Сердце Драконицы

Так что постарайся мне поверить. Ладно?

Она молча кивнула. Но на этот раз более уверенно. Кажется, мои слова возымели эффект.

Заверив её, что скоро вернусь, и вернусь один, я развернулся и отправился в город за вещами для этой недоверчивой, гордой, но при этом такой притягательной и очаровательной дракоши.

Глава 4

Рагнара

Стефан ушел, а я вернулась назад на поляну, ожидая его возвращения. Пока ждала, задумалась над этой ситуацией и всем тем, что со мной произошло за последнее время.

Еще недавно я была принцессой и наследницей нашего клана и должна была в скором времени занять место своего дяди. Моя жизнь, несмотря на нашу вражду с другими кланами, была относительно спокойной, простой и счастливой. И я наивно полагала, что так будет всегда, несмотря ни на что. Но потом моему дорогому дядюшке пришла в голову мысль выдать меня замуж за самого ненавистного мне дракона. А я, в очередной раз взбунтовавшись, как и всегда, когда я с чем-то категорически была не согласна, просто сбежала и оставила своего дядю разбираться со всей этой ситуацией одного.

Может, мне не стоило так горячиться, и лучше будет вернуться. Но тогда мой дядя Рорен вмиг выдаст меня замуж и даже моего мнения спрашивать не станет… Нет, возвращаться я определенно не стану. Пусть меня и гложет угрызение совести, но выходить замуж, да еще и за этого гада, я точно не собираюсь, а значит, мне ничего не остается кроме как прятаться. А где еще прятаться, как не среди людей?! Уж здесь меня точно никто не станет искать. Лично мне даже в голову не пришло бы искать дракона среди людей: это же просто безумие! Ни один уважающий себя дракон не стал бы скрываться средь людей, даже находясь в полном отчаянии… за исключением меня, разумеется. Я вообще из всех правил постоянно выбиваюсь: сперва отказалась выйти замуж за «идеального» и могучего «красавца» дракона ради благополучия клана, затем сбежала из родного дома прямо в неизвестность, что до меня ни один находящийся в здравом уме дракон уж точно не делал, а теперь прячусь на территории людей. Да-а-а, мои родители, наверное, в гробу бы перевернулись, узнай они о проделках своей дочери…

В голове неожиданно вспыхнули воспоминания о моей недавней стычке с людьми и нашей со Стефаном встрече.

Когда меня ранили, и я начала терять сознание, первой моей мыслью было, что я, сбежав от навязанной мне свадьбы, сейчас распрощаюсь с жизнью. Вот ведь ирония: избежать свадьбы ценой собственной жизни! Затем я потеряла сознание.

И все же я не умерла. Мою жизнь, как ни странно, спас обычный человек. Тот, кто по логике должен был меня ненавидеть или хотя бы бояться, проявил недюжинное благородство и спас мне жизнь. Мне, своему врагу. Он ведь прекрасно понимал, чем это всё может для него обернуться, но все-равно не смог поступить иначе с существом, нуждавшимся в его помощи. К сожалению, я это поняла не сразу.

Когда я очнулась, первым, что увидела – были окровавленные руки Стефана. И разумеется, я решила, что он пытался навредить мне, пока я была в отключке. Чтобы какой-то человечишка пытался причинить вред мне, Рагнаре Норд, сильной и независимой (хотя в этом я уже не была уверена) драконице, наследнице трона, лишившейся всего из-за одного мерзкого типа… Подумав об этом, во мне тут же взыграли ярость и сильная обида: мало того, что меня пытались насильно выдать замуж за настоящего монстра, превратив тем самым мою жизнь в настоящий кошмар, так теперь еще и убить пытались пока я была абсолютно беззащитна! Жизнь показалась мне настолько жестокой и несправедливой, что под действием этих эмоций я просто сорвалась.

Мгновенно кинувшись на этого человека, я повалила его на землю и прижала своей лапой к земле. В этот момент во мне бушевали столь сильные негативные эмоции, что, по всей видимости, вся их гамма читалась у меня в глазах. Он смотрел на меня настолько напуганным взглядом, что казалось, будто у него перед глазами пронеслась вся жизнь. Я продолжала удерживать его прижатым к земле, активно думая над тем, какую же расправу сейчас ему устрою. А ведь я и вправду была готова растерзать его.

И лишь в следующую минуту я вдруг подумала: а ведь я сейчас должна быть гораздо слабее и более заторможенной после такого падения и от количества потерянной мною крови… Так почему же тогда я чувствую себя гораздо лучше, чем должна? Почему я почти не чувствую боли? Хоть у драконов и отличная регенерация, но какой-то упадок сил должен был чувствоваться.

Посмотрев на свое крыло, из которого должна была торчать ранившая меня стрела, я просто не поверила своим глазам. Вместо неё я обнаружила, что моя рана обработана и забинтована. Так что же это получается?.. Этот человек не только не собирался мне вредить, но еще и спас меня!

Медленно повернув голову назад и посмотрев на все так же прижатого к земле мужчину, я не могла понять, какие чувства я теперь испытываю… С одной стороны – это человек. Представитель враждебной нам расы, от которого лучше всего держаться подальше. А с другой стороны, я уже не чувствовала по отношению к нему той злобы, которая бушевала во мне буквально несколькими секундами ранее. И что прикажете мне с этим делать?

Убрав лапу с его груди, я отошла в сторону, при этом продолжая внимательно за ним следить: мало ли что он захочет сделать.

Но он лишь неспешно поднялся, зачем-то поднимая руки, и сказал: «Я не причиню тебе вреда». Как будто он смог бы. У него был шанс, но он им не воспользовался. Интересно, жалеет ли он об этом?

Когда он начал приближаться ко мне, я первым делом насторожилась. Но в нём не чувствовалось агрессии. Даже малой толики. Совсем даже наоборот, его взгляд был полон доброжелательности и искренности. Я даже не была готова к такому развитию событий и совершенно не знала, как мне реагировать.

Приблизившись ко мне достаточно близко, Стефан продолжал заверять меня в своих мирных намерениях. Не чувствуя в нём больше угрозы, я решила рискнуть: будь что будет. В следующую секунду моё тело окутал яркий ослепляющий свет, во время которого началась моя трансформация. Тело начало уменьшаться в размерах и менять свою форму, когти втягивались назад, превращаясь в аккуратные ноготки, шипы полностью пропали, чешуя превратилась в гладкую кожу… Не прошло и минуты, как свет погас, а перед этим мужчиной, уже в своей человеческой ипостаси, предстала я.

Следующее зрелище меня откровенно удивило и немного даже польстило. Этого «самца» – в этот момент иначе назвать его было просто нельзя – словно парализовало. Он стоял и рассматривал меня настолько внимательным и даже каким-то жадным, как мне показалось, взглядом. Мне стало как-то не по себе. В его взгляде я увидела столько восхищения, что просто не знала, как мне на это реагировать. С одной стороны, мне, по сути, должно быть приятно, как и любой девушке, которая ловит на себе столько восхищения, но, с другой стороны, еще совсем недавно я хотела зажарить его живьем, а он, соответственно, наверняка видел во мне только чудовище. И как прикажете теперь себя с ним вести?..

В ходе нашей дальнейшей беседы Стефану всё же удалось меня убедить. И я, несмотря на все свои опасения, согласилась пойти с ним. В конце концов – что я теряю? Разве что свою жизнь. Жизнь, которая в последнее время преподносила мне только неприятные сюрпризы, и от которой я уже не ждала ничего хорошего. Пусть уж лучше люди делают со мной, что захотят (хоть это и немыслимо для дракона – добровольно вручить свою жизнь людям), чем быть с тем, кого я презираю каждой клеточкой своей души и сердца.

К тому же, у меня ещё остался крохотный лучик надежды на то, что Стефан меня не обманет, и что он действительно хочет помочь. Иначе… моя вера в лучшее и желание бороться за жизнь окончательно пошатнутся.

Сдвинувшись с места, я медленно побрела вслед за Стефаном. Его слова сумели немного меня успокоить, но, к сожалению, не смогли полностью лишить меня всех сомнений, а негативные мысли все так же продолжали лезть в мою голову. Оказаться вдали от дома, без поддержки, без семьи, без защиты своего клана, среди чужаков, которые пытались меня убить, – всё это оказалось для меня слишком неожиданным и сложным. Мной овладевала целая буря эмоций, самой сильной из которых был страх. Я определенно не была к этому готова. Возникло дикое желание вернуться домой, и лишь мысль о вынужденном замужестве удерживала меня от этого шага.

– Стоп! – резко выкрикнул Стефан.

Оказалось, что его не устраивает мой внешний вид.

Признаться честно, я даже чуть-чуть обиделась: одежда его моя, видите ли, не устраивает!

Стефан, увидев мою реакцию, сразу пояснил:

– Просто люди так не одеваются. Если тебя увидят в таком виде, да еще с эмблемой дракона на груди, то сразу могут догадаться, что что-то не так. Начнут задавать ненужные вопросы, докапываться, откуда ты, как сюда попала… и так далее.

Я внимательно осмотрела свой наряд, анализируя то, что сказал Стефан. Для меня эта одежда являлась нормальной, можно сказать, повседневной. Но у людей, по всей видимости, имелись свои взгляды и устои насчет внешнего вида. А я, судя по словам Стефана, никак в таком наряде в них не вписывалась. Так что пришлось согласиться. Как говориться: «В чужой за̀мок со своей одежкой не лезут»

– У меня нет другой одежды, – призналась я.

Стефан ненадолго задумался.

– Вот как мы поступим… – после небольшой паузы продолжил он.

Изложив мне свой план, он явно ждал от меня какой-то реакции, поскольку уж очень пристально на меня смотрел. А мне его предложение, если быть честной, оказалось совсем не по душе. Он предложил мне остаться и подождать, пока он сходит в город и принесет мне другую одежду. Эта ситуация, разумеется, заставила меня напрячься: вдруг он сейчас уйдет, а вернется уже не один… Эту мысль я ему и озвучила. Он только тяжело вздохнул и вновь попытался меня убедить в том, что ему можно доверять. И аргументы приводил вполне логичные.

Так что мне не оставалось ничего другого, кроме как принять его слова на веру и вернуться назад на поляну, где я и дожидалась своего неожиданного спасителя.

В доме Стефана

Давно я не открывал этот сундук. В нем хранились платья моей матери. После её кончины я так и не решился их продать, а просто убрал в этот сундук и с тех пор его даже не открывал. Но стоило его только открыть, как на меня тут же, не заставив долго ждать, нахлынули воспоминания…

Моя дорогая мама. Всегда такая красивая, добрая, нежная. Пусть у нас и не было денег на дорогие наряды, но, несмотря на это, она всегда могла красиво одеваться. Даже относительно простое платье на ней выглядело так, будто его шили для какой-нибудь особы благородного происхождения. Мужчины часто засматривались на нее. И как ни странно, но я ревновал маму даже чаще, чем папа. Мой отец знал, что мама очень сильно его любит и даже не посмотрит в сторону другого мужчины, а я… Что ж, я был просто маленьким мальчиком, которому очень не нравилось, когда чужие дяди так смотрят на его любимую мамочку.

Ох, мама… Ты всегда была такой доброй и нежной. Бывало, конечно, что и наказать меня могла как следует, но только в тех случаях, когда я становился уж слишком непослушным. А так она всегда была очень добра ко мне, всегда излучала только любовь и нежность. По части наказаний, как правило, чаще выступал мой отец, да и то только тогда, когда я действительно этого заслуживал. Просто так мой отец никогда не поднимал на меня руку, даже если был очень из-за чего-то зол. Он всегда старался держать эмоции под контролем. Таких, как он, часто называли людьми чести: хотя он вовсе не был благородного происхождения, а воспитывался в обычной семье.

Также помню, как мама после очередного наказания, усадит меня к себе на колени и баюкает меня, словно маленького ребенка, нежно поглаживая по голове и негромко напевая какую-нибудь песенку. Папу временами это изрядно раздражало: он считал, что, во-первых, я уже достаточно взрослый, чтобы мама со мной так сюсюкалась, хотя мне и было всего лет пять, а во-вторых, он говорил, что я должен научиться отвечать за свои поступки, а с таким отношением со стороны матери я никогда этому не научусь. Отец боялся, что я вырасту не мужчиной, а маменькиным сынком.

И все же мама есть мама. Она не могла оставаться в стороне, видя, как я рыдаю после очередного наказания. Нет, конечно, временами мама понимала, что отец прав, и мне нужно побыть наедине с самим собой и как следует обдумать очередной проступок. Она изо всех сил старалась не вмешиваться, дабы не нарушить воспитательный процесс. Но!.. Мама на то и мама, что не может спокойно смотреть на слезы своего ребенка. Поэтому случалось так, что она срывалась и снова заключала меня в свои объятья. И тогда мой отец начинал злиться и ворчать:

– Ты вырастишь из него тряпку, а не мужчину. Его никто не будет уважать. Сколько можно нянчиться с ним, как с малышом? – Хотя бывало и так, что отец ворчал не сколько со злости, сколько для виду. Ведь он и сам понимал, что так или иначе, но я все же ребенок, которого нужно не только наказывать, но и просто любить и дарить тепло. Несмотря на то, что отец почти никогда не наказывал меня просто так, он вовсе не был тираном или деспотом и прекрасно осознавал, что порой мог немного переборщить с наказанием. Именно в таких случаях он и ворчал для виду, но достаточно было лишь взглянуть ему в глаза, чтобы понять, что он вовсе не злится. И мама это тоже прекрасно знала. Потому и не обращала внимания, когда отец начинал ворчать.

Как же мне их все-таки не хватает. Пусть отец и бывал иногда жестким со мной, но я прекрасно понимаю, что он это делал из любви ко мне. Потому что хотел, чтобы его сын вырос достойным человеком. Так что я очень сильно любил их обоих… но маму, разумеется, сильнее!

А потом отца не стало: погиб на той проклятой войне. А мы с мамой старались жить дальше, порою едва сводя концы с концами. Но даже тогда мы старались не падать духом. Да, мама тяжело переживала гибель отца, очень тяжело. Но у нее был я, а она была у меня. Мы старались заботиться друг о друге, как только могли. Я помогал маме по дому, а она, чтобы меня прокормить, ну и себя, конечно, тоже, пошла работать в таверну. Платили там, к сожалению, немного – сущие гроши. Нам едва хватало на жизнь. Очень часто мама приходила поздно вечером настолько уставшая, что сразу, даже не поужинав, «падала» спать. Вставала рано и поздно ложилась. Мне было очень её жаль, но при всем моем желании, я ничего не мог сделать, поскольку был ещё очень мал.

Мне больше всего хотелось, чтобы моя мама снова была счастливой. Снова видеть у неё на лице радостную улыбку, слышать, как она смеется, радуется жизни, но… Тот день, когда не стало папы, навсегда изменил её и её жизнь, как, собственно, и мою. Радостных дней в нашей жизни стало куда меньше, а вот тоски, забот и печалей – значительно больше.

Мама, конечно, старалась делать вид, что все хорошо, но я прекрасно знал, что это не так. Мало того, что она лишилась мужа, так еще и в таверне пришлось работать за небольшие деньги, а местные мужики, которые ранее засматривались на нее, так и норовили поприставать к ней, а иногда даже и сделать непристойное предложение. Разумеется, она мне об этом не говорила. Я случайно узнал об этом, когда к маме пришла её подруга Гертруда, и они разговаривали, сидя на кухне. Мама тогда рассказала ей о том, что происходит в её жизни: как ей тяжело одной меня растить, как тяжко потерять любимого человека. И в этом разговоре промелькнула фраза и о том, что происходит у нее на работе. Сказать, что я был зол – ничего не сказать. Пусть я и был еще недостаточно взрослым, но мне уже хотелось пойти и как следует навалять этим козлам за то, что обращаются с моей мамой, как с какой-то уличной девкой.

В тот вечер мама как обычно зашла пожелать мне доброй ночи и увидела, что на мне лица нет.

– Родной, что случилось? – спросила тогда она.

– Ничего, – стараясь говорить спокойно, чтобы мама ничего не заподозрила, сказал я. Но мать всегда чувствует своего ребёнка. И как бы я не пытался от неё что-то утаить – ничего не выходило. И этот случай не стал исключением.

– Милый, ну я же вижу, что что-то не так. – Она подошла ближе. – Сынок, ты же знаешь, что всегда можешь со мной поделиться чем угодно. Я всегда тебя выслушаю и постараюсь помочь.

Она села рядом со мной на кровать, взяла меня за руку и ласково улыбнулась. Лишь взглянув на нее, я не смог сдержаться – это было бы просто преступлением лгать ей или делать вид, что все нормально:

– Я слышал твой разговор с тётей Гертрудой. – Мама немного напряглась. – Я слышал, как ты сказала, что к тебе пристают разные мужики в таверне.

Тут мама совсем поникла: видимо, она не хотела, чтобы я знал об этом. Она хотела оставить это в тайне: ведь точно знала, что я расстроюсь.

– Сынок… – похоже она не знала, что сказать. – Тебе не следовало подслушивать. Это был разговор только между нами.

– Я и не собирался, но когда ты начала говорить про то, что к тебе лезут эти неотесанные мужланы, я просто не смог уйти. Мне так хотелось в этот момент пойти и поколотить их всех, чтобы больше не смели тебя обижать! – Во мне опять заиграла злость.

Мама чуть улыбнулась, прижала меня к себе и начала поглаживать по голове, как делала это раньше.

– Ах, сынок! Мой маленький защитник… – нежно говорила она, продолжая гладить меня по голове. – К сожалению, я ничего не могу с этим поделать, понимаешь? Мне очень нужна эта работа, а без нее мы просто умрем с голоду.

– Но ты можешь работать где-нибудь еще. Неужели обязательно работать именно здесь. – Мои эмоции не желали униматься.

– Да куда ж меня возьмут, сынок? Кому я в своем возрасте нужна? – Мама уже не была молодой, но и старой я бы её не назвал, а учитывая, как на неё до сих пор засматриваются мужики… так вообще еще юная дева! – Если только служанкой к какому-нибудь лорду, но кто ж меня возьмет, да еще и за большую плату: у меня ведь почти совсем нет опыта. Да даже если бы и взяли, то мне приходилось бы все время проводить на работе, и кто бы тогда присматривал за тобой? Нет, это не вариант! А здесь пусть и небольшие деньги, но зато есть время, которое я могу уделять тебе – моему маленькому сынишке. – Она потрепала меня по волосам.

– Мам, – возмущенно начал я, – во-первых, я не маленький. – Она лишь тепло и немного иронично мне улыбнулась. – Во-вторых, ты никакая не старая, а вполне еще молодая и красивая, и в-третьих, с чего ты вообще взяла, что должна до сих пор работать и терпеть всяких козлов. Я уже не маленький мальчик, чтобы ты меня обеспечивала. Теперь я могу пойти на работу и обеспечивать тебя.

Мама, продолжая тепло мне улыбаться, сказала:

– Родной, мне очень приятно, что ты так переживаешь и хочешь обо мне позаботиться, но ты еще очень юн. Боюсь, тебя не возьмут на серьезную работу. Везде нужны уже взрослые и достаточно опытные мужчины. А ты еще очень молод.

Я насупился.

– Тогда я пойду в рыцари, – выдал я. – Там нужны молодые и сильные ребята. Я понимаю, что сразу меня никто рыцарем не сделает. Сначала побуду оруженосцем, наберусь знаний, опыта. А потом буду защищать покой жителей Крезенфорда и воевать с врагами, которые на него посягают.

Да-а-а, каким же наивным я был. Наивный и глупый мальчишка.

