Подводный город Протто

Утро

Мы проспали несколько часов и проснулись одновременно. Нас разбудил голос Лео.

– Зэя, я могу войти? Мне надо поговорить с тобой до завтрака.

Поверхность купола зажглась слабым ровным светом. На внутренней стене появился радужный овал, сквозь который вошел отец Паутинки.

– Хочу поговорить с тобой, – повторил он и остановился у входа, словно не решаясь пройти. Помолчал. Наконец напряженно произнес: – Прости меня. Мною движет страх, – слова давались ему с трудом.

– Не говори так, па. Я помню, каким ты был. Ты не мог стать другим. Мой дед доверял тебе во всем. Ты не предал его. Не рассказал этим… – Зэя мотнула головой, как бы указывая в сторону хранителей.

– Страх парализует меня. Я должен защитить семью. А я…

Он замолчал. Я видел, как тяжело ему.

– Нет, па. Ты ведь знаешь, что хранители сами трясутся от страха. Они пыжатся, изображая уверенность, но им не скрыть того, что шепчет их внутреннее сознание. Они цепляются за свою жалкую жизнь, за возможность командовать. Отравляют все вокруг ядом бессмысленных слов.

– Я знаю. Твой дед смог бы разобраться. Он нашел бы способ все исправить. Но его нет с нами. Где нам искать защиты? У нас не осталось друзей.

Паутинка замерла. И я вдруг понял, что сейчас она сделает то, чего делать не следует. Я ее уже хорошо узнал. Она отошла в сторону, чтобы отец смог увидеть меня.

– Знаешь, па, у меня теперь есть друг!

– Зэя! Это просто крыса! Она не может быть твоим другом! Она примитивна! У нее, вероятно, даже отсутствует способность к абстракции.

– Ты так думаешь, па? Ты, ученый, знающий о живом мире все? А вот скажи мне, па, кто такие философы?

Паутинка умолкла, но по ее внутреннему напряжению я понял, что сейчас она взорвется от смеха.

– Ну ты же знаешь, моя хорошая, как я отношусь к нашим философам.

– Конечно, па. Просто скажи, что ты о них думаешь.

– Я естествоиспытатель. Ты ведь знаешь.

– Да, па! Просто скажи!

– Ну ладно, ладно. Не понимаю, зачем тебе это. Я считаю, что философами себя называют эо, которые вечно бормочут себе под нос всякий вздор, полагая, что словами можно все объяснить.

Она просто рухнула от хохота на пол. Я думал, сломается. Отец стоял в недоумении и улыбался. Похоже, давно не видел дочь в таком состоянии.

– Бормочут… – она просто не могла говорить от смеха, – вздор… объяснить словами!..

– Да что я такого смешного сказал? – отец улыбнулся, заражаясь настроением дочери.

Та села и вдруг икнула. Раз, потом еще.

– Па, принеси, пожалуйста, попить. Я пока настрою экран.

Отец вышел. Паутинка, всхлипывая и икая, подползла на коленках к стене и достала из складок одежды коробочку. В ней оказались разноцветные прямоугольные пластинки величиной с половину ее ладошки. Между собой мы, крысы, называли их магическими картами. Она села рядом со стеной и разложила пластинки перед собой.

– Они магические? – спросил я.

Нас всегда интересовали эти таинственные предметы. Мы часто видели, как эо раскладывают их перед собой и как при этом меняется мир вокруг них.

– Можно и так сказать. Хотя никакой магии здесь нет. Каждая из них – это кусочек купола. Он настроен на определенную частоту Протто и помогает нам общаться с ним.

Зэя положила одну из карт себе на ладонь. Та стала прозрачной и растворилась в ее руке. Я подумал: «Они могут сливаться с куполом, и купол может сливаться с ними. Это как доверие. Оно должно быть взаимным. Наверное, в этом их сила».

На поверхности стены появился черный прямоугольник, и я увидел в нем нас с Зэей. Но это было не отражение. Там она держала меня в руках перед своим лицом. Отец вскоре вернулся с прозрачным сосудом. В нем плескалась хрустально-голубая жидкость. В дверях за ним стояла Рэя. Паутинка отхлебнула и помахала матери, приглашая. Та вошла, и все они встали напротив черного пятна, на котором застыло наше изображение.

– Ма, ты ведь знаешь папино высказывание про наших философов?

– Конечно, детка.

– Мозговой сигнал очень слабый, но я поймала и усилила его.

Паутинка сделала плавный круговой жест рукой, и картинка ожила. Крыса на экране произнесла: «Не думай, что я тупой и неграмотный. Я знаю, кто такие философы». – «И кто же это?» – «Ну, они вечно бормочут себе под нос всякий вздор, полагая, что словами можно все объяснить».

Что тут началось! Мать взглянула на отца и прыснула от смеха. Паутинка лежала на полу и тихо стонала. Я думал, Лео обидится. Ведь жена и дочь смеялись сейчас над ним. Крыса, которую он считал примитивной, повторила его высокомерное высказывание! Но Лео неожиданно сам рассмеялся. Значит, было в нем то, что мой дед называл «умным сердцем».

Я стоял рядом и ждал, пока они успокоятся. Первым пришел в себя Лео. Я никак не мог привыкнуть к тому, как быстро они переключаются от настроения к настроению. Он обратился к дочери:

– Помоги нам с мамой поймать его частоту. Я хочу поговорить с ним.

Лео вдруг стал серьезным. Паутинка коснулась головы отца, затем матери.

– Спрашивайте. Он с нами со вчерашнего вечера.

– Он слышал все, о чем мы говорили в гостиной? – смутился Лео.

– Да, па.

Бледное лицо отца порозовело. Неприятно осознавать, что свидетель твоего позора в состоянии оценить его глубину.

– Как тебя зовут свои?

– Зорго.

Это было мое полное имя. Так-то наши обычно звали меня Зор.

– Зорго! – известие почему-то взволновало Лео. Он быстро зашагал вдоль стены. Туда и обратно. – Так мы называли одну из крыс, чей генетический материал использовали в работе над куполом. Там, наверху, – он поднял руку, указывая куда-то вверх. – Это было так давно. Сейчас даже трудно вспомнить все подробности. Когда эо решили уйти на дно океана, Синг, отец Рэи, предложил построить живой купол. Я был его учеником. Для создания купола мы использовали фрагменты ДНК эо и крыс. Трудно представить, но когда-то в самом начале своей жизни этот гигант был всего лишь клеткой в пробирке. Мы создали его разумным и дали имя Протто. Когда пришло время, Синг поместил колонию клеток в центр острова. Они поглощали все, что находилось на их нижней поверхности, размножались и постепенно закрывали остров. Через несколько лет эо переселились на Протто. Он продолжал расти, наращивая над нами свод.

К тому времени когда купол закрылся, мы прекратили эксперименты с крысами. Лабораторные крысы живут три—четыре года. Все они постепенно состарились и умерли своей смертью, закончив путь в лабораторных печах. Но Зорго убежал из лаборатории.

Его помнили все. Он был последним участником эксперимента. Самым обучаемым из всех. Умнел на глазах. Рэя учила его читать. Мы тогда еще не были семьей, но она тоже работала над проектом.

– Да, Зорго поражал нас. Он отказывался от пищи, чтобы получить возможность читать. Нам пришлось подключить его мозг к центральному хранилищу данных, – Рэя задумалась, потом усмехнулась: – Это было нашей ошибкой. Где-то там, в гигантском ворохе информации, он сумел отыскать схему электронного замка клетки, подобрал к нему шифр и удрал. Да еще и подружку из соседней клетки прихватил. Мы не думали, что крыса способна на такое.

Рэя улыбнулась и посмотрела на мужа. Тот продолжил:

– Я был уверен, что Зорго состарился и умер где-то за пределами Протто. Когда купол закрылся, здесь осталось несколько видов растений, насекомых и птиц. Но наземных животных не было. Можете представить наше удивление, когда здесь, на дне океана, мы обнаружили вас в подземных каналах! Мы не стали ничего предпринимать. Знали, что Протто сам позаботится о биологическом равновесии, – Лео посмотрел на меня и помотал головой: – Но ты не наш Зорго!

– Ясное дело! Эта история не про меня. Я родился здесь. Но это мог быть мой дед, Старый Зорго. Он жил наверху. Меня просто назвали в его честь. У нас многих так зовут. Из уважения к деду. Он у нас главный в стае. Что скажет, то и будет.

– Скажи, а как выглядит его правая передняя лапа?

– Как ей выглядеть, когда ее совсем нет.

– Врожденный дефект. Это он! – Лео возбужденно взмахнул руками. – Неужели он жив? Как это возможно?

– А что с ним станет? Жив-живехонек!

– Живехонек?! Мало того что он как-то пробрался внутрь купола, хотя Протто должен был блокировать любую попытку проникновения, так еще и жив до сих пор! Крысы столько не живут. Я не могу в это поверить.

– Наверное, тебе надо поговорить с дедом. Он любит вспоминать то время. Ну, когда вы были там, наверху.

– Да, конечно. Но теперь я хочу утвердиться в своих предположениях, – он помолчал немного, потом продолжил: – В вашей стае есть кто-то, кто не происходит от Старого Зорго?

Я никогда не задумывался об этом. До меня дошло вдруг, что все наши ведут родословную от Старого Зорго. Мне никогда это не казалось странным. Но теперь я увидел в этом скрытый смысл.

– Нет. Мы все его потомки.

– Умирает ли кто-то в вашей стае своей смертью? От старости?

Я и об этом раньше никогда не думал.

– Мне кажется, нет. Умирают многие, но не от старости. Ловушки, робопсы. Знаете ли, они так разнообразят жизнь! Точнее – смерть!

Он не оценил моего сарказма.

– Прости, что плохо отозвался о тебе.

– Ладно, проехали. Теперь, когда вы знаете, что я не обычная крыса, а крыса с мозгами, может быть, вы мне объясните, что тут у вас происходит? Почему всякие идиоты вваливаются к вам в дом и оскорбляют? Вы ведь когда-то были все заодно. Что случилось-то?

– Па, я уже рассказала Зору о куполе и о том, что он слышит нас.

– Хорошо, солнышко. Я попробую. Давайте сядем.

– Ага, – сказал я, – у нас в таких случаях прибавляют: «В ногах правды нет».

Все расселись. Мы с Паутинкой – на полу, ее отец и мать – на выросших снизу мягких, похожих на улиток креслах. Я подумал: «Купол исполняет любые их желания. Не жизнь – удовольствие». Но я ошибался.

История народа эо

– Когда-то давно народ эо был другим, – начал Лео. – В те времена, если один из нас радовался, часть его радости доставалась всем. Если приходила боль, ее разделяли окружающие. Все дело в эо-центре, участке мозга, который связывал нас, позволял общаться и делиться эмоциями. Благодаря этому наши переживания никогда не были чрезмерными. Мы были так близки, что воспринимали себя как единое целое. Нам казалось, смысл нашего существования – тихое счастье единения.

Мы жили на небольшом острове в океане и не искали контактов с миром, но мифы о богатствах эо не давали покоя окружающим правителям и авантюристам. Они яростно рвались к тому, чего не видели, но о чем страстно мечтали. На остров покатились волны воинственных варваров. Чтобы защититься от полчищ безумцев, инженеры эо создали военные машины. Беспилотные коптеры, оборудованные огнеметами, патрулировали прибрежные воды и не подпускали к острову военные корабли противника. Тепловой луч орудия на центральной башне защищал от атак с воздуха. Робопсы охраняли береговую линию.

Мы защитили себя от грубой силы, но беда пришла с мирными торговыми судами. Болезни. Невидимые глазу организмы оказались страшнее диких орд. Ученые смогли найти решение проблемы, но много эо погибло в мучениях.

