Немые голоса

Глава шестая

Иногда Джо Эшворт думал, что он – святой, раз терпит Веру Стенхоуп. Его жена точно считала его чокнутым – мириться с вечерними переработками, ранними подъемами, срочными вызовами в дом к Вере на холмах. «Если у нее нет никаких семейных обязанностей и вообще никакой жизни, кроме работы, это не значит, что ты можешь все бросать и бежать к ней». Эшворт попытался обернуть это в шутку: «По крайней мере, ты можешь быть уверена, что у нас с ней нет интрижки». Вера была на двадцать лет его старше, тучная, с кожей, изуродованной экземой. В ответ жена нахмурилась и посмотрела на него поверх кружки с горячим шоколадом, который готовила каждый вечер, чтобы лучше спалось. Ей набор веса не грозил. Она только недавно перестала кормить малыша, и дети не давали ей засидеться. «Может, ты и не увлечен инспектором, но у нее могут быть на тебя виды!» На это он рассмеялся, хотя от этой мысли ему стало не по себе. Иногда начальница смотрела на него в упор из-под полуприкрытых век, и он спрашивал себя, о чем она думает в этот момент. Она когда-нибудь вообще занималась сексом? Об этом он не смог бы ее спросить, хотя ее вопросы к нему иногда были личными, почти грубыми.

Итак, она оставила его за главного в фитнес-клубе и отеле, а сама свалила в долину Тайна, чтобы разузнать о личной жизни жертвы. Совершенно не ее задача. Она могла бы предоставить это младшему члену команды. Периодически жена предлагала ему податься на другую должность – если не ради повышения, то хотя бы ради развития и опыта в другом месте. В такие моменты Эшворт думал, что это разумное предложение.

В холле отеля, который наконец опустел, он увидел Лизу – молодую девушку, которую Вера позвала на помощь. Все посетители фитнес-клуба дали показания и разошлись, на двери отеля висело большое объявление, гласившее, что клуб закрыт на сутки «по непредвиденным обстоятельствам». Он считал, что Вера повела себя эгоистично по отношению к Лизе, заставив ее смотреть на тело в парилке, только чтобы выиграть пару минут для опознания. Непрофессионально и жестоко.

Холлом заведовала молодая женщина с польским акцентом. На ней было черное платье и туфли без каблука.

– Принести вам что-нибудь?

Он спросил Лизу, не хочет ли она кофе, и, когда ее латте с небольшими круглыми печенюшками на тарелке был готов, Лиза села и наклонилась вперед, обхватив стакан руками. На верхней губе застыла молочная пенка. Наверное, она заметила, что он на нее смотрит, покраснела и стерла пенку носовым платком.

Холл выглядел как гостиная в одном из исторических особняков, сдаваемых в аренду, в которые его возила жена, пока у них не появились дети. Полированный паркет из темного дерева на полу с квадратным ковром по центру. Ковер был красный, плетеный, почти такой же жесткий, как сам пол, настолько изношенный, что в некоторых местах рисунка не было видно совсем. На стенах висели картины в больших золоченых рамах. В основном портреты: мужчины в париках, женщины в длинных платьях. Большие кожаные диваны у стен и стулья с ситцевой обивкой вокруг столиков с хрупкими ножками. С одной стороны находился огромный камин. Сегодня его не топили, и большие радиаторы тоже стояли холодные, так что в помещении было прохладно. В воздухе пахло пылью.

Остатки кофе и сэндвичей для пенсионеров лежали на белых фарфоровых тарелках, расставленных по столам рядом с кофейниками и мисками с кусковым сахаром. На полу валялись крошки. Из другого конца холла женщина средних лет начала убирать грязную посуду.

– Спасибо, что остались, – сказал он.

К этому времени смена Лизы уже должна была закончиться. Они сидели в углу, и его слова, казалось, разносились эхом вокруг.

Она подняла на него глаза.

– Все в порядке.

– Погибшую женщину звали Дженни Листер, – сказал он. – Вам это о чем-то говорит?

Она покачала головой.

– Она никогда не приходила ни на одно из моих занятий. Но я чаще всего провожу растяжку для женщин за пятьдесят, а она выглядит помоложе.

– Да, – ответил он. – Простите, что начальница заставила вас на нее смотреть.

– И она не выглядит такой уж старой, – продолжала Лиза. – Возможно, она ходила на занятия Натали для матерей и новорожденных. Мы нередко встречаем мам за сорок в последнее время. Спросите у нее.

– Вы работали в бассейне все утро?

– Нет, – ответила она. – Спасатели у бассейна есть только после половины десятого, когда начинаются тренировки по абонементу. До этого приходят спортсмены, они подписывают форму о самостоятельной ответственности за безопасность. Обычно кто-то из персонала все равно есть, но сейчас нам не хватает сотрудников. Я заглядывала туда пару раз, но не видела и не слышала ничего необычного.

Наступило молчание, и она холодно посмотрела на него. Эшворт почувствовал, что буксует. Что бы сейчас сделала Вера Стенхоуп? Ей показалось, что девушка чем-то взволнована, и обычно она была права в отношении людей.

– Вам нравится здесь работать?

Он заметил, что вопрос удивил Лизу. Какое это имеет отношение к убийству женщины средних лет?

Она посмотрела на него с подозрением.

– Нормально. Обыкновенная работа.

– Только между нами, – сказал Эшворт. – Я не собираюсь передавать ваши слова начальнику.

– Он нормальный.

«Может, она и не взволнована, – подумал Эшворт. – Может, она просто угрюмый неразговорчивый подросток». У него были младшие сестры, и он помнил, как они доводили родителей своим молчанием и переменчивым настроением.

– Так есть ли что-нибудь, о чем мне, по-вашему, стоит знать? Что-то странное или неприятное, что-то, что может быть важным для нашего расследования? – Он говорил энергично, но подавил в себе желание повысить голос.

Лиза поставила стакан с латте. Казалось, ей некомфортно. Она крутила пальцами прядь волос.

– Вещи начали пропадать. В последние пару недель.

– Какие вещи?

– Кошельки, кредитные карты, часы.

– Из раздевалок?

«Почему Тейлор об этом не сказал? Это могло бы быть мотивом, например, если Дженни Листер застала грабителя врасплох».

– Раз или два, – ответила Лиза. – Но чаще из комнаты для персонала. Вот почему Райану удалось это замолчать. Он не хотел поднимать шумиху, понимаете. Не хотел, чтобы люди стали отменять абонементы из-за того, что кто-то ворует. По крайней мере, не во время отсутствия Луизы, управляющей.

«Вот почему он не сказал мне об этом».

Лиза снова посмотрела на него.

– Они думают, это я, – сказала она. – Не Райан, он нормальный. Справедливый. Он знает, что я бы ничего такого не сделала. А остальные – да. Потому что мой отец сидел и я живу в неблагополучном районе на западе. Стоит дать свой адрес, и на тебя набрасываются. Но это не я. Мне нравится эта работа. Я не собираюсь ее запороть.

Эшворт кивнул. Муниципальные районы на западе Ньюкасла были печально известны еще во времена его детства и до сих пор пользовались дурной репутацией из-за преступности и банд, несмотря на то что вокруг стали строить частное жилье. Он подумал, что Вера снова оказалась права.

– Есть идеи, кто может воровать?

Она помолчала. Ее воспитание не позволяло ей стучать.

– Я не собираюсь вламываться с наручниками, – сказал он. – Но вы ведь здесь работаете. Я просто спрашиваю ваше мнение.

Он понял, что на нее это подействовало. Она слегка улыбнулась. Возможно, ее мнение спрашивают нечасто. Она задумалась.

– Все это начало происходить примерно в то же время, как здесь начал работать Дэнни.

– Дэнни?

– Дэнни Шоу. Временный уборщик. Я слышала, что Райан рассказал этой толстой женщине-детективу про него. Он студент. Его мама работает на ресепшене.

– Что он собой представляет?

Она замолчала, подбирая слова, и сложила руки на груди.

– Хитроватый. Говорит тебе то, что ты хочешь услышать. Уборщик из него так себе. Но, наверное, мужчины все убираются не очень, правда?

Эшворт думал, что эту мудрость она почерпнула от матери и что она в принципе звучит как женщина постарше. Она взглянула на него.

– Но он в форме, да. Все девчонки здесь от него тащатся.

– И он встречался с кем-нибудь из них?

Она покачала головой.

– Он просто играет с ними, флиртует, льстит, но по нему видно, что для него это лишь игра. Он считает себя лучше нас.

– А что насчет вас? – игриво спросил Эшворт, как будто он был ее пятидесятипятилетним дядюшкой. – Есть у вас хороший парень?

Он надеялся, что есть. Надеялся, что она счастлива.

Она снова заговорила серьезно:

– Пока нет. Я видела, что стало с моей мамой. Вышла замуж в семнадцать, к двадцати одному году – трое детей. Я не хочу торопиться. Мне нужно думать о карьере.

Она выпрямилась на стуле, сложив руки на коленях. Он улыбнулся и сказал, что она может идти.

Карен Шоу, администратор на ресепшене, как раз собиралась уходить. Она сидела за стойкой, глядя на часы на стене напротив, и как только минутная стрелка переместилась на «ровно», она вскочила со стула, убрала журнал и накинула на плечи кардиган. Интересно, почему Тейлор продержал ее здесь весь вечер. Может, он просто про нее забыл. Или, может, Вера сказала ей оставаться до конца смены.

– У вас найдется минутка?

Она с яростью посмотрела на него.

– После такого дня все, чего я хочу, – это вернуться домой к горячей ванне и большому бокалу вина.

– Вы же почти не вставали! После обеда клиентов не было.

– Да, – ответила она. – Скука смертная.

Она повесила сумку на плечо.

– Слушайте, это не самая интересная работа даже в лучшие времена. Но сегодня мне хотелось просто взвыть.

Он чувствовал, что она была словно наэлектризована.

Эшворт улыбнулся ей своей самой обаятельной улыбкой, которая, как говорила его мама, умаслит кого угодно.

– Вот что. Уделите мне полчаса вашего времени, и я угощу вас этим бокалом вина.

Она поколебалась, потом улыбнулась.

– Тогда лучше небольшим. Я за рулем.

Она провела его наверх, в бар отеля. Кругом было пусто – жутковатое ощущение. Эшворт вспомнил ужастик, который Сара заставила его как-то раз посмотреть по телевизору. Ей нравилось все зловещее. Он представил себе, как из пустого коридора выходит человек с топором. Вот только Дженни Листер убили не топором.

Бар был меньше холла и в другом стиле. Полицейский представил себе мужчин в белых пиджаках и девушек в платьях чарльстон, с повязками на голове и длинными мундштуками. На полках стояли бокалы для коктейлей, а на резной деревянной барной стойке – серебристый шейкер. За стойкой на высоком табурете сидел прыщавый подросток, читавший спортивный раздел «Хроники», и портил атмосферу. Казалось, что весь персонал заставили продолжать работать, как будто убийства у бассейна и не было. Мальчику явно не понравилось, что они его отвлекли.

– Извините, отель закрыт.

Карен улыбнулась.

– Я здесь работаю, а он – коп.

Они сели за столик у окна с видом на сад у реки, она – с бокалом шардоне, он – с апельсиновым соком. Эшворт заметил, что лужайки подстрижены, но кусты, высаженные по периметру, были неухоженными и заросшими. Он вдруг подумал, что они, возможно, выглядят как любовники: женатый мужчина помоложе и энергичная разведенная женщина, оба в поисках веселья, страсти или компании. Наверняка такие люди встречаются в отелях вроде этого. Впервые в жизни он смог почти что понять привлекательность такой интрижки, ее волнение.

– Я не смогу задержаться надолго. Муж будет ждать свой чай, – сказала она, прервав его мысли. И почему он решил, что она в разводе?

– Как давно вы работаете в «Уиллоуз»?

Она состроила гримасу.

– Два года.

– Вам здесь не нравится?

– Я же сказала, тут довольно скучно. Но ни на что другое у меня нет квалификации. Я думала, что проведу жизнь в роли содержанки. Может, нашла бы что-то, что требует раболепства перед начальством.

Она замолчала, но он не стал вмешиваться. Было видно, что ей нравится публика и что она вот-вот продолжит говорить.

И она продолжила:

– Мой муж работает с недвижимостью. Он купил несколько дешевых квартир в Тайнсайде, перед экономическим подъемом, довел их до терпимого состояния и стал сдавать студентам. Но большая часть работы была проделана в кредит. Он всегда думал, что сможет продать их, если станет туго.

Она снова замолчала, и на этот раз Эшворт вставил пару слов, просто чтобы показать, что он слушает:

– Но когда стало туго, никто не захотел покупать…

– Да. Вдруг у всех испарилась наличка. Система пережила шок. Не стало отпусков за границей, новых модных машин. Нам даже пришлось уволить уборщицу.

Она ухмыльнулась, показывая, что смеется над собой, над всем этим безумным стилем жизни. Было видно, что она не привыкла жить при деньгах.

Она продолжала, уже более серьезно:

– То есть мы выжили, но было непросто. Потом Дэнни уехал учиться в университет, и нам пришлось платить за обучение. Он наш единственный сын, мы не хотели, чтобы он в чем-то нуждался. Джерри и так пахал как лошадь, так что единственное, что можно было сделать, это поднять мне задницу и устроиться на работу. Я ходила заниматься в фитнес-клуб «Уиллоуз», так что, когда увидела, что они ищут человека на ресепшен, подумала: «Для меня сойдет». И работа ничего. Но я не предполагала, что будет настолько скучно.

Она уставилась в окно. Эшворт последовал ее примеру и увидел, что наконец приехал Китинг, патологоанатом. Его задержали на другом деле, и тело Дженни Листер все еще ожидало его в парилке.

– Вы были знакомы с погибшей?

– Я видела ее. Но имени не знаю.

– Что вы о ней помните?

– Она все время спешила и никогда долго не задерживалась. Вежливая. Всегда мне улыбалась и махала рукой, даже когда просто проходила мимо через турникет. Обращалась со мной как с человеком, а не с автоматом.

Эшворт подошел к сложной части. Женщина ведь будет защищать своего сына, что бы он ни натворил.

– Вы нашли здесь работу для Дэнни на каникулах?

– Да. – Она сразу перешла в оборону, глядя на него так, будто говорила: «И что? Это что, кому-то навредило?»

– И как ему?

– Он молодой парень. Ему бы больше понравилось валяться в постели или гулять с приятелями. Но это была его идея. Он хочет поехать летом путешествовать и знает, что мы не сможем это оплатить. Так что он сам попросил.

– Нам нужно будет с ним поговорить, – сказал Эшворт. – Он убирался в зоне бассейна. Возможно, что-то видел.

– Для этого моего разрешения не требуется. Ему почти двадцать. Взрослый. Он, скорее всего, уже заступил на смену, если только его впустили в отель.

Полицейский знал, что Дэнни впустили и что он сидит в кабинете Тейлора. Он был следующим в списке для допроса.

– Что вам известно о кражах?

Она осушила бокал, поставила его на стол и продолжила говорить спокойно:

– Ну, такое ведь везде случается, нет? Ничего серьезного. Тут много кто работает. Не понимаю, какое это может иметь отношение к убийству.

– Но наверняка это испортило атмосферу. Поползли слухи. Неприятно думать, что кто-то из твоих товарищей ворует у тебя.

Она пожала плечами.

– Я стараюсь не особенно вслушиваться в сплетни. – Она снова сгребла свою большую бесформенную сумку. – Если это все, то ванна и прохладное вино ждут меня дома. Одного бокала мне всегда недостаточно.

Он остался на своем месте и смотрел в окно, пока она не вышла из отеля. Женщина с ресепшена достала из сумки мобильный, нажала на кнопку и приложила к уху. У машины она повернулась, и он увидел, что она хмурится и разъярена. Эшворт был готов поспорить на свою полицейскую пенсию, что она говорит с сыном.

Глава седьмая

В это время в доме Листер Вера пыталась убедить Ханну переехать к родителям Саймона, хотя бы на несколько дней, но девушка отказывалась.

– Я хочу не спать всю ночь и плакать. Наверное, напьюсь. Все это я могу делать только в собственном доме.

– Тогда мы можем подрядить офицера пожить с тобой.

– Нет, – ответила Ханна. – Категорически нет. Я бы этого не вынесла.

Она снова подошла к окну и уставилась на сад внизу, который теперь был покрыт тенью.

– Вы останетесь с ней? – Вопрос Веры был адресован Саймону. Девушка не обращала на них внимания.

– Конечно, – сказал Саймон. – Я сделаю все, что она захочет.

Он подошел к Ханне и обнял ее со спины. Кажется, они не заметили, как Вера ушла.

Выезжая из деревни, Вера увидела тот белый дом, о котором говорила Ханна, и, поддавшись импульсу, свернула на подъездную дорогу. Она по-прежнему видела в Саймоне и Ханне лишь детей, и ей бы хотелось, чтобы кто-то из взрослых позаботился о девушке или хотя бы был в курсе происходящего. Кроме того, возможно, мать Саймона и Дженни Листер дружили. Возможно, женщина владела какой-то полезной информацией.

Как только Вера проехала мимо тисовой ограды, она сразу заметила, что сад безупречен. Нарциссы уже отцветали, но все равно все пестрило яркостью: темно-синие гиацинты, незабудки и пурпурные морозники. Лужайку уже даже подстригли – в первый раз за сезон. «Либо эта женщина – фанатик, либо платит садовнику». Вера терпеть не могла опрятные сады и больше интересовалась съедобными посадками, чем цветами. У нее в саду неровными клочками росли одуванчики, и она набирала их листья на салат в те редкие минуты, когда хотела поесть здоровой пищи. Ее соседи, стареющие хиппи, не любили приводить в порядок свой сад. Интересно, что бы они сказали об этом месте.

Наверху скрипнуло окно. Шум машины привлек чье-то внимание. Вера задалась вопросом – разлетелись ли уже по деревне новости о смерти Дженни. Рассказал ли Саймон своей матери, что жертва – мать его девушки? Может, и нет. Он так быстро приехал к Ханне, что у него точно не было времени на разговор. Из дома никто не выходил. Мать Саймона, если это она была наверху, наверное, не захотела бы, чтобы о ней думали как о женщине, которая подглядывает из-за занавески. Или, может, она просто надеялась, что посетитель уедет?

Вера позвонила в колокольчик, на лестнице послышались шаги, и дверь открылась.

– Да?

На пороге появилась высокая женщина за пятьдесят, возможно, возраста Веры, но такая же опрятная и ухоженная, как ее безупречный сад. Темные волосы локонами убраны назад, серые брюки, белая хлопковая рубашка и длинный серый кардиган. На губах помада. Она что, собиралась куда-то или носила макияж всегда? Вера стояла на крыльце и думала о том, какими странными бывают женщины.

– Я могу вам помочь?

Женщина начинала терять терпение. Инспектор видела, что она растеряна. Машина, на которой приехала Вера, была большой, новой и довольно дорогой. Один из бонусов ее ранга. Миссис Элиот наверняка подумала, что за рулем такой машины будет успешный мужчина. А Вера была крупной и неопрятной, без чулок и с пятнистой кожей. Она никогда не красилась и выглядела бедной.

– Я из полиции Нортумберленда. Инспектор Стенхоуп.

Где-то на дне сумки валялось ее удостоверение, но лучше туда не лезть, чтобы не наткнуться на кусок сэндвича с беконом, который остался со вчерашнего завтрака.

– Неужели? – Женщина показалась озабоченной, но не испуганной, как часто бывает, когда полицейские неожиданно стучат в дверь. «Что я натворила? Произошел несчастный случай? Что-то случилось с мужем, с дочерью, с сыном?» Мать Саймона переварила информацию и выглядела почти возбужденной. Может, она все же слышала об убийстве соседки. Впрочем, ни горя, ни имитации горя не было.

Она протянула руку.

– Вероника Элиот. Вы тут насчет Конни Мастерс? Она сменила фамилию, но я ее сразу узнала. Так и думала, что однажды ей предъявят обвинения.

Имя показалось Вере смутно знакомым, но она не хотела отвлекаться.

– Я здесь насчет Дженни Листер.

Женщина нахмурилась. Сбита с толку? Разочарована?

– А что насчет Дженни?

– Значит, сын вам не сказал?

Женщина покачала головой.

– Слушайте, дорогая, почему бы вам не впустить меня в дом?

Вероника Элиот отошла в сторону и пригласила Веру в большой холл. На стене, напротив двери, была картина, привлекшая внимание инспектора. Акварель небольших каменных ворот, через которые проходила извилистая дорога, поросшая травой. Вера подумала, что эта дорога выглядит гостеприимной. Так и хотелось пройти по ней. Но на картине она как будто бы никуда не вела. На воротах были вырезаны головы птиц. Возможно, бакланы. Длинные шеи, длинные клювы.

– Где это? – спросила Вера.

– Это въезд в Гриноу, дом моего деда, – ответила женщина.

– Величественно.

– Уже нет. В тридцатые там был пожар. Сейчас остался лишь сарай для лодок и эти ворота.

Вероника медленно повернулась к картине спиной. Она провела Веру по прохладному коридору в кухню. «Помещение для слуг, – подумала Вера. – Значит, вот как она обо мне думает». Не спрашивая разрешения, инспектор заняла место во главе стола.

– Дженни Листер мертва. Убита. Вот почему ваш сын убежал – чтобы позаботиться о Ханне.

Лицо Вероники оставалось бесстрастным. Она лишь снова чуть нахмурилась – скорее от неприязни, чем от шока. Она медленно села. Стулья были из светлой древесины в тон стола, с серой обивкой. Довольно дорогие и элегантные. Такая кухня напоминала комнату для совещаний в офисе бизнесмена. Вся техника стояла в одной стороне, все из нержавеющей стали, очень габаритные.

– Понятно, – ответила она наконец. – Полагаю, кто-то из ее клиентов. Никогда не понимала, почему кто-то выбирает социальную работницу. Подумать только, с какими людьми придется иметь дело. Присмотритесь к Конни Мастерс.

Опять это имя. Вера записала его себе, чтобы проверить, когда наконец доберется до участка. Она никогда не была поклонницей соцработников, но теперь, глядя на отношение этой женщины, захотела защитить Дженни Листер.

Пока она думала, как ответить, Вероника продолжила:

– Конечно, печально, но теперь хотя бы с этой нелепой идеей свадьбы будет покончено!

– Вам не нравится Ханна Листер?

Вера удивилась. Девушка сразу же ей понравилась, и она подумала: «Если бы у меня был сын и он сошелся бы с такой девушкой, от счастья я бы светилась».

– О, она довольно милая, но они оба так молоды. И я всегда считала, что Саймон может найти кого-то получше. Он учится в Дареме. В его колледже такие очаровательные молодые женщины.

Она выглядела опечаленной.

«Боже мой! – подумала Вера. – Ханна права. Настоящий старомодный сноб. Я думала, этот вид вымер много лет назад».

– А миссис Листер одобряла помолвку? Мне так не показалось, судя по тому, что говорила Ханна.

– По Дженни никогда не было понятно. Типичная соцработница. Всегда на нейтральной позиции. Она говорила, что считает, что они слишком юны, но не думаю, что делала достаточно для того, чтобы их разлучить. Во время каникул Саймон там практически живет. Ханна еще школьница. Кажется, Дженни осознавала, что их отношения нелепы, но все равно поощряла визиты Саймона в их дом.

– Как к их отношениям относится ваш муж?

Вера подумала, что муж здесь есть наверняка. Кто-то, кто зарабатывает деньги, покупает Веронике дорогую косметику и красивую новую мебель.

– О, Кристофер много ездит по работе. Он редко бывает дома. Он видел Ханну всего пару раз.

– Ханна и Саймон познакомились в школе?

– Нет. Ханна ходила в общеобразовательную школу в Хексеме, – чуть ли не хмыкнула Вероника. – Мы отправили Саймона в частную школу «Ройял Грэммер» в городе.

– Наверняка стоило немало.

Вера отпустила это замечание полушепотом, и Вероника сделала вид, что не слышала его. Она продолжила:

– Они познакомились на занятиях музыкой. В «Сейдже» есть программа для молодых музыкантов. Саймон начал подвозить Ханну после репетиций. Потом был музыкальный тур по северу Италии, и они вернулись из него, по уши влюбленные. С тех пор они не расстаются.

