Миф о рациональном избирателе. Почему демократии выбирают плохую политику

Чудо агрегирования

Представьте, что произойдет, если вы попросите сто человек пробежать стометровку, а затем вычислите среднее время прохождения дистанции. Оно не будет лучше, чем время, которое покажут самые быстрые бегуны. Оно будет хуже… Но попросите сто человек ответить на вопрос или решить задачу, и усредненный ответ часто будет как минимум не хуже, чем у самого умного участника. В большинстве случаев среднее – это заурядность. Но при принятии решений среднее – это зачастую совершенство. Можно сказать, что мы как будто запрограммированы быть коллективно умными.

James Surowiecki, The Wisdom of Crowds^[20]

Если человек не знает, как попасть в пункт назначения, он вряд ли будет надеяться туда попасть. Ему может повезти, но здравый смысл подсказывает, что знание того, что ты делаешь, тесно связано с успехом соответствующих действий. Таким образом, