Завоевания в Центральной и Южной Америке XV—XIX веков. Под властью испанской короны

Появление Писарро в Тумбесе на северном побережье Перу совпало с последним этапом войны за престолонаследие, в которой правящий Инка Уаскар потерпел поражение и был свергнут своим единокровным братом Атауальпой, который выбрал в качестве своей столицы не Куско, а более доступный город Кахамарку на севере Перу. Сообщения об этом конфликте ободрили Писарро и побудили его, после того как он устроился в районе Тумбеса и основал «город» Сан-Мигель, отправиться в 1532 году вглубь материка к Кахамарке. Здесь под прикрытием официальной встречи испанцы совершили внезапное нападение (план составили братья Писарро, Эрнандо Сото, Себастьян Белалькасар и монах Висенте Вальверде), во время которого им удалось перебить большую часть свиты Атауальпы, захватить в плен самого правителя и обратить в бегство многотысячный отряд инков^[44]. Благодаря неожиданному нападению, благоприятной политической ситуации и потрясающей смелости, которая испугала и самих завоевателей, Писарро со своими людьми практически решили судьбу империи инков за один день. Вскоре после этого приехал Альмагро с подкреплением из Панамы. Вооруженные силы инков, лишившись своего правителя, были неспособны оказать действенное сопротивление завоевателям, которые общей численностью около 600 человек отправились к Куско. Жители даже не пытались укрыться в крепости Саксайуаман. Они пассивно оставались в городе, который был взят и разграблен в ноябре 1533 года. Золото и серебро, награбленные в Куско, вместе с золотыми сосудами, которыми наполнили целую комнату в Кахамарке подданные Атауальпы, тщетно надеявшегося выкупить свою свободу, были переплавлены; королевская пятая часть была изъята, а остальное было роздано конкистадорам; этого хватило, чтобы сделать каждого солдата этой армии богатым на всю жизнь, хотя мало кто из них прожил достаточно долго, чтобы насладиться этим богатством.

До этого момента вся кампания приблизительно шла по тому же сценарию, что и у Кортеса в Мексике (еще было много тяжелых боев), но после захвата Куско ход событий переменился. Писарро, в отличие от Кортеса, не создал центра своей власти в древней столице царства, а основал в 1535 году совершенно новую испанскую столицу Лиму – город королей, расположенный у моря в долине Римак. Этот выбор был обоснован с военной точки зрения, так как Куско находился далеко от гаваней, от которых зависели испанцы в Перу в плане подкреплений и снабжения из внешнего мира, а его горное окружение затрудняло, если не делало невозможным, использование кавалерии – главного рода войск испанцев. Но таким решением Писарро подчеркнул деление страны на испанское побережье и индейские горы и потерял одно средство привлечения перуанцев к новой вассальной зависимости. К тому же Писарро был человеком совершенно другого сорта, чем Кортес. В Испании он был незаконнорожденным сыном, воспитанным какими-то крестьянами; в Индиях он стал воином, добившимся руководящего положения благодаря своему честолюбию, храбрости и воинскому умению. Он был неграмотным и очень зависел от секретарей, которые иногда злоупотребляли своим положением и наделали врагов своему господину. И хотя Писарро был умным и прозорливым, ему не хватало обаяния и хитрости Кортеса, его чуткого понимания человеческих обстоятельств, его таланта нападать на врага, даже потерпев поражение. Убийство Атауальпы по решению суда было грубой ошибкой, которую осудили многие испанцы. К тому же Писарро имел завистливых соперников в своем собственном лагере, и вскоре среди завоевателей начались жаркие споры. Первая весть о возникших проблемах пришла из Сан-Мигеля, правитель которого Белалькасар оставил свой пост и отправился на север в район Кито по приглашению каких-то местных жителей, чтобы избавить их от их правителей-инков и установить свою власть. Его положение осложнилось неожиданным прибытием из Гватемалы неугомонного и воинственного Альварадо, который имел свои планы на Кито. Первым Альмагро, а затем Писарро поспешили на север, чтобы предотвратить гражданскую войну. Альмагро и Белалькасар (которые были compadres – кумовьями, приятелями) выступили вместе против Альварадо, который после разговора с Писарро согласился вернуться и править в своей вотчине. Но перед отъездом Альварадо продал большую часть всего своего снаряжения и боеприпасов Альмагро за огромную сумму в слитках серебра. Многие из солдат из Гватемалы присоединились к Альмагро, который таким образом стал достаточно силен, чтобы стать серьезным соперником для Писарро.