Мама резко переменилась в лице: перестала улыбаться, резко нахмурилась, черты лица заострились, стали жесткими, выглядела она очень напряженной и, как мне даже показалось, злой.

– Даже не вздумай, слышишь?! Даже не вздумай вступать в армию и тем более становиться рыцарем. Они умирают на этих войнах сотнями, а то и тысячами. Твой отец был в армии, и чем это для него кончилось, помнишь?.. – Сейчас мама была такой злой, а в ее глазах я увидел столько печали и боли, сразу стало как-то не по себе: я совсем не подумал о том, что маме может быть больно слышать об этом. Ведь мой отец погиб именно на войне будучи солдатом, сражавшимся с армией жестокого короля Родовида. И конечно мамины душевные раны так и не зажили с тех пор, а мои слова только разбередили их.

– Прости меня, пожалуйста, мамуль. Я не хотел делать тебе больно, просто… Просто я не хочу, чтобы ты терпела такое к себе отношение. Вообще не хочу, чтобы ты работала. Я хочу, чтобы ты была счастлива и ни в чем не нуждалась. Поэтому я сам буду тебя обеспечивать. – Сказал тоном, не терпящим возражений.

Мама, внимательно глядя на меня и что–то явно обдумывая, лишь снова тепло мне улыбнулась, крепко меня обняла, при этом снова гладя меня по голове и сказала:

– Мой маленький рыцарь. – И поцеловала меня в макушку. – Я очень ценю твоё желание заботиться обо мне, но ты еще слишком молод для этого. Сперва тебе нужно получить определенную специальность. А уже потом начинать работать. А до тех пор, я буду тебя обеспечивать и о тебе заботиться. А ты определись, что тебе интересно и чем бы ты хотел заниматься. Обучись этому ремеслу и тогда будешь уже заботиться обо мне. – Последние слова сказала уже чуть более тише.

Положив свою голову на мою, снова прижав к себе и продолжая меня поглаживать, она продолжила:

– Только не иди в армию, родной. Это опасно, а я не хочу потерять тебя так же, как потеряла твоего отца. Лучше займись более мирной деятельностью, где ты будешь не менее полезен для общества, – с мольбой в голосе попросила она.

Мне стало очень жалко мою маму. Я прижался к ней, стараясь как можно крепче её обнять и сказал:

– Хорошо, мам. Я обещаю тебе, что не пойду в армию и не стану солдатом или рыцарем. Я найду более спокойную специальность, которая будет цениться не меньше, и которая позволит мне достойно о тебе заботиться.

Мама ничего не сказала, только шире улыбнулась (это я почувствовал буквально своим затылком), тоже покрепче меня обняла, а потом добавила: – Спасибо!

На душе сразу потеплело: в этом «спасибо» было столько искренности, любви, а главное – успокоения, что я сразу решил во что бы то ни стало не подводить ожидания матери, сдержать обещание и найти такую профессию, которая позволит мне достойно обеспечивать и себя и мою мать, а главное – не будет заставлять её все время за меня переживать.

Прошло несколько лет, и я стал кузнецом. Работа не сказать, что очень почетная, но поскольку оружие и доспехи нужны почти всегда, оплачивалась она хорошо. Я действительно смог начать обеспечивать себя и маму. Поначалу она продолжала работать в таверне, но я буквально силой заставил её уйти оттуда и перестать работать вовсе. Она первое время упрямилась, говорила, что не хочет сидеть у меня на шее, хочет, чтобы я женился и создал свою собственную семью и что не хочет мне в этом мешать и быть мне обузой.

Я тогда искренне обиделся на неё: как она только могла подумать, что она – моя самая любимая и дорогая на всем белом свете женщина, которая не постыдилась ради меня работать в какой-то зачуханной таверне, где ей постоянно досаждали всякие пьяные и вонючие мужики, женщина, которая отказалась от собственного благополучия и готова была так унижаться ради меня, может думать, что она мне досаждает…

В тот день, не скрывая своего негодования из-за её слов, я сказал ей, чтобы она даже не думала допускать таких мыслей! Что ради неё я готов хоть полы в той же таверне драить, хоть улицы мести – только бы она была счастлива. И если она еще хоть раз посмеет сказать что-то в этом роде, то он по-настоящему на нее обидится и… в общем сделает что-то такое, из-за чего ей придется за него переживать. Например, пойдёт в армию…

Да, приём подлый, но зато весьма действенный.

