Пелопоннесская война

ПЕРВАЯ АФИНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ НА СИЦИЛИЮ

Эти-то настроения и убедили афинян в сентябре направить экспедицию из двадцати кораблей под управлением Лахета и Хареада на Сицилию, далекую от прежних театров военных действий. Жители Леонтин, города на востоке острова, бывшего давним союзником Афин, жаловались, что Сиракузы, крупнейший город в регионе, напал на них, добиваясь господства над всей Сицилией. Война быстро охватила весь остров и итальянскую сторону узкого пролива. Противники отчасти разделились по этническому принципу; дорийцы и пелопоннесцы поддерживали Сиракузы, а ионийцы и афиняне им противостояли. Угроза близившегося поражения вынудила леонтинцев призвать на помощь союзных афинян.

Почему афиняне, и так ведущие войну на выживание, послали экспедицию в столь отдаленное и на первый взгляд не связанное с общей стратегией войны место? Фукидид объясняет это так: на самом деле их цель состояла в том, чтобы «отрезать подвоз оттуда хлеба в Пелопоннес и чтобы выяснить одновременно, не удастся ли захватить Сицилию» (III.86.4).

Как правило, всю пропаганду организации кампании приписывают группе сторонников Клеона – «радикалам», или «демократам», или «партии войны», но источники этого не подтверждают. Нигде не сообщается о жарких дебатах по этому вопросу вроде тех, что ранее, в 427 г. до н. э., определили судьбу Митилены, а в 433 г. до н. э. привели к союзу с Керкирой. Командующие не были «ястребами» вроде Евримедонта или Демосфена, но среди них имелись люди вроде Лахета, связанного с Никием. Скорее всего, мысль об экспедиции почти не встретила противодействия.

Кроме того, мы не должны забывать об очевидном факте: в 427 г. до н. э. афиняне отправились на Сицилию, потому что получили такой призыв и так как понимали, что потенциальная угроза может стать серьезной. В начале войны пелопоннесцы заявляли о возможности обзавестись на Сицилии гигантским флотом. Если бы только им удалось это, опасность для Афин стала бы внушительной. К тому же, если бы Сиракузы, основанные поселенцами из Коринфа, сумели покорить остальные греческие города на Сицилии, они могли бы посылать критически важную помощь в свою метрополию и пелопоннесцам в целом. Всякий афинянин признал бы рискованность такого положения. Желание предотвратить поставки сицилийского зерна на Пелопоннес стало еще одним фактором, отражавшим развитие событий. В какой-то мере продолжительность и степень разорения Аттики спартанцами зависели от их снабжения провизией: утрата сицилийского хлеба могла стать преградой для будущих вторжений. В этом отношении прислать западным союзникам Афин ограниченный военный контингент, дабы пресечь поставки зерна, имело смысл.

Однако любая попытка подчинить Сицилию своей воле была бы явным нарушением рекомендации Перикла не расширять державу в военное время. По правде говоря, среди афинян были безрассудные экспансионисты, и некоторые из них смотрели на западные земли как на территории, которые следовало бы завоевать. Но ничто не указывает на то, что Клеон был одним из них или когда-нибудь стремился к экспансии ради нее самой. Он, равно как и люди вроде Демосфена и Евримедонта, хотел установить контроль над Сицилией, чтобы прекратить отправку ее зерна на Пелопоннес и не допустить господства Сиракуз над островом, а также их помощи врагам Афин; впрочем, восстановленный статус-кво мог и не быть пределом мечтаний афинян. Если бы вскоре после интервенции афинские войска самоустранились, Сиракузы могли бы вновь попытаться покорить остров – вероятно, тогда, когда Афины не сумели бы им помешать. Стремление «повести дела, касающиеся Сицилии» (VI.44.3) могло означать только утверждение верховенства Афин и, возможно, размещение на Сицилии гарнизона и военно-морской базы, необходимых, чтобы избежать проблем в будущем.

Двадцать кораблей едва успели отплыть, прежде чем во второй раз вспыхнула чума. Их миссия знаменовала новую политическую реальность Афин. Ход событий привел радикалов к позициям, которые позволяли им влиять на политику и даже формировать ее, а умеренных – к положению, в котором они никак не могли противиться идеям своих оппонентов.

В Сицилии афинян, несмотря на скромные размеры их флотилии, ждал поразительный успех. Расположенные вдали от берега Леонтины не могли предоставить им военно-морскую базу, а потому Лахет и Хареад остановились в дружественном италийском городе Регии по другую сторону Мессинского пролива (карта 13). Афиняне намеревались взять этот пролив под свой полный контроль, чтобы сделать неосуществимым провоз зерна с Сицилии на Пелопоннес по привычному маршруту. План заключался в том, чтобы превратить Мессину в место сбора сицилийских греков, в первую очередь ионийцев, но также и коренных сицилийцев – сикулов, враждебных Сиракузам. При помощи местных войск афиняне могли надеяться разгромить сиракузян в бою и завоевать поддержку в их рядах. Во всяком случае, засилье Сиракуз на Сицилии после такой победы было бы исключено.

Первые попытки почти не принесли результатов. Вскоре после прибытия в Регий афиняне разделили свои силы на две эскадры, чтобы разведать побережье Сицилии и узнать настроения местных жителей. Лахет поплыл вдоль южного берега до Камарины, а Хареад направился по восточному побережью в воды Сиракуз, где погиб при столкновении с сиракузским флотом. В основе афинского плана лежал контроль над морем, особенно над водами у Мессинского пролива, поэтому Лахет атаковал союзников Сиракуз на Липарских островах, что находятся у западного входа в пролив, но липарцы не отступили.

Эту и прочие неудачи Лахет затмил захватом Мессины, который утвердил афинскую власть над проливом, вызвал череду предательств среди союзников Сиракуз и поставил под угрозу позиции города на острове. Многие сикулы, прежде подчинявшиеся сиракузянам, перешли на сторону Афин. С их помощью Лахет продолжил наступление, разбил локров в бою и напал на Гимеру, хотя и не смог взять ее.

Успехи Лахета были нешуточными. Он не допустил завоевания Леонтин сиракузянами, взял Мессину и пролив, привлек на сторону Афин множество сиракузских данников и начал угрожать землям вокруг самих Сиракуз. Афиняне пользовались бесспорным господством на море: сиракузяне боялись столкновения даже с небольшой флотилией неприятеля. Они хорошо понимали, в какой опасности оказались, и «их тревожило, что афиняне, устроив там [в Мессине] базу для военных операций против Сиракуз, смогут рано или поздно напасть на них на их же собственной земле с большими боевыми силами» (IV.1.2). Вследствие этого они стали наращивать мощь своего флота, чтобы бросить вызов афинянам.

В ответ афинские стратеги запросили подкрепления; народное собрание послало еще сорок кораблей под началом трех командиров в надежде «отчасти … скорее закончить там войну, отчасти же путем боевых упражнений проверить боеспособность своего флота» (III.115.4). Пифодор с несколькими кораблями отплыл немедленно, чтобы принять командование у Лахета, а Софокл и Евримедонт с основными силами должны были прибыть позже. Новый флот пускался в плавание, полный смелых надежд.

ЧАСТЬ III
НОВЫЕ СТРАТЕГИИ

Ход первого этапа Десятилетней войны был обусловлен целями и стратегией Перикла, которые продолжали определять политику Афин даже после его смерти. Какими бы ни были их достоинства, дальнейшие события обнажили их критическую негодность: расходы истощали казну, в державе пылали восстания, а спартанцы не проявляли никаких признаков склонности к миру. Если бы Перикл был жив, он, вероятно, сам приспособился бы к новой реальности и внес бы изменения в план войны, но к 427 г. до н. э. начали проявлять себя иные полководцы и политические лидеры. Некоторые из них принесли с собой идеи, совсем отличные от идей покойного Перикла. Следующие несколько лет станут свидетельством резкого отхода афинян от первоначальной стратегии: они отчаянно искали способ выжить и победить.

ГЛАВА 11
ДЕМОСФЕН И НОВАЯ СТРАТЕГИЯ АФИН
(426 Г. ДО Н.Э.)

СПАРТАНЦЫ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ ГРЕЦИИ

В 426 г. до н. э. на трон Спарты после смерти своего отца Архидама взошел молодой Агис. Вместе с тем из изгнания вернулся Плистоанакт, и теперь в городе вновь было два царя. Одним из первых своих указов Агис выдвинул войско из Пелопоннеса для вторжения в Аттику, но серия землетрясений заставила спартанцев повернуть назад, едва они достигли Коринфского перешейка. Будучи богобоязненными людьми, спартанцы могли воспринять землетрясения как знак свыше, предупреждавший, что их настойчивое желание продолжать войну до полной победы является ошибкой. Но вместо этого они поступили так, как часто поступают люди, столкнувшиеся с препятствием на пути к своей цели: они еще больше укрепились в решимости осуществить изначальный план, пусть и другими средствами. Впрочем, некоторые из спартанцев, как и некоторые афиняне, понимали, что прежние стратегии потерпели неудачу и для победы требуется что-то новое.

