Штурм бездны: Коллаборация. Цикл «Охотник»

– Гони в Пойнт-Фортин, к спасателям, – прохрипел я, ощущая, как горят голосовые связки. – Я чуть полежу.

Ксюша устроилась за штурвалом, не сводя взгляд с сонара. Там видно было, как дохлая туша личинки медленно всплывает, надутая газом.

Чернуха и Чучундра лежали рядом, оба дышали, и это главное. Ксюша вывела сектор тяги на средний ход, чтобы волнами не сильно било о днище в режиме глиссирования, развернула катер и повела к проливу между Змеиным мысом и материком.

– Как ты ее грохнул? – спросила Ксюша.

– Водомет ей скормил, – шепотом ответил я.

Говорить громче не получалось.

– Дядя Бодрый сдохнет от зависти, – предрекла Рита.

Ксюша на нее покосилась, мол, следи за языком, а я лежал и пялился в небо, где кружили чайки – вечные морские охотники.

Через пару минут от тряски пришел в себя Чучундра. Я протянул ему кинжал, тот повертел его с удивлением и спросил, едва шевеля губами:

– Мой?

– Конечно. Не мог же я оставить тебя без оружия. Мой в ножнах.

Чучундра глянул на мой пояс. Кинжал, действительно, находился в ножнах.

– Не слабо, произнес он.

Следом и Чернуха подняла веки, затем привстала, потребовав от меня немедленного отчета о произошедшем. Говорить было трудно, поэтому я, без затей, принялся пересказывать им ход битвы жестами, а они лишь смотрели, округлив глаза.

Глава 3. «Удивительный человек»

Поскольку все более или менее очухались, не смотря на полученные ранения, Ксюша приняла решение не заходить на катере в Пойнт-Фортин, а сразу погнала в северную часть залива, в восстановленный город Порт-оф-Спейн, чтобы передать нас в руки наших врачей, а не гражданских. Она вышла в эфир на служебной волне, по форме доложила о произошедшем дежурному диспетчеру, сообщив число потерь раненными.

Когда мы причаливали, в пирсовой зоне нас уже ждал гравилет медицинской службы. Ксюшу с Ритой не взяли на борт, а нам приказали лечь на носилки, и не выделываться, хотя мы пытались геройствовать. В отряде охотников служили только самые лучшие врачи, проходившие жесточайший отбор, а потому с ними на медицинские темы можно было даже не спорить. К тому же все они были званием выше нас, так что все их рекомендации одновременно являлись приказом, а тут уже точно не повыделываешься.

Нас перевезли в госпиталь, осмотрели, выяснилось, что Чернуха отделалась, можно сказать, легким испугом и парой царапин, так как была в гидрике с кольчужной сеткой, а вот Чучундра получил несколько проникающих ранений клыками в живот и его увезли в операционную, зашивать. Порезы Чернухи прошили полимерными скобами прямо в кабинете врача и посоветовали пару дней не загорать на солнце. Мне велели прополоскать горло смягчающим гелем и поменьше болтать в течение суток, просканировали легкие, поцокали языками, сказали, дескать, если почувствуешь себя плохо, обращайся, а так вроде бы все нормально.

В командировках на материковые базы все мы сталкивались с гражданской медициной, в той или иной степени, чаще наблюдая со стороны, но я пришел к интересному для меня выводу о разнице между тем, как ведут себя гражданские доктора и как обращаются с пациентами врачи отряда охотников. Первые очень тщательно изучали болезнь и больного, назначали кучу анализов и тестов, совещались между собой, ставя диагноз, а затем, кроме основного лечения, прописывали еще и общеукрепляющее, хотя и то, и другое, зачастую не имело вообще никакого действия, человек как болел, так и продолжал болеть, и вынужден был обращаться к медикам снова и снова. Врачи охотников концентрировали все внимание на главной болезни, ко второстепенным относились по принципу «когда заболит, тогда и придешь», лечили интенсивно и до предела эффективно, хотя почти всегда некомфортно. В сравнении я понял, что разница эта обусловлена тем, что гражданские врачи получают деньги только пока человек болен, а врачи охотников стоят на довольствии только пока все их пациенты здоровы. Ну, или подавляющее большинство.

Пока я лежал на сканере, в госпиталь примчался Бодрый, причем, зараза, даже с цветочками, которые фиг знает где успел нарвать. Чернуха выразила опасение, что росли они некогда на клумбе у штаба, но букетик приняла, не смотря на полное отсутствие у Бодрого доказательств законности приобретения.

Мы попытались выяснить у дежурного врача, когда отпустят Чучундру, но получили ответ, что сегодня мы можем его не ждать, так как штопали его под общим наркозом, и отходить он от него будет еще несколько часов. Нас же никто больше не держит, а если у кого что заболит, посоветовали йодом помазать.

Пришлось нам всем лазаретом топать по набережной к пирсовой зоне, где мы надеялись застать Ксюшу с Ритой. Конечно, в том случае, если они, устав ждать, не умчались на катере в «Три сосны». На этот случай мы заранее решили нанять водное такси, оно ходило вдоль берега залива и на нем можно было добраться до Змеиного мыса, высадившись на северном берегу. А вот выходить в океан через пролив частники побаивались, не смотря на буи ограждения. Все же страх перед биотехами не улетучился даже после наших громких и многочисленных побед.

Чернуха чуть прихрамывала из-за легкого растяжения связок, но вид у нее был довольный, она улыбалась, нюхала цветочки и балагурила с Бодрым, так как из меня собеседник был еще таксебечный.

Добравшись до пирсовой зоны, мы обнаружили ошвартованный пустой катер, а в нем записка на листке писчего пластика: «Мы в кафе „Аравак“ на набережной». Ксюша, как всегда, поступила мудро – не кинула нас одних без транспорта и не жарилась в катере под солнцем, а повела Риту в прохладное кафе, где ее можно угостить мороженным. Мы повернули на набережную и двинулись к кафе.

Наконец Бодрый не выдержал и спросил:

– Как ты торпеду убил?

– Не торпеду, а личинку МАТ-300, – ответил я, чувствуя, что голос постепенно возвращается, но не совсем мой.

– Да, барракуда дери, там же личинка на две сотни кило потянет! Чернуха сказала, карабинов у нас не было.

– Конечно, мы же просто искупаться хотели, – подтвердила она.

– Настоящий охотник способен убивать биотехов одним намерением, – отшутился я.

– Не гони. Правда, как? Неужели кинжалом?

– Кинжалом ее хрен возьмешь. – Я покачал головой. – Во-первых, панцирь повсюду, кроме брюха, во-вторых, даже если в брюхо, она на раны не особо реагирует. Кинжал выручил Чучундру, он вогнал клинок твари в верхнее небо, когда она его сцапала, поэтому она его не смогла как следует прикусить.

– А потом? – не унимался Бодрый.

– Ну, я ее приманил поближе, подождал, когда она пасть раскроет, и зафигачил ей в глотку водомет на полной тяге. Вот ей башку давлением и разнесло.

– Ну, ты даешь! Повезло. – Видно было, что зависть его гложет, как Рита и предполагала.

– Сноровка и никакого везения, – ответил я.

Бодрый это съел, но дуться не стал. Он вообще по ряду причин не дулся ни на меня, ни на Чучундру. Были у нас с Чучундрой рычаги воздействия на него. Точнее не то чтобы были, но Бодрый уверен, что они у нас есть, а этого вполне достаточно для легкой и ненавязчивой коррекции поведения.

Добротно выстроенное из бамбуковых бревен кафе покрывали широкие пальмовые листья. Окна без стекол, что позволяло морскому ветру свободно бродить в тени между столиков. Вход охраняла деревянная статуя индейца, выкрашенная в цвет томатного сока. И мне сразу захотелось сангриты, такой, ядреной, с большим количеством огурца, перца и сельдерея.

Посетителей в кафе было немного, пятеро охотников в форме занимали три столика, а за четвертым сидели Ксюша с Ритой, которая, как я и предполагал, доедала мороженное с кусочками банана и ананаса. Мы попросили у управляющего разрешения сдвинуть столики и он, подозревая, что мы собрались праздновать какую-то из глубоководных побед, тут же дал согласие.

Это навело Бодрого на мысль действительно отпраздновать выигранную рукопашную схватку с торпедой, о чем он громогласно заявил. До меня только в этот момент дошло, что же мы с Чучундрой сделали. До этого нервное напряжение и волнение за друзей не давало оценить ситуацию адекватно.

