Калевала

Руна четвертая

1. Вяйнямёйнен встречает сестру Ёукахайнена в лесу и просит ее стать его женой (1–30).

2. Девица в слезах бежит домой и рассказывает об этом своей матери (31–116).

3. Мать запрещает ей печалиться, велит радоваться и нарядно одеться (117–188).

4. Девушка продолжает плакать и говорит, что не хочет идти замуж за старика (189–254).

5. Опечаленная, она уходит в лес, попадает на безлюдный берег моря, хочет выкупаться в море и тонет (255–370).

6. Мать дни и ночи оплакивает свою утонувшую дочь (371–518).

 
Айно, дева молодая,
Ёукахайнена сестрица,
В лес пошла нарезать веток,
В роще веников наделать.
⁵ Для отца связала веник,
Веник матери связала,
Наконец, и третий веник
Крепышу связала братцу.
И идет, спеша из лесу,
¹⁰ Прямо к дому меж ольхами.
Вот подходит Вяйнямёйнен.
Он девицу в роще видит
На траве в нарядном платье,
Говорит слова такие:
¹⁵ «Не носи ты для другого,
Для меня носи, девица,
Ожерелье из жемчужин,
На груди носи ты крестик,
Для меня плети ты косы,
²⁰ Перевязывай их лентой!»
Так ответила девица:
«Ни о ком не помышляя,
На груди ношу я крестик,
В волосах ношу я ленту.
²⁵ Не ищу привозных платьев,
Белых хлебов мне не нужно;
Я ношу простое платье,
Ем я черную краюшку;
Я сижу в отцовском доме,
³⁰ Вместе с матушкой родимой».
Вот с груди бросает крестик,
С пальцев кольца золотые,
С шеи жемчуг побросала,
Ленту красную швырнула,
³⁵ Чтоб земля их погубила,
Чтобы лес себе забрал их,
И в слезах пошла дорогой,
С горьким плачем в дом отцовский.
У окна отец работал,
⁴⁰ Вырезал он топорище:
«Что ты, дочь-бедняжка, плачешь,
Что, девица молодая?»
«Есть, отец, причина плакать,
Есть для слез и для рыданья;
⁴⁵ Вот причина, что я плачу,
Что я плачу и рыдаю:
Потеряла с шеи крестик,
С пояска мои застежки:
Был серебряный мой крестик,
⁵⁰ Были медные застежки».
У калитки брат работал,
Вырезал дугу искусно:
«Что, сестрица, горько плачешь,
Что, девица молодая?»
⁵⁵ «Есть причина, братец, плакать,
Есть для слез и для рыданья;
Вот причина, что я плачу,
Я и плачу и рыдаю:
Потеряла кольца с пальцев,
⁶⁰ С шеи жемчуг драгоценный;
Золотые были кольца,
Серебрист на шее жемчуг».
Вот сестра сидит у двери,
Ткет из золота здесь пояс:
⁶⁵ «Что, сестрица, горько плачешь,
Что, девица молодая?»
«Есть, сестра, причина плакать,
Есть для слез и для рыданья;
Вот причина, что я плачу
⁷⁰ И горюю, что пропали
И подвески золотые,
И серебряный кокошник,
Синий шелковый налобник,
Лента красная из шелка».
⁷⁵ В кладовой, у самой двери,
Мать снимала ложкой сливки:
«Что ты, дочь-бедняжка, плачешь?
Что, девица молодая?»
«О ты, мать моя родная!
⁸⁰ Ты меня, дитя, кормила!
Плачу, матушка, от скорби
И, несчастная, горюю.
Вот причина, что я плачу
И пришла домой, рыдая:
⁸⁵ В лес пошла я резать ветки,
В роще веников наделать.
Веник батюшке связала,
Для тебя связала веник,
Наконец, и третий веник
⁹⁰ Крепышу связала братцу.
Уж домой идти хотела,
Шла поспешно по дубраве,
И сказал мне так Осмойнен,
Калевайнен так промолвил:
⁹⁵ „Не носи ты для другого,
Для меня носи, девица,
Ожерелье из жемчужин,
На груди носи ты крестик,
Для меня плети ты косы,
¹⁰⁰ Перевязывай их лентой!“
Я с груди швырнула крестик,
С шеи жемчуг побросала,
Синий шелковый налобник,
Ленту красную швырнула,
¹⁰⁵ Чтоб земля их погубила,
Чтобы лес себе забрал их.
А сама ему сказала:
„Ни о ком не помышляя,
На груди ношу я крестик,
¹¹⁰ В волосах ношу я ленту.
Не ищу привозных платьев,
Белых хлебов мне не нужно;
Я ношу простое платье,
Ем я черную краюшку;
¹¹⁵ Я сижу в отцовском доме
Вместе с матушкой родимой».