Мы встали перед выбором: продолжить войны и борьбу с незнакомыми болезнями или уйти в надежде сохранить тихую радость бытия. Мы ушли. Создали купол Протто и опустились с ним на дно океана. Протто – один из нас. Большой и сильный эо, который делит с нами радость и боль. Мы верили, что он не подведет, потому что в его генетическую природу заложена забота об эо.

Так мы оказались на дне океана. Я хорошо помню то время. Мы были счастливы. Ничто не мешало нам быть вместе. Впереди нас ждали любимые дела, спокойная и размеренная жизнь. Сотни заботливых механических помощников окружали нас, создавая комфорт и оберегая покой. Протто был с нами.

Оглядываясь назад, мы видим, как зрела и приближалась катастрофа, как медленно и неуклонно мы шли к ней, как случайные обстоятельства складывались в неизбежность, как из маленьких неприметных кусочков мозаики складывалась картина нашей сегодняшней беды. Ее истоки лежали в намерениях. Мы создали Протто, чтобы он защитил нас. Чтобы заботился об эо. Что в этом плохого?

Окруженные заботой Протто, мы отдалились, перестали чувствовать друг друга. Связь с куполом вытеснила наши отношения. Да, мы слышали тех, кто рядом, но чужая боль перестала трогать, а радость уже не была общей. Синг обнаружил снижение активности головного мозга вблизи эо-центра. Он не придал этому значения. Теперь-то мы знаем: это был первый шаг в пропасть.

Связи между эо истончались и рвались, а связь с Протто укреплялась. Мы все больше нуждались в нем и все меньше – друг в друге. Взрослые и дети проводили много времени с Протто, забывая о том, что раньше было важным: общении и желании помочь близким. Протто заменил нам все: семью, друзей, любимое дело. Мы больше не могли обходиться без него. Хотелось прижаться к его поверхности и почувствовать, что весь мир принадлежит тебе и ты можешь все. Это чувство так притягивало, что многие ушли в купол. Растворились в нем.

Наши дома – часть Протто. Их стены дают нам тепло и уют, чистый воздух и свет. Они живые. Чтобы дом жил, Протто должен чувствовать связь с хозяевами. В те смутные времена дома расцвели. Светящимися праздничными рядами стояли они вдоль улиц. Приветливо вспыхивали радужные овалы дверей. Но некому было воспользоваться этим гостеприимством. Улицы города опустели. Только наши механические помощники суетливо сновали повсюду, привычно выполняя свою работу. За праздничными фасадами домов народ эо тихо исчезал, медленно погружаясь в Протто.

Нас спасла Зэя. Было что-то в ее природе, что сопротивлялось влиянию купола. Она могла сливаться с ним, но никогда не подчинялась этому желанию полностью. Она была одной из немногих, в ком связь с эо была сильнее, чем связь с Протто.

Зэя видела, как мы с Рэей часами просиживаем у стены, забыв обо всем. Почувствовала скрытую угрозу и бросилась к Сингу за помощью. Она застала деда сидящим у стены купола. На его лице блуждала улыбка. Зэя попыталась пробиться к его сознанию. То, что она поняла, потрясло ее. Синг был счастлив. Протто помогал ему пребывать в этом состоянии блаженства. Синга больше не интересовала судьба народа эо.

Зэя вышла на улицу в поисках помощи. Заглядывала в дома в надежде найти тех, кто подскажет, что делать. Но везде видела одну картину: эо нашли свое счастье. Да, мы стремились к тихой радости единения. И Протто дал нам ее. Но разве об этом мы мечтали?

Зэя нашла еще двух детей, которые не были подвержены влиянию купола. В спящем городе они были одни. Втроем они еще раз прошли по всем улицам, заглядывая в каждый дом, но не нашли никого, кто мог помочь им. Тогда дети вошли в храм и стали взывать к Протто в надежде, что тот услышит их. Но ничего не произошло. Протто счел, что счастье всего народа эо важнее страха троих детей.