– Да, повод есть, – подхватила Чернуха.

Ну, мы и начали праздновать. Заказали три больших тарелки с салатами, всем по стейку, включая Риту, каждый себе выпивки, а Рите здоровенный кувшин лимонада. Я взял сангриту, тоже в кувшине, и три шота текилы, для разминочки. Чернуха тоже взяла текилу, но с лаймом, она так любила.

– Ну, за превосходство человека над тварью! – выдал Бодрый первый тост, подняв шот с белым ромом.

Мы подхватили, чокнулись, закусили салатом в ожидании стейков. Сангрита на жаре пошла хорошо, так что я моментально взбодрился.

Второй тост мы традиционно махнули за товарищей, с которыми идти в бой, а третий подняли за тех, кого нет рядом. И все, конечно, сразу подумали про Вершинского.

– За Хая, – уточнил я.

– За него! – хором ответили остальные.

Тост вышел с оттенком грусти. Конечно, мы все скучали по Железному Хаю. Да, он бывал с нами резок, да, мне неоднократно хотелось воткнуть ему гарпун в задницу, но не было на всей Земле человека, который бы сыграл в нашей жизни более важную роль, чем он. Впрочем, важнейшую роль он сыграл в жизни всех людей на планете.

Два года его уже не было с нами, и вспоминали мы о нем не так уж и часто, скорее по таким вот поводам. Но день, когда мы узнали о его смерти, запомнился навсегда.

Сезон дождей был в разгаре, пальмы сотрясались и шумели от шквалистого ветра, а потоки дождя били в песок на пляже, оставляя глубокие лунки. Долго, очень долго выла сирена на базе, и я сразу понял, что умер Вершинский. Было одиннадцать утра, хмурые тучи неслись над островом, мы вышли из домов и смотрели на север, слушая, как воет сирена.

Он умер в госпитале. Когда нас с Ксюшей вызвали в адмиралтейство, тело его уже перенесли в вестибюль, и оно лежало в акриловом боксе, одетое в парадный темно-синий мундир с золотым аксельбантом. Лицо Вершинского было спокойным, он все и всегда принимал, как должное, даже смерть. Что чужую, мы видели это много раз, что свою. Свою даже с намного большим спокойствием. Я вообще замечал, что за маской Железного Хая он прячет достаточно тонкую натуру, и иногда перегибает палку, чтобы этого не понял никто. Но мы все с ним были слишком тесно знакомы, чтобы этого не понять.

Почему в завещании он указал именно нас с Ксюшей, а не всю команду, поначалу не понял никто, но никто не обиделся. Было в этой последней воле что-то неуловимое, недосказанное, какой-то очень глубокий подтекст, на осознанном уровне нам непонятный, но не имеющий возражений на уровне подсознания.

Нас с кортежем провели в зал совета и вручили запечатанные конверты. Два на мое имя, один на Ксюшино.

В одном из моих конвертов давались точные распоряжения о порядке проведения похорон. Они были связаны с тайной, которую знал только Вершинский и члены нашей команды. Но мы с Ксюшей прочувствовали ее намного глубже, чем Чернуха, Чучундра и Бодрый, видимо поэтому Вершинский только нас двоих определил в душеприказчики.

Часть текста мне надлежало прочесть с трибуны совета адмиралтейства. Я поднялся на подиум, включил микрофон и обратился к собравшимся адмиралам от имени Вершинского:

– Уважаемые адмиралы совета! Я всегда мечтал умереть в океане, иногда даже стремился к этому, но, если вы слушаете эту мою посмертную волю, значит, судьба сложилась иначе, и это надо исправить. Охотникам Змейке и Долговязому я поручаю довести историю моей жизни до логичного завершения. Я не прогибался под обстоятельства при жизни, не намерен этого делать после смерти. Змейка и Долговязый разместят акриловый саркофаг с моим телом на борту батиплана, некогда названного «Шпик толстогузый», и направят его за пределы радарного заграждения с тем, чтобы навсегда отдать на волю океана и тварей, оставшихся в нем. Я всегда считал, что убить меня смогут лишь они, но раз им это не удалось, и я оказался сильнее, пусть они теперь выполнят работу по кремации моего тела, согласно моей последней воле. Все технические действия по установке саркофага на борт и программированию курсового автомата я поручаю охотникам Чучундре, Змейке, Чернухе, Долговязому и Бодрому. Церемонию оправки корабля приказываю провести на Змеином мысе, в месте, которое отведут для этого охотники Змейка и Долговязый.

Я дочитал фрагмент текста, предназначенный совету, поклонился, сложил лист, сунул его в карман и, в сопровождении эскорта, спустился в вестибюль. Там я постоял немного у прозрачного саркофага, зная, что на прощание у меня еще будет время в значительно более подходящей обстановке, взял Ксюшу под руку и мы вышли под падающую с неба лавину воды.

Другую часть текста я должен был прочесть всей команде, Ксюше, Чучундре, Чернухе и Бодрому. Нам выделили гравилет, доставили в «Три сосны», и там, собравшись с друзьями под крышей нашего общего ресторанчика, я прочел:

– Дорогие мои друзья. Я не всегда вел себя с вами корректно, но такова моя натура и таково время, в которое довелось нам жить. Надеюсь, вы не в обиде, и цените то, что нам удалось сделать вместе. Это не мало. Мой путь в этой жизни завершен и мне хотелось бы закончить его подобно древним морехадам-викингам, на борту моего корабля. Никто из совета не знает, что наш батиплан имеет обшивку с неуязвимой броней. Никто и не должен узнать. Пусть думают, что отправляя его в океан, вы отдаете меня на кремацию тварям. На самом деле моя идея в другом. Биотехам не удалось одолеть меня при жизни, не удастся достать и после смерти. Запрограммируйте курсовой автомат так, чтобы батиплан на маршевом двигателей вышел в еще не освоенный нами Тихий океан, и там барражировал бы от Антарктиды до Арктики и обратно в вечном цикле на глубинах, доступных лишь нам. Твари могут уничтожить все средства обнаружения и камеры, но те более мне не нужны. Твари могут выбить лопатки маневровой турбины, но это меня не остановит. Им не пробить броню, не погасить прямоточный двигатель, так пусть он несет мое тело через океаны по проложенному вами маршруту. Спасибо. Берегите друг друга и будьте счастливы. Ваш Железный Хай.

Девчонки не выдержали и расплакались.

– Ладно, хватит киснуть, и так ливень лупит, – сказал после паузы Чучундра. – Приказ Хая! Готовимся к погружению!

Саркофаг гравилетом привезли в «Три сосны», и почти две тысячи охотников, выгрузившись с кораблей, выстроились на песке вдоль океана поротно и повзводно, отдавая салют Великому Хаю. Мундиры на всех промокли до нитки, но никто не обращал на это внимание – стойкие, как всегда.

Нам помогли погрузить саркофаг на траурно украшенный катер, мы вывели его на точку затопления батиплана, после чего Чернуха с Чучундрой нырнули. Чучундра, чтобы открыть шлюз командирским кодом, Чернуха, чтобы запрограммировать курсовой автомат. Справившись с этим, они вывели «Толстозадого» в надводное положение, после чего мы опустили саркофаг через шлюз, перенесли в отсек арсенала и накрепко принайтовали на месте некогда стоявшего там контейнера со снаряжением.

Это было время, когда каждый мог попрощаться с Вершинским в тесном кругу и без лишних глаз.

– Спасибо, Хай, что мы теперь вместе, – произнес я.

Мы выбрались на броню, задраили шлюз командирским кодом, чтобы никто и никогда не смог его отпереть без нашего ведома, перелезли в катер и вернулись на берег.

Вскоре начала выполняться программа Чернухи – батиплан двинулся сначала малым ходом в надводном положении на маневровых турбинах, затем ускорился, скрылся под водой, и врубил маршевый, выбросив в воздух клубы пара. Установленные на берегу ракетно-бомбовые установки дали салют сигнальными снарядами, состоящий из тридцати четырех залпов, по числу стационарных баз охотников по всему миру.

К вечеру, когда охотники и члены адмиралтейства покинули Змеиный мыс, мы уложили детей спать по домам, сами собрались в нашем импровизированном ресторанчике и как следует напились. Так, до зеленых чертиков, чтобы немного приглушить накатившую боль.

