Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать

Рассказывая об исторических интервью с Кеннеди и Кастро в своей статье в New Republic, Даниэль подчеркнул особое чувство, с которым Кеннеди отзывался о кубинской революции: «Джон Кеннеди использовал весь свой дар убеждения. Он разделял каждое предложение этим коротким механическим жестом, который стал впоследствии знаменитым»^{337}.

«С самого начала, – сказал Кеннеди, – я лично следил за развитием этих событий [на Кубе] с возрастающей тревогой. Существует немного вопросов, которым я посвящал столь пристальное внимание… И вот что я думаю». Затем последовали слова, которые могли бы заложить основу для установления справедливого мира между Соединенными Штатами и Кубой. Точно так же, как та часть выступления Кеннеди в Американском университете, где говорилось о лишениях русского народа, глубоко поразила его русского врага Никиту Хрущева, так же и следующие слова президента о кубинских страданиях, произнесенные в интервью Жану Даниэлю и переданные Фиделю Кастро, прорвали идеологическую оборону его кубинского врага:

«Я считаю, что в мире нет страны, включая все африканские регионы, включая все страны, находящиеся под колониальным господством, где экономическая колонизация, унижение и эксплуатация были бы хуже, чем на Кубе, частично из-за политики моей страны в период правления Батисты… Я поддерживаю сказанное в манифесте Фиделя Кастро в Сьерра-Маэстра, где он оправданно призывает к справедливости и в особенности выражает стремление избавить Кубу от коррупции. Скажу больше: в какой-то степени Батиста был воплощением грехов, совершенных Соединенными Штатами. Теперь нам придется за них заплатить. Что касается режима Батисты, то я солидарен с первыми кубинскими революционерами. И в этом не может быть никаких сомнений»^{338}.

Кеннеди молча смотрел на Даниэля. Он заметил его удивление и растущий интерес. Затем президент продолжил, дав определение с точки зрения холодной войны тому, что он видел главной причиной своего конфликта с Кастро:

«Но также ясно, что проблема перестала быть кубинской и стала международной, т. е. стала советской проблемой… Я знаю, что по вине Кастро – будь то его “стремление к независимости” [Кеннеди только что говорил с Даниэлем о “стремлении к независимости” Франции генерала Шарля де Голля, психологически-политической стратегии, требующей постоянной напряженности с Соединенными Штатами], его безумие или коммунизм – в октябре 1962 г. мир оказался на грани ядерной войны. Русские это прекрасно поняли, по крайней мере, после нашей реакции; но что касается Фиделя Кастро, я должен сказать, что не знаю, понимает ли он это, или волнует ли это его вообще».

Кеннеди улыбнулся и добавил: «Вы сможете сказать мне это, когда вернетесь»^{339}.

После выражения поддержки кубинской революции аргументация Кеннеди в диспуте с Кастро строилась на постулатах холодной войны, в которых сам Кеннеди уже начал сомневаться, но которых еще не оставил. Даже после своей речи в Американском университете он все еще не мог понять, что именно постоянная угроза вторжения США на Кубу (спровоцировавшая советско-кубинское решение сдержать это вторжение ядерными ракетами) привела к Карибскому кризису, а вовсе не «стремление к независимости», «безумие» или «коммунизм» Фиделя Кастро. Но при этом Даниэль видел, что Кеннеди явно не знал, что делать с тупиком, куда его привели предположения относительно революции, которую он только что одобрил. Его последний комментарий Даниэлю был таков: «Продолжение блокады [Кубы] зависит от продолжения подрывной деятельности»^{340}. Он имел в виду подрывную деятельность Кастро, а не свою собственную, но, как сказал Даниэль своим читателям, «мне было видно, что Джон Кеннеди сомневался и искал выход»^{341}. Однако у него оставалось меньше месяца, чтобы этот выход найти.

