Дедушка, не спи!

– Что ты сказал?

– Я сказал, отстань от него, дебил!

Мой возглас, должно быть, услышал дневальный. За дверью раздались шаги.

– Мальчики, перестаньте! – попросила маленькая девочка с кудрявыми волосами.

Ее голос не разорвал горячую линию. Игорь хмыкнул. Он не занимался боксом и рукопашным боем, как Олег, и я подозревал, что его познания в драках заканчиваются лишь условными оскорблениями. Где-то Игорь не раз попадал в передряги, потому как представлял собой парня, задающегося на слова. Но его общение было его пределом, а его авторитет – защитой. Я знал, что он не полезет драться первым, и ждал.

Одна секунда… две… три…

– Ты хочешь, чтобы тебе влепили, сопляк? – спросил он, сжимая кулак. – Тебя не трогают в этом кубрике, ты этого еще не заметил? Ты хочешь, чтобы к тебе относились как к черту?

Он говорил раскрепощено и уверено. Это были его первые удары. Удары по печени, по почкам, по лицу. Удары сыпались.

– Я тебе это устрою. И мне по херу, что твой дедушка – командир роты! Я просто сделаю тебя чертом! Понял!??? Об тебя все будут ноги вытирать!

– Не запугивай меня, – произнес я. – Мне все равно. Я хочу, чтобы вы всей своей компанией убрались из кубрика и дали нам выспаться после наряда.

– Ты не говори за двоих. Мишаня, ты тоже хочешь спать?

Миша кивнул.

– А тебе не всадить за такой базар?

– Отстань от него! – произнес я.

– Заткнись! – заорал Игорь.

– О-о-ох! Что-то мне нехорошо, – Олег с трудом встал с кровати, и наконец я понял, почему он так вяло ввязывался в нашу стычку.

Олег добежал до балкона, но, так и не добравшись до окна, изверг из себя все что недавно ел и пил. Девушки прижались друг к другу. Подруга Игоря вытащила из сумочки несколько салфеток, взяла со стола бутылку воды и понесла на балкон. К тому времени Олег уже стоял на коленях. Руки и ноги его были забрызганы черной жидкостью, и сам он еле успевал вдохнуть, как его накрывал очередной позыв рвоты.

– Подождите, парни, – вступился Мордак. – Мы вас понимаем. Вы стояли в наряде, устали, все такое. В принципе мы можем пойти в комнату отдыха.

Игорь глянул на него, как на предателя.

– Пошел ты!

С балкона донеслись устрашающие звуки. Девушка поставила бутылку рядом с Олегом и повернулась к нам.

– Ребята, ему очень плохо, – ее голос дрогнул, и я подумал, что от испуга она сейчас заплачет.

– Понятное дело, перебухал, – кинул ей Игорь. – Сядь на кровать и не переживай! Через пять минут очухается, водички попьет, и дальше бухать будем.

– Не приказывай мне, что делать!

– Заткнись! Ты не дома!

– Что?

Мордак встал между ними и повернулся лицом к Игорю.

– Братик, мы же собрались хорошо провести время. Ты что, не помнишь?

– Не вмешивайся, осел!

Игорь схватил со стола сигареты и закурил.

– Э-э-э, брат! Ты почему со мной так разговариваешь!?

– Прекратите! – вмешалась девушка Игоря. – Вызовите кто-нибудь скорую помощь!

– Заткнись! – сигарета чуть не выпала у Игоря изо рта.

– Вызови скорую, болван! – взвизгнула девушка и замахала руками. – Он задыхается!

В дверь кто-то постучал. Впрочем, первый стук никто, кроме меня, не услышал. Я не поспешил открывать, и после первого стука прозвучал второй, который едва не разбил стекло в двери. Миша подбежал к замку и уже собирался открыть, как вдруг Игорь заорал.

– Стой, сука! Не открывай!

Миша повернул задвижку, и дверь распахнулась. Перед нами стоял дежурный по академии, а за его спиной наш дневальный.

Глава 5
Игорь уступает

Позже мне рассказали, что Олег и еще два друга, которые не пришли к нам в кубрик в ту ночь, игрались со спайсом. О спайсе я знал только то, что это довольно сильная дрянь, сотканная из разносортной химии и действующая около часа. Тот час, когда Олег чувствовал на себе наркотик, миновал, и по стечению обстоятельств он перенес его превосходно, из-за чего решил догнаться в кубрике. Олег не умел останавливаться. Он принял еще, и ему стало плохо. Его спасали в реанимации, куда не поспешил ни один из его преданных друзей. Девушки разбежались по домам, а Мордак и Игорь утром сдавали наркотест.

В ту ночь вспыхнул большой скандал. В казарму прибежал не только дедушка и начальник строевого отдела. Явился даже начальник военного факультета, что заранее предрешило судьбу Олега, Игоря и Паши. Никто из них не поступил на военный факультет, но двое, к всеобщему удивлению, продолжили учебу в академии.

Дни Олега были сочтены. Он даже не собирался использовать свой последний шанс. А шанс был. В нашей академии не все решали знания. Многое решали деньги. Но Олег не пошел в деканат, чтобы предложить начальнику факультета компромисс. Он сходил в столовую, пока ждал бумаги из строевого отдела, и навсегда исчез из роты.

Я видел его последним. Серое лицо, полное опустошения, но не страха. Он пожал мне руку, прощаясь так, будто мы были отличными друзьями. Я держался холодно и снисходительно, и мне показалось, что он это понял.

– Пока, брат, – сказал он.

– Пока, – ответил я.

В тот момент весь этаж вздохнул с облегчением.

Дверь захлопнулась, и в моем сердце что-то ожило.

Роту распустили 29 декабря на зимние каникулы. Но перед тем как курсанты покинули свои кубрики, командир известил имена тех, кто останется убирать казарменное помещение и кто заступит в наряды в течение зимних каникул. Мы с Мишей оказались сразу в двух списках. Но эта новость стала для нас не самой худшей в тот день. Хуже было представить то, что в одной компании с нами снова окажется Игорь.

Если умные учатся на своих ошибках, Игорь к таким парням не относился. Он был чутким и ему везло. Он был уверенным и с ним делились ответственностью. Он был харизматичным, и его уважали. Но он никогда не был умным. Может быть, в таких парнях, как Игорь, и должен проявляться подобного рода дисбаланс. Когда он явился с очередной девушкой, я был настолько поражен его наглостью, что едва подавил собственный крик.

31 декабря мы все вместе заступили в наряд. Я с Мишей по роте, а Игорь и Мордак в патруль. Первая смела патруля начинала дежурство в девять часов вечера. Игорь опоздал к ней на два часа. Увидев меня с повязкой дневального перед входом, он поздоровался, а потом представил своей девушке.

– Денис.

Имя девушки он не назвал, будто она была настолько известна, что в представлении не нуждалась.

– Привет, – она помахала мне ручкой, и они поспешили в кубрик.

Эта была уже другая девушка, нежели та, что сидела на коленках в прошлый раз, и я подумал, что Игорь заводит подруг вовсе не из-за любви к ним. Игоря тянул тот же полигамный набор чувств, что и скучающую бабку к болтовне. С девушкой было веселее.

На каникулах на нашем этаже было пусто, и каждый шорох раздавался, как в пустом ящике. Игорь отомкнул дверь своим ключом и пропустил девушку в кубрик. Дверь закрылась, но чуть позже открылась. Вышел Миша. Следом раздался щелчок замка, и снова все стихло. Миша направился ко мне.

– Что случилось? – обратился я.

– Он п-попросил меня выйти на часик.

– На часик?

– Ну… т-там он не один.

– Я видел, с кем он пришел, – я прикрыл входную дверь и сел к столу. – В час ночи ты заступаешь на пост! Тебе надо отдыхать.

– Он попросил…

– Он попросил?

– Я подожду, нет проблем, – ответил Миша, и как ни в чем не бывало сел рядом со мной.

В отличие от Миши я не испытывал равнодушия к таким ситуациям. Меня наоборот распирало от несправедливости. Игорь ничего не делал для нас, ничего не делал для кубрика. С какой стати мы должны ему подыгрывать?