Тогда они снова пошли к Сингу. Стали просить Протто умертвить его дом. Дети отказались от пищи. Они сидели рядом со старым ученым и просили, чтобы Протто почувствовал их страх одиночества и отпустил старого эо. На девятый день дом Синга умер. Его стены покрылись серым налетом, похожим на камень. Синг отделился от купола. Потребовалось несколько дней, чтобы он пришел в себя и перестал стремиться к Протто. Он был старым и мудрым. Смог увидеть боль детей, хотя чужие чувства больше не отзывались в его душе. Он вспомнил о народе эо.

Вчетвером они шли по городу, освобождая эо от власти Протто. Давая всем свободу. Свободу, основанную не на чувствах, а на понимании.

Когда на чашах весов Протто боль детей и убежденность старика стали более значимы, чем тихое счастье единения остальных эо, купол отпустил нас.

Я был с Протто в тот день. За пеленой блаженства возникло легкое раздражение и тревога: с Зэей что-то случилось. Сквозь туман удовольствия пробились ее страх и боль. Протто донес их до меня. Хотелось отодвинуть неприятное чувство, вернуться в теплую нежность покоя, но раздражающий сигнал не давал забыться. Я открыл глаза. Увидел Рэю. Рядом с ней – Синга и Зэю. Они смотрели на меня. Ждали, когда я очнусь. Я понял: случилось плохое. Но отделиться от купола было трудно. Как окунуться в обжигающий холод зимнего океана.

Это было непростое время. Тяжелый труд. Мы пытались вернуться к прежней жизни. Но сами уже не были прежними. Мы изменились. Потеряли то, что объединяло нас когда-то. Мы больше не чувствовали друг друга. Как будто очутились в новом, незнакомом мире. Открыли глаза и увидели, что все мы разные. Каждый со своими желаниями и проблемами. С разными способностями.

Раньше наши отличия не имели значения. Каждый чувствовал других и незаметно для себя помогал тем, кто нуждался. Но когда мы отдалились друг от друга, наши отличия стали порождать споры. Конфликты разбегались среди нас, как трещины по стеклу, разделяя народ эо.

Протто тоже стал другим: изменил частоту сигнала, с помощью которого взаимодействовал с нами. Наша связь с ним ослабла. Но самым ужасным было то, что некоторые эо совсем перестали чувствовать Протто. Мы исследовали это явление и выяснили, что оно является следствием генетического заболевания. Внешний мир изменился, и болезнь проявила себя. Страшное слово – «протто-глухота». Из-за нее около половины мужчин эо лишилась способности взаимодействовать с куполом, хотя женщины продолжали его чувствовать.

Дома эо, страдающих протто-глухотой, стали умирать. Превратились в бесчувственный камень. Инженеры решили часть проблем. Вместо живых дверей появились металлические жалюзи. Чистый воздух в умерших домах обеспечивали специальные устройства. Но эти неудобства ничто по сравнению с теми страданиями, которые испытывал эо, потерявший связь с другими и лишенный поддержки Протто. Ничто не могло сравниться со всепоглощающим чувством одиночества.

Мы с Сингом искали решение проблемы. Работали над тем, чтобы восстановить способность эо чувствовать друг друга. Верили, что сможем вернуть утраченную силу. Но не успели.

Отец Кэна, Кротос, работал хранителем на складе оружия в Восточном секторе. Там в промасленных саркофагах спала смерть: робопсы, огнеметы, пушка с центральной башни. Машины убийства, которые когда-то защищали нас. Мы не предполагали, что они повлияют на нашу судьбу.

Кротос был одним из тех, кто потерял связь с Протто. Я не могу принять и оправдать то, что он делает сейчас, но я понимаю, что он чувствовал долгими ночами во время своих дежурств. Никто не разделил с ним боль. Никто не заметил, как созрел в его голове страшный замысел. Мы были разобщены и не видели, что с ним происходило.