После такой угрозы мама, разумеется, перестала возмущаться и пытаться снова пойти работать. Но я видел, что она все равно считает себя обузой, и что её мнение на этот счет не изменилось. И все же она смирилась с тем, что её единственный сын не успокоится, пока не сделает свою мать самой счастливой женщиной на свете. Я ей неоднократно на это намекал и старался, чтобы она ни в чем не нуждалась. Дарил ей всевозможные подарки: украшения, платья… однажды даже накопил денег и заказал ей очень дорогой парфюм, которым обычно пользовались дамы из высшего общества. А она все время только и говорила мне:

– Я и так самая счастливая женщина, ведь у меня есть такой сын.

Мне было невероятно приятно слышать эти слова от моей самой любимой женщины на свете – моей мамочки. Но потом случилось непредвиденное – моя мама тяжело заболела. Это была доселе неизвестная и малоизученная болезнь. Никто не мог сказать, что с ней. Даже наш лекарь, который обладал немалым опытом и знаниями ничего не мог сделать – разве что продлить её жизнь совсем ненадолго и облегчить её мучения.

Моя мама затухала буквально на глазах: похудевшая, бледная, с осунувшимся лицом, потухшими глазами, под которыми залегли тени, она почти все время лежала, так как силы почти полностью покинули её. Я пытался хоть что-то сделать: нанимал разных лекарей из соседних городов и селений, надеясь, что они хоть что-то смогут сделать. Правда самые лучшие обычно были в столице, но они мне точно были не по карману. Обращался ко всевозможным травникам, просиживал часами за чтением книг, изучая разные заболевания и способы их лечения – все бестолку.

Мама боролась чуть больше года, а потом её не стало. До сих пор вспоминаю наш последний разговор:

– Сынок, не надо.

Мама лежала, а рядом с ней стоял наш лекарь Козимир. Я же стоял на коленях рядом с маминой постелью, держал её за руку и плакал.

– Не надо, – повторила она. – Родной, смерть – это еще не конец. Когда я умру, я снова увижусь с твоим папой, мы с ним снова будем вместе.

– А я, как же я?.. Обо мне ты подумала? – с нестерпимой болью и горечью в голосе выдавил я.

– А от тебя я хочу, чтобы ты жил и был счастлив. Твое время еще не пришло. У тебя вся жизнь впереди. И я хочу, чтобы ты прожил её так, чтобы не о чем было жалеть в конце. Найди себе хорошую жену, заведи детей и живи, ни о чем не жалея!

Чувствовалось, что слова даются ей тяжело. Эта болезнь буквально высосала из неё все силы.

– Как же я буду жить без тебя?.. Ведь ты – это все, что у меня есть в этой жизни. Мне больше ничего не нужно. Прошу тебя, не оставляй меня. Останься со мной!

Она подняла руку и снова потрепала меня по волосам.

Раньше меня это немного раздражало, а сейчас всё бы отдал, чтобы она трепала меня вот так (как маленького) хоть всю жизнь.

– Сынок, родной мой… ты же знаешь, что это неизбежно. Болезнь убивает меня, и лекарства от неё нет…

Она продолжала говорить, а для меня каждое её слово было как нож в сердце. Я понимал, что она ни сколько говорит, сколько прощается со мной, чувствует, что конец уже близок.

– Мама, послушай… – держать эмоции под контролем становилось все сложнее, – ты всегда была сильной, всегда умела бороться. Помнишь, сколько мы с тобой пережили после смерти папы?.. Как мы голодали, как мучились, во всем себе отказывали… Но мы выдержали – ты выдержала, слышишь?! Выдержала, несмотря ни на что. И после всего этого ты не можешь так просто сдаться!.. – Я почти перешел на крик, а слезы лились водопадом: я уже не пытался их сдерживать, эмоции окончательно начали сдавать.