За два года она отступила конечно, и дождя давно уже не было, и собрались в «Араваке» мы по радостному поводу, но третий тост на всех нас навеял эти воспоминания.

Мы выпили за Вершинского и закусили как следует, стейками.

– Он бы нами гордился, – произнесла Ксюша.

– Он и гордился, – добавила Чернуха. Удивительный был человек, удивительную жизнь прожил, удивительное дело довел до логичного завершения, и даже после смерти ведет себя удивительно.

– Жаль, только Чучундра может посмотреть на коммуникаторе, где сейчас Хай. – посетовал Бодрый.

Ему никто не ответил, но все заказали еще по шоту.

В кафе зашел еще один охотник, совсем молодой, но видно, что не первый день из учебки. На кармане его мундира виднелась белая госпитальная метка-пропуск, такую выдавали ходячим больным, которым разрешалось покидать стены госпиталя. Но наше внимание обратила на себя не она, конечно, а след от ультразвукового удара на шее. Такой удар могла нанести или донная платформа с приличной дистанции, или крупная мина метров со ста. Это означало, что парень подобрался к твари очень близко. А раз жив, победа осталась за ним.

Он направился было к стойке бара, но заметил наше внимание и приветливо улыбнулся.

– Русские? – спросил он.

– Русские, – ответил Бодрый. – Можешь присоединяться к нам.

– А что празднуете? – похоже, охотник обрадовался, в надежде на бесплатное угощение.

– Долговязый торпеду убил голыми руками сегодня, – объяснил Бодрый.

– Да ну! Где же вы ее тут нашли?

– Не торпеду, а личинку МАТ-300, – поправил я. – Она не проходила через буи, наверняка икринку принесло к Змеиному мысу течением. И не голыми руками, а водомет ей в глотку засунул.

– Ни фига себе! – Охотник воодушевился, придвинул стул к столику и представился. – Я Бак. А этот подарок от тяжелой мины с пятидесяти метров.

Он опустил воротник и дал нам получше рассмотреть след от ультразвукового удара.

Глава 4. «Бак»

Конечно, нам стало интересно, каким образом Бак умудрился нарваться на мину, да еще такой массы, что у нее имелась собственная ультразвуковая «дудка». Но когда он начал рассказ, мы рты раскрыли от изумления.

– Нарвался? – Бак рассмеялся. – Нет, не нарвался. Я шел ее убивать.

Мы переглянулись, и заказали еще три шота Баку, для смазки голосовых связок, чтобы был разговорчивее. Оказалось, он предпочитал джин, а не ром или текилу, как мы.

– Ну, эта мысль мне пришла еще в учебке, – поделился Бак, с удовольствием смахнув шот рома. – На уроках по тактике применения амфибий и батипланов в составе штурмовых подразделений охотников, я не мог отделаться от впечатления, что мы в океане производим слишком много шума, и это нам ни фига не на руку. Да, мы обзавелись неслабой огневой мощью, нас много, и это дает локальное тактическое преимущество, например, при сопровождении караванов. Но стратегически мы проигрываем. Твари, как водится, берут числом, топят батипланы, уничтожают амфибии, сбивают гравилеты. Это все, конечно, полно героизма и очень круто выглядит со стороны, но я задумался совсем о другой тактике, в которой один охотник или малочисленная группа окажутся эффективнее трех ракетных кораблей при поддержке пяти амфибий и десяти батипланов. Эффективнее, это значит убивать больше тварей с меньшими потерями для охотников.

Мы выпили за тактику и Бак продолжил:

– Знаете, вот, взять Великого Хая. Удивительный был человек, храбрый, везучий, природный лидер. Но, мне кажется, он изначально пошел неверным путем.

– Да уж прямо! – Чернуха надула губы, и интерес в ее глазах заметно угас. – А ты в учебке раз, и нашел верный путь.

Бак тут же сообразил, что сморозил лишнего, оглядел нас, и тут до него дошло.