Тем временем Эрнандо Писарро, который был единственным законнорожденным из всех единокровных братьев и претендовал на какую-то образованность, был послан в Испанию с донесениями и королевской долей добычи из Кахамарки. Он возвратился в 1535 году с депешами, дававшими Франсиско Писарро титул маркиза (и за ним закреплялась уже завоеванная территория Перу), а Альмагро – титул adelantado на территории с неопределенными границами (южной страны Чили), расположенной к югу от земель, управляемых Писарро. Альмагро сразу заявил свои права на Куско как часть подаренных ему земель; Писарро отказался отдать ему город, и снова гражданская война казалась неминуемой. Но этих двух военачальников уговорили примириться для спасения репутации обоих, и Альмагро отбыл в экспедицию с целью исследовать и завоевать свое царство на юге. Он отсутствовал два года, в течение которых его армия (500–570 испанцев и 15 тысяч индейцев) пересекла открытое всем ветрам altiplano (плоскогорье, плато), которое в настоящее время принадлежит Боливии, и далеко проник на территорию Чили, а возвратился через прибрежную пустыню Атакаму. Солдаты Альмагро преодолели огромные трудности – голод и холод, жару и жажду, потеряли большую часть своих коней и многих товарищей (погибло в ходе похода 1535–1937 годов 150 испанцев и около 10 тысяч индейцев-носильщиков, в том числе на перевале через Анды – перевал Сан-Франциско, 4726 м, – 1500 индейцев), но не нашли больше городов и сколько-нибудь стоящей добычи^[45]. Они вернулись в Куско в апреле 1537 года, полные еще более острой зависти к удаче Писарро.

Во время отсутствия Альмагро Писарро пришлось столкнуться с опасным и широко распространившимся восстанием индейцев, которое возглавил Манко Капак-второй (или Манко Инка Юпанки) – преемник Уаскара, которого Писарро безуспешно пытался использовать как марионеточного правителя. Манко Капак полгода осаждал Куско, где заперлись с горсткой людей Эрнандо и Гонсало Писарро, третий брат Хуан был убит во время вылазки. Армии индейцев, однако, были слишком велики, чтобы продолжать сражаться длительное время, имея к тому же в своем распоряжении примитивные транспортные средства, так что через несколько месяцев армия Манко начала сокращаться. Но прежде чем братья Писарро смогли воспользоваться этим ослаблением врага, из Чили вернулся Альмагро с остатками своего отряда, зашел к Манко с тыла и разгромил его, вошел в Куско и завладел властью в городе и провинции^[46]. Так началась первая гражданская война в Испанском Перу, «война Лас-Салинас» (Соляные копи). Подобно многим последующим волнениям в Перу, эта война была ссорой не только между двумя группировками испанцев, но и между побережьем и горами, между городами Лима и Куско. Лима победила; Альмагро после многих взлетов и падений потерпел поражение в 1538 году и был задушен по приказу Эрнандо Писарро, взявшего того в плен. Альмагро был щедрым и популярным военачальником, и его смерть многих сделала врагами братьев Писарро. Очередь Франсиско Писарро пришла тремя годами позже. В 1541 году он был убит в Лиме группой «людей из Чили». Губернатором был провозглашен Альмагро-младший, сын казненного, однако назначенный испанским королем новый губернатор предал его суду и в 1542 году казнил. Инка Манко Капак пережил и Франсиско Писарро и Диего Альмагро-отца и Диего Альмагро-сына. Он продолжал жить как правитель в изгнании в районе крепости Вилькабамба, периодически совершая нападения на испанцев и отбиваясь от их рейдов. Он был убит десять лет спустя несколькими беглыми испанцами, к которым он отнесся дружески.

Война, которая началась в 1541 году между сторонниками двух умерших военачальников, отличалась от предыдущих усобиц тем, что королевский губернатор, присланный из Испании, принимал в ней активное участие. Обладатель лицензии Вака де Кастро – председатель недавно образованной audiencia в Панаме, отправленный в Перу расследовать происходящие в стране беспорядки, имел приказ стать преемником Писарро в случае смерти маркиза. По прибытии в Перу он встал во главе группировки сторонников Писарро, превратив их тем самым в королевскую армию, воюющую с вооруженными мятежниками. Сторонники Альмагро были разгромлены, а многие активисты – казнены. Дальше было труднее. Кастро со всей ловкостью и терпением юриста отговорил Гонсало Писарро от заявления своих притязаний с мечом в руках на звание преемника власти своего брата. Однако мир был недолгим. В 1543–1545 годах правительство в Испании начало стремительное наступление на систему encomienda и отправило в Перу в качестве вице-короля невежественного солдафона Бласко Нуньеса де ла Вела с приказом конфисковать encomiendas. Настойчивые требования Нуньеса вопреки всяким доводам благоразумия немедленно привести в исполнение данные ему инструкции спровоцировали вооруженное восстание под руководством Гонсало Писарро и новую гражданскую войну, в которой Нуньес был убит в начале 1546 года. Гонсало Писарро стал на время реальным правителем Перу. По совету Карвахаля он мог бы даже создать независимое царство. Однако привычка быть верным короне была сильна. Гонсало попытался вести переговоры о признании королевской властью его полномочий, а последующее промедление дало возможность преемнику Нуньеса – священнику Педро де ла Гаска, который, находясь в Панаме, уже овладел ситуацией на море, высадиться в Перу, отделить от Гонсало многих завистников и в конечном счете собрать армию, которая его разгромила. Гонсало и его главные помощники были обезглавлены в 1548 году. Из пяти жестоких и неуправляемых братьев, завоевавших Перу, в живых остался только Эрнандо, направленный после разгрома Альмагро в Испанию, чтобы 20 лет томиться в испанской тюрьме^[47].

Территория испанского владычества сильно расширилась во время гражданских войн. Белалькасар находился в Кито, который инки ранее хотели сделать вторым Куско. (В 1534 году Белалькасар по приказу Ф. Писарро с отрядом из 200 человек, включая 62 всадников, прошел около 600 километров по прямой до Кито, несколько раз пересекая тихоокеанско-атлантический водораздел, то поднимаясь на перевалы, то спускаясь в ущелья. Помимо многих мелких стычек, испанцы вышли победителями в двух битвах с 15-тысячной и 50-тысячной армиями индейцев и взяли Кито.) Теперь вместе со своими сторонниками он отправился дальше на север через покрытый лесами край, в котором жили первобытные индейские племена, к городу Попаян (захватив его в 1537 году). Оттуда он предпринял смелую экспедицию через горы Восточной Кордильеры. Наконец, он прорвался через окружающий бастион гор в густонаселенные саванны Боготы, где в городах оседло жил народ чибча. Однако в открытии его опередил Гонсало Хименес де Кесада, который, отправившись в поход из Санта-Марты на карибском побережье, проложил себе дорогу через долину реки Магдалена с крутыми склонами и достиг Боготы с севера. В этом случае два военачальника, обладающие приблизительно равными по силам отрядами, разумно договорились предоставить раздел территорий правительству в Испании. Белалькасар был утвержден как губернатор Попаяна; Санта-Фе-де-Богота в конечном счете стала столицей возникшего позже, в XVIII веке, испанского вице-королевства Новая Гранада.

Гонсало Писарро в 1541–1542 годах возглавил экспедицию (320 испанцев и 4 тысячи индейцев-носильщиков) по чрезвычайно тяжелому маршруту из Кито через обширные леса на восточном склоне Анд и горы, заинтересовавшись, по его словам, сообщениями о том, что там растут коричные деревья, и в равной степени безосновательными, но более устойчивыми слухами об «Эльдорадо» – позолоченном короле. Его экспедиция, перевалив через Кордильеру, вышла к реке Напо и построила корабль из деревьев, поваленных на берегу, чтобы исследовать реку, послав на разведку 57 солдат во главе с Франсиско Орельяной (в конце декабря 1541 года). С горсточкой товарищей, не имея возможности вернуться по реке против течения, Орельяна проплыл в 1542 году вниз по реке Напо до реки Мараньон, главному истоку Амазонки, а затем, построив второй корабль, уже на двух бригантинах и по всей Амазонке до ее устья; все плавание по реке продолжалось 172 дня, восемь испанцев умерли от болезней и трое от ран; далее испанцы прошли вдоль северо-восточного берега Южной Америки до острова Маргарита. Гонсало Писарро, не дождавшись возвращения разведки, с оставшимися силами с трудом пешком по обратному пути добрался до Кито, – испанцы съели всех своих лошадей и собак, питались кореньями; вернулось в июне 1542 года только 80 истощенных, умирающих от лихорадки людей. Здесь он продиктовал секретарю свой отчет императору – шедевр умолчаний и краткости. Тем временем далеко на юг вслед за разведывательным походом Альмагро в Чили отправился Педро де Вальдивия, который в 1541 году основал там город Сантьяго. Завоевание Вальдивии было необычным в двух отношениях. В результате смерти Франсиско Писарро он лишился господина и стал одним из немногих губернаторов в Индиях, выбранных в Сантьяго, во многом точно так же, как Кортес был «выбран» в Веракрусе. Не найдя ни золота, ни развитой индейской культуры, Вальдивия основал скромную, но крепкую испанскую сельскохозяйственную общину в одной из самых красивых и плодородных долин в мире.

Инка Манко Капак-второй (Инка Манко Юпанки), находясь в своем горном изгнании, вполне мог размышлять об иронии судьбы, которая выпала завоевателям его народа: маленькие банды вооруженных мародеров искали друг друга и сражались насмерть среди огромных гор, пока империя, лежавшая у их ног, ожидала организующую руку. Волнения, которые приводили в беспорядок и отсрочивали заселение Перу испанцами, происходили почти полностью из-за ссор испанцев между собой. Что же касается власти инков, то завоевание их империи было завершено испанцами в 1535 году. Жизни одного поколения было достаточно для разгрома всех главных оседлых обществ Америк. Трагический и чрезвычайно быстрый успех этих испанских военных кампаний требует объяснения. Некоторые общества американских индейцев были по крайней мере знакомы с ведением организованной крупномасштабной войны. Некоторые из них – особенно ацтеки – сделали из нее культ. У них были особые вожди на время войны, кланы или ордена профессиональных воинов и хорошо отлаженная система территориального призыва на военную службу, благодаря которой большое количество вооруженных людей можно было собрать под командованием их местных вождей за сравнительно короткий срок. У них были службы бегунов, которые доставляли сообщения на большие расстояния, по крайней мере так же быстро, как в современной Европе. Их оружие было примитивным по европейским меркам, но тем не менее грозным. Мексиканский maquauhuitl – боевой топор, сделанный из обсидиановых лезвий, насаженных на крепкую каменную рукоятку, мог отрубить голову коню. Для метания снарядов индейцы использовали пращи, копьеметалки и в некоторых регионах – большие луки. Их доспехи, сделанные из стеганой хлопковой ткани, были легкими и эффективно защищали от стрел; некоторые испанцы в условиях тропической жары отказывались от своих доспехов, сделанных из стали и кожи, и носили вместо них местные доспехи. Тактические приемы индейцев были сравнительно простыми, а их привычка сражаться в густой толпе на открытой местности делала их уязвимыми для огнестрельного оружия. Но они учились быстро и иногда демонстрировали это, используя прикрытия, устраивая засады, придумывая военные хитрости и выбирая такую позицию на пересеченной местности, на которой испанская кавалерия не могла маневрировать.