На столе лежала газета «Наш Новороссийск» со свежей статьей об игре «Черноморца» с Майкопской «Дружбой». Я попытался сконцентрироваться на ней, но у меня ничего не получилось. Перед глазами стоял Игорь, занавешивающий окошко полотенцем, а за ним молодая белокурая девушка, машущая мне ручкой.

– Ты боишься его?

– Он потом отомстит мне. Лучше так…

– Не бойся. Никто тебe не отомстит. В нашей роте был только один бесстрашный воин. Он уже в армии. Все остальные дорожат своим местом.

Я похлопал его по плечу.

– Ты же знаешь, что Игорь и Мордак сейчас на ниточке. Папа Паши немножко отмыл их репутации от той истории. Но отмыл, не значит, отчистил добела. Еще один косяк и им несдобровать. Ей Богу, если сейчас на этаж поднимется дежурный по академии, я не стану его прикрывать. Я поведу его к нам в кубрик.

– Но ведь т-тебе тоже достанется. Ты пустил их на этаж.

– Мне насрать. Я скажу, что не мог препятствовать. Дедушка все равно уже решил мою судьбу на последующие два года.

Я усмехнулся и почувствовал некоторое облегчение. Принимать, что тебе уже крышка всегда легче, чем искать какой-то выход.

Чем дольше я смотрел на тяжелый засов, тем ярче вспоминалась картина, как Игорь привел в роту девчушку. Она не была похожа на шлюху. Обычная серенькая девица, не красавица и не длинноногая. И волосы ее не доставали до пояса. В нашей академии таких учится сотен пять, и никогда прежде я не заострял на них свое внимание. Но кое-что в этом было. Игорь и девушка – не разделимы. Игорю было всего семнадцать, а он уже имел такой сексуальный опыт, которого у меня не будет даже к тридцати.

Миша сидел рядом, и его ничего не беспокоило. Меня же трясло изнутри.

– Если бы я привел девушку в кубрик, ты бы ушел? – поинтересовался я.

– Это было бы здорово, – расцвел Миша. – Если бы у тебя п-появилась подружка.

– Почему только у меня?

– Не-е-е, – он помотал головой. – У меня не будет девушки.

– Почему?

– Не тот я человек, чтобы в меня влюблялись, – он усмехнулся, и я решил, что Миша в очередной раз смотрит на себя не с той стороны.

Таких парней тысячи, и каждый при мысли о девушках понимает, что в этой жизни ему суждено лишь радоваться за других. На большее ему не хватит ни удачи, ни смелости.

– Пойдем, – сказал я и встал из-за стола.

Миша поднялся, но когда понял, куда я направляюсь, снова сел за стол.

– Пойдем.

– Я не п-пойду.

– Ты даже не знаешь, куда я иду.

– Я знаю. Т-ты идешь к ним.

– Точно. Пойдем!

Моя настойчивость его победила. Миша поднялся и поплелся за мной. В тот момент я и сам не знал, что делаю, но мне очень хотелось показать ему правду. То, от чего он ушел. Нет, он ушел не из-за того, что боялся Игоря. И не из-за того, что Игорь его попросил. Он ушел, потому что просто не мог находиться с девушкой близко.

Я подошел к двери кубрика и громко постучал в стекло.

– Кто там? – грубо ответил Игорь.

– Открывай!

Странно.

Но Игорь послушался. Он подошел к окошку и выглянул из-за шторки-полотенца.

– Что хочет Денис?

– Открывай.

– Что тебе надо?

– Вахта закончилась. Я хочу отдыхать.

– Твоя вахта закончится через сорок минут, – пролепетал он.

– Когда закончится моя вахта – это мое дело. Я не спрашиваю у тебя, почему ты сейчас не на вахте?

– Слушай, братан, – забубнил Игорь. Его брови опустились, и он согнулся, как гопник. В такой позе Игорь говорил умные вещи, которые обычно действовали, и в которых никто не сомневался. – Я понимаю тебя. Я понимаю, что ты устал. Но мог бы ты немного погулять, пока я не закончу?

– Нет.

– Денис!

– Я хочу спать.

– А если дежурный придет?

– Мне плевать!

– Я тебя не узнаю.

– Открывай.

Игорь выдохнул. Планы рушились, и он занервничал.

– Десять минут дай!

– Нет. Открывай!

– Ты че, братан. Мы так дружить перестанем.

– Серьезно?! А ты мне дал в тот раз десять минут?

– В какой раз?

– В тот раз, когда Олег чуть не откинулся на балконе!

– Тогда была другая ситуация.

– Открывай, – я грохнул по двери ногой.

– Э-э-эй! Потише будь!

– Открывай!

– Пять минут!

– Открывай! – я пощупал штапики, удерживающие стекло в раме. Эти штапики уже дважды покидали свое место. Оба раза стекло разбивал Олег, и оба раза стекло вставлял я.

– Ну ты и сука, Денис.

– Верно. А теперь двигай замок. А то у меня ключей нет.

На секунду Игорь пропал, а полотенце опустилось на стекло. Он одевался. И девочке тоже пришлось одеваться. Потом дверь открылась. Я вошел внутрь и посмотрел на них обоих.

– Чаю хочу. Не могу больше сидеть.

– Пошел ты!

За мной зашел Миша, и, не медля, улегся на свою кровать. Я наполнил кружку водой и бросил в нее кипятильник.

– Как дела?

– Замечательно, – Игорь закурил.

Он знал, что я не люблю, когда в кубрике курят, и делал это на зло. Он пускал дым, предварительно затягиваясь так глубоко, точно готовился к заплыву под водой.

– Еще что-то?

– Нет, – ответил я.

Кипятильник быстро довел воду до кипения. Я насыпал сахар и опустил в воду пакетик чая.

– Все. Можете продолжать.

Только продолжать уже было нечего. Я понял это по лицу его подруги.

Для всех девушек наступает момент, когда они понимают, что ими пользуются. До этого их можно раскрутить на все, что угодно, но если момент пройден, а желание спутника осталось не достигнутым, девушки начинают отступать. Игорь тоже это знал. Поэтому он даже не смотрел на свою спутницу.

Я покинул кубрик, и к тому времени, когда случилось главное событие ночи, читал книжку и пил переслащенный чай. Говорят, сладкий чай позволяет наесться. И в ту минуту мне очень хотелось есть, но у нас не было ничего. Папа попросил немножко сбавить расходы и потянуть с деньгами, поэтому я экономил и ел только то, что давали в академической столовой. Миша был из более обеспеченной семьи. Его отец ходил в море мотористом. В то время мы знали не понаслышке, что тот, кто работает в море, имеет хорошую зарплату, даже не смотря на невысокий ранг. Но в Мишиной семье родители деньгами распоряжались так, что сын почти ничего не имел. Он питался в столовой, а если не наедался там, что случалось гораздо чаще, чем обратное, он покупал себе хлеб и лапшу.

Я сидел погруженный в книжку, и вдруг раздалась пожарная тревога. Я вскочил со стула, расплескав чай по столу, и несколько секунд пытался вспомнить, что говорил командир на инструктаже по поводу сработки сигнализации. Мысли мешались. Я испугался и пытался собраться. На стендах были подробно расписаны действия каждого по всем тревогам, но ввиду собственной безответственности их никто не читал. Я кинулся к стенду, пробежался по тексту и снова окунулся в память.

Конечно, тревога не была ложной. Сработал датчик пожарной сигнализации, и сердце у любого первокурсника, столкнувшегося с этой проблемой на своей вахте, упало в пятки. Но в тоже время, ничто вокруг не горело. Никто не спешил выскакивать на плац перед экипажем со своими вещами. Но что-то случилось, и паника росла. На мгновенье я позабыл обо всем на свете, и лишь бешенное чувство долга вырывалось наружу… И вдруг я вспомнил.

Селектор.

Напротив главного входа на каждый этаж имелся селектор, по которому дневальный мог выходить на связь с дежурным по академии. Этой связью я и воспользовался, как только сигнал пожарной тревоги смолк. Но на связь вышел не дежурный по академии, а его помощник. От него я узнал, что дежурный уже спешит в наш корпус для проверки, а сигнал сработал на нашем этаже в кубрике номер 431, где жили мы с Мишей.