Мать девице отвечает,
Молодой старуха молвит:
«Перестань ты, дочка, плакать,
¹²⁰ Не горюй, моя родная!
Целый год ты кушай масло:
Ты тогда красивей станешь;
На другой ты ешь свинину,
И еще статнее будешь;
¹²⁵ А на третий – хлеб молочный,
И красавицею станешь.
На горе есть кладовая:
Там в прекрасном помещенье
К сундуку сундук поставлен
¹³⁰ И шкатулка на шкатулку.
Ты открой сундук там лучший
И найдешь под пестрой крышкой
Золотых шесть подпоясок,
Семь прекрасных синих платьев.
¹³⁵ Мне дочь Месяца ткала их,
Солнца дочь их мне нашила.
В годы юности прошедшей,
В молодых летах, бывало,
Я в лесу рвала малину,
¹⁴⁰ Там однажды увидала
Дочку Месяца за станом,
Дочку Солнышка за прялкой
На краю поляны ровной,
На опушке синей рощи.
¹⁴⁵ Подошла я боязливо,
Подле них я тихо стала,
Начала просить смиренно;
Так я девам говорила:
„Девы Месяца и Солнца!
¹⁵⁰ Дайте мне сребра и злата,
Дайте девочке-бедняжке,
Дайте бедному ребенку!“
Серебра дала дочь Солнца,
А дочь Месяца мне злата.
¹⁵⁵ Золотой кокошник вышел
И серебряный налобник.
Как цветок, домой пришла я,
В дом отца вошла веселой.
День, другой я их носила,
¹⁶⁰ А на третий поснимала;
Золотой сняла кокошник
И серебряный налобник,
Унесла на горку в домик,
Спрятала под крышку в ящик;
¹⁶⁵ Там лежат они доселе,
Я их больше не видала.
Ты надень из шелку ленты
И из золота налобник.
Ты надень блестящий жемчуг,
¹⁷⁰ Золотой на шею крестик,
Полотняную сорочку.
Шерстяное вынь ты платье
Из тончайшей мягкой шерсти,
Пояс шелковый наденешь,
¹⁷⁵ Там возьмешь чулки из шелку,
Башмаки из тонкой кожи.
Заплети получше косы,
Лентой шелковой свяжи их;
Не забудь на пальцы кольца,
¹⁸⁰ Золотые вынь запястья!
Вот тогда домой придешь ты,
В кладовой принарядившись,
И родителям на радость,
И родным всем на утеху.
¹⁸⁵ Как цветочек, ты пройдешься,
Как малинка, по дорожке,
Станешь ты стройней, чем прежде,
И красивей несравненно».
Так ей матушка сказала,
¹⁹⁰ Так промолвила девице.
Но она словам не внемлет,
И речей она не слышит.
Вышла быстрыми шагами,
По двору идет, рыдает,
¹⁹⁵ Говорит слова такие
И такие речи молвит:
«Что такое мысль блаженных,
Помышления счастливых?
Ведь не то ли мысль блаженных,
²⁰⁰ Помышления счастливых,
Что вода при колыханье,
Что волна воды в ведерке.
Что такое мысль печальных,
Помышленья бедной утки?
²⁰⁵ Ведь не то ли мысль печальных,
Помышленья бедной утки,
Что весенний свет в овражке,
Что вода в колодце темном.
Ах! как часто мысль девицы,
²¹⁰ Дума девушки несчастной,
Боязливо полем ходит,
Пробирается лесочком,
По траве ползет тихонько,
По кустам, по мхам засохшим!
²¹⁵ Дума та смолы чернее,
Дума та угля темнее.
Мне б гораздо лучше было,
Если б я не родилася,
Если б я не подрастала,
²²⁰ Не видала бы на свете
Дней печали и несчастья,
Если б я жила немного;
На шестую ночь скончалась,
На восьмую умерла бы;
²²⁵ Мне б тогда не много нужно:
Чуть холстины на рубашку
Да под дерном уголочек.
Мать поплакала б немножко,
А отец еще поменьше,
²³⁰ Брат совсем не стал бы плакать».
День, другой девица плачет.
Мать опять ее спросила:
«Ты о чем, девица, плачешь,
Дочка бедная, горюешь?»
²³⁵ «Оттого, бедняжка, плачу,
Горевать всю жизнь я буду,
Что меня ты обещала,
Отдала ты дочь родную
Старику тому утехой,
²⁴⁰ Быть для старого защитой,
Быть для дряхлого опорой
Да в избе его охраной.
Лучше б дочь ты обещала
В глубину морей холодных,
²⁴⁵ Чтоб сигам была сестрицей
И подругой быстрым рыбам,
Лучше мне там в море плавать,
Проживать в волнах глубоких,
В море быть сигам сестрою
²⁵⁰ И подругой быстрым рыбам,
Чем быть старому защитой,
Старцу слабому подмогой;
Он о свой чулок споткнется,
Упадет, чрез сук шагнувши».
²⁵⁵ Вот идет она к постройке
И проходит в кладовую;
Там открыла лучший ящик
И нашла под пестрой крышкой
Золотых шесть подпоясок,
²⁶⁰ Синих семь прекрасных платьев.
Одевается богато,
Выбирает, что получше:
И подвески золотые,
И серебряный кокошник,
²⁶⁵ Синий выбрала налобник,
Ленту красную на косу.
Так пошла она оттуда
По лугам и по полянам,
По болотам и равнинам,
²⁷⁰ По лесам прошла дремучим.
А сама поет тихонько.
Проходя, она запела:
«Тяжелы мои печали,
И тоска на бедном сердце.
²⁷⁵ Пусть тоска сильнее будет,
Тяжелей печали станут,
Как скончаюсь я, бедняжка,
Так с мучением покончу,
С этой тягостной печалью,
²⁸⁰ Бесконечной, горькой скорбью!
Да, теперь настало время
Навсегда с землей проститься,
В Маналу пора сойти мне,
В Туонелу пора спуститься.
²⁸⁵ Обо мне отец не плачет,
Мать родная не жалеет,
У сестры лицо не мокро,
И глаза у брата сухи,
Хоть уж в воду я спускаюсь,
²⁹⁰ В море к рыбам направляюсь,
В глубину пучины темной,
В тину, смешанную с илом».
День она идет, другой день,
Наконец, уже на третий
²⁹⁵ Достигает края моря,
Берегов, травой поросших.
Начинало уж смеркаться,
Небо темным становилось.
Там проплакала весь вечер
³⁰⁰ И всю ночь протосковала,
На прибрежном сидя камне
У широкого залива;
Дождалась она рассвета,
Поглядела: там три девы
³⁰⁵ По волнам морским стремятся.
Айно легким, тихим шагом
Хочет к ним идти четвертой,
Подойти к ним пятой веткой.
Быстро сбросила рубашку,
³¹⁰ На осину скинув платье
И чулки свои на землю,
Башмаки свои на камень,
На песок свой крупный жемчуг,
На прибрежный камень кольца.
³¹⁵ Там надтреснутый утес был,
Он блестел в далеком море;
И к нему плывет девица,
До скалы доплыть стремится.
Но едва туда ступила,
³²⁰ Отдохнуть присесть хотела
На растрескавшемся камне,
На скале, блестевшей в море,
Как упал вдруг в воду камень,
Та скала на дно морское,
³²⁵ А с тем камнем и девица,
С той огромной глыбой Айно.
Так та курочка упала,
Так погибла та бедняжка
И сказала, умирая,
³³⁰ С белым светом расставаясь:
«К морю я пошла купаться,
На волне морской качаться.
Вот я, курочка, упала,
Птичка бедная, погибла.
³³⁵ Никогда, отец мой милый,
Никогда в теченье жизни
Не лови в волнах здесь рыбы
На пространстве вод широких!
Я пошла на берег мыться,
³⁴⁰ К морю я пошла купаться:
Вот я, курочка, упала,
Птичка бедная, погибла.
Никогда ты, мать родная,
Никогда в теченье жизни
³⁴⁵ Не бери воды в заливе,
Чтоб месить для хлеба тесто!
Я пошла на берег мыться,
К морю я пошла купаться:
Вот я, курочка, упала,
³⁵⁰ Птичка бедная, погибла.
Никогда, мой брат любимый,
Никогда в теченье жизни
Не пои коня ты в море
На песчаном этом месте!
³⁵⁵ Я пошла на берег мыться,
К морю я пошла купаться;
Вот я, курочка, упала,
Птичка бедная, погибла.
Никогда, моя сестрица,
³⁶⁰ Никогда в теченье жизни
Ты не мой лицо здесь в море,
Не мочи водою здешней.
Ведь все волны в этом море —
Только кровь из жил девицы;
³⁶⁵ Ведь все рыбы в этом море —
Тело девушки погибшей;
Здесь по берегу кустарник —
Это косточки девицы;
А прибрежные здесь травы
³⁷⁰ Из моих волос все будут».
Так та девушка скончалась,
Так та курочка исчезла…
Кто бы взялся молвить слово,
Кто бы взялся весть доставить
³⁷⁵ В дом красавицы прекрасный,
На родимый двор девицы?
Не медведь то слово скажет
И возьмется весть доставить!
Он доставить весть не может:
³⁸⁰ На коров он нападает.
Кто бы взялся молвить слово,
Кто бы взялся весть доставить
В дом красавицы прекрасный,
На родимый двор девицы?
³⁸⁵ И не волк то слово скажет
И возьмется весть доставить!