Однажды ночью он вошел на военный склад вместе с группой единомышленников. Наутро мы проснулись и увидели на улицах эо, вооруженных электрическими хлыстами. Рядом с каждым был робопес. Это было нарушением правил. Никто не имел права активировать древнее оружие. Синг собрал Совет. Но Кротос с последователями схватили и заперли их в мертвом доме. Мы попытались освободить Синга, но где нам было справиться с псами! От их клыков погибли многие. Членов Совета Кротос пытал. Он верил, будто те, кто связан с Протто, умышленно лишили его возможности взаимодействовать с куполом. Ничего не добившись, он принудил Синга и еще нескольких эо раствориться в Протто. Те, кто не смог это сделать, были убиты.

Кротос объявил своих последователей хранителями, а себя – Верховным хранителем. Он помешан на идее заговора. В самых незначительных событиях видит тайный смысл. Его безумство дошло до того, что он приказал хранителям выгнать жен, дочерей и сыновей, сохранивших связь с Протто. Кротос утверждал, что они шпионят за хранителями. Большинство послушались его и теперь живут одни. Верховный пугает их смертными, но кажется, что они больше боятся его самого. Ведь большинство из них в заложниках у Кротоса: их псы в любой момент могут выполнить команду с центрального пульта, который находится у него.

К счастью, не все хранители такие. Есть небольшая группа эо, которые смогли отключить своих псов от центра управления. Они не подчинились Верховному. Хранитель Кор – брат Рэи. Он отказался расстаться с семьей. Живет среди хранителей, но те сторонятся его. У него два сына-близнеца: Би и Сон. Оба мэоти. Одного возраста с Зэей, ходят с ней в одну школу. Кор и его единомышленники назвали себя «Белыми повязками». Их можно узнать по белым банданам. Они сильные и могут постоять за себя и свои семьи. Псы защищают их. Но таких немного. Ни у кого нет иллюзий, что Верховный расправится с противниками при первой возможности…

Лео умолк. Я задумался. Мы, крысы, были рядом с эо все это время, но не понимали трагедии, которая разыгрывалась у них. На наших глазах разрушалось их общество. Раскол разделил их на два враждующих лагеря. Вспомнился рассказ Старого Зорго. Он знал много историй. В далеком прошлом где-то наверху шла война. Брат шел против брата, а сын против отца. Дед рассказывал, как они убивали друг друга и как потом убивали себя. Потому что невозможно вынести такое. И я вдруг понял, что у эо сейчас тоже война. Брат идет на брата, сын – на отца. И это так ужасно, что этот кошмар даже не с чем сравнить. Стало тоскливо и больно. Жалко их всех. И еще я подумал, что мэоти чем-то похожи на нас, крыс.

– Мы, крысы, верим, что смерть – продолжение жизни.

– Да. Продолжение жизни, – Лео печально посмотрел на меня. – Но вы воины. Для вас сражение – это жизнь. Вы не видите разницы между тихим уходом и насильственной смертью. Мы же такой смерти страшимся.

– Этот Кэн мог убить вас вчера?

– Да. Неслышный приказ псу. Тот знает, куда нанести удар, – Лео коснулся шеи, как бы показывая место, где могли сомкнуться челюсти робопса.

– Еще он говорил что-то о вашем голосе. Что он нужен народу эо. Это он про то, что вы связаны с Протто?

– Да. Благодаря нам народ эо получает все, что ему необходимо для существования.

– Так вы нужны хранителям! Если они уничтожат всех вас или вы все уйдете, что станет с ними?

– Я не знаю ответа. Возможно, Протто решит, что народ эо мертв. Что тогда произойдет? Неизвестно.

– Так вот почему вчера этот гад шипел, но не кусался! – Я задумался. Все это было так печально. Не хотелось в это верить. – Неужели уже поздно? Неужели нет никакой надежды все исправить?

– Я надеялся, что мы успеем найти способ восстановить связь между эо. Но Верховный никого не слышит. Он уничтожает мэоти, – Лео печально покачал головой и добавил: – Но не этого я боюсь. Есть то, что я скрываю от всех. То, что не должен узнать Кротос. Это наша последняя надежда. Возможность спасти мэоти от насилия и издевательств. Я боюсь под пытками выдать эту тайну. Боюсь навсегда лишить эо возможности снова стать счастливыми.