Поэтому летом 426 г. до н. э. Спарта принялась за открытие нового фронта в Центральной Греции, где трахиняне и соседний город Дориды – традиционная метрополия Спарты и других дорийцев – просили помощи в борьбе с этейцами, находившимися с ними в состоянии войны (карта 14). Тогда спартанцы основали в близлежащей Трахинии одну из немногих за всю свою историю колоний, Гераклею, так как «они считали стратегическое положение нового города благоприятным для войны с афинянами. Ведь там можно было снаряжать и переправлять корабли на Эвбею кратчайшим путем. Кроме того, это будет, как думали они, удобное место, откуда можно перебрасывать войска во Фракию вдоль побережья. Одним словом, лакедемоняне всячески стремились основать там колонию» (III.92.7).

Сама собой напрашивается мысль о том, что за этим решением спартанцев стоял Брасид, поскольку оно вполне соответствует его нраву и изобретательности, а также потому, что именно он через несколько лет займется освоением новой колонии. Полномасштабное нападение на Эвбею с моря казалось большинству спартанцев слишком рискованным, особенно в свете их недавних столкновений с флотом афинян, но новую колонию можно было использовать и как базу для пиратских захватов афинских торговых судов, а также для вылазок на Эвбею небольшими диверсионными отрядами. План вторжения в северные области афинской державы был еще более многообещающим. Чтобы выиграть войну, спартанцам нужно было предпринять массированное наступление на заморские владения Афин, а без более крупного и лучше подготовленного флота они могли нанести ущерб лишь тем их частям, до которых можно было добраться по суше: Македонии и Фракии, расположенным вдоль северного побережья Эгейского моря. Если бы им удалось отправить туда войско, это могло бы склонить некоторых подданных Афин к переходу на их сторону, сократить афинские доходы и спровоцировать восстания в других областях. К тому же Фракия могла бы послужить базой для захвата удерживаемых афинянами городов на Геллеспонте.

Обход афинян с фланга не обещал быть легким и безопасным предприятием. Чтобы добраться до цели, спартанцам пришлось бы вначале пройти с войском через Центральную Грецию и враждебно настроенную к ним Фессалию. Оказавшись там, они были бы вынуждены искать поддержки у местного населения и пытаться склонить союзников Афин к восстанию против державы. Спартанцы вряд ли отважились бы на все это в 426 г. до н. э., но основание колонии в Гераклее было необходимым первым шагом для любой кампании в будущем.

Однако же, утвердившись лишь в качестве базы по пути на север, Гераклея стала разочарованием. Спартанцы возвели укрепленный город примерно в восьми километрах от Фермопил, а также построили стену к морю через ущелье, по которому пролегала дорога, ведущая из центральных районов Греции в Фессалию. Они также занялись сооружением корабельных верфей для морской базы, с которой можно было бы атаковать Эвбею. Но появление колонии спартанцев у самых границ оттолкнуло от них фессалийцев, и те не раз тревожили новый город своими нападениями. Спартанские же правители на месте лишь продемонстрировали присущие Спарте недостатки в ее сношениях с остальными греками: они «возбудили народную ненависть суровым и зачастую несправедливым управлением. Поэтому-то Гераклея стала легкой добычей соседей» (III.93.4).

НАЧИНАНИЯ АФИНЯН

Тем временем афиняне продолжили осторожные попытки перейти в наступление, отправив Никия с шестьюдесятью кораблями и 2000 гоплитов к острову Мелос. Не сумев занять его, Никий высадился в Беотии и под Танагрой соединился с остальной частью афинского войска, выступившей из Афин под командованием Гиппоника и Евримедонта. Предав город разорению и разгромив в сражении танагрян и пришедших им на помощь фиванцев, Гиппоник и Евримедонт отправились назад в Афины, а воины Никия вновь погрузились на корабли и опустошили ряд территорий в Локриде, после чего также возвратились домой.

Какова была цель этих действий? Мелос был единственным островом в Эгейском море, который не входил в Афинский союз, и, хотя в 426 г. до н. э. остров формально сохранял нейтралитет, он оставался спартанской колонией. По словам Фукидида, афиняне предприняли это нападение, так как «намеревались подчинить мелосцев, которые хотя и были островитянами, но все же сопротивлялись афинянам и не желали вступать в союз с ними» (III.91.4). Неясно, что подтолкнуло афинян к столь стремительным действиям, ведь до этого в течение более пятидесяти лет они не уделяли Мелосу никакого внимания. Ответ на этот вопрос частично может заключаться в продолжавшейся острой нехватке денег. Кроме того, в 427 г. до н. э. жители Мелоса, судя по одной недатированной надписи, оказали спартанскому флоту финансовую поддержку. Если все было именно так, то нападение афинян можно рассматривать как попытку покарать дорийских «нейтралов», пособничавших врагу.

Афиняне были бы рады взять остров задешево, но позволить себе полноценную осаду они не могли. Они не собирались вступать в бой с фиванским войском на суше, так как в этом случае возникала угроза нападения пелопоннесского войска с тыла. Вся операция, включая набеги на Локриду, была задумана как разовая акция, в которой не было особого риска и для которой не требовалось больших затрат. Это были осторожные, пробные шаги, готовившие переход к более агрессивной стратегии.

Афиняне также отправили тридцать кораблей под началом Демосфена и Прокла в рейд вокруг Пелопоннеса. На каждом афинском судне находился лишь обычный отряд из десяти бойцов. Хотя афиняне и получили помощь от некоторых своих союзников на западе, они не рассчитывали добиться чего-либо знаменательного. Несмотря на новые веяния, побуждавшие афинян к большей активности, нехватка людей и денег по-прежнему ограничивала масштаб и цели предпринимаемых ими походов.

Афинский флот опустошил Левкаду – остров, который был ключевым пунктом для стоянки на морском пути к Керкире, Италии и Сицилии, а также преданной колонией коринфян, поставлявшей корабли для пелопоннесского флота. Ее захват наделил бы афинян безраздельной властью над Ионическим морем, и их акарнанские союзники выступали за то, чтобы взять город в осаду и овладеть островом. Однако мессенцы из Навпакта, также союзники Афин, хотели, чтобы Демосфен атаковал этолийцев, которые в это самое время угрожали их собственному городу. Они убедили Демосфена, что тот без труда разгромит воинственные, но примитивные этолийские племена, жившие в разбросанных, не защищенных стенами селениях: они не сражаются как гоплиты, а носят легкое вооружение, и некоторые из них настолько дикие, что едят сырое мясо. Ничего не стоит покорить этих варваров племя за племенем, не дав им объединиться.

ЭТОЛИЙСКАЯ КАМПАНИЯ ДЕМОСФЕНА

Демосфен, которого избрали стратегом на первый срок, вероятно, получил весьма неопределенные приказы, смысл которых сводился к общему требованию «оказать помощь союзникам Афин на западе и нанести неприятелю максимальный урон». Беспроигрышным и очевидным планом в этой ситуации было взять Левкаду в осаду и постараться не злить акарнанцев. Те, кто инструктировал Демосфена накануне похода, наверняка не упоминали о необходимости вести кампанию против варваров, живших в глубине материка и далеко на восток от территории союзников. Соглашаться на предложение навпактийцев было опасно для нового командующего как в политическом, так и в военном отношении, но, несмотря на это, он поступил именно так, как они его просили. Фукидид сообщает нам, что Демосфен отчасти хотел угодить мессенцам: в роли союзников Афин они были еще ценнее, чем акарнанцы, поскольку занимали критически важную позицию в Коринфском заливе, потеря которой стала бы катастрофой. Но смелое воображение Демосфена рисовало ему куда более широкие перспективы, чем просто оборона Навпакта, и в дерзком стиле, ставшем отличительной чертой для всей его карьеры, он разработал грандиозный план. При содействии войск из Акарнании и Навпакта он быстро завоюет Этолию и пополнит свою армию покоренными этолийцами. Затем он пройдет через западные области Локриды к дорийскому Китинию, а оттуда вступит в Фокиду, где к нему присоединятся фокейцы, которые были давними друзьями афинян. С этим многочисленным войском он сможет атаковать Беотию с тыла.

Если ему удастся подойти к западному рубежу Беотии одновременно с тем, как с востока в нее вступят объединенные войска Никия, Гиппоника и Евримедонта, то вместе они сумеют добыть для Афин великую победу и вывести Беотию, самого могущественного союзника Спарты, из войны. Можно будет рассчитывать и на помощь беотийских демократов, которые прежде уже сотрудничали с Афинами. Достичь всего этого Демосфен надеялся без поддержки афинского войска. Он намеревался добиться громадных успехов при ничтожном риске для Афин и начал действовать по собственной инициативе, без одобрения афинского народного собрания и даже без совещания с ним.

Демосфен столкнулся с трудностями практически сразу. Акарнанцы отказались идти вместе с ним в Этолию; пятнадцать керкирских кораблей вернулись домой, не желая сражаться за пределами собственных вод, а также по независящим от них причинам. По всей видимости, уже в следующем году один из персонажей в комедии Гермиппа произнес: «Пусть Посейдон покарает керкирян вместе с их пустотелыми кораблями за двуличие»^[15]. Однако в действительности решение оставить Левкаду и отправиться воевать с этолийцами не могло не породить сомнения среди всех союзников.

Потеря большей части войска и третьей части флота могла бы удержать менее уверенного в себе полководца, но Демосфен упорно шел напролом. Локридские союзники афинян были соседями этолийцев и пользовались тем же типом доспехов и оружия. Они также хорошо знали неприятеля и окружающую местность. Согласно плану, всему их войску предстояло направиться вглубь материка и соединиться с Демосфеном, который шел по этолийским землям, захватывая город за городом. Но тут замысел начал рушиться. Подкрепление, которого ждали от локрийцев, так и не появилось. Это третье по счету отступничество союзников встревожило Демосфена больше прочих: в суровой горной местности Этолии успех всей кампании и защищенность его войска зависели от участия легковооруженных, опытных в метании дротиков локрийцев. Тем не менее мессенцы заверили Демосфена, что за победой дело не станет, если он будет действовать быстро и не позволит этолийцам сплотить их разрозненные силы.

В эпоху, когда основным средством военной разведки были сообщения, получаемые лично из уст посыльных, план Демосфена был еще более рискованным, чем может показаться на первый взгляд. Советы мессенцев запоздали, так как этолийцы уже знали о предстоявшем походе и в это самое время готовились к его отражению. К ним на помощь со всей Этолии стекалось огромное количество соплеменников, о чем Демосфен также не подозревал. Отсутствие обещанных подкреплений говорило в пользу приостановки похода, но ни сомнения, ни осмотрительность не были свойственны Демосфену от природы, поэтому он решил тотчас же выдвинуться против этолийцев.

Он легко овладел Эгитием, но быстрая сдача города оказалась ловушкой: жители с подошедшими к ним подкреплениями сидели в засадах на окружающих Эгитий холмах и атаковали со всех сторон, как только афиняне и их союзники вошли в город. Нападавшие были опытными метателями дротиков и носили легкие доспехи, что позволяло им серьезно подтачивать силы афинян и быстро отступать, не терпя никакого урона. Лишь теперь афиняне понимали, как не хватает им воинов с дротиками, обещанных локрийскими союзниками. Афинские лучники могли бы компенсировать их отсутствие, но, после того как командир лучников был убит, они бросились врассыпную, оставив своих пехотинцев, измученных постоянными вылазками более спорых легковооруженных этолийцев, без прикрытия. Наконец, когда пехота также обратилась в бегство, случилось последнее несчастье, превратившее разгром в бойню. Проводник-мессенец Хромон, который мог бы вывести воинов в безопасное место, погиб, и афиняне с союзниками оказались застигнутыми посреди незнакомой, покрытой зарослями и оврагами территории. Многие заблудились в лесах, и тогда этолийцы устроили в них пожар. Потери среди афинских союзников были изрядными, а сами афиняне лишились 120 из 300 бойцов с кораблей, а также стратега Прокла. Побежденные афиняне забрали тела своих убитых по условиям перемирия, отступили к Навпакту, а затем отплыли в Афины.

Демосфен остался подле Навпакта, «опасаясь гнева афинян после своей неудачи» (III.98.3), и эти опасения были небеспочвенны. Он отверг успешную и многообещающую кампанию ради проведения собственной, не одобренной теми, кто отправил его в поход. Его план вполне можно счесть дальновидным и в высшей степени остроумным, но он был задуман в спешке и очень плохо осуществлен. Успех плана зависел от стремительности, но эта же стремительность помешала тщательной подготовке и координированию, необходимым в столь хитросплетенной операции. Кроме того, Демосфен был плохо знаком с местностью и с боевой тактикой легковооруженной пехоты. Можно признать его вину в том, что он продолжал упрямо двигаться вперед навстречу полной неопределенности и не остановился даже после того, как дела явно пошли не так. Но необычайные подвиги не совершаются осторожными полководцами, избегающими всякого риска, а победы в великих войнах редко достигаются в отсутствие отчаянных лидеров. Наконец, мы не должны забывать, что Демосфен рисковал относительно немногим, ведь Афины потеряли всего 120 воинов – цена пусть и ощутимая, но не чрезмерная в сравнении с теми приобретениями, которые сулила победа. К тому же Демосфен был тем редким типом военного, который умел извлекать уроки из своих неудач, и в будущем он непременно воспользуется опытом, полученным в этой кампании.