Мама смотрела на меня каким-то необъяснимым взглядом. Казалось, в нем было все: и сожаление, и тоска, и взаимная боль, и отчаяние… – почти все, что испытывал я в этот момент. Она будто отражала все мои эмоции. Я опустил голову поскольку смотреть ей в глаза стало нестерпимо больно: помимо всех прочих эмоций, в её взгляде отчетливо читалось… прощание!

Перестав гладить меня по голове, она мягко приподняла мою голову за подбородок и уже более решительно, глядя на меня сказала:

– Ты должен пообещать мне, что будешь жить дальше… Что не позволишь этой боли отравлять свою жизнь. Не станешь жить воспоминаниями обо мне, не дашь им утянуть тебя в прошлое… Пообещай мне, что во что бы то ни стало продолжишь жить и найдешь своё счастье в жизни! Пообещай мне это, здесь и сейчас.

Я смотрел на неё, а моему отчаянию уже просто не было предела. Дать такое обещание для меня, казалось, было тяжелее, чем видеть её такой.

– Я не могу – шепотом сказал я.

– Нет, ты можешь и должен пообещать мне это. – Уже более тверже и решительнее повторила она. – Если я тебе и вправду дорога, то ты пообещаешь мне, что будешь строить свою жизнь, а не жить прошлым. Я не хочу, чтобы так ты прожил свою жизнь. Тебе ясно?..

Я внимательно смотрел ей в глаза и видел, что в них тоже скопилось немало слез. Ей тоже было тяжело – не только из-за болезни. Она понимала, что оставляет меня одного, и оттого ей тоже становилось горько на душе. Она прекрасно чувствовала всю мою боль и испытывала сейчас нечто подобное. Но также она понимала, что, несмотря на все эти чувства и эмоции, которые сейчас буквально полыхали в нас, я должен жить дальше. А живя одной лишь болью… это будет не жизнь. Потому она и говорила все это, стараясь быть тверже.

– Я не допущу, чтобы ты страдал, слышишь? – почти шепотом спросила она.

Не в силах ничего больше сказать, я приблизился к ней и крепко её обнял, положив её голову себе на грудь. Продолжая прижимать её к себе, я нежно поцеловал её в висок.

– Всё будет хорошо, обязательно… Разве может быть иначе?.. – казалось, я больше пытался убедить себя, нежели её.

Она отстранилась, и снова, твердо и решительно глядя мне в глаза, повторила:

– Пообещай мне. – Её тон не терпел даже малейших попыток что–либо возразить.

– Я обещаю. – Немного поколебавшись, выдавил из себя я.

Только тогда мама, с явным облегчением легла обратно. Немного помолчав, она добавила:

– Я люблю тебя, родной мой. Ты – лучшее, что было в моей жизни. – Её голос становился все тише и тише. А я, слушая её, кажется, даже дышать перестал. – Пусть твоя жизнь будет лучше моей… – Она говорила сбивчиво, с перерывами, – и пускай… никакие невзгоды… не смогут тебе помешать… Будь достойным человеком… будь лучше, чем многие в этом жестоком мире… Будь счастлив, любимый.

Сказав это, она замолчала. А я изо всех сил держал её за руку, словно тем самым пытаясь удержать её здесь – в этом мире, в этой жизни.

Я всматривался в её лицо, вслушивался в дыхание, до последнего надеясь, что это еще не все – не конец… Но уже в следующую минуту стало ясно – её не стало.

Дыхания не было, лицо не искажала гримаса боли, а её сердце просто больше не билось. В эту минуту я почувствовал, что вся моя жизнь, весь мой мир канули в небытие вместе с ней.

Как раз в этот момент Козимир снова вошел в комнату и, осознав, что моя мать умерла, попытался вывести меня из помещения, чтобы я не видел этого. Но я сопротивлялся. Не хотел отходить от неё ни на шаг, все еще наивно надеясь, что она может очнуться, что это все не взаправду…