К тому времени, как проверяющий поднялся на наш этаж, Игорь успел увести девушку в другой кубрик и спрятаться сам. Я не смог его найти, хотя точно знал, что он не покидал казарму и отсиживается у кого-то под кроватью. Таким образом, дежурный по академии застал в нашем кубрике только Мишу, который стоял в балконных дверях и пытался вытеснить дым наружу.

Миша ни словом не обмолвился об Игоре. Он изложил в объяснительной свои действия, а когда дежурный поинтересовался, откуда в кубрике взялся дым, я сказал, что, скорее всего, его затянуло через открытое окно. Туалет, где курить разрешалось, находился далеко отсюда.

Проверяющий ушел, а Игорь так и не появился. Завтра нас ожидал очередной разбор.

Глава 6
Наказание

За инцидент с пожарной сигнализацией Мише дали выговор от начальника академии. Приказ о наказании курсанта зачитывался публично перед всем строем. Взыскания от начальника академии в нашей роте имел каждый пятый, но никогда прежде командир не зачитывал приказ так громогласно. Мой дед словно хотел, чтобы его услышали на небесах. Я видел, как ухмылялся Игорь, стоя позади строя. Любимый друг был рядом с ним, и они о чем-то перешептывались. Мордак кивал и посмеивался, Игорь что-то рассказывал. Этот инцидент явился прямым доказательством превосходства подлости над честностью. Игорь и не подумал никому сознаваться. Он подстроил схему под себя. В рапорте дежурного он значился на смене в патруле и никак не мог находиться в кубрике в тот час. Я находился на посту дневального роты. И… остался один Миша. Кому же еще курить в помещении, как не человеку, который вообще никогда не брал сигарету в рот.

Вот так просто решаются задачи, если у тебя подвешен язык. Игорь знал, что Миша не побежит доказывать правду. Командира роты даже не смутил тот факт, что Миша никогда не пробовал курить. Главное оставалось за вниманием. Теперь все знали, кого им стоило выгораживать. Кто никогда не будет кричать и вопить за справедливость. Кого можно с легкостью поставить в наряд и не думать о последствиях. Миша привык сидеть в кубрике и делать уроки. Он привык общаться только со мной, и только во мне он находил поддержку. И когда я изъявил желание доказать его правоту, он мне ответил:

– Все нормально. Ничего же не случилось. Никто не сгорел, никто не погиб, никто…

Глава 7
О папе

актически до две тысячи седьмого года я жил с мамой в маленьком селе далеко от Новороссийска. Туда мы переехали после развода. До поступления в морскую академию я неплохо закончил школу, и понял, что жизнь в половинчатой семье – не означает полный крах. Мама воспитывала меня, как могла. Она надеялась, что я поступлю в военный ВУЗ и стану человеком. Не знаю, догадывалась ли она, что ни один военизированный ВУЗ не позволит нам видится так часто, как это было до две тысячи седьмого года. Но случилось то, что случилось, и после поступления я стал появляться дома только два раза в год. Все остальное время я оставался в казарме, иногда пересекаясь с отцом, который жил в пригороде Новороссийска.

После развода родителей я унаследовал одну яркую взаимосвязь. И мама и папа жили долго в полном одиночестве с той разницей, что у мамы был я, а у отца не было вообще никого, кроме собаки, регулярно облаивающих всех соседских кошек. Прошел огромный промежуток времени, прежде чем папа нашел себе другую женщину.

Все произошло, как в обычной жизни двух взрослых людей. Они познакомились на дне рождении общего друга и решили попробовать. Женщину отца я видел до академии всего раз, но после, в телефонных разговорах отец рассказывал о ней столько всего, что этот момент должен был настать. Ее звали Марина, и она была младше папы на десять лет.

В отличие от моего отца, Марина после неудачного брака осталась с дочерью. Чудесную малышку я полюбил с первого взгляда. С того времени я стал посещать их дом чаще.

Спустя месяц мне самому стало казаться, что эта семья то, о чем только можно мечтать. Иногда я ночевал у них, а утром шел обратно в академию. Тот короткий зимний месяц запомнился мне волной спокойствия и равновесия. Как будто на земле наступил мир, и каждый из нас словно нашел то, что искал. Отец бросил пить. В его сердце поселилось надежда на благополучие и, глядя на него, мне самому становилось хорошо.