Зэя подошла к отцу и обняла его. Я понял наконец, насколько все они растеряны. После тысячелетий спокойной и размеренной жизни окунуться в мир вражды и насилия! И вдруг до меня еще кое-что дошло: «Ужас! Если они угробят друг друга и Протто, что станет с нами, крысами?!»

Было о чем подумать. Надо было свести их с дедом. Я сказал им об этом. Лео согласился.

– Па, а давай возьмем Зорго с нами в храм. Я смогу пронести его в своей сумочке.

– Это опасно, Зэя! – засомневался Лео.

– Ничего опасного, па. Если Зорго обнаружат, никому и в голову не придет, что мы связаны. Мало ли зачем крыса залезла в сумку.

Их храм я хорошо представлял. Излазил его вдоль и поперек во время прошлых вылазок. Ажурные каменные стены храма уходили вверх и там смыкались с куполом в его самой высокой точке. Я много раз взбирался туда. Это было одно из моих самых любимых мест. Вверху всегда дул сильный порывистый ветер. Он шевелил шерсть на морде. Грозил сбросить вниз. Но вид оттуда был потрясающий. Светящаяся сфера неба уходила вдаль, опускаясь к окраинам города. Внизу двигались малюсенькие машины, траволаторы. Эо шли по своим делам. Где-то далеко – корпуса заводов. На юге – наш завод по ремонту машин. Эта картина всегда вызывала у меня уважение к эо. Мы, крысы, жили в мире, созданном этими удивительными существами. Их мир не был предназначен для нас. Мы были чужими. Почему нам нашлось место в нем – было для меня загадкой.

Внутри храма, в самом центре, поднималась мерцающая голубым светом колонна. Мы называли ее центральным столбом. Дотронуться до него никому из наших не удавалось. Электрический разряд отбрасывал в сторону каждого, кто подходил слишком близко.

Теперь, когда я слышал эо и видел эмоции на их лицах, было интересно узнать, что они делают в храме.

– Я не против посмотреть, чем вы там занимаетесь. Если вы еще угостите меня завтраком, считайте, что договорились.

Не знаю, чего мне в этот момент хотелось больше: попасть в храм или снова попробовать их еды. Они переглянулись. Завтракать в компании с крысой! К этому они еще не были готовы.

Я попытался их успокоить:

– Не волнуйтесь. Нас позавчера ваши коптеры обработали жидкостью от блох. Я чист, как новорожденный крысенок.

– Ладно, – для Рэи это было непростым решением. – Но только я дезинфицирую твои лапы.

– Я готов на все!

– Он еще не знает, что такое циркулярный ионный душ, – Рэя посмотрела на дочь.

– Ма, только не это.

– Ладно, я пошутила.

Они еще немного поспорили, до какой степени следует меня отмыть. Наконец, вмешался Лео:

– Рэя, это лабораторная крыса. Его предки сотни лет были в тесном контакте с нами. Их вирусы и бактерии давно перемешались с нашими.

– Хорошо. Два голоса – за, один – против. Ваша взяла.

После завтрака Паутинка ушла в свою комнату. Вскоре она вернулась. В руках у нее была золотистая сумка. Зэя положила ее на стол. Достала небольшой цилиндр. Щелкнула рычажком и провела по боковой поверхности. На ткани образовался дымящийся разрез.

– Через это отверстие ты увидишь, что происходит снаружи. – Паутинка откинула клапан, приглашая меня внутрь сумки.

Там было уютно. Пахло вкусным. Я обнаружил в углу завернутые в тряпицу остатки со стола. «Это чтобы ты не скучал», – услышал я. Сквозь прорезь пробивался свет. Я осмотрелся. По боковым кармашкам были разложены предметы, о назначении которых я мог только гадать. Сумка распахнулась, и на меня сверху легла ткань.

– Я прикрою тебя на всякий случай, – Паутинка провела рукой по моей спине.

– Хорошо. За меня не волнуйся и держи сумку так, чтобы я мог видеть, что происходит вокруг.