Подготовка испанцев к войнам в Америке в период, когда военная обстановка и на море и на суше быстро развивалась и менялась, имела удивительно старомодный характер, вызывая в памяти крестовые походы. Используемые корабли были не боевыми судами, а небольшими торговыми судами, купленными или нанятыми в качестве транспортных средств. Это не имело значения, так как на море они не встречали никакого сопротивления и очень мало – на берегах. Вооруженные отряды были не организованными армиями в европейском понимании, а разношерстными группами искателей приключений, каждый из которых вооружался, как только мог, или присоединялся к какому-нибудь лидеру, способному обеспечить его оружием. Среди них были профессиональные или полупрофессиональные солдаты, которые служили вместе с Великим Капитаном (Гонсало Фернандес де Кордова, 1453–1515 гг., знаменитый испанский генерал. – Пер.); а также кузнецы, пекари, серебряных дел мастера, плотники; люди, которые изворачивались, чтобы достать себе средства к существованию; люди вообще без профессии, которые свой единственный опыт получили в пьяной драке. Мужчины, которые были замешаны в гражданских беспорядках, таких как бунт comuneros (сторонников антиправительственного движения и восстания в Кастилии в начале XVI века), иногда поспешно уезжали в Индии. Так же поступали и те, кто имел причину бояться инквизиции; евреи, moriscos (мориски, крещеные мавры), conversos (крещеные евреи или мусульмане) были первыми в рядах поселенцев в Америке. Но все они прибыли из суровой страны и привыкли к тяжелой и скромной жизни. Из поселенцев получался чрезвычайно грозный военный материал. Командирами становились в основном бедные дворяне, обученные обращению с оружием по обычаю тех времен; немногие были головорезами неизвестного происхождения. И дисциплина, и тактика носили неформальный характер и были во многом импровизированными. И это было к лучшему, так как конкистадоры оказались в совершенно нестандартных ситуациях. Оружие и снаряжение были такими же разнородными, как и люди. Среди оружия было мало такого, которое в Европе могли бы счесть современным, и оно само по себе, безусловно, не давало подавляющего превосходства испанским вооруженным отрядам. Обладание огнестрельным оружием было, конечно, важным, но, вероятно, не решающим фактором. Корабль несет свое вооружение туда, куда плывет, но на суше пушку нужно тащить через горы и болота на руках. Армия, с которой Кортес вторгся в Мексику, имела несколько пушек, которые сняли с кораблей в Веракрусе и тащили за собой вместе с армией. Сначала их таскали моряки, потом союзники-индейцы, и, наконец, они были установлены на плоскодонных судах для осады Теночтитлана. Вероятно, они были небольшими и не очень эффективными орудиями, хотя, без сомнения, их шум и дым производили сильное впечатление. Помимо пушек у Кортеса были 13 мушкетов. Лошади были важнее огнестрельного оружия. Конкистадоры многим были обязаны опыту, полученному на протяжении веков крестовых походов, транспортировки лошадей по морю. В нескольких случаях Берналь Диас приписывал победу «по воле божьей лошадям». Но у Кортеса было только 16 лошадей, когда он ступил на сушу, и некоторые из них были вскоре убиты в сражениях. Большинство солдат сражались пешими с мечом, пикой и арбалетом. Они имели преимущество стали перед камнем, но не были хорошо оснащенной европейской армией, воюющей с ордой беспомощных дикарей.

Сопротивление, разумеется, не было дружным; захватчикам обычно удавалось вступать в союзы и подстрекать одно индейское племя выступить с оружием в руках против другого. Небольшая численность вооруженных сил испанцев оказывалась в некоторых ситуациях преимуществом. В регионе, в котором не было телег и тягловых животных, а все припасы приходилось носить на своих спинах носильщикам, большие армии индейцев могли продолжать сражаться лишь короткое время, и, когда они съедали все продовольствие, которое брали с собой, им приходилось возвращаться домой. Испанцы могли передвигаться гораздо быстрее и питаться за счет той местности, по которой проходили. Это было главной причиной поражения Инки Манко Юпанки. По этой же причине армия Кортеса во время своего гибельного бегства из Теночтитлана не подверглась длительному преследованию и через несколько дней ускоренного марша сумела реорганизоваться на дружественной территории. Покорность массы индейского населения и скрупулезность, с которой оно было организовано для проведения общих работ, сослужили огромную службу испанцам. Без рабочих рук индейцев Кортес не смог бы ни построить плоскодонные суда для завладения озером Тескоко, ни снести постройки Теночтитлана. Без дорог, построенных инками благодаря подневольному труду, испанцы не смогли бы передвигаться ни конными, ни пешими по высокогорью Анд и, возможно, никогда не дошли бы до Куско^[48].