– Барракуда дери! Так вы ребята из «Трех сосен»? Простите… Я не хотел ничего дурного сказать про Хая. Все знают, что он вам был, как отец. Дело в другом. Когда Хай начинал охоту, у него даже дыхательного грибка не было, а тварей полным полно у самого берега. Без батиплана было в воду не сунуться. Тогда это был единственно верный путь – строительство скоростного подводного корабля с сокрушительной огневой мощью. Но сейчас ситуация уже кардинально другая. Мы создали довольно много защищенных зон у побережья, наших форпостов. Это позволяет нам применять множество тактических схем, а не одну. Не обязательно для уничтожения одной тяжелой мины или платформы с боем пробиваться через ее охранение, не обязательно задействовать в операции сотни людей. Можно одного боевого пловца превратить в не слабую ударную силу.

– Как? – спросил я, не скрывая иронии.

– Ну, они же не телепаты! – воскликнул Бак.

– В смысле, твари? – уточнил Бодрый.

– Ну, да. Торпеды, мины, платформы, – осторожно ответил Бак. – Они не телепаты.

Стало заметно, что узнав, кто мы, он стал прогибаться под наш авторитет. Не мудрено – особая команда Великого Хая, впятером совершившая трансокеанский Переход.

– Это сомнительное утверждение, – спокойно произнесла Ксюша. – Есть мнение, что между собой они общаются именно телепатически.

– Да ни фига это не телепатия! – горячо возразил Бак. – Мне этим уже все уши прожужжали, еще в учебке, барракуда дери. К телепатии их внутренняя коммуникация имеет не больше отношения, чем гарпун к говнодаву. У каждой твари в башке стоит нейрочип с заводской биотехнологической меткой, которая отправляет гиперволновой сигнал во все стороны. Так их обнаруживает радар. Вы же не считаете, что радар основан на принципах телепатии?

Он обвел нас взглядом, но возражений у нас не нашлось. Более того, мы сами об этом задумывались, хотя и совершенно в ином контексте.

– Вот! – он опрокинул еще один шот. – Повторяю, они не экстрасенсы. Если у тебя в башке нет нейрочипа, они ни чуять тебя не могут, ни тобой управлять. Понимаете?

– Ты что, предлагаешь к ним подкрадываться? – осторожно спросила Чернуха.

– Почему нет? Мы привыкли бояться тварей, нам кажется, что они нас чуют на каком-то сверхъестественном уровне. Нет! У них обычные органы чувств, обоняние, очень острое, слух превосходный, ультразвуковые сонары, зрение на близких дистанциях. Но и только! Если они нас не увидели, не услышали, не унюхали, не засекли сонаром, значит нас не существует с их точки зрения. Они могут нас не заметить, как обычный зверь не замечает охотника и позволяет к себе подкрасться.

Мы задумались. В принципе, совершенно очевидно, что Бак прав. С другой, как-то очень уж странно мыслить в подобной плоскости.

– Ну, допустим, – согласился я. – Но тут ведь важно не только число органов чувств, но и чуткость тварей. Ну, давай возьмем только слух, остальное сейчас откинем. Он может быть таким острым, что тварь будет слышать биение твоего сердца.

– На каком расстоянии? – Бак улыбнулся.

– Ну… – я не нашелся с ответом.

– Вот тебе и «ну». Уши у тварей из того же мяса, что у нас. Да, слух у них намного более острый, но всему есть предел. Хотя бы потому, что у них самих тоже есть сердце, и оно перекроет стук нашего.

– Нет! – Ксюша покачала головой. – У них развитые мозги, они могут стук собственного сердца вообще игнорировать. На уровне софта.

– Но все равно звук должен качнуть их барабанную перепонку, – возразил Бак. – Мощность импульса падает обратно пропорционально квадрату расстояния.

– И в воде? – уточнил я.

– Ну, точно не знаю, но все равно взрыв торпеды в десяти метрах и в километре даст разные разрушения.

– Ну, да, – с этим нельзя было не согласиться.

– Значит что? – Бак шелкнул пальцами, чтобы заказать еще один шот. – Значит есть некое безопасное расстояние от твари, когда стук нашего сердца она слышать уже не может. Я не знаю, какое именно это расстояние, но оно точно меньше того, на котором наш радар с высокой точностью показывает местоположение тварей. Можно разработать тактическую схему, основанную на эмпирических данных, с учетом безопасного расстояния от торпед и мин. Эта схема позволит пройти через боевое охранение до самой платформы, просто не потревожив ни одну тварь.