Глава 8
Странный случай

В середине недели меня ждал неприятный сюрприз. Его можно было предсказать, но я не верил в него до последнего.

Утром, в субботу, я пришел в кубрик раньше Игоря и Миша торжественно известил:

– К нам кое-кого п-подселяют.

Было много плохих новостей, способных испортить настроение, но заселение в кубрик нового человека, оказалась наиболее неудачной.

– Мне вчера Юра сказал.

– Кого?

– Рому.

– Рому?

Зная, что в нашей роте есть только два Ромы, я плавно предположил, что к нам переедет Пискун. Это был не плохой вариант, в том смысле, что Рома был тихим, уравновешенным и сговорчивым. Но Миша отрицательно покачал головой и в боку у меня прихватило. Чтобы не сесть на пол, я потянулся к стулу.

– Сан…

Рому Сантистойкова все звали коротко – Сантист. Как-то раз он облапошился перед Бахом и его лучшим другом Колей Розякиным, из-за чего потерял авторитет и повис между обычными ребятами и теми, кому мы теперь подчинялись. Рома имел длинный грязный язык, но это не относилось к его худшей характеристике. Сантист воровал, и когда Бах поймал его на том, что тот стащил его берет, по роте тут же прокатилась волна отдачи. Бах быстро нашел крысу, освистал ее, унизил и растоптал, вследствие чего поднял уважение среди курсантов. А Сантист больше не приближался к кругу лидеров. В роте за ним закрепилась не самая лучшая репутация, и чтобы хоть как-то ее сгладить Сантист искал новых друзей. Таких, к кому было легко втереться в доверие, затем прогнуть под себя, и далее по обстоятельствам.

– Да.

– А почему его?

– Юра сказал, что он хочет жить с Игорем, а у нас как раз свободное место.

– Черт! – выругался я. – А почему он уведомил только тебя?

– Не знаю, – Миша пожал плечами.

– Я не буду спрашивать об этом у Юры. Я спрошу у дедушки. Может он ничего и не знает?!

Я вышел из кубрика и направился в канцелярию. После длительного стука в дверь я понял, что никого внутри нет. Командир приходил в семь двадцать, к построению. Сейчас было семь десять. Сонные курсанты ползли в туалет, и коридор был наполнен шаркающими звуками, грубыми словами и телефонными переговорами. Кто-то уже шел обратно, поглядывая на дверь канцелярии. Каждый из нас знал, что сегодня суббота, и какой-нибудь начальник все равно заявится покомандовать ротой.

Вместо семи двадцати утра мой дед пришел к четырем часам дня, заперся, и не трогал ни наряд, ни старшину, ни кого другого. Его видел только дневальный, которому позже было задано множество вопросов по поводу того, как скоро командир распустит роту в увольнение. Но командир даже не потрудился выйти из канцелярии. Как результат, рота ушла в увольнение сама. Сначала смелые, а за ними все остальные.

В шесть вечера мое терпение лопнуло, и я вернулся к канцелярии, полный решительности задать единственный вопрос. Почему? Почему Бог избавил нас от одного беса, а дедушка тут же подселяет другого. К тому времени рота опустела. Тени наступающего заката ползли по коридору, и на этаже становилось жутко неприветливо.

– Там есть кто-то? – я буркнул себе под нос и глянул за широкую тумбу, расположенную в центре холла. Стол дневального никто не занимал.

Я уже собирался постучать в дверь, когда услышал дедушкин голос. Лепет. Он говорил так быстро, словно молился, а резкие выдохи сопровождали каждую едва разборчивую реплику. То, что он произносил, мне удалось расслышать лишь спустя несколько минут.

– Уйди! Уйди, я сказал! Не хочу тебя видеть! Уйди из моей жизни!

Он яростно дышал, словно выпутывался из объятий.

– Ты – дьявол! Уйди! Уйди!

«Кто там?» – я вслушивался в каждое движение и простоял под дверью около десяти минут, прежде чем понял, что дедушка находится в канцелярии один. Его голос то затухал, то поднимался. Однажды я услышал, как он упал, и куда-то пополз, умоляя не трогать его. Со столов падали книги, и этот грохот сопровождался странным звуком, будто по полу тянули тяжелый мешок.