Осенью 1963 г., когда Джон Кеннеди и Фидель Кастро тайно искали пути сближения, ЦРУ предприняло собственные секретные шаги противоположного характера в направлении создания образа Ли Харви Освальда в качестве опознаваемого убийцы президента, направленного советско-кубинскими силами. В Новом Орлеане спецслужбы провели с ним операцию, которую в животноводстве называют «купанием овец» – когда овец помещают в раствор для уничтожения паразитов. В результате потенциально компрометирующие связи Освальда в Форт-Уорте и Далласе с Джорджем де Мореншильдтом и общиной «белых» русских эмигрантов были уничтожены ролью Освальда в постановке «За справедливость для Кубы». Освальд теперь возвращался в Даллас, но его связь с видимым, связанным с ЦРУ наставником де Мореншильдтом исчезала на Гаити. Место Мореншильдта заняла менее заметная фигура. Однако благодаря расследованию следователя Специального комитета по политическим убийствам Палаты представителей у нас теперь есть представление об этой темной лошадке.

В начале сентября Освальд встретился с агентом ЦРУ Дэвидом Атли Филлипсом в многолюдном фойе офисного здания в центре Далласа. Лидер «Альфы-66» Антонио Весиана, много лет проработавший под начальством Филлипса и знавший его под псевдонимом Морис Бишоп, стал свидетелем сцены в Далласе. Он описал это в 1975 г. в показаниях Гаэтону Фонзи, следователю спецкомитета, которому стал доверять, и который включил это свидетельство в свою книгу «Последнее расследование» (The Last Investigation): «Как только [Весиана] вошел, он увидел Бишопа, стоявшего в углу вестибюля и разговаривавшего с бледным и худощавым молодым человеком с мягкими чертами лица. Весиана не помнил, представил ли Бишоп его по имени, но Бишоп закончил свой разговор с молодым человеком вскоре после прихода Весианы. Вместе они вышли из вестибюля на многолюдную улицу. Бишоп и молодой человек остановились позади Весианы, обменялись несколькими словами, и, махнув на прощание, молодой человек ушел. Бишоп тут же повернулся к Весиане и начал обсуждать текущие дела «Альфы-66» по пути в соседнее кафе. Он больше никогда не говорил с Весианой о молодом человеке, а Весиана не спрашивал»^{342}.

Весиана сразу узнал 22 ноября в газетных и телевизионных фотографиях Ли Харви Освальда того молодого человека, которого он видел в Далласе с собственным куратором от ЦРУ Морисом Бишопом. Однако, встречаясь с Бишопом впоследствии, Весиана проявлял крайнюю осторожность и ни разу не намекнул о встрече с Освальдом, свидетелем которой, как им обоим было известно, он стал. Обнародование этого факта могло послужить важным доказательством связи между ЦРУ и обвиняемым убийцей президента^{343}. Через 16 лет после того, как Весиана наконец описал встречу с Освальдом на допросе в спецкомитете Палаты представителей и был готов дать показания против Дэвида Атли Филлипса, знакомого ему как Морис Бишоп, неизвестный в Майами выстрелил ему в голову. Весиане удалось выжить, но он так и не признался публично в том, что Филлипс и Бишоп это один и тот же человек, хотя в частной беседе он все же сообщил об этом Фонзи^{344}.

Когда я брал интервью у Антонио Весианы, он добавил подробностей в рассказ о попытке покушения на него. По его словам, ФБР трижды предупреждало его, что на него готовится покушение. Однако после того, как в него стреляли, ФБР не предприняло никаких попыток расследования инцидента. Там заявили, что это зона ответственности полиции Майами, которая, в свою очередь, не стала проводить расследования^{345}. Отказавшись от расследования, ФБР и полиция, казалось, сделали это по указанию сверху.

Мы уже видели, как Дэвид Филлипс, куратор Антонио Весианы от ЦРУ, направлял деятельность группы «Альфа-66» для вовлечения президента Кеннеди в полномасштабную войну с Фиделем Кастро. Филлипс был руководителем секретных операций в филиале ЦРУ в Мехико. За два месяца до убийства Кеннеди Филлипс был назначен руководителем кубинских операций в этом же филиале^{346}. С первого и до последнего дня своей работы в ЦРУ Филлипс оставался командным игроком. После убийства Кеннеди он поднялся до ранга начальника отдела Западного полушария ЦРУ. Незадолго до выхода на пенсию в 1975 г. он был награжден медалью «За заслуги в разведке», наивысшей наградой ЦРУ^{347}. Осенью 1963 г. Дэвид Атли Филлипс работал под руководством Ричарда Хелмса, заместителя директора по планированию ЦРУ и главного идеолога секретных операций.