– Ты в каком отделении лежишь в госпитале? – с серьезным видом спросила Чернуха.

– В ожоговом, – на автомате ответил Бак.

– А… Я думала в психиатрии.

– Погоди. – Я остановил ее жестом. – В этом действительно что-то есть.

– Что? – Чернуха уставилась на меня чуть осоловелым взглядом. – Кто эти эмпирические данные будет собирать, барракуда дери? Ты полезешь в боевое охранение, проверять, с какой дистанции на тебя бросится торпеда или мина долбанет ультразвуком.

– Насчет мины я уже проверил, – спокойно ответил Бак и опрокинул последний шот.

Мы умолкли. Очень уж весомо это прозвучало, особенно с учетом ультразвукового ожога на шее.

– Осталось подумать, как проверить насчет торпед. – Бак закусил ложкой салата. – Они, заразы, намного подвижнее.

– Мама, я в туалет, – сказала Рита, встала и скрылась за бамбуковой ширмой.

Похоже, Рита почувствовала, что мешает нам обсудить скользкую тему, не предназначенную для чужих ушей. Умница. При ней мы, действительно, просто не имели права всерьез обсуждать выкладки Бака и, тем более, выказывать одобрительное к ним отношение. Но Рите удалиться, мы тут же придвинулись ближе к середине стола.

– Можно поймать торпеду, выпустить нитрожир, и загнать в вольер около мыса, – предложила Ксюша.

– Хрен ее протащишь через радарное заграждение, – прикинул я.

– Чучундра смог бы отключить на время один буй, я думаю, – сказала Чернуха.

– Точняк, – подтвердил Бодрый. – Никому и в голову бы не пришло, что кто-то станет взламывать систему. Наверняка защиты нет.

– Дело подсудное, – предупредил Бак. – Исследование биотехов – уголовка.

– Это ненадолго, – со знанием дела заявил я. – Уже готовится пакет законов, освобождающих охотников от такой ответственности.

– Откуда сведения? – Бак удивленно вздернул брови.

– От Хая, – весомо ответил я.

Пришлось рассказать то, что знали все наши, но чего, естественно, не знал Бак.

– Еще до высадки десанта на остров, мне удалось добраться до программатора платформы, – произнес я. – У нас был мощный ионный конденсатор довоенной разработки. Всего один, и таких уже больше не делают, и заряжать его надо год на больших мощностях. Зато если разрядить его в воду, он создавал электрическое поле такой силы, что электрошок по принципу шагового напряжения вызывал паралич у всех тварей на две минуты в приличном радиусе. Мы его снарядили в ружье, пальнули с брони батиплана, а потом на полном ходу вперед.

– А через две минуты что? – заинтересовался Бак.

– Ничего. Когда ты уже рядом с платформой, торпеды и мины ее охранения не могут тебя убить, не ранив платформу. Мы подогнали батиплан вплотную, твари рыскали вокруг, но приблизится не могли. Я выбрался из шлюза, вскрыл отсек пульта, запустил стартовое меню и перевел боевое охранение в пассивный режим.

Я все ждал, когда Бак задаст главный вопрос – зачем мне понадобилось лезть в программатор, вместо того, чтобы расстрелять платформу с борта батиплана. Но, похоже, склонность к экспериментам была у него в крови, и ему мое поведение не показалось странным. Ну и хорошо. Не хотелось его посвящать в подробности.

Вернулась Рита. Ксюша попросила ее подготовить катер к отходу, и та радостно помчалась в пирсовую зону – очень она любила возиться с катером.

– Так, вот, – продолжил я. – В меню управления платформой было множество режимов, но, кроме управления посредством чувствительных сенсоров, там еще был один пункт меню, сильно меня заинтересовавший. Подключение по нейроинтерфейсу.

– Ого! – воскликнул Бак.

– Вот тебе и «ого». Но круче другое. Для этого способа связи с мозгами платформы нужна особая аппаратная часть. Я нажал просмотр доступных вариантов, и увидел такое, от чего офигел не слабо. Там была целая линейка биотехнологических жаберно-жидкостных скафандров, работающих по принципу нейроинтерфейса, и способных подключаться к программатору.