Дверь канцелярии была заперта. Командир роты никому не давал ключи от своей комнаты, но по принуждению той работы, которую делать не любил, доверял их только старшине и писарю. Оба курсанта жили в городе, и субботним вечером, разумеется, в роте отсутствовали.

Но ключи… Я подумал, что у меня есть шанс хотя бы удостовериться в их наличии.

Юра жил в другом конце коридора. Обычно все курсанты его кубрика на выходные разъезжались по домам, и я не сомневался, что так это случилось и сегодня. Но у меня имелось одна зацепка. Довольно часто местные, показывая братскую щедрость, отдавали свои ключи иногородним друзьям. Для Юры и Паши таким другом был Макс Таранов, живущий через стенку в кубрике номер 407. Свободная комната требовалась Максу примерно для тех же дел, что проворачивал Игорь. Только у Таранова имелся гандикап, в лице Мордака, который всегда был не прочь сдать койку Ромы Пискуна за душевное одобрение в лице старшего товарища. Короче говоря, за уважение.

Макс был полным ослом и не думал ни о чем, кроме пива и вечерних гулянок. Своей грубой манерой общения в совокупности с огромными мышечными габаритами он зарекомендовал себя в роте, как непримиримого бойца, способного вздуть любого, чье слово покажется ему несносным. Макс был родом из очень бедной семьи, но это не помешало ему обзавестись состоятельными друзьями (вроде Мордака) и понемногу выкачивать из них деньги на совместные развлечения. Впрочем, не все для него складывалось так гладко. Друзья быстро раскололи, из чего состоит их новый приятель, и брали его с собой только в тех случаях, если он увязывался. То, что друзья его игнорируют, Макс не понимал вообще, за что и получил соответствующее прозвище – «тупица». Конечно, в лицо его так никто не называл. Но за спинами все находили себе новые имена.

В тот вечер в кубрике оказался именно он. Когда я постучал, Тупица, не отрываясь от интересного фильма, проорал:

– Че надо!?

Дверь была открыта. Я вошел и поздаровался.

В нос ударил запах пота. Воздух в кубрике стоял настолько тяжелый, насколько могла оказаться рука Макса при неосторожном слове. Например, при слове Тупица.

– Здорова, вафел! – он бросил на меня короткий взгляд, чтоб удостовериться, не Бах ли вернулся в кубрик.

На экране появилась обнаженная девушка, и Макс отреагировал:

– О!

Я мельком осмотрел кубрик, пытаясь найти койку Юры. Именные листочки были сорваны, а кровати аккуратно заправлены, точно подготовлены к проверке. Я решил, что Рома уезжал последним, а Макс пришел совсем недавно. Странно, что вонь, смердевшая, как от покойника, заполонила помещение так, будто Тупица пробыл здесь уже сутки.

Макс продолжил разглядывать обнаженную девушку, а я подошел к ближней кровати и заглянул под подушку. В любой другой момент, я бы удивился своей наглости, но сейчас мои мысли были заняты другим. Мне требовались эти ключи, потому что с дедушкой творилось нечто выходящее за рамки.

– Ты че тут шаришься, Деня, бля? – он коротко оглянулся, но увлеченный происходящим на экране, вряд ли ждал ответа. Он говорил со мной, как со стеной.

– Где кровать Юры?

– Че?

– Где кровать Юры? – повторил я, девушка на экране исчезла, и Таранов обернулся.

Габариты Макса были огромными, а стул под ним маленьким и хлипким. Пока он поворачивался, одна из ножек подогнулась, и он чуть не оказался на полу. Разноцветный экран ДиВиДи проигрывателя оставил на его лбу зеленоватый отпечаток. Я подумал, что Мордак, Игорь и Юра ушли в ночной клуб втихую, без него. Наверное, чтобы лишний раз не позорить самих себя. Я их понимал.

– Он ключи от канцелярии не оставлял? – вопрос был дурацким, но другого я не подобрал.

Макс посмотрел на меня, как на олигофрена.

– Нет, – буркнул он и снова повернулся к экрану.

– Где его кровать?