Он доставить весть не может:
На овец он нападает.
Кто бы взялся молвить слово,
³⁹⁰ Кто бы взялся весть доставить
В дом красавицы прекрасный,
На родимый двор девицы?
Не лиса то слово скажет
И возьмется весть доставить!
³⁹⁵ Весть лиса подать не может:
Лишь гусей подстерегает.
Кто бы взялся молвить слово,
Кто бы взялся весть доставить
В дом красавицы прекрасный,
⁴⁰⁰ На родимый двор девицы?
Это заяц слово молвит
И возьмется весть доставить!
Заяц так и отвечает:
«Да, за храбрым речь не станет».
⁴⁰⁵ Вот бежит, несется заяц,
Поспешает длинноухий,
Скоро скачет кривоногий,
Быстро мчится косоротый
К дому славному девицы,
⁴¹⁰ Ко двору ее родному.
Подбежал он быстро к бане,
У порога приютился.
А в той бане все девицы,
И в руке у каждой веник:
⁴¹⁵ «Что, косой, в котел собрался?
Лупоглазый, не попался ль
Ты хозяину на ужин,
А хозяюшке на завтрак,
Милой дочке на закуску,
⁴²⁰ На обед хороший сыну?»
Но ответил заяц девам,
Молвил громко пучеглазый:
«Пусть сюда приходит Лемпо,
Пусть себе в котле варится!
⁴²⁵ Я пришел, чтоб вам поведать,
Чтоб сказать такое слово:
Ведь красавица погибла
С оловянным украшеньем
И с серебряной застежкой,
⁴³⁰ С пояском, обшитым медью.
Погрузилась в волны моря,
В глубину морей обширных,
Чтоб сигам там быть сестрою
И подругой быстрым рыбам».
⁴³⁵ Мать тогда по милой дочке,
По исчезнувшей девице
Горько, горько зарыдала,
Говорит слова такие:
«Матери! Вы не качайте
⁴⁴⁰ Никогда в теченье жизни
В колыбели ваших дочек,
Не воспитывайте деток,
Чтоб насильно выдать замуж,
Как, бедняжка, я качала
⁴⁴⁵ В колыбели мою дочку,
Дорогого мне цыпленка!»
Мать заплакала, а слезы,
Слезы горькие сбегают
Из очей старухи синих
⁴⁵⁰ На страдальческие щеки.
Слезы льются, слезы каплют,
Слезы горькие стремятся
От щеки ее опавшей
До груди, дышавшей тяжко.
⁴⁵⁵ Слезы льются, слезы каплют,
Слезы горькие стремятся
От груди, дышавшей тяжко,
На подол нарядный платья.
Слезы льются, слезы каплют,
⁴⁶⁰ Слезы горькие стремятся
От краев нарядных платья
На чулок с прошивкой красной.
Слезы льются, слезы каплют,
Слезы горькие стремятся
⁴⁶⁵ От чулка с прошивкой красной
На башмак, что вышит златом.
Слезы льются, слезы каплют,
Слезы горькие стремятся
С башмака, что вышит златом,
⁴⁷⁰ Прямо под ноги старухи.
Слезы в землю – ей на благо,
В воду – и воде на благо.
Как стекли они на землю,
Три ручья образовали;
⁴⁷⁵ Потекли тремя реками
Слез печали материнской,
Из очей они бежали,
От висков они стремились.
На реке такой, на каждой,
⁴⁸⁰ Водопады огневые,
А средь пены водопадов
Три скалы там поднялися;
На верху скалы на каждой
Золотой поднялся холмик;
⁴⁸⁵ На верху холма на каждом
Вырастало по березке;
На березках тех сидели
Золотые три кукушки.
Все три вместе куковали:
⁴⁹⁰ Та: «любовь! любовь!» кукует,
Та: «жених! жених!» покличет,
Третья кличет: «радость! радость!»
Что «любовь! любовь!» кукует,
Так три месяца все кличет
⁴⁹⁵ Той девице, что погибла
Без любви в волнах глубоких.
Что «жених! жених!» кукует,
Та шесть месяцев все кличет
Жениху тому, который
⁵⁰⁰ В одиночестве остался.
А что кличет: «радость, радость!»,
Та всю жизнь кукушка кличет,
Кличет матери несчастной,
Что все дни в слезах проводит,
⁵⁰⁵ И сказала мать сквозь слезы,
Услыхавши клич кукушки:
«Мать несчастная! не слушай
Слишком долго клич кукушки.
Как раздастся клич кукушки,
⁵¹⁰ Cердце горестно забьется,
На глаза выходят слезы,
По щекам вода струится,
Как горох, бегут те капли,
Как бобы, идут большие;
⁵¹⁵ Становлюсь на локоть старше,
Делаюсь на четверть ниже,
Тело все мое трепещет,
Лишь услышу клич кукушки».
 

Руна пятая

1. Вяйнямёйнен идет к морю, чтобы поймать сестру Ёукахайнена, и ловит ее, превратившуюся в рыбу, на удочку (1–58).

2. Он пытается разрезать ее на куски, но рыба выскальзывает из рук в море и объясняет, кто она такая (59–133).

3. Напрасно старается Вяйнямёйнен словами и сетями поймать рыбу снова (134–163).

4. Огорченный, возвращается он домой и получает от своей матери совет идти свататься за дочь Похъёлы (164–241).

 
Вот домой доходят вести,
Вот дошел рассказ печальный
О погибели девицы,
О кончине юной девы.
⁵ Старый, верный Вяйнямёйнен.
Все узнавши, стал унылым,
Плакал вечер, плакал утро,
Ночи целые проплакал
О красавице погибшей,
¹⁰ О девице, утонувшей
В волнах вод широкошумных,
В темноте морей глубоких.
Вот со вздохами, с заботой,
Он пошел с тяжелым сердцем
¹⁵ К морю синему на берег,
Говорит слова такие:
«Спящий Унтамо, скажи мне,
Сны свои открой, ленивец:
Где живут родные Ахто,
²⁰ Девы Велламо таятся?»
Спящий Унтамо ответил,
Сны свои открыл ленивец:
«Вот родные где у Ахто,
Девы Велламо таятся:
²⁵ На мысочке, скрытом мглою,
На туманном островочке,
В темноте морей глубоких,
В тине илистой и черной.
Там живут родные Ахто,
³⁰ Девы Велламо таятся,
Там сидят в каморке узкой
Посреди избушки тесной,
Под скалою полосатой
И под выступом утеса».
³⁵ Вышел старый Вяйнямёйнен,
Стал на лодочную пристань,
Взял он удочку тихонько,
Осмотрел он тихо лески,
Положил в мешочки крючочки
⁴⁰ И уду в карман запрятал.
Вот грести он сильно начал,
Лодку к острову направил,
На мысок туманный вышел,
Мглою скрытый островочек.
⁴⁵ Приготовился к уженью,
Леску длинную расправил,
Повернул уду рукою.
Вот крючок закинул в воду,
Стал удить, таща за леску:
⁵⁰ Медь удилища дрожала,
Серебро шуршало в леске,
И в шнурке шумело злато.
Рассветать на небе стало,
Зорька утренняя вышла,
⁵⁵ За крючок схватилась рыбка,
За крючок железный – семга.
Тащит он ту семгу в лодку
И на дно кладет тихонько.
Пристально глядит на рыбку,
⁶⁰ Говорит слова такие:
«Удивительная рыбка!
Никогда таких не видел,
Сиг столь гладким не бывает,
Не пестреет так пеструшка,
⁶⁵ Щука – та не столь седая,
Чешуи у самки меньше,
У самца ж ее побольше.
Девушки повязки носят,
А русалки носят пояс,
⁷⁰ А у курочки есть уши;
Эта ж рыба – точно семга,
Точно окунь вод глубоких».
Был на поясе у старца
Нож в серебряной оправе.
⁷⁵ Нож он с пояса снимает,
Вынул нож из светлых ножен,
Распластать он хочет рыбку
И разрезать эту семгу,
Из нее чтоб сделать завтрак,
⁸⁰ Закусить пораньше ею,
На обед себе сготовить
И оставить часть на ужин.
Вот пластать он хочет рыбку
И брюшко пороть ей начал:
⁸⁵ Вдруг из рук скользнула семга,
В море бросилася рыбка,
С края лодки красноватой,
Из ладьи широкой Вяйнё.
Подняла из волн головку,
⁹⁰ Правым боком показалась
На волне морской, на пятой,
При шестом станке у сети.
Правой ручкой потянулась
И сверкнула левой ножкой
⁹⁵ На седьмой полоске моря,
На валу зыбей девятом.
Говорит слова такие
И такие речи молвит:
«Ой ты, старый Вяйнямёйнен!
¹⁰⁰ Не затем я вышла в море,
Чтоб меня, как семгу, резал,
Чтоб распластывал, как рыбку,
Из меня готовил завтрак,
Закусил пораньше мною,
¹⁰⁵ На обед себе сготовил
И оставил часть на ужин».
Молвил старый Вяйнямёйнен:
«Так зачем ты вышла в море?»
«Для того я вышла в море,
¹¹⁰ Чтобы курочкой спокойной
На руках твоих садиться,
Быть всю жизнь твоей женою,
Чтоб тебе постель готовить,
На постель взбивать подушку,
¹¹⁵ Убирать твое жилище,
Подметать полы в покоях;
Чтоб дрова носить в избушку,
Раздувать большое пламя,
Печь тебе большие хлебы
¹²⁰ Да медовые лепешки,
Подносить и кружку пива,
Угощать тебя чем хочешь.
Я совсем не семга моря
И не окунь вод глубоких:
¹²⁵ Я девица молодая,
Ёукахайнена сестрица;
Ты меня искал так долго
И желал в теченье жизни.
Ох, старик ты неумелый,
¹³⁰ Вяйнямёйнен безрассудный!
Не сумел меня поймать ты,
Деву Велламо, русалку,
Дочь единственную Ахто».
Молвил старый Вяйнямёйнен,
¹³⁵ Молвил грустный и унылый:
«Ёукахайнена сестра ты?
О, вернись ко мне скорее!»
Не придет она обратно
Никогда в теченье жизни.
¹⁴⁰ Быстро в волны погрузилась.
Сразу в море опустилась
Вниз, к каменьям полосатым
И к расщелинам гранитным.
Старый, верный Вяйнямёйнен
¹⁴⁵ Поразмыслил и подумал:
Как же быть и что же делать?
Потащил свои он сети
Из конца в конец чрез волны;
Через бухты, чрез заливы,
¹⁵⁰ По воде спокойной тащит,
Тащит чрез лососьи рифы,
Через Вяйнёлы потоки.
Через рифы Калевалы,
По бездонным черным безднам,
¹⁵⁵ Беспросветным глубям моря,
Ёуколы прозрачным рекам,
Чрез лапландские заливы.
Много всяких рыб поймал он;
Но из рыб, живущих в море,
¹⁶⁰ Не поймал он милой рыбки,
Той, о кой он только думал,
Что у Велламо русалкой,
Что у Ахто всех прекрасней.
Тут-то старый Вяйнямёйнен
¹⁶⁵ Головой поник печально,
Шапка на сторону сбилась;
Сам сказал слова такие:
«О я, глупый и безумный!
Человек я без рассудка!
¹⁷⁰ Был мне дан и ум здоровый,
И рассудок был дарован,
И отзывчивое сердце.
Прежде я имел все это,
А теперь уж все исчезло
¹⁷⁵ В хилой старости печальной
И в упадке сил бывалых;
Мой рассудок точно умер,
Прозорливость отлетела,
Стал я вовсе бестолковым.
¹⁸⁰ Ту, к которой я стремился
И искал в теченье жизни,
Ту у Велламо русалку,
Дочь волны широкошумной,
Чтоб иметь подругой жизни,
¹⁸⁵ На всю жизнь моей супругой, —
В море удочкой поймал я
И втащил на лодку быстро;
Но ее не удержал я,
Не принес в мое жилище,
¹⁹⁰ Упустил обратно в море,
В глуби темные морские!»
И пошел он по дороге,
Озабоченно вздыхая,
Шел домой прямой дорогой,
¹⁹⁵ Говорил слова такие:
«Пели некогда кукушки,
Мне кукушки пели радость,
Рано утром, поздно на ночь
И один раз в час полудня.
²⁰⁰ Что ж испортило их голос,
Как погиб напев чудесный?
Грустью голос их надорван,
Унесло его унынье.
Не слыхать его призыва,
²⁰⁵ И, когда заходит солнце,
Нет вечерней мне отрады;
Не слыхать кукушки утром.
Не могу совсем понять я,
Как мне быть и что мне делать?
²¹⁰ Как прожить мне в этом мире,
Как скитаться в здешнем крае?
Если б мать в живых осталась,
На земле жила б родная,
Мне тогда б она сказала,
²¹⁵ Что теперь с собой мне делать,
Чтоб печали не поддаться,
Не погибнуть от унынья
В эти дни мои плохие,
Время горести жестокой!»
²²⁰ Мать в могиле пробудилась,
Из воды в ответ сказала:
«Мать твоя не умирала,
Так же бодрствует родная
И тебе ответит ясно,
²²⁵ Что теперь ты должен делать,
Чтоб печали не поддаться,
Не погибнуть от унынья
В эти дни твои плохие,
Время горести жестокой:
²³⁰ В Похъёле девиц немало!
Есть там девушки получше,
Вдвое лучше и красивей,
В пять и в шесть раз веселее
Этих Ёуколы бездельниц,
²³⁵ Этих медленных лапландок.
Там, мой сын, возьми жену ты,
Похъёлы красотку-деву,
Ту, что обликом прелестна,
Ту, что стан имеет стройный,
²⁴⁰ У которой ноги быстры,
У которой гибко тело».
 

Руна шестая

1. Ёукахайнен затаил злобу на Вяйнямёйнена и подстерегает его по дороге в Похъёлу (1–78).

2. Он видит, как Вяйнямёйнен верхом на лошади переправляется через реку, и стреляет в него из лука, но попадает в лошадь (79–182).

3. Вяйнямёйнен падает в воду; сильный ветер уносит его в открытое море, и Ёукахайнен торжествует, думая, что Вяйнямёйнен поёт свою последнюю песню (183–234).

 
Старый, верный Вяйнямёйнен
Приготовился к отъезду
В те холодные селенья,
В Похъёлу, в страну тумана.
⁵ Мастью конь его похож был
На горох иль на солому.
На коня надел уздечку,
Недоуздок он накинул,
На спине коня уселся
¹⁰ И от дома отъезжает.
Гонит сильно по дороге,
Проезжает путь поспешно
На коне, что на солому
Иль горох походит мастью.
¹⁵ Полем Вяйнёлы несется,
По полянам Калевалы,
На коне он быстро скачет
От родной земли все дальше,
По хребту морскому едет,
²⁰ По равнине вод открытых.
У коня копыта сухи,
На ногах не видно влаги.
Молодой же Ёукахайнен,
Юноша дрянной лапландский,
²⁵ До сих пор был все озлоблен,
Уж давно питал он зависть
К Вяйнямёйнену седому,
К вещим старца песнопеньям.
Лук он огненный устроил,
³⁰ Выгиб сделал в украшеньях;
Лук он сделал из железа,
Выгиб он отлил из меди,
Золотом его украсил,
Серебра туда прибавил.
³⁵ Где же он возьмет веревку,
Где он тетиву разыщет?
Жилы лося взял у Хийси,
Взял он нитки льна у Лемпо.
Вот готов был выгиб лука,
⁴⁰ И концы его готовы.
Был тот лук на вид прекрасен,
Должен был немало стоить,
Наверху конек поставлен,
По бокам бежит жеребчик,
⁴⁵ Медвежонок спит на сгибе,
На зарубке дремлет зайчик.
Он вырезывает стрелы,
Трижды стрелы оперяет.
Из железа точит стержень,
⁵⁰ Из смолистых веток – кончик.
Стрелы вырезал искусно —
И тогда их оперяет
Тонким перышком касатки,
Воробьиными крылами.
⁵⁵ Закалил он эти стрелы,
А потом концы намазал
Ядовитым черным соком,
Что нашел в крови змеиной.
Так готовы были стрелы.
⁶⁰ Натянул свой лук упругий,
Вяйнямёйнена все ждал он,
Все стерег он друга моря.
Утром, вечером сидит он,
Стережет и в час полудня.
⁶⁵ Вяйнямёйнена все ждет он,
Ждет без устали неделю,
Поджидает под окошком,
Стережет в углу забора,
Слушает в конце дороги
⁷⁰ И высматривает в поле;
За спиной колчан повешен,
А в руках тот лук прекрасный.
Вот стеречь он дальше вышел,
От другого дома смотрит:
⁷⁵ С края огненного мыса,
От излучины залива,
С водопада огневого,
От святой реки кипящей.
Наконец, однажды утром,
⁸⁰ Он свои направил взоры
И на север, и на запад.
Повернул лицо он к солнцу —
Что-то черное заметил,
Что-то синее на море:
⁸⁵ «То не облако ль с востока,
Не заря ли ранним утром?»
То не облако с востока,
Не заря то ранним утром —
Это старый Вяйнямёйнен,
⁹⁰ Вековечный песнопевец.
В Похъёлу свой путь держал он,
В Пиментолу направлялся,
На коне, что на солому
Иль горох похож был мастью.
⁹⁵ Лук схватил тут Ёукахайнен,
Юноша дрянной лапландский,
Он схватил, пылая гневом,
И направил лук прекрасный
Вяйнямёйнену на гибель,
¹⁰⁰ Чтобы моря друг скончался.
Мать его тогда спросила,
Седовласая старушка:
«Для кого ты лук устроил,
Обложил его железом?»
¹⁰⁵ Так ответил Ёукахайнен
И сказал слова такие:
«Вот зачем я лук устроил,
Обложил его железом:
Вяйнямёйнену на гибель,
¹¹⁰ Чтобы моря друг скончался.
Вяйнямёйнена сражу я,
