Не судите. Истории о медицинской этике и врачебной мудрости

В сельских областях положение здравоохранения еще более ухудшалось из-за отсутствия адекватной медицинской техники. На одной неделе ряд последовательных блокировок электроснабжения в нескольких деревнях привел к отключению освещения в операционной, хирургический светильник погас во время тонзиллэктомии (что заставило меня светить фонарем в горло несчастного мальчика), отсасывающий кровь насос остановился во время операции кесарева сечения, и еще несколько операций пришлось выполнять без участия самого желательного после врачей специалиста – анестезиолога. «Индийский хирург справится с чем угодно», – проговорил хирург, удалив миндалины. Оснащенные на мировом уровне больницы некоторых крупных индийских городов оставались в это время в каком-нибудь миллионе миль от этих деревень.

Если вам необходимо экстренное вмешательство, проведенное с техническим великолепием, приезжайте на юг Тамилнада, и в тот же самый день вас прооперируют за умеренную цену. Например, гистерэктомия (хирургическое удаление матки) обойдется вам в 200 фунтов (все включено), а грыжа – в скромные 120 фунтов при 5-дневном пребывании в госпитале. Впрочем, имейте в виду, что послеоперационное пребывание в здешнем госпитале совершенно не похоже на визит в отель Хилтон. Так что, если вам нужно гарантированное уважительное и сочувственное обслуживание, услуги анестезиолога, при необходимости переливание крови, известная доля комфорта, тогда поездка в этот сельский уголок Индии не для вас.

За недели, прошедшие после ампутации ноги, Раджендран успел несколько раз поменять представление о своей грядущей участи. Сначала он верил в то, что отрезанную часть ноги ему пришьют после того, как заживет операционная рана. Потом хирург обещал ему пристроить к обрубку ноги «ходильное приспособление». Еще позже он страдал от симптома фантомной боли, считая при этом, что нога его восстановилась, несмотря на то, что осторожные ощупывания ее отсутствующей части свидетельствовали об обратном. И вот однажды в среду хирург сообщил ему правду. Мне было интересно увидеть собственными глазами реакцию Раджендрана. Доктор признался в совершенном с благой целью обмане и объяснил причины, заставившие его прибегнуть к такому способу. Последовал короткий разговор с пациентом, закончившийся тем, что Раджендран пожал руку врачу. «Вот видите, – сказал мне хирург, – он сказал мне, что врач не может сделать пациенту плохо. Он счастлив».

В тот же вечер я спросил у двух сиделок, доволен ли Раджендран. «Нет, – ответила одна. – Он злится на жену и сыновей за то, что они солгали ему». Так в конечном итоге оправдан ли был обман? Без него Раджендран скорее всего умер бы за считанные недели. Достаточна ли эта причина для того, чтобы нарушать его право на самостоятельное принятие решений? Это не лекция по этике. Делайте собственные выводы.

За последующие дни в госпитале побывали дюжины пациентов. Пришла молодая девушка с рентгеновским снимком, запечатлевшим волокнистую структуру пораженных туберкулезом легких. В результате действия государственной программы по борьбе с этой болезнью она получала лекарства бесплатно. Болезнь эта настолько распространена здесь, что в местном правительственном госпитале существует отдельное туберкулезное отделение. В Англии за год наблюдается около 6000 случаев туберкулеза; в Индии их – 2,2 млн. Явился пожилой мужчина с шестью фурункулами, равномерно распределенными по окружности головы. Самый крупный украшал лоб, придавая больному вид единорога. Врач велел ему принести свои волосы в жертву индуистским богам. А заодно и освободить поле для операции. Спустя 20 минут больной явился с обритым скальпом. Хирург по очереди вскрывал ножницами каждый фурункул, образуя кратеры, истекавшие ручейками смешанного с кровью гноя. Боль была такова, что мне приходилось придерживать дергавшиеся ноги больного. «Разве не следовало сперва дать ему обезболивающее?» – спросил я. Ответ был таким: «Только в том случае, если он найдет боль нестерпимой».