Согласно докладу Уоррена Ли Харви Освальд находился в Мехико с 27 сентября по 2 октября 1963 г. и посетил как кубинское, так и советское посольство^{348}. Это был тот момент, когда человек по имени Ли Харви Освальд начал растворяться в сгущающейся тьме. Как одного из участников холодной войны, согласившегося с назначенной ему ролью, самого Освальда было трудно увидеть. В Мехико настоящий Освальд почти исчезает из поля зрения, а его исчезновение прикрывается двойниками и дымовой завесой, устроенной ЦРУ.

Резидентура ЦРУ в Мехико внимательно следила за событиями в кубинском и советском посольствах. Агенты создали скрытые наблюдательные пункты, откуда вели фотосъемку посетителей обоих учреждений^{349}. Управление также прослушивало телефонные разговоры как кубинского, так и советского посольства^{350}. Таким образом, ЦРУ имело все возможности быть в курсе происходящего там.

Отчеты Управления о предположительном содержании визитов Ли Харви Освальда и его телефонных звонках в оба посольства нечаянно раскрыли больше сведений о ЦРУ, чем об Освальде. Тщательно задокументированная сфабрикованная история пребывания Освальда в Мехико была написана с такой ловкостью в одних местах и так неуклюже в других, что в конечном итоге привлекла больше внимания к себе и своим авторам, нежели к своему вымышленному персонажу. В результате то, чем действительно занимался Освальд в Мехико, сегодня менее известно, чем то, что делало ЦРУ от его имени. Соответствующие документы были наконец рассекречены и предоставлены американской общественности лишь в последние годы благодаря Закону о документах, связанных с покушением на Джона Кеннеди, принятому Конгрессом в 1992 г. Однако лишь несколько преданных делу исследователей убийства Кеннеди изучили эти материалы и осознали их последствия^{351}.

Штаб-квартира ЦРУ получила 9 октября 1963 г. телеграмму из своей резидентуры в Мехико, где сообщалось о телефонном звонке в советское посольство 1 октября, который прослушивали, записывали на пленку, стенографировали и переводили с русского на английский. Звонил «американец, который говорил на ломанном русском» и который «сказал, что его зовут Ли Освальд»^{352}. Человек, назвавшийся Освальдом, заявил, что он был в советском посольстве 28 сентября, где говорил с консулом, если он не ошибается, Валерием Владимировичем Костиковым. Он спросил: «Есть ли новости насчет телеграммы в Вашингтон?» Советский дежурный, отвечавший на звонок, сказал, что они еще ничего не получили, но запрос отправлен. После чего он повесил трубку.

Телеграмма ЦРУ от 9 октября из Мехико заслуживает внимания в связи с двумя обстоятельствами. Первое – это связь Освальда и Валерия Владимировича Костикова. Костиков был хорошо известен ЦРУ и ФБР как агент КГБ в Мехико, который руководил Сектором 13 (управлением КГБ по терроризму, саботажу и убийствам). Бывший директор ФБР Кларенс Келли подчеркнул в своей автобиографии: «Важность Костикова нельзя переоценить. Как позже написал [агент ФБР в Далласе] Джим Хости: “Костиков был ответственным за террористическую деятельность в Западном полушарии – в том числе и в особенности за убийства. Его ранг соответствовал званию бригадный генерал (генерал-майор). Как сказали бы русские, он был их героем – самым опасным террористом КГБ в этом полушарии!”»^{353}