Песнопевца Калевалы,
В сердце самое и в печень
И в лопатку я ударю».
¹¹⁵ Но стрелять не позволяет,
Запрещает мать-старушка:
«Вяйнямёйнена не трогай,
Песнопевца Калевалы.
Рода славного тот Вяйнё,
¹²⁰ Мне по шурину племянник.
Вяйнямёйнена застрелишь,
Песнопевца Калевалы, —
Вмиг исчезнет в мире радость,
На земле погибнет песня;
¹²⁵ Здесь на свете лучше радость,
На земле приятней песня,
Чем в полях подземных, темных,
В мрачном Туонелы жилище!»
Все же юный Ёукахайнен
¹³⁰ Призадумался немного,
На минуту он сдержался:
Бить одна рука велела,
Бить нещадно заставляла,
А противилась другая.
¹³⁵ Говорит слова такие
И такие молвит речи:
«Пусть погибнет в мире радость,
Пусть исчезнут в мире песни, —
Я стреляю без раздумья,
¹⁴⁰ Я стреляю без боязни».
Лук свой огненный направил,
На колене левом держит
В медь обитое оружье:
Стал на правое колено,
¹⁴⁵ Взял стрелу он из колчана,
Оперенную он вынул;
Выбрал ту, что всех покрепче,
У которой стержень лучше;
К луку он ее приладил,
¹⁵⁰ На льняную клал он нитку.
Лук свой огненный приподнял,
К правому плечу приставил,
Приготовился стрелять он,
В Вяйнямёйнена направил,
¹⁵⁵ Говорит слова такие:
«Мчись ты, кончик из березы,
Будь прямей, сосновый стержень,
И скользи, льняная нитка;
Коль рука нацелит низко,
¹⁶⁰ Пусть стрела идет повыше;
Коль нацелит слишком кверху,
Пусть стрела помчится ниже».
Наконец за спуск он дернул,
Первую стрелу пустил он;
¹⁶⁵ Высоко стрела взлетела,
Через голову на небо,
В облака расцветки пестрой
И в нахмуренные тучи.
Не печалясь, он стреляет;
¹⁷⁰ Вот пустил стрелу вторую —
Полетела слишком низко,
Глубоко воткнулась в землю,
В Манале быть захотела,
Разнести там холм песчаный.
¹⁷⁵ Тотчас он пускает третью;
Та попала прямо в печень
Вяйнямёйнена оленя,
В быстрого коня вонзилась,
Что своей похож был мастью
¹⁸⁰ На горох иль на солому,
Через мясо у подмышки,
Через левую лопатку.
И упал тут Вяйнямёйнен
Прямо пальцами во влагу,
¹⁸⁵ Пал руками в волны моря,
Он свалился прямо в пену
Со спины лосиной синей,
С своего коня на волны.
Поднялся ужасный ветер;
¹⁹⁰ В море сильное волненье:
Понесло оттуда старца,
От земли его отбило
На просторы вод широких,
На открытое теченье.
¹⁹⁵ Начал хвастать Ёукахайнен,
Так он громко восклицает:
«О ты, старый Вяйнямёйнен!
Никогда в теченье жизни,
Никогда ты не увидишь
²⁰⁰ Света месяца златого,
Вяйнёлы полей широких
И просторы Калевалы!
Шесть ты лет по морю плавай,
На волнах семь лет качайся, —
²⁰⁵ Восемь лет метаться будешь
На пространстве вод широких,
По открытому теченью:
Как сосна на море, – шесть лет,
И как ель на волнах, – семь лет,
²¹⁰ Восемь лет, как пень древесный!»
Вот в избу он воротился.
Мать его в избе спросила:
«Неужель сразил ты Вяйнё?
Сына Калевы убил ты?»
²¹⁵ Молвил юный Ёукахайнен,
Дал в ответ такое слово:
«Вяйнямёйнена сразил я,
Сына Калевы убил я.
Пусть он море расчищает,
²²⁰ Пусть метет проворно воды.
В волны илистого моря,
В мутные его потоки
Старый пальцами уперся.
Он упал на море локтем
²²⁵ И склонился прежде на бок,
А потом спиной улегся,
По морским волнам понесся,
По морской поплыл пучине».
Мать тогда сказала слово:
²³⁰ «Ты, несчастный, дурно сделал,
Что сразил ты старца Вяйнё,
Сына Калевы убил ты,
Сувантолы песнопевца,
Калевалы украшенье».