– Та ну ни хрена же себе! – Бак не слабо воодушевился. – Люди что, напяливали на себя биотехов?

Все, кроме Бака рассмеялись. На самом деле все мы некогда пережили шок от моего тогдашнего открытия, но дальше было еще интереснее.

– Я рассказал обо всем Хаю, – продолжил я. – Думал его удивить. Но это не просто, удивить Хая, а вот он всех нас удивил так, что никому мало не показалось. Знаешь легенду об острове Крысолова?

– Ну, а кто ее не знает? – Бак пожал плечами. – Типа, там до войны была флотская база, с которой сеяли в океан икру и личинки торпед. Потом началась война, земноводные биотехи противника высадились на остров, стали все крушить, а один из военных спас детей из детского дома и вместо того, чтобы увести их на корабли для эвакуации, спрятал в катакомбах под землей. За это его и прозвали Крысоловом. Корабли все потопили, а дети выжили. Когда Хай высадился на остров, там в защищенной пресноводной бухте оказались надводные корабли, и в подземельях были надводные корабли. Хай подружился с Крысоловом, они перегнали караван кораблей на Суматру, поднялись по реке в Бенкулу, взяли город под контроль, выбили из него всех прибрежных бандитов и основали первый муниципальный отряд охотников. (прим. автора: История Крысолова в подробностях описана в романе «Операция «Караван»).

– Все верно. – Я кивнул. – Теперь то, чего в легенде нет. Рядом с островом имелась подводная база, тоже в опресненной зоне. На ней Хай обнаружил несколько биотехнологических скафандров жаберно-жидкостного типа и огромное количество документации технологического характера по биотехам. Эти скафандры, дышавшие жабрами в воде за боевого пловца и подававшие кислород ему прямо в кровь через биотехнологический катетер, были намного эффективнее грибкового дыхания, и команда Хая их много раз использовала. Затем, когда охотников стало много, выяснилось, что грибковое дыхание подходит не всем, у кого-то аллергия, у кого-то сердце отказывает, у кого-то начинается интоксикация. Тогда Крысолов предложил Хаю возродить и усовершенствовать технологию создания биотехнологических жаберных аппаратов. Хай, конечно, долго кочевряжился мол, биотехи наши враги, мы не должны опускаться до их использования в собственных целях, но потом понял, что горячится, и согласился. На острове имелся небольшой генный завод и приличный запас баралитола, чтобы производить оружие на месте по готовым матрицам. Имелись матрицы и для жаберных скафандров. Все это было противозаконно, но Крысолов и Хай по такой мелкой причине не останавливались на пути к великим целям. Благодаря документации они не только сумели воспроизвести имеющиеся скафандры, но и внесли изменения в рабочую матрицу, получая все более и боле совершенные изделия.

– Ну, понятно. – Бак кивнул. – Остров в океане, никаких инспекций, все тайно и подпольно.

– Затем случилось несколько громких побед охотников, – продолжила за меня Чернуха, чтобы поберечь мои связки. – Была создана база в Турции, в Мраморном море, усилены береговые базы Средиземного моря. С охотниками пришлось считаться. Тогда Хай подготовил пакет законодательных изменений, снимающих с охотников уголовную ответственность за изучение биотехов, так как изучать их было необходимо для понимания тактико-технических данных, уязвимых мест и прочего, чтобы уничтожать тварей. Сначала эта законодательная инициатива забуксовала, но чем дальше, тем понятнее было, что возрождение судовых трансатлантических маршрутов пахнет очень уж большими деньгами для Метрополии, и чиновники начали поддаваться. Создали несколько комитетов по изучению «законодательной инициативы Вершинского», разрабатывали юридические механизмы правоприменительной практики, кого считать охотником, кого нет, и так далее. Все это проходило в режиме высокой секретности, чтобы не будоражить народ, и растянулось на долгие годы. Но Хай, как обычно, отступать не собирался и постоянно контролировал ситуацию. За год до его смерти дело сдвинулось с мертвой точки, а затем появился новый импульс, так как Хай для всех теперь герой, и его законодательная инициатива стала чем-то вроде знамени. Ну и для чиновников стало проще найти способ это народу подать так, чтобы не вызвать волны отрицания.