацию и они сами сюда пожалуют.

– Ты им пока не говорил, где именно мы нашли это место? – хмыкнул Толя, отвлекшись от своих грустных мыслей.

– Не-а. Еще чего, в наше время нельзя верить никому, – ответил Павел Олегович, – Толя, самое главное, прошу тебя. Если Раду появится, набери меня. И по возможности узнай, что произошло.

– Да понял я, понял.

– Ты же не хочешь до старости молотком стучать и в грязи возиться? – с нажимом поинтересовался директор. – Тогда не подведи. Я тебя не кину, зуб даю.

Быстро стемнело. Делать было нечего, шататься по холоду не было никакого желания, поэтому Толик зашел в бытовку, включил обогреватель и маленький телевизор и разлегся на кровати. Изредка он подходил к окну, скорее для галочки, потому что рассмотреть, что творится снаружи, не представлялось возможным. Строитель видел лишь черноту в отражении своей опухшей рожи.

Посмотрев по «НТВ» три серии очередного невнятного сериала про бандитов и полицейских, Толик заскучал. Другие каналы ловили плохо, а смотреть на бесконечные бандитские разборки надоело. Он выудил из кармана телефон и набрал Аксенова. Было уже десять часов вечера, в это время шеф обещался вернуться. Рабочий долгое время слушал длинные гудки, наконец в трубке раздался знакомый отрывистый и раздраженный голос:

– Да, что такое?

– Паш, ну чего, ты где? Ты на часы смотрел?

– А то я без тебя не знаю! – отбрил его начальник. – Этот урод перепутал время и задержался на какой-то сраной конференции, я его уже два часа жду, блин! Вот-вот должны подъехать. Тебе-то чего, лежи, кури бамбук. Не ты же на холоде хреном груши околачиваешь. Все, Толя, не беси меня, я и так злой. Сам позвоню.

– Ладно, – Толик помрачнел.

– Не появлялся наш товарищ боевой?

– А, да. Из лесу вышел и пришел. Сидим, чаи гоняем, тебя ждем, – съязвил рабочий.

– Серьезно? Чего ты молчишь тогда, дурак, – не понял сарказма Аксенов, – дай мне с ним поговорить!

– Пошутил я, пошутил. Ты что, шуток не понимаешь? – захохотал Толя.

– Мне не до смеха сейчас, – взвился его начальник, – идиот!

Он отключился, не попрощавшись. Шабашник из Молдавии еще какое-то время похохатывал, вспоминая бешенство руководства, затем его внимание привлекла очередная погоня в телевизоре, и он выпал из действительности еще на какое-то время. Он пришел в себя, когда услышал странный звук – как будто бы кто-то тихо скребся в дверь.

– Паша, ты? – он встал с кровати, быстро надевая куртку и заскакивая в замызганные сапоги.

Но это был не Паша. На пороге бытовки стоял Раду. Он держался в тени, сторонясь света от фонаря над входом. Но даже так его бледность бросалась в глаза.

– Раду? Ты как? – от неожиданности Толя даже не нашелся, что сказать.

– Я? – глухо переспросил его старый приятель. – Нормально…

– Что случилось? Ты почему бледный, как мел? Где пропадал? – шквал вопросов обрушился на явившегося.

Раду действительно походил на покойника. Бледный, как сама смерть, с синими подглазьями, он стоял, чуть заметно пошатываясь. Красный пуховик его был насквозь мокрым, рукава измазаны чем-то зеленым, похожим на тину.

– Я гулял в лесу, – медленно, буквально по слогам сказал он, – а потом уснул. Сильно устал.

Что-то было не так, Толик чувствовал это. Чутье подсказывало, что опасность совсем рядом.

Раду недовольно посмотрел на свет от лампы и сощурил глаза, опустив взгляд вниз. Он поднял руку и яростно почесал голову. Если бы в этот момент Толя не отвлекся на крик в телевизоре, то непременно увидел бы, как целый клок волос остался в скрюченных, сведенных судорогой пальцах Раду.

– Холодно, целый день прогревал, чего тут толочься, пошли внутрь, – зябко поежился Толик.

Странное подобие вымученной улыбки проскользнуло на лице Раду, хотя похоже это было на звериный оскал.

– Только ты свет погаси, глаза режет, я приболел, похоже, – попросил он, ступая на порог.

Вода капала с мокрой одежды на половик. Кап. Кап. Кап.

– Ладно, ладно, заходи быстрее, меня только не зарази, – пробурчал его напарник, повернувшись спиной к вошедшему. Близилась полночь, а Аксенова все не было…