Под грузом улик. Неестественная смерть

Глава 7
Клуб и пуля

Он умер, и умер от моей руки. Это лучше, чем если бы умер я, пусть даже при этом я негодяй.

Приключения Секстона Блейка

Час за часом Паркер ждал друга. Снова и снова мысленно возвращался к риддлсдейлскому делу, сверялся с записями, что-то добавлял, заставлял усталый мозг придумывать самые фантастические версии, расхаживал по комнате, снимал с полки то одну, то другую книгу, брал на пианино несколько неумелых аккордов, листал журналы, нервничал. Наконец, выбрал том из криминологической секции шкафа и принудил себя углубиться в чтение материала о наиболее драматичном процессе об отравлениях – деле Седдона^[51]. Постепенно головоломка, как обычно, захватила его. Когда настойчиво прозвучал дверной звонок, он с удивлением поднял голову и обнаружил, что уже далеко за полночь.

Паркер сначала решил, что Уимзи забыл ключ, и приготовился к шутливому приветствию, но когда дверь открылась – точно как в начале рассказа о Шерлоке Холмсе, – за ней стояла красивая молодая женщина, в чрезвычайно нервном состоянии, с копной золотистых волос, с лиловато-голубыми глазами и в растрепанной одежде. Она скинула тяжелое дорожное пальто, и под ним обнаружилось вечернее платье со светло-зелеными чулками и обильно покрытые грязью грубые башмаки.

– Его светлость еще не вернулся, миледи, – сообщил Бантер, – но здесь мистер Паркер, и мы ждем его с минуты на минуту. Вашей светлости что-нибудь подать?

– Нет-нет, – отказалось видение. – Ничего не надо. Добрый вечер, мистер Паркер. Где Питер?

– Его вызвали, леди Мэри, – ответил тот. – Не представляю, почему он до сих пор не вернулся. Присядьте.

– Куда он отправился?

– В Скотленд-Ярд. Но это было в шесть часов. Не понимаю…

Леди Мэри в отчаянии махнула рукой:

– Ясно. О, мистер Паркер, что мне делать?

Паркер молчал.

– Мне необходимо видеть Питера. Это вопрос жизни и смерти. Можете за ним послать?

– Но мне неизвестно, где он сейчас. Пожалуйста, леди Мэри…

– Он делает нечто ужасное, неправильное! – Молодая женщина с горячностью заломила руки. – Он все понял не так! Мне нужно с ним встретиться, все ему сказать. Никто не попадал в такое ужасное положение! О!

Она расхохоталась и тут же разразилась слезами.

– Леди Мэри, пожалуйста, не надо! – У Паркера возникло острое ощущение, что он выглядит глупо и смешно. – Пожалуйста, сядьте, выпейте бокал вина. От слез вам станет плохо. Начнется икота. – Паркер сомневался, что говорит то, что следует. – Бантер!

Тот был недалеко. Собственно, он стоял сразу за дверью с маленьким подносом. С уважительным: «С вашего позволения, сэр», – он шагнул к дрожащей леди Мэри и поднес к ее носу небольшой пузырек. Эффект оказался поразительным. Пациентка два-три раза энергично чихнула, села, распрямилась и набросилась на Бантера:

– Как вы смеете? Убирайтесь прочь!

– Вашей светлости лучше выпить каплю бренди, – посоветовал тот, снова затыкая вонючий пузырек, но Паркер уже успел почувствовать острый запах аммиака. – Вот «Наполеон» 1800 года. Соблаговолите не фыркать, миледи. Его светлость ужасно расстроится, если узнает, что хотя бы капля драгоценного напитка пропала зря. Ваша светлость ужинали по дороге? Нет? Крайне неблагоразумно предпринимать долгое путешествие на голодный желудок. Осмелюсь предложить вам омлет. Может быть, и вы, сэр, желаете перекусить – ведь уже поздно.

– На ваше усмотрение, – торопливо махнул рукой Паркер. – Леди Мэри, вам ведь лучше? Позвольте помочь вам с пальто.

Ничего волнующего больше не было сказано, пока не появился омлет и женщина удобно не устроилась на мягком диване. Она пришла в себя, и Паркер, глядя на нее, замечал, какие следы оставила на ней недавняя болезнь. Исчез блестящий цвет лица, она держалась напряженно, побледнела, под глазами появились фиолетовые круги.