Столь же важно отметить, что в телеграмме от 9 октября имеются доказательства того, что «Ли Освальд», который сделал телефонный звонок 1 октября, был подставным лицом. Звонивший, сообщалось в телеграмме, «говорил на ломанном русском». Настоящий Освальд свободно говорил по-русски^{354}. В телеграмме говорилось, что в резидентуре ЦРУ в Мехико были оперативные фотографии того американца, который входил и выходил из советского посольства 1 октября. Вот его описание: «на вид 35 лет, спортивного телосложения, около 180 см, залысина, начинающаяся со лба, и лысая макушка»^{355}. В телеграмме ЦРУ, полученной резидентурой ЦРУ в Мехико 10 октября, сбежавший в СССР в октябре 1959 г. Ли Освальд был описан не совсем так: «рост – 175 см, вес – 75 кг, светло-русые волнистые волосы, голубые глаза»^{356}.

То, с чем нам приходится сталкиваться в телеграмме от 9 октября, – очевидно, связь между Освальдом и экспертом по убийствам КГБ, но связь, установленная двойником Освальда. Это начало двух сценариев в истории с Мехико. В одном сценарии видна попытка ЦРУ получить подтверждающие документы соучастия Освальда с Советским Союзом и Кубой в убийстве Джона Кеннеди. В другом сценарии те же документы содержат повторяющиеся доказательства действий фальшивого Освальда.

Учитывая известность Валерия Костикова в американских разведывательных кругах, примечательно то, что штаб-квартира ЦРУ направила 10 октября в Госдепартамент, ФБР и ВМС информацию, полученную благодаря перехвату звонка Освальда накануне, без указания на его связь с Костиковым^{357}. Костиков даже не упоминался. Это было сродни отсутствию в отчете разведслужб США в 2001 г. о подозреваемом террористе упоминания о том, что он только что встречался с Усамой бен Ладеном. Штаб-квартира ЦРУ скрыла информацию о связи Освальда – Костикова. Молчание ЦРУ относительно Костикова сохранялось достаточно долго, чтобы Освальд мог быть тихо выведен (не попав в поле зрения ФБР) на позицию, выходящую на Дили-плаза 22 ноября. После убийства ЦРУ использовало эту информацию из резидентуры в Мехико, чтобы связать обвиняемого в убийстве Освальда с агентом КГБ Костиковым.

Ричард Хелмс направил 25 ноября 1963 г. докладную записку Эдгару Гуверу, который поправил полученные ЦРУ данные, предположив, что Освальд получил не только советскую, но и кубинскую поддержку при подготовке убийства Кеннеди^{358}. К записке Хелмса прилагались стенограммы аудиозаписей семи телефонных разговоров в советском посольстве в Мехико, приписываемых Освальду. Два из них особо выделялись на фоне остальных. В разговоре 1 октября «Освальд» назвал Костикова советским консулом, с которым он встречался 28 сентября. В другом примечательном звонке, сделанном, как сообщалось, 28 сентября, тот же человек звонил из кубинского посольства, говоря о том, что только что побывал в советском посольстве. Чтобы понять этот разоблачительный звонок, мы должны поставить его в контекст того, что могло быть или не быть реальным перемещением Освальда между кубинским и советским посольствами во время его первых двух дней в Мехико, 27 и 28 сентября.

Учитывая готовность Ли Харви Освальда взять на себя роль разведчика, основным в отношении его визитов в кубинское и советское посольство является вопрос не о том, был ли это он на самом деле^{359}. Был ли это Освальд или кто-то еще, воспользовавшийся его именем, «он» в любом случае являлся актером, следующим написанному сценарию. Если актер был самим собой, то его игра ограничивалась, как и в Новом Орлеане, дискредитацией Комитета за справедливость для Кубы в небольшом сражении холодной войны. Согласно докладу ФБР от 18 сентября 1963 г., обнаруженному комитетом Черча^{360}, двумя днями раньше ЦРУ уведомило ФБР о том, что «Агентство рассматривает вопрос о противодействии деятельности [Комитета] в зарубежных странах»^{361}. Девять дней спустя в Мехико «Освальд» посетил кубинское и советское посольства, демонстрируя свою принадлежность к Комитету за справедливость для Кубы и запрашивая визы в обе коммунистические страны. Был ли это Освальд или кто-то, разыгрывавший еще один дискредитирующий Комитет сюжет от его имени, более существенным вопросом является следующий: какое значение имели события в Мехико для более крупного сценария, написанного для убийства президента? Именно этот вопрос конечной цели, задокументированный агентами наружного наблюдения ЦРУ в Мехико, поможет найти ответ после того, как мы сначала рассмотрим визиты в посольства 27 и 28 сентября, совершенные от имени Освальда.

По словам Сильвии Дюран, мексиканского сотрудника кубинского посольства, которая говорила с Освальдом, он (или двойник) трижды посещал их посольство в пятницу 27 сентября. Во время своего визита в 11:00 Освальд подал заявление на получение кубинской транзитной визы для поездки в Советский Союз. Освальд вызвал у Дюран определенные подозрения. Ей показалось, что американец как-то уж слишком старался показать свои документы, указывающие на его левые взгляды: членские билеты Комитета за справедливость для Кубы и Американской коммунистической партии, старые советские документы, вырезку газетной статьи о его аресте в Новом Орлеане, фотографию Освальда, сопровождаемого полицейскими, что, по мнению Дюран, выглядело неправдоподобно^{362}. Дюран также знала о том, что принадлежность к Коммунистической партии в 1963 году была противозаконна в Мексике. По этой причине коммунисты обычно путешествовали по стране только с паспортом. И вдруг здесь оказывается Освальд с кипой документов, способных спровоцировать его арест^{363}.

Дюран сказала Освальду, что ему не хватает фотографий, необходимых для заявления на визу. Она также сообщила, что ему необходимо получить разрешение посетить Советский Союз, прежде чем ему смогут оформить кубинскую транзитную визу. Видимо расстроенный Освальд ушел, но через час вернулся в посольство с фотографиями на визу.

В конце дня Освальд вновь пришел в кубинское посольство, но на этот раз в разговоре с Сильвией Дюран он настаивал на том, что ему необходимо получить кубинскую визу немедленно. Он утверждал, что советское посольство только что уверило его, что ему будет выдана советская виза. Дюран переговорила по телефону с советским посольством и узнала, что это неправда. Она сказала об этом Освальду, который впал в ярость. Он обругал Дюран, затем кубинского консула Эусебио Аскуэ, вышедшего на шум из своего кабинета. Освальд продолжал бушевать в ответ на объяснение Аскуэ процедуры выдачи визы. Аскуэ в ответ тоже стал кричать на него^{364}. Освальд назвал Аскуэ и Дюран «бюрократами»^{365}. Затем, как вспоминала Сильвия Дюран в 1978 г. в ходе опроса в Специальном комитете Палаты представителей Конгресса США по расследованию убийств (HSCA), Аскуэ подошел к двери, открыл ее и попросил Освальда уйти^{366}. Этот из ряда вон выходящий эпизод, возможно, как и предполагалось, произвел неизгладимое впечатление на Дюран и Аскуэ.

Оба визита Освальда в советское посольство описал служивший там вице-консулом полковник КГБ Олег Максимович Нечипоренко^[23] в своих мемуарах 1993 г. «Паспорт на убийство». Во время своего первого визита в пятницу днем 27 сентября у Освальда действительно состоялся краткий разговор с Валерием Владимировичем Костиковым. Нечипоренко упоминает Костикова мимоходом как «одного из консульских сотрудников, который в тот конкретный день вел прием посетителей с 11:00 до 13:00»^{367}. Освальд сказал, что ему нужна виза в Советский Союз. Костиков передал его Нечипоренко, который выслушал просьбу Освальда о срочной визе. Нечипоренко пояснил, что всеми вопросами, касающимися поездок в Советский Союз, занимается их посольство в Вашингтоне, округ Колумбия. Он мог сделать исключение для Освальда и отправить его документы в Москву, «но ответ все равно будет направлен по его постоянному месту жительства, и займет это по меньшей мере четыре месяца»^{368}.