Вера подумала о некоторых молодых людях, с которыми ей приходилось сталкиваться по работе: наркоманы, алкоголики, воры, дебоширы, их матери в квартирах для малоимущих, сходившие с ума от беспокойства. Она подумала, что Веронике Элиот не на что жаловаться.

– Есть предположения, зачем кому-то понадобилось убивать Дженни Листер? – вдруг спросила она. До сих пор она не имела представления о мотиве. Прежде чем Вероника смогла выдать очередную тираду о клиентах соцработников, Вера добавила: – Она, судя по всему, работала с детьми, так что на данный момент мы полагаем, что убийство не связано с профессиональной деятельностью. Как она ладила с людьми в деревне? Как к ней относились?

Вероника как будто задумалась.

– Мы вращались в разных кругах. Ее нечасто можно было встретить. Весь день на работе, долгий путь до дома. Я считаю, важно участвовать в общественной жизни, когда живешь в такой небольшой общине. Ну, знаете, все эти вещи: приходской совет, комитет дошкольной воспитательной группы, совет первых школьных попечителей. Я участвую во всем.

«Наверное, здорово, когда на все это есть время». Но Вера знала, что скорее воткнет себе кнопки в глаза, чем станет профессиональным членом одного из таких деревенских комитетов.

– Вы посещаете фитнес-клуб «Уиллоуз»?

Если вопрос и удивил Веронику, она этого не показала.

– Нет, – сказала она. – Не мое место. Раньше это был чудесный отель, но после того, как его выкупила сеть, уровень упал. Я была там в качестве гостя, когда только открыли клуб, но сочла его довольно низкопробным. – Она поджала губы от отвращения. – Серьезно, они хотят, чтобы посетители сами приносили полотенца.

Несмотря на то что она ей сразу не понравилась, Вера подумала, что считать Веронику подозреваемой было бы слишком оптимистично. Инспектор с удовольствием отвела бы ее в участок, заставила бы ждать вместе с преступниками на входе, допросила бы ее в вонючей комнате, но, конечно, Вероника никого не душила. Она могла бы довести человека высокомерными взглядами и презрительными словами.

– Вы можете мне подсказать кого-то, кто хорошо ее знал?

Вера надеялась, что у Дженни был хотя бы кто-то, кроме ближайших родственников, кто сожалел о ее смерти, кто выпьет в ее память и расскажет истории о старых добрых временах, которые они пережили вместе.

– Правда, инспектор, я вряд ли смогу вам помочь. Мы с Дженни были знакомы только потому, что наши дети дружат. Больше у нас не было ничего общего. – Она встала и прошла из кухни в коридор. Вера последовала за ней. – Конечно, вы можете попробовать пообщаться с Конни Мастерс. Полагаю, они были знакомы в связи с работой Дженни.

Она победоносно улыбнулась, помедлила у двери в надежде на ответ и, не услышав его, закрыла дверь и тщательно ее заперла.

Инспектор Стенхоуп была так заинтригована, что ей не терпелось постучать в дверь и потребовать информацию про Конни Мастерс, но было очевидно, что именно на это Вероника и надеялась, а Вера не хотела доставить ей такое удовольствие. Так что она села в машину и медленно отъехала, надеясь, что гравий под колесами не попортит краску на ее новой машине.

На перекрестке, на выезде из деревни, она остановилась, чтобы сориентироваться. В коттедже, прятавшемся в низине рядом с рекой по другую сторону дороги, горел свет. Она поняла, что уже было поздно. Посмотрев на часы на панели управления, Вера подумала, что Эшворт, наверное, закончил в «Уиллоуз» и направлялся домой в свое уютное маленькое гнездышко в уютном маленьком районе в пригороде Киммерстона. Она встретится с ним утром. В домике показались силуэты матери и ребенка, подсвеченные лампой, и Веру охватило внезапное ощущение утраты детства, которого у нее никогда не было. Женщина в доме стояла, обвив руки вокруг девочки, словно защищая ее от мира за окном. Гектор не был жестким человеком, но он не заботился о ней, и Вера могла полагаться только на себя.