– Прошу прощения, что повела себя так глупо, мистер Паркер. – Мэри глядела ему в глаза с трогательным доверием и откровенностью. – Но я ужасно расстроена и очень спешила из Риддлсдейла.

– Не стоит извинений, – бессмысленно ответил тот. – Могу я что-нибудь для вас сделать, пока нет вашего брата?

– Полагаю, вы с Питером делаете все сообща?

– Ни один из нас не знает касательно этого расследования ничего такого, что бы не сообщил другому.

– Поговорить с вами – это все равно что с ним?

– Абсолютно одно и то же. Если вы почтите меня своим доверием…

– Минуту, мистер Паркер. Я в трудном положении. Не вполне понимаю, что я должна… Можете мне сказать, насколько вы продвинулись? Что обнаружили?

Ее вопрос застал Паркера врасплох. Хотя лицо леди Мэри преследовало его воображение с начала расследования, а кипение чувств во время этого романтического интервью достигло высшей точки, профессиональный инстинкт осторожности его еще не вполне покинул. Придерживая по долгу службы при себе доказательства соучастия леди Мэри в преступлении – какова бы ни была ее роль, – он был недалек от того, чтобы выложить карты на стол.

– Боюсь, – начал он, – не вполне могу вам это сказать. Видите ли, многое из того, чем мы располагаем, пока всего лишь подозрения. Я могу случайно нанести существенный вред невинному человеку.

– Таким образом, вы определенно кого-то подозреваете?

– Неопределенно – более точное слово, – улыбнулся Паркер. – Но если вы располагаете чем-то, что может пролить свет на это дело, прошу вас, говорите. Возможно, мы подозреваем совершенно не того человека.

– Я бы не удивилась. – Леди Мэри коротко, нервно рассмеялась. Ее руки шарили по столу, она нащупала оранжевый конверт и принялась его складывать. – Что вы хотите знать? – внезапно спросила она другим тоном.

Паркер почувствовал нечто новое в ее окрепшем голосе: напряжение и жесткость, – открыл записную книжку и, начав задавать вопросы, ощутил, как его покидает нервозность. Привычное дело вернуло уверенность.

– Вы были в Париже в прошлом феврале?

Леди Мэри кивнула.

– Вы припоминаете, как заходили с капитаном Кэткартом… да, кстати, полагаю, вы говорите по-французски?

– Свободно.

– Так же, как ваш брат, практически без акцента?

– Точно так же. В детстве у нас постоянно были гувернантки-француженки. Мать за этим очень следила.

– Ясно. Вы помните, что шестого февраля зашли с капитаном Кэткартом в ювелирный магазин на улице Де-ла-Пэ и там купили – или он купил для вас – гребень из черепахового панциря с бриллиантами и платинового кота с бриллиантом и изумрудными глазами?

В глазах молодой женщины мелькнуло смутное понимание.

– Так это о том коте вы наводили справки в Риддлсдейле? – спросила она.

Отрицать очевидное бесполезно, и Паркер кивнул:

– Да.

– Его нашли в кустах. Так?

– Кота потеряли вы или Кэткарт?

– Если я скажу, что кот его…

– Готов поверить. Так он его?

Тяжелый вздох.

– Нет, мой.

– Когда вы его потеряли?

– В ту ночь.

– Где?

– Полагаю, в кустах. Там, где вы его нашли. Хватилась только позже.

– Это тот самый кот, которого вы купили в Париже?

– Да.

– А почему раньше заявили, что кот не ваш?

– Испугалась.

– А теперь?

– Намерена говорить правду.

Паркер снова внимательно на нее посмотрел. Леди Мэри не отвела открытого взгляда, но в позе чувствовалась напряженность, и это говорило, чего ей стоило принять такое решение.

– Прекрасно, – кивнул Паркер. – Мы будем рады, поскольку есть подозрения, что по одному или двум пунктам расследования вы правды не сказали. Так?

– Да.

– Поверьте, мне неприятно задавать вам эти вопросы. Ужасное положение, в которое попал ваш брат…

– В которое поставила его я.

– Я этого не говорил.

– Я говорю. Он попал в тюрьму из-за меня. Не отрицайте, потому что это так.

– Не терзайтесь. Еще достаточно времени, чтобы все исправить. Можно продолжать?

– Да.

– Спасибо. Это правда, леди Мэри, что вы слышали выстрел в три часа?

– Нет.

– А вообще слышали выстрел?

– Слышала.

– В какое время?

– Без десяти двенадцать.

– Что вы прятали за растениями в оранжерее?

– Я там ничего не прятала.

– А в дубовом сундуке на лестнице?

– Свою юбку.

– Вы вышли из дома – зачем? Чтобы встретиться с Кэткартом?

– Да.

– Кто был другой мужчина?

– Какой другой мужчина?

– Другой мужчина, который был в кустах. Высокий, в пальто от «Барберри».

– Никакого другого мужчины не было.

– Прошу прощения, леди Мэри, мы видели его следы по пути от кустов к оранжерее.

– Должно быть, их оставил какой-то бродяга. Я о таком ничего не знаю.

– Но у нас есть доказательства того, что он там был, что он там делал и каким образом скрылся. Ради бога, леди Мэри, ради вашего брата, скажите правду, потому что человек в «барберри» и есть тот, кто застрелил Кэткарта.

– Нет! – Женщина смертельно побледнела. – Это невозможно.

– Почему невозможно?

– Потому что Дэниса Кэткарта застрелила я.

– Вот так обстоят дела, лорд Питер, – сказал начальник Скотленд-Ярда, поднимаясь из-за стола и дружески протягивая руку. – Этого человека точно видели на вокзале Марилебон в пятницу утром. И хотя мы его, к сожалению, потеряли, я нисколько не сомневаюсь, что вскоре поймаем. Задержку вызвала болезнь носильщика Моррисона, чьи показания были очень важны. Но теперь мы времени не теряем.

– Не сомневаюсь, что могу полностью на вас положиться, сэр Эндрю. – Уимзи пожал руку полицейскому. – Не отрицаю, я тоже копаю со своей стороны. И каждый из нас что-то нарыл: вы в своем уголке, я в своем, как говорится в гимне. Это же гимн? Помню, читал это в книге о миссионерах, когда был маленьким. Вы хотели в детстве заниматься миссионерством? Я хотел. Многие в свое время хотели, что очень странно, учитывая, как неблагоприятно все обернулось для большинства из нас.

– Если сами нападете на след этого человека, дайте нам знать, – попросил Эндрю Макензи. – Я никогда не отрицал вашего везения или, если угодно, здравого суждения в розыскной работе – чего нам, возможно, не хватает.

– Если поймаю этого типа, приду под ваши окна даже среди ночи и стану кричать до тех пор, пока вы не выйдете ко мне в ночной рубашке и не впустите внутрь. Кстати, о ночной рубашке, это мне напомнило, что мы ждем вас в Денвере после того, как закончится дело. Мать, разумеется, шлет вам наилучшие пожелания.

– Большое спасибо, – ответил сэр Эндрю. – Надеюсь, вы считаете, что все идет нормально. Утром у меня был с докладом Паркер, и мне показалось, что он немного расстроен.

– Он выполняет много рутинной неприятной работы, – объяснил Питер, – но, как всегда, держится стойко. Большая честь с ним сотрудничать. До скорого, шеф.

На выходе Питер осознал, что его разговор с сэром Эндрю Макензи занял пару часов и время приближается к восьми. Он пытался сообразить, где поужинать, когда к нему приблизилась энергичная молодая женщина с короткой стрижкой, в короткой клетчатой юбке, блестящем джемпере, вельветовом жакете и щегольском зеленом берете.

– Да это же лорд Питер Уимзи! – Женщина протянула руку без перчатки. – Как поживаете? Как поживает Мэри?

– Боже милостивый! – галантно отозвался Уимзи. – Мисс Тарант! Как приятно снова вас видеть! Восхитительно! Спасибо. Мэри держится не так хорошо, как хотелось бы. Тревожится по поводу этого дела с убийством. Полагаю, вы слышали, что мы оказались в положении, которое тактично называют неприятным.

– Конечно, – с готовностью кивнула мисс Тарант. – Но, как добрая социалистка, не могу не порадоваться, поскольку в этом положении пэр выглядит очень глупым, а с ним и палата лордов. Но, по правде сказать, предпочла бы, чтобы этим пэром был брат кого-нибудь еще. Мы с Мэри были хорошими подругами. А вы, конечно, занимаетесь расследованием, а не просто прозябаете в поместье и стреляете птичек? Полагаю, это вскоре изменит ситуацию.

– Очень любезно с вашей стороны, – отозвался Уимзи. – Вот если бы вы могли принудить себя простить мне несчастье моего происхождения и другие грехи, то, возможно, оказали бы мне честь где-нибудь со мной поужинать. Получится?

– О, с удовольствием! – энергично воскликнула мисс Тарант. – Но сегодня вечером я обещала прийти в клуб. Там в девять собрание. Мистер Коук, лейбористский лидер, выступит с речью о переходе армии и флота в коммунизм. Мы ожидаем арестов, но собираемся устроить большой отлов стукачей, прежде чем начнем. Поужинайте со мной там. А если захотите, я попробую провести вас на собрание. Там вас схватят и выведут на чистую воду. Предполагается, что вы враг и я не должна вам много открывать. Но мне кажется, вы враг неопасный.

– Обыкновенный капиталист, – ответил Уимзи. – В высшей степени отвратительный.

– Давайте хотя бы поужинаем. Мне не терпится послушать новости.

Питер понимал, что ужин в Советском клубе будет более чем неприятным, и уже приготовился извиняться. Но тут ему пришло в голову, что мисс Тарант может рассказать о его сестре много такого, чего он не знает. И вместо вежливого отказа вежливо согласился, последовав за девушкой, которая беспечной походкой по грязным закоулкам привела его на Джеранд-стрит, где за оранжевой дверью и окнами с пурпурными шторами располагался Советский клуб.

Данный клуб был приспособлен скорее для вольнодумства, чем для светской жизни, и имел ту странную неформальную атмосферу, которая характерна для всех организаций, созданных людьми не от мира сего. Лорд Питер не мог точно сказать, почему ему мгновенно пришли на ум армейские застолья: возможно, из-за того, что все участники выглядели объединенными общей жизненной целью, а персонал казался весьма наскоро обученным. Уимзи напомнил себе, что в подобных демократических заведениях от официантов вряд ли стоит ожидать той предупредительности, которая отличает обслугу Вест-Энд-клуба. Они же, в конце концов, не капиталисты. Сходство с армейскими застольями в столовом зале усиливали пылкие разговоры и забавная разнородность приборов. Мисс Тарант заняла места у хлипкого стола рядом с сервировочным окном. Питер не без труда втиснулся на стул рядом с крупным кудрявым мужчиной в бархатном пиджаке, который беседовал с худощавой бойкой женщиной в русской кофточке, венецианских бусах, венгерской шали и с испанским гребнем, выглядевшей воплощением Объединенного фронта Интернационала.

Лорд Питер хотел доставить удовольствие своей спутнице вопросом о великом мистере Коуке, но был прерван решительным «тсс».

Мисс Тарант перегнулась через стол так, что ее золотистые локоны коснулись бровей собеседника.

– Не кричите! Это тайна.

– Тысяча извинений. – Питер понизил голос. – Кстати, вы в курсе, что ваши симпатичные бусинки плавают в супе?

– Неужели? – девушка поспешно отпрянула. – Спасибо. Краска может сойти. Надеюсь, не содержит мышьяка или чего-то этакого. – Она снова подалась вперед и хрипло прошептала: – Женщина рядом со мной – Эрика Хит-Варбуртон, писательница.

Уимзи посмотрел на даму в русской блузке с новым чувством почтения. Немногие произведения обладали способностью вызвать краску на его щеках, но он помнил, что одной из книг мисс Эрики это удалось. Авторица энергично вещала своему спутнику:

– …видели хоть раз искреннюю эмоцию в придаточном предложении?

– Джойс избавил нас от предрассудков синтаксиса, – согласился тот.

– Сцены, создающие эмоциональную историю, должны выражаться сериями животных визгов, – продолжала писательница.

– Формула Д. Г. Лоуренса^[52], – изрек ее курчавый компаньон.

– Или даже дада^[53], – заключила мисс Эрика.

– Требуется новый условный алфавит. – Курчавый мужчина поставил оба локтя на стол и при этом столкнул на пол хлеб Уимзи. – Слышали, как Роберт Сноутс читает свои стихи под тамтам и свистульку?

Уимзи с трудом отвлекся от этого увлекательного обсуждения и обнаружил, что мисс Тарант что-то говорит о Мэри.

– Вашей сестры очень не хватает. Ее удивительного энтузиазма. Она так хорошо выступала на митингах. С такой неподдельной симпатией к рабочим.

– Это для меня что-то новенькое! – изумился лорд Питер. – Насколько мне известно, Мэри за всю свою жизнь пальцем о палец не ударила.

– Ничего подобного! – воскликнула девушка. – Она работала! Работала у нас. И замечательно! Почти полгода была секретарем нашего Общества пропаганды. А потом так же старательно помогала мистеру Гойлсу. Не говоря уж о том, что во время войны она была медсестрой. Я, конечно, не одобряю отношение Англии к войне, но такой труд никто легким не назовет.

– Кто такой мистер Гойлс?

– Один из наших ведущих ораторов. Очень молодой, однако правительство его по-настоящему боится. Думаю, он сегодня сюда придет. Выступал на Севере, но я слышала, что он вернулся.

– Осторожно, ваши бусы опять в тарелке, – предупредил Уимзи.

– Да? Значит, будут с ароматом барашка. Боюсь, кухня здесь не высшего качества, зато и взносы невелики. Удивительно, что Мэри не рассказывала вам о Гойлсе. Некоторое время назад они были очень дружны. Все думали, что Мэри собирается выйти за Гойлса замуж, но затем у них что-то разладилось и ваша сестра уехала из города. Вы об этом знаете?

– Что у нее был парень? Да, но моя семья не вполне это одобряла. Думаю, их не слишком устраивал этот Гойлс в качестве зятя. Родословная и все такое. Меня рядом не было; впрочем, ко мне Мэри никогда и не прислушивалась. Вот и все, что я понял об этой истории.

– Еще один пример абсурдной старорежимной тирании родителей. Кто бы мог подумать, что такое возможно в послевоенные времена.

– Я бы так не сказал, – возразил Уимзи. – Моя мать замечательная женщина. Думаю, она хотела пригласить мистера Гойлса в Денвер, но мой брат топнул ногой.

– А чего еще от таких ждать? – презрительно фыркнула мисс Тарант. – Не понимаю, его-то это как касалось?

– Никак, – согласился лорд Питер. – Но он придерживается устаревших принципов отца относительно женщин и распоряжается деньгами Мэри до тех пор, пока она не выйдет замуж с его согласия. Не скажу, что это хорошая модель: модель плохая, – но какая уж есть.

– Чудовищно! – возмутилась мисс Тарант и так яростно замотала головой, что растрепались ее волосы. – Это варварство! Типичный феодализм! Но, в конце концов, что такое деньги?

– Разумеется, ничто. Но если человека воспитали в привычке их иметь, несколько странно внезапно эту привычку бросить. Как с другой привычкой – принимать ванну.

– Я не понимаю: разве это что-то меняло для Мэри? – не унималась мисс Тарант. – Ей нравилось вести простую трудовую жизнь. Однажды мы впятером два месяца жили в рабочем коттедже на восемь шиллингов в неделю. Замечательный опыт – на самой границе Нью-Фореста.

– Зимой?

– Нет. Мы решили, что начинать лучше не зимой, – но пережили девять дождливых дней, и печная труба все время дымила. Дрова мы носили прямо из леса – сырыми.

– Ясно. Эксперимент был, должно быть, необычайно интересным.

– Никогда не забуду, – кивнула мисс Тарант. – Мы чувствовали себя приближенными к земле и всему исконному. Вот если бы удалось упразднить индустриализацию! Но, боюсь, это не получится без «кровавой революции». Она, конечно, очень страшит, однако целительна и неизбежна. Выпьем кофе? Только придется нести его наверх самим. После ужина официантки кофе не разносят.

Девушка расплатилась по счету и вернулась с чашкой кофе в руке. Напиток успел расплескаться на блюдце, а пока она огибала ширму и поднималась по крутой винтовой лестнице, вылился еще больше.