– Вон, – он ткнул пальцем на верхнюю койку. – Но ключей там нет. Он их с собой забирает. Думаешь, я сидел бы сейчас здесь, если бы у меня были ключи от канцелярии?!

Я подумал, что будет делать Тупица-Макс в дедушкиной канцелярии. Допивать остатки виски? Или играть на старом компьютере в пасьянс? Канцелярия – место не менее странное, чем сам Тупица-Макс, и тянуть туда может лишь избранных.

– Не шарься здесь, понял?! – бросил он, после того, как я заглянул под последнюю подушку. – Вали отсюда, пока я тебя не угандошил!

Я его послушался. Рассчитывать на то, что Юра оставит ключи от канцелярии в своем кубрике, было бессмысленно. Слишком много неблагоприятных друзей проходило через эти двери. А вот кубрик писаря, имеющий более тихих хозяев, меня не подвел.

Серега оставил связку ключей прямо на столе.

Кубрик был закрыт, и недолго думая, я вытащил из окошка стекло и открыл замок с внутренней стороны. Было немного жутко ощущать себя в шкуре Сантиста, но такого требовало обстоятельство. Я ни на секунду не забывал о дедушке. К тому же, ключи я вовсе не воровал, a брал на время.

Писарь не стоял в нарядах и не посещал построения. Такой вольготности он добился у командира роты благодаря ответственности, одной из которых были ключи от самых важных дверей роты. Поэтому, я посчитал своим долгом вернуть связку на место. У меня не было злого умысла подставлять их хозяина.

Я вернулся к канцелярии и приложил ухо к двери. Было тихо до тех пор, пока не щелкнул замок. Потом раздался едва уловимый шепот:

– Нет…

Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Горела лампа, и помещение пребывало в тускло-желтом сиянии. Мой взгляд плыл по вещам, и я словно входил в комнату, не решаясь переступить порог в реальности. Дверь открылась шире. Я увидел дедушкину ногу, упертую в ножку стола. Подобно тому, как Тупица-Макс смотрел в экран ДиВиДи плейера, дедушка смотрел перед собой.

Я вошел и притворил дверь.

Командир роты не пошевелился. Он сидел на полу, распухший и взъерошенный, будто только что слез мотоцикла. Форменный китель валялся под диваном. Белая рубашка, застегнутая всего на одну уцелевшую пуговицу, висела на нем, как на колхозном чучеле. Один ботинок лежал под столом, другой на столе. У меня сложилось впечатление, что дедушка кого-то сбивал им. Кого-то, в кого он хотел попасть еще папками с документами, старыми книгами и канцелярской утварью, включая переполненную окурками пепельницу.

– Забери его, – прохрипел дедушка трясущимися губами. – Забери их всех, только оставь меня в покое!

Он подергал ногой, сильнее упираясь в ножку стола.

– Чертов идол!!

Сперва, мне показалось, что он разговаривал с собственным ботинком. Но потому как трогательно и испуганно звучал его голос, я понял, что дело состояло в другом. Дедушка что-то видел перед собой, и этот объект вызывал в нем неимоверный ужас. Его руки сводило дрожью. А по шуму его дыхания я бы подумал, что кто-то бьет его палкой по спине.

– Дедушка? – я сделал шаг вперед.

Конечно, я подозревал, что он пьян. Напился до чертиков, из-за чего летал в галлюцинациях. Но некая осторожность побудила меня не полагаться на это мнение. И здесь я не ошибся. Дедушка был абсолютно трезв. Трезв от страха. Он сидел ко мне полу боком, и я видел, как по его лицу текут слезы. Он трясся, кусал губы, скоблил ногтями по полу, и все это происходило с неизменной деталью. Он не спускал глаз с одной точки.

Дедушка смотрел поверх ботинка, лежащего на столе, в то место, куда обращен каждый дневальный, заступающий в суточный наряд. Только сейчас за столом никто не сидел. Стул пустовал, как лысое дерево в период зимовья. Ботинок не двигался. Документы лежали мертвым грузом, и даже рассыпанный пепел на них застыл, как лед. Я уже подумал вернуть его в сознание, когда спинка стула начала перемещаться из стороны в сторону, словно кто-то ее толкал.