Моральные факторы значили много. Испанцы сумели воспользоваться некоторыми легендами и верованиями своих противников таким образом, что парализовали сопротивление, по крайней мере на какое-то время. Они сами никогда не сомневались, что воюют со смертными людьми; но для индейцев кони и пушки, пока для них они были в новинку и чем-то незнакомым, могли выглядеть как атрибуты богов. В Мексике традиционное поведение ацтеков на войне и их озабоченность тем, чтобы захватить пленных для жертвоприношений, поставили их в невыгодное положение в бою с крепкими и отчаянными людьми, которые не брали пленных. В конечном счете у испанцев было преимущество – их агрессивная миссионерская вера. Ощущение того, что они «несут свет тем, кто пребывает во мраке», было характерно даже для простых солдат и объясняет их убежденность в том, что, какой бы грешной ни была их собственная жизнь, святые воюют на их стороне. И это не намек на наивное легковерие. Рассказы о реальном появлении святого Иакова в бою были придуманы летописцами, а не конкистадорами; Берналь Диас относился к этим «чудесам» с иронией. Тем не менее конкистадоры перед сражением молились святому Петру и святому Иакову, и ощущение божественной поддержки было среди них сильно. В Старом Свете это хотя и было стимулом к агрессии, не было военным преимуществом, потому что у врагов, которые обычно были мусульманами, тоже была оптимистичная вера, отношение которой к войне, победе и смерти было таким же поощряющим. Религия же американских индейцев, наоборот, была глубоко пессимистична – грустная, смиренная вера последней культуры каменного века. Индеец считал, что его религия требует от него воевать и, если понадобится, храбро встретить смерть. Испанец же верил, что его религия дает ему возможность побеждать.

И они, как правило, побеждали. Подвиги Писарро, Кортеса и им подобных привлекли внимание их современников и историков из-за их заметного успеха. В колонизированных многонаселенных регионах, в которых действовали эти военачальники, никакой другой исход был невозможен. Важно отметить, что единственными длительными военными поражениями, которые терпели испанцы, были поражения от диких племен, обитавших вдали друг от друга на необжитых территориях. Арауканы в Южном Чили, чичимеки в Северной Мексике, карибы на Малых Антильских островах не имели больших храмов или столиц, были менее уязвимы, более мобильны и опасны. К тому же поражение испанским армиям могли нанести не только дикари, но и сама глушь. Следует помнить, что большая часть земель обеих Америк в те времена не была ни густонаселенной, ни плодородной. Огромные пространства прошли испанские исследователи, которые как конкистадоры были неудачниками, так как не нашли ничего, что они считали ценным. В XVI веке знания об огромных пространствах, которые позднее стали южной и юго-западной частями Соединенных Штатов, были почерпнуты в основном из двух экспедиций – Эрнандо де Сото и Франсиско Васкеса Коронадо. Де Сото в 1539–1542 годах провел исследования от залива Тампа во Флориде, затем на север до Аппалачей и на запад до Миссисипи^[49]. Коронадо в 1541 году отправился из Кампостелы на север через реки Рио-Гранде и Пекос в огромные прерии к западу от Миссисипи и сообщил об огромных стадах «коров» (бизонов) и «паразитирующих на них первобытных людях», которые «живут, как арабы». Эти подвиги многое добавили к географическим знаниям^[50], но не имели ближайших результатов и не добавили богатства к репутации тех, кто принимал в них участие, в глазах их современников. Поэтому люди, которые первыми исследовали Калифорнию или Сиболу (Нью-Мексико), или прошли вверх по течению рек Гвианы в поисках Эльдорадо, или открыли путь, которым позднее пользовались контрабандисты, вверх по рекам Ла-Плата и Парагвай до Верхнего Перу, получили в основном в награду раны, болезни, разочарование и раннюю смерть.

Правление конкистадоров было драчливым и коротким. Они приехали в Америку за счет своих собственных средств, вынесли огромные трудности, рисковали жизнями и – некоторые – состоянием, не получая существенной практической помощи от правительства на родине; а правительство никогда полностью не доверяло им. Большинство их командиров умерли насильственной смертью. Из тех, кто преодолел трудности, уцелел в войнах и избежал мечей завистливых соперников, очень немногим была надолго доверена административная власть. Они явно не были людьми того сорта, которые успокаиваются и становятся послушными чиновниками; так что было вполне естественно, что корона заменила их – как только их завоевания уже прочно утвердились – на людей по своему выбору: чиновников, юристов, священнослужителей. Однако их последователи и преемники – завоеватели второго и третьего разрядов, волна эмиграции, представлявшая в своих рядах почти все классы и общественные группы в Испании, за исключением высшей знати, – поселились в немалых количествах на землях, которые они завоевали, и создали свое собственное, характерное для них общество, чрезвычайно невосприимчивое к бюрократическому регулированию. Это общество – беспокойное, аристократическое, со свободной организацией и завистливое – оставило стойкий отпечаток на всей истории Испанской Америки.