Явился рыдающий 8-летний мальчуган с переломленным пополам пальцем. Он засунул его внутрь насоса, пока мать набирала воду. И снова прямо в приемном болтающаяся половинка была пришита на место, явив очередное медицинское чудо. Днем на госпитальной койке оказалась 40-летняя женщина с огромным животом. Причиной была разросшаяся до колоссальных размеров селезенка. Чудовище было удалено в тот же самый день, и она вернулась на койку уже с опавшим животом.

Были и случаи, требовавшие более продолжительного лечения. В больницу обратился молодой повар с обширными ожогами на лице, груди и левой руке, опрокинувший на себя сковороду с кипящим маслом. Выздоровление будет долгим, и его поврежденным глазам, возможно, потребуется новая роговица.

На одной койке лежала леди средних лет, в результате семейных проблем решившая уйти из жизни и для этого облившая себя керосином и поджегшая его. С ней соседствовала другая пациентка, хорошенькая 17-летняя девушка, с той же самой целью проглотившая внушительную дозу инсектицида после ссоры в школе. Девушка эта целый месяц провела в коме. Я спросил у хирурга, может ли после 20 лет практики что-либо шокировать его. «Нет, – ответил он улыбнувшись. – Однажды ко мне явился пациент, державший собственную оторванную руку. Теперь меня нечем удивить».

В Соединенном Королевстве, Северной Америке и прочих частях света существует множество различных медицинских специальностей и их подразделений, а по мере развития знаний возникают все новые и новые специальности. Многие врачи становятся профессионалами высокого класса, овладевшими глубочайшими познаниями во все более узких областях медицины, в то время как специалисты общей практики вымирают, как особая порода. В качестве адвоката я часто прибегаю за советом к медицинским экспертами, специализирующимся на болезнях плеча, кисти или колена. Хирург-ортопед общего профиля более не пользуется спросом.

В сельскохозяйственном Тамилнаде хирурги, анестезиологи, педиатры и прочие специалисты кроме собственной работы занимаются и амбулаторным приемом. Если вашу компанию выбросит на пустынный остров в обществе единственного врача, выбор прошедшего индийскую сельскую школу хирурга кажется мне оптимальным.

По мере того, как время моего пребывания в Индии подходило к концу, я все чаще задумывался об извлеченных из этой поездки уроках. Единым и самым значительным стало подтверждение наблюдения Жана Бернара ^[8], отметившего, что медицина самым фундаментальным образом предназначена для человека. Общая черта, пронизывающая все отрасли медицины, указывает на то, что всякий занимающийся ею, какова бы ни была его специальность, где бы и в каком столетии он ни жил, нацелен на благо человека, иногда вопреки собственной ранимости и слабости. В наш век специализации, техники, строгих правил и протоколов эту немудреную истину нетрудно забыть.

Кроме того, труд медика по природе своей коллективен. Хирургическая операция, например, не является результатом личного контакта между хирургом и пациентом. К ней может иметь отношение целая толпа сиделок, медсестер, ассистентов, анестезиологов, хирургов и студентов.

Участие человека на обоих, отдающем и принимающем, концах этого занятия делает его подверженным ошибкам, но и бросающим вызов. И когда все получается даже в самых отдаленных уголках мира, звезда гуманизма радостно подмигивает нам.

Как лечить пирахан^[9]: медицинская этика и культурные различия

В глубинах амазонских джунглей обитает племя  пирахан, говорящее на особом языке, не похожем на любой другой. В их языке имеется всего 3 гласных и 8 согласных, в нем нет чисел, счета и обозначений цветов. Например, желая назвать красный цвет, пирахан скажет – «это как кровь».

Пирахан практически незнакомы с искусством, у них нет музыкальных инструментов. Далекое прошлое или будущее их не интересует. Они не испытывают необходимости в уединении и не боятся смерти. У них нет врачей и больниц. Однако даже люди этого племени имеют представление о медицинской этике. Специалист по лингвистике Дэн Эверетт, много лет проживший среди пирахан, рассказывал, что на его глазах группа мужчин убила очень больного младенца, вливая в его рот внушительное количество спиртного. Он пояснял: «Они не сомневались в том, что ребенок умрет. Они ощущали, что дитя очень страдает <…> и потому прибегли к эвтаназии». Все культуры имеют нравственные правила, связанные с местной медицинской практикой. Как лечить пирахан:

Врачам нашей страны едва ли доведется лечить пирахан, однако им, безусловно, придется иметь дело с пациентами, принадлежащими к культурам, очень далеким от их собственной. Это может создать юридические и этические сложности. Предостережением здесь может послужить обвинение, выдвинутое в 2015 году к гинекологу, зашившему после родов половые губы ранее обрезанной женщины. Обвинение полагало, что эта процедура противоречила разделу 1 акта «О повреждении женских гениталий» 2003 года. Этот документ гласит: «Врач считается виновным, если он вырезает, зашивает или каким-либо другим образом повреждает, целиком или частично, большие или малые половые губы, а также клитор девушки». Женское обрезание является традицией в дюжине стран Африки и Среднего Востока (в Сомали и Гвинее обрезаны более 90 % женщин), и доктор никогда не имел дела с такими пациентками и не получал соответствующей подготовки.

Уважение к культуре больного может привести врача к конфликту с его этическими или юридическими обязанностями. Англо-американская медицинская этика индвидуалистична. Напротив, традиционная китайская медицинская этика и некоторые составляющие африканской фокусируются не на индивидуальной, а на общинной или семейной автономии. Здесь больной воспринимается как член семьи, обладающей собственной системой иерархии и старшинства. По этой причине родственники могут просить врача не открывать пациенту суровый диагноз или прогноз. Подобное умалчивание может оказаться приемлемым в культурном плане, однако может заставить больного отказаться от терапии, поддавшись ограничению информации.

Английские клиницисты должны уважать культурные предпочтения пациента до тех пор, пока они не будут входить в противоречие с руководящими материалами Генерального медицинского совета, английскими законами или фундаментальными принципами медицинской этики. В случае сомнений благоразумный врач обратится за консультацией. Коллеги по клинике и госпитальные капелланы служат удобными источниками информации, однако всем докторам рекомендуется держать в своем телефоне номера горячей этической линии Британской медицинской ассоциации, госпитального комитета по клинической этике или любого другого эквивалентного ресурса.

Как пациенты и родственники мы обязаны объяснять значение любых культурных практик, которые могут оказаться незнакомыми медицинской бригаде, но в то же самое время обязаны воздержаться от уговоров, направленных на то, чтобы лечащие врачи нарушали закон или поступали вразрез со своей совестью или профессиональными правилами. Они также обладают автономией, которую следует уважать.

Важность культурных навыков в медицине общепризнана. Генеральный медицинский совет в Нормах медицинской практики напоминает докторам о том, что «оказывая взрослым пациентам помощь общего плана», они обязаны «считаться с их культурными, религиозными и прочими верованиями и ценностями». Для этого необходимо располагать известной гибкостью ума и открытостью, свойственным далеко не каждому.

Попытки остановить распространение лихорадки Эбола во время вспышки в Западной Африке и работа там же военных медиков особенно подчеркнули необходимость тактичного отношения к культурным различиям. Во время эпидемии основным очагом распространения инфекции были похороны: на их долю приходилось по меньшей мере 20 % от числа новых заболеваний. Местные обычаи требовали поцелуев, омываний, прикосновений к телам усопших незащищенными руками, а также раздачи личных вещей покойного любимым им людям. Доктор Пьер Форменти, специалист по инфекционным болезням, работавший в ВОЗ, замечал: «Введение таких элементов, как приглашение родственников к участию в копке могилы, замена влажного омовения на сухое и использование саванов, помогут существенно ограничить распространение Эболы».

А вот пример из армейской практики. Афганский мальчик подбирает гранату, которая взрывается в его правой руке, причиняя очень тяжелые повреждения. Следует ли докторам ампутировать ему руку? Решение базируется не только на медицинских соображениях. Клиницисты должны осознать культурное значение потери руки в этом обществе. Левая рука, которая в таком случае останется мальчику, считается здесь «нечистой». Кроме того, в этой стране принято наказывать воров отсечением руки, и в результате мальчика будут постоянно принимать за наказанного вора. Не зная культуры общества, в котором живет пациент, принятых обычаев и запретов, доктора, взвешивая плюсы и минусы предложенного ими лечения, могут легко сделать ошибку. Этический принцип благотворения (доброго дела для пациента) и непричинения ему вреда (общего ущерба) невозможно рассматривать в отрыве от более широкого социального контекста.

Иногда лечащему врачу приходится попирать собственные верования и предрассудки. Часть работы доктора, так же, как и адвоката, требует, чтобы вы держали при себе часть своих мыслей, обращая к пациенту лишь невозмутимый лик. Осуждение его мнений с вашей стороны в этом случае непрофессионально и способно только оттолкнуть больного, быть может, уже смущенного различием в ваших позициях, и помешать ему вернуться к вам.

Множественность культур и традиций, присущих пациентам, может подчас смутить лечащих их медиков, однако если ее игнорировать, это может привести к недоверию, неудаче терапии и к жалобам. Однако основные ценности должны остаться неизменными. Медицинская нравственность восходит к универсальному переживанию целителя, помогающему болящему и страдающему собрату, будь то лондонский лорд или амазонский пирахан. Именно это – самое гуманное взаимодействие между лекарем и больным – пронизывает все культуры.

Доктора и пытки в Ираке

Любопытный, но хорошо известный парадокс: медицина многое приобрела от ужасов войны. Методики ампутаций, антисептики, трансплантации кожи, обработки огнестрельных ран были существенным образом усовершенствованы при наблюдении и лечении жертв боевых действий. Войны естественным образом предоставляют докторам возможность совершать героические деяния. Пренебрегая огнем врага, французский военный хирург Доминик Ларре (1766–1842) отправился на поле боя, чтобы лечить и вывозить с него раненных солдат, выполняя по ходу дела дюжины срочных ампутаций.

В военные времена армейские врачи исполняли два долга сразу: они лечили пациентов и служили отчизне. Однако в период Иракской войны, начавшейся в 2003 году, обе эти обязанности вошли в конфликт. Во время допросов военных врачей нередко просили принимать участие в пытках и унизительных действиях. Находившиеся перед ними лица были одновременно пациентами и врагами. Согласно руководству к проведению допросов, изданному для армии США, врачей обязывали надзирать над методами допроса, таким как лишение пищи, и следить за тем, чтобы узники были физически пригодны для допроса.

Помимо активного участия в пытках, врачи всего мира участвовали – и продолжают участвовать в таких странах, как Северная Корея, Китай, Сирия, Гайана и множестве прочих – в изобретении новых методов мучений, не оставляющих шрамов, следили за тем, чтобы жертвы допросов не умирали от полученных травм, не докладывали о случаях пыток, не вносили симптомы и признаки пыток в медицинские карты и свидетельства о смерти.

Недавно опубликованная в BMJ статья исследователей из Калифорнийского университета в Сан-Франциско затронула роль медиков на примере находящихся в тюрьмах заключенных, осужденных на пребывание в одиночке, и в частности некоего Артура Джонсона. До перевода по решению суда в тюрьму общего режима, состоявшемуся в сентябре 2016 года, Джонсон в течение целых 36 лет находился в одиночном заключении в крохотной камере, в которой свет отключался лишь ненадолго. Авторы пришли к заключению, что лица, следившие за его здоровьем, «дали клиническое подтверждение умственной пригодности Джонсона к бесконечной изоляции, нарушая этический запрет на участие в исполнении наказания, особенно в близких к пытке формах».

Иракская женщина, которую пытали в тюрьме Абу-Грейб, сообщила организации «Amnesty International», что после допросов заключенных часто уносили в бессознательном состоянии, после чего их обследовали два врача (обычно американский и иракский). В одном случае доктор приказал ввести внутривенный катетер в тело убитого при допросе узника, чтобы замаскировать причину и время смерти. Таким образом военврачи оказывались перед лицом конфликта между своим этическим долгом в отношении пациента и обязанностью повиноваться приказам вышестоящего начальства.

Главной целью медицины является облегчение страданий. Клятва Гиппократа, написанная в III веке до нашей эры, недвусмысленно говорит: «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости». Последовавший запрет пыток отразился во многих современных этических кодексах, таких как Токийская декларация Всемирной медицинской ассоциации, Конвенция ООН против пыток и Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод.

Врачи, гражданские и военные, имеют двойственные обязательства, заставляющие их приносить пользу пациентам и не причинять им вреда. Участие в пытках, даже пассивное, нарушает оба вида обязательств. Ни одна другая деятельность не подрывает в такой степени фундаментальные основы профессии медика. В таких ситуациях размывается грань между врачами и палачами. Можно не давать заключенному есть, а можно и следить за ходом его вынужденной голодовки, но нравственная разница между обоими занятиями невелика, как и между казнью заключенного на электрическом стуле и освидетельствованием его перед этой казнью, позволяющем заключить, что здоровье позволяет ему умереть на электрическом стуле.

Только вполне реальная угроза собственной жизни, или, может быть, жизням любимых, может отчасти оправдать участие в пытках. С такими угрозами приходилось считаться некоторым иракским докторам при Саддаме Хусейне, которым приходилось под угрозой жизни участвовать в пытках, производимых полувоенными формированиями Удея Хусейна (старшего сына Саддама). Однако западные военврачи действовали не под угрозами. Доктор Стивен Майлз, специалист по этике и роли врачей в пытках, сказал в интервью, данном журналу The Atlantic, что доктора «замешанные в этой истории [пытках], в первую очередь являются карьеристами. Они заинтересованы в должностях и карьере, а режимы редко и даже чрезвычайно редко принуждают их. На практике режимы видят в таких людях некую разновидность элиты».

В клятве упоминаются не только способности докторов, но и их здравомыслие. Оба этих качества необходимы для безопасного и этически обоснованного функционирования медицины. Врачи, обладающие только техническими способностями, представляют опасность для пациентов, как и врачи здравомыслящие, но неумелые. Именно трезвого суждения недоставало военным докторам в Ираке в их конфликте обязанностей. Как могли они уравновесить свою обязанность лечить пациентов с долгом военного, преследующего другие цели?

В 1894 году в своей речи, обращенной к новоиспеченным армейским хирургам, сэр Уильям Ослер высказал следующее предостережение: «Не забывайте, что, будучи армейскими офицерами, вы должны сохранять верность благородной профессии, с которой вы связаны самыми крепкими узами». С точки зрения Ослера, этические весы, на одной чаше которых находилась верность пациентам, а на другой – преданность стране, должны склониться в сторону пациентов.

Преднамеренно плохое обращение с больными по любой сколько угодно благородной причине противоречит базису медицины. Связь между врачом и пациентом крепче, чем безличная и абстрактная связь между доктором и военными целями.

Цель медика, заботящегося о пациенте, всегда останется достойной похвалы. Никакие ретроспективные размышления не могут стать причиной критики и пренебрежения к усилиям врача, борющегося со страданием, однако цели военных командиров или политических лидеров в историческом плане часто оказывались ошибочными.