На выходе из подвала они чуть не столкнулись со светловолосым молодым человеком, который искал письма в коротком ряду темных ячеек. Ничего не найдя, он сделал шаг в общую гостиную, а мисс Тарант не удержалась от радостного восклицания:

– Это же мистер Гойлс!

При виде высокой, слегка ссутуленной фигуры с растрепанными волосами и с перчаткой на правой руке Уимзи невольно хмыкнул.

– Вы нас представите?

– Сейчас я его перехвачу.

Мисс Тарант направилась через гостиную к молодому агитатору. Тот посмотрел на Уимзи и, явно отказываясь, покачал головой. Затем взглянул на часы и метнулся к выходу. Уимзи бросился за ним.

– Невероятно! – крикнула вслед побледневшая мисс Тарант. – Он сказал, что у него назначена встреча. Но не может же он пропустить собрание!

– Прошу прощения!

Питер оказался на улице вовремя, чтобы заметить, как темная фигура переходит на другую сторону мостовой. Уимзи кинулся в погоню. Мужчина бросился наутек и, казалось, нырнул в темную аллею, ведущую к Чаринг-Кросс-роуд. Уимзи поспешил следом и внезапно почти ослеп от вспышки и дыма перед лицом. Левое плечо рвануло болью, раздался оглушительный грохот, и Питера закружило волчком. Он пошатнулся и рухнул на медный каркас старой кровати.

Глава 8
Мистер Паркер делает заметки

Человека привели в зоопарк и показали жирафа. Посмотрев на него в молчании, он сказал: «Не верю».

Сначала Паркер решил, что сошел с ума сам, затем усомнился в здравом рассудке Мэри, а когда в мозгу рассеялись облака, подумал, что она просто не говорит правду.

– Послушайте, леди Мэри, – сказал он ободряюще, но с оттенком упрека, как ребенку с не в меру разыгравшимся воображением, – вы же понимаете, что мы не можем в это поверить.

– Должны, – мрачно проговорила она. – Таковы факты: я его застрелила. Не то чтобы я сильно хотела это сделать – произошло нечто вроде несчастного случая.

Паркер поднялся и принялся расхаживать по комнате.

– Вы ставите меня в ужасное положение, леди Мэри, – начал он. – Я офицер полиции и никак не мог вообразить…

– Это не имеет значения, – отрезала она. – Вы должны меня арестовать, задержать или как это называется. Я за этим пришла. Готова без сопротивления проследовать куда положено – я правильно выражаюсь? Но сначала предпочла бы объясниться. Надо было сделать это намного раньше, но, боюсь, я потеряла голову: не сообразила, что могут обвинить Джеральда, – надеялась, все спишут на самоубийство. Могу я сделать заявление сейчас? Или нужно проехать в полицейский участок?

Паркер застонал.

– Меня же не накажут слишком сурово, если это был несчастный случай? – Голос леди Мэри дрожал.

– Разумеется, нет! Разумеется, нет! Вот если бы вы признались раньше… – Паркер внезапно прервал ходьбу и сел рядом с ней. – Невероятно! Какой-то абсурд! – Он взял руку женщины в свою. – Ничто меня не убедит. Нелепость! Совершенно на вас непохоже.

– Но несчастный случай…

– Я не об этом. О том, что вы молчали.

– Испугалась. А сейчас вам признаюсь.

– Нет! – вскричал детектив. – Вы мне лжете! Из благородных побуждений, но это того не стоит. Ни один мужчина этого не достоин. Бог с ним. Умоляю, скажите правду, не выгораживайте этого человека. Если он убил Дэниса Кэткарта…

– Нет! – Мэри вскочила на ноги и протестующе выставила руку. – Никакого другого мужчины не было. Не смейте так говорить! И даже думать! Говорю вам: я убила Кэткарта, – вы должны этому верить! Другого мужчины не было.

Паркер заставил себя собраться.

– Пожалуйста, сядьте, леди Мэри. Вы намерены сделать такое заявление?

– Да.

– Понимая, что у меня не останется иного выхода, кроме как действовать в соответствии с ним? – Детектив достал блокнот. – Продолжайте.

Мэри говорила спокойно, без всяких эмоций, только теребила перчатки, но ее признание выглядело так, словно она заучила его наизусть.

– Тринадцатого октября, в среду, в половине десятого я поднялась наверх и села писать письмо. В четверть одиннадцатого услышала, что брат с Дэнисом ссорятся в коридоре. Брат назвал Дэниса жуликом и приказал, чтобы он больше никогда не смел со мной заговаривать. Дэнис выбежал из дома. Я некоторое время прислушивалась, но он не возвращался. В половине двенадцатого я встревожилась, переоделась и пошла искать Дэниса, чтобы привести обратно: опасалась, что он совершит что-нибудь безрассудное. Спустя некоторое время я обнаружила его в кустах, просила вернуться, но он отказался. Рассказал об обвинениях брата и их ссоре. Я, конечно, пришла в ужас. Дэнис сказал, что не было смысла что-либо отрицать, раз Джеральд вознамерился его уничтожить. Он просил меня с ним убежать, выйти за него замуж и жить за границей. Я ответила, что удивлена, если он в сложившихся обстоятельствах предлагает подобные вещи. Мы оба сильно разозлились, и я сказала: «Пошли домой, а завтра можешь уезжать первым поездом». Дэнис словно взбесился, достал револьвер, пригрозил, что положит всему конец, раз его жизнь разрушена, назвал нас кучкой лицемеров, сказал, что я никогда его не ценила и не мне его судить. Если я с ним не поеду, значит, все кончено. Семь бед, один ответ – он застрелит меня и себя. Я схватила его руку с револьвером, мы некоторое время боролись, я направила дуло прямо ему в грудь и то ли нажала на спуск, то ли механизм сработал сам, не могу сказать – все происходило очень сумбурно.

Леди Мэри помолчала. Ручка Паркера записывала слова, а лицо выдавало все большую озабоченность.

– Он был еще жив. Я помогла ему подняться, и мы с трудом поплелись к дому. В одном месте он упал…

– Почему вы не оставили его и не бросились за помощью в дом? – спросил детектив.

Мэри колебалась.

– Не пришло в голову. Все происходило словно в кошмаре. Я хотела лишь поскорее от него избавиться. Думаю, хотела, чтобы он умер.

Повисла неприятная тишина.

– Он и умер. Умер возле двери. Я вошла в оранжерею и села. Сидела долго, пытаясь собраться с мыслями. Ненавидела его за то, что он обманщик и негодяй. Меня обвел вокруг пальца обыкновенный шулер, и я радовалась тому, что он умер. Я провела там много времени, но в голове не просветлело. И лишь когда появился брат, я поняла, что натворила и что меня могут заподозрить в убийстве. Пришла в ужас и в мгновение ока решила, что притворюсь, будто ничего не знаю: мол, услышала выстрел и вышла на звук. Вы в курсе, что я так и поступила.

– Почему, леди Мэри, вы сказали брату: «Ты его убил!»? – спросил Паркер нарочито ровным тоном.

Снова пауза.

– Ничего подобного я не говорила. Я сказала: «Джеральд, он убит», – не подразумевая ничего, кроме самоубийства.

– Но вы признали те слова во время расследования?

– Да. – Мэри комкала перчатки. – К тому времени я приняла решение придерживаться версии чьего-то незаконного проникновения на территорию усадьбы.

Зазвонил телефон, и Патрик подошел к аппарату. В трубке звучал слабый голос:

– Это Пикадилли, сто десять «а»? Говорят из больницы на Чаринг-Кросс. Сюда сегодня вечером поступил человек, который утверждает, что он лорд Питер Уимзи. С ранением в плечо и травмой головы от падения. Только что пришел в сознание. Привезен в пятнадцать минут десятого. Его жизни, судя по всему, ничто не угрожает. Но обязательно приезжайте.

– В Питера стреляли, – сообщил Паркер. – Поедете со мной в больницу на Чаринг-Кросс? Врачи утверждают, что он вне опасности, но как знать…

– О, быстрее! – воскликнула Мэри.

Захватив с собой Бантера, детектив и обвинившая себя дама выскочили на Пикадилли и, поймав на углу Гайд-парка позднее такси, с бешеной скоростью понеслись по пустым улицам.