Освальд слушал его с нарастающим раздражением. «Когда я закончил говорить, – вспоминает Нечипоренко, – он медленно наклонился ко мне и, едва сдерживаясь, практически крикнул мне в лицо: “Мне это не подходит! Это не мой случай! Для меня все это закончится трагедией!”» Нечипоренко велел неуправляемому американцу покинуть территорию посольства^{369}.

На следующее утро Освальд вернулся в советское посольство. Он повторил свою просьбу о выдаче срочной визы в СССР на этот раз Валерию Костикову (это была их встреча 28 сентября) и советскому консулу Павлу Яцкову. Освальд был еще более возбужденным, чем накануне, ссылаясь на то, что за ним следит и преследует ФБР. Он вынул из кармана пиджака револьвер, положил его на стол и сказал: «Видите? Это то, что я должен теперь носить, чтобы защитить себя»^{370}. Советские чиновники осторожно взяли пистолет и вытащили патроны. Они снова сказали Освальду, что не могут выдать ему срочную визу. Вместо этого ему предложили необходимые формы для заполнения. Освальд не взял их. Олег Нечипоренко присоединился к трем мужчинам, когда разговор подходил к концу. Второй день подряд он сопровождал подавленного Освальда к воротам посольства, на этот раз с возвращенным ему револьвером и патронами в кармане пиджака. Нечипоренко пишет, что они с Костиковым и Яцковым сразу же подготовили и направили в Москву отчет о двух посещениях Освальдом посольства^{371}.

Два визита Освальда в кубинское посольство 27 сентября и два его посещения советского посольства 27–28 сентября дали общую картину к расшифровке звонков, отправленной 28 сентября Ричардом Хелмсом Эдгару Гуверу. В расшифровке ЦРУ говорится, что в субботу, 28 сентября, поступил звонок из кубинского посольства. Один из говоривших был идентифицирован как Сильвия Дюран. Однако сама Сильвия на протяжении многих лет неоднократно настаивала на том, что, во-первых, кубинское посольство было закрыто для посещений по субботам, а во-вторых, что она не звонила^{372}.

В документе же говорится, что Дюран звонила в советское посольство. Олег Нечипоренко, в свою очередь, отрицает, что был такой звонок. По его словам, это было невозможно, потому что коммутатор посольства не работал^{373}.

Дюран в стенограмме говорит, что какой-то американец в их посольстве, посетивший прежде советское посольство, хочет поговорить с ними. Она передает трубку американцу. И тот настаивает на том, чтобы он и советский дипломат говорили по-русски. Они заводят разговор, в котором американец изъясняется, как сказал переводчик, на «ужасном, трудно переводимом русском». Это еще раз свидетельствует против того, что говорящий был Освальдом, учитывая его свободный русский. В расшифровке ЦРУ этого маловероятного разговора далее следует:

Американец: Я только что был в вашем посольстве, и от меня потребовали адресные данные.

Советский консул: Я знаю.

Американец: У меня их не было. Я пошел в кубинское посольство, чтобы узнать их там, так как они у них есть.

Советский консул: Почему бы вам не вернуться и не оставить нам свой адрес. Это недалеко от кубинского посольства.

Американец: Хорошо, я сейчас буду^{374}.

Какова цель этого странного, надуманного разговора?

Ричард Хелмс в своем сопроводительном письме к Эдгару Гуверу утверждает, что «американец» в субботнем звонке 28 сентября – тот же человек, что и звонивший 1 октября и представившийся Ли Освальдом (что подтверждало и фиксировало субботнюю встречу Освальда с Костиковым). В этой связи в фальшивом субботнем звонке «Освальд» говорит, что он был «только что» в советском посольстве (с экспертом по убийствам КГБ Костиковым), и что его правильный адрес известен только кубинскому посольству, но не ему. Он принесет его в советское посольство. Таким образом, в интерпретации ЦРУ событий, задокументированных фальшивыми телефонными звонками, кубинские чиновники и советский убийца Костиков осуществляли совместный контроль над адресами и передвижениями Освальда за два месяца до убийства Кеннеди. Как сказал исследователь Джон Ньюман, демонстрируя эти документы: «Похоже, что кубинцы и русские работали в тандеме. Похоже, [Освальд] собирался встретиться с Костиковым в месте, назначенном кубинцами… Освальд собирался быть в каком-то месте, определенном кубинским посольством, и хотел, чтобы русские могли связаться с ним»^{375}.

Кроме того, Освальд (или его двойник) обращался за кубинскими и советскими визами, что могло быть использовано в качестве доказательств его попытки получить убежище в коммунистических странах. Сценарий в Мехико заложил основу для обвинения Кубы и СССР в предстоящем убийстве президента, тем самым давая основание для вторжения на Кубу и возможного ядерного удара по России.

С весьма тревожными последствиями дела ЦРУ в Мехико против Освальда пришлось столкнуться утром после убийства новому президенту, Линдону Бэйнсу Джонсону. В результате раскрытия общественности записей телефонных разговоров президента Джонсона в рамках Закона о документах, связанных с покушением на Джона Кеннеди, теперь мы знаем, как Джонсон был проинформирован о схеме ЦРУ. Майкл Бешлосс, редактор записей Джонсона, рассказывает, что в 9:20 23 ноября 1963 г. директор ЦРУ Джон Маккон сообщил Джонсону о «наличии информации о зарубежных связях предполагаемого убийцы Ли Харви Освальда, которая позволяла Джонсону прийти к выводу, что Кеннеди, возможно, был убит в результате международного заговора»^{376}. Затем в 10:01 Джонсон получил телефонный рапорт по Освальду от директора ФБР Эдгара Гувера. Он включал в себя следующий разговор:

Джонсон: Вы уже выяснили подробности визита в советское посольство в Мехико в сентябре?

Гувер: Нет, это один из самых запутанных вопросов. У нас есть магнитофонные записи и фотография человека, который был в советском посольстве и назвался Освальдом. Изображение и запись не соответствуют ни голосу этого человека, ни его внешности. Другими словами, вероятно, советское посольство тогда посетил кто-то другой. У нас есть копия письма, написанного Освальдом в советское посольство здесь, в Вашингтоне [9 ноября 1963 г., письмо, которое Освальд начал со слов «моя встреча с товарищем Костиным в посольстве СССР в Мехико (Мексика)», которые были истолкованы как упоминание Костикова]…^{377} Теперь, если мы сможем опознать этого человека, который был в… советском посольстве в Мехико…^{378}

Только что получивший информацию об Освальде от директора ЦРУ Маккона Джонсон был полон решимости добраться до сути «сентябрьского визита в советское посольство в Мексике». Сводка Гувера добавляет Джонсону беспокойства. Гувер предъявляет Джонсону убедительные доказательства того, что в советском посольстве был двойник Освальда: «Запись и фотография человека, находившегося в советском посольстве,» не соответствуют «голосу этого человека [Освальда] и его внешности». Гувер говорит, что у него есть доказательство: «У нас есть запись и фотография человека, который приходил в советское посольство под именем Освальда». Гувер очень хорошо знает, что фальсифицированные доказательства кубинско-советского заговора по убийству Кеннеди (которые только что предоставил Джонсону Маккон) исходят из ЦРУ. Гувер просто выдает Джонсону голый факт существования двойника Освальда в Мехико, а затем предоставляет Джонсону самому переварить возможные последствия. Собственная реакция Гувера на комбинацию ЦРУ в Мехико была запротоколирована через семь недель, когда он написал под текстом доклада ФБР об операциях ЦРУ в США: «О. К., но надеюсь, что вас не одурачат. Мне не забыть ни о замалчивании ЦРУ факта активной шпионской деятельности Франции на территории США, ни о странной истории с поездкой Освальда в Мексику, и это лишь два примера их двойной игры»^{379}.

Сводки ЦРУ и ФБР поставили Линдона Джонсона перед выбором одной из двух неприятных интерпретаций истории в Мехико. По данным ЦРУ, Освальд был частью кубинско-советского заговора с целью убийства президента, который подтверждали соответствующие аудиовизуальные материалы, собранные в результате наружного наблюдения. По словам Гувера, в Мехико действовал двойник Освальда, о чем свидетельствовал более внимательный анализ тех же материалов ЦРУ. Гувер предоставил Джонсону возможность сделать собственные выводы о том, кто стоял за этим перевоплощением.

По сценарию ЦРУ через Освальда вина за убийство президента возлагалась на Кубу и СССР и это подталкивало Соединенные Штаты к вторжению на Кубу и ядерному удару по СССР. Однако Джонсон не хотел начинать и заканчивать свое президентство глобальной войной.

Согласно же версии Гувера, в убийстве было замешано ЦРУ. Даже если на мгновение предположить, что сам Джонсон не был замешан в какой-либо предварительной подготовке и не был соучастником заговора, как бы то ни было, для только что избранного президента столкнуться с ЦРУ в конфликте внутри правительства США вокруг расследования убийства Кеннеди было бы ничем не лучше международного кризиса.

Нужно отдать должное ЦРУ (и его еще более секретным спонсорам) за разработку и исполнение блестящего сценария. Они разыграли такой сценарий гибели Кеннеди в Далласе, который вынудил остальные государственные органы выбирать один из трех основных вариантов: военное возмездие против Кубы и Советского Союза на основе ложных данных от резидентуры ЦРУ в Мехико – документов о коммунистическом заговоре; внутренняя политическая война, основанная на тех же документах, но увиденных в истинном свете, однако в этой войне ЦРУ стало бы использовать весь арсенал своего тайного оружия; либо полное сокрытие любых свидетельств о заговоре и молчаливого государственного переворота, который положит конец усилиям Кеннеди по окончанию холодной войны. Со своей стороны Линдон Джонсон почти не раздумывая выбрал тот единственный вариант, который, по его мнению, должен оставить его у власти в стране. Он решил все скрыть в угоду прерогатив холодной войны. Однако он не собирался нападать на Кубу и СССР. Его быстрое личное принятие того, чему суждено было быть, проявится на публике постепенно. Вместо того, чтобы тут же бесстрашно выступить против Кастро и Хрущева, он спокойно провел избирательную кампанию 1964 г. и развернул полномасштабную войну во Вьетнаме.

После того, как ЦРУ осознало, что его сценарий в Мехико вызывает вопросы и может подставить не коммунистов, а само ЦРУ в деле об убийстве, в резидентуре ЦРУ в Мехико дали задний ход, чтобы скрыть ложные свидетельства. Они стали заявлять, что пленки с записью телефонных звонков «Освальда» в советское посольство были нечаянно стерты и потому невозможно провести голосовую экспертизу, чтобы определить, действительно ли говоривший был Освальдом^{380}. (Это ложное заявление ЦРУ было сделано в то время, когда Гувер и ФБР слушали свои собственные копии записей, проводили голосовую экспертизу и сообщали о своих неоднозначных выводах президенту Линдону Джонсону.) Таким образом, 23 ноября сотрудница резидентуры ЦРУ в Мехико Энн Гудпасчер, помощник Дэвида Филлипса, отправила телеграмму в штаб-квартиру ЦРУ, в которой сообщала о звонке в субботу, 28 сентября, а затем заявляла: «Резидентура не может сравнить голоса, так как запись первого разговора была удалена перед приемом второго звонка»^{381}. На следующий день резидентура в Мехико сообщила в штаб-квартиру, что не может найти никаких записей для сравнения с голосом Освальда: «К сожалению, полная повторная проверка показала, что все записи этого периода уже стерты»^{382}. После проведения тщательного расследования в «Докладе Лопеса» Специального комитета Палаты представителей было сделано заключение, что эти и другие заявления ЦРУ об уничтожении записей до проведения голосовой экспертизы противоречили свидетельствам, данным под присягой, информации из других правительственных телеграмм и собственной процедуре прослушивания, принятой в данном учреждении^{383}. Хотя директор ФБР Гувер был зол на то, что с самого начала ЦРУ не ввело его в курс дела о «ложной поездке Освальда в Мексику», начиная с этого момента ФБР стало сотрудничать с ним в пересмотре своей истории, чтобы скрыть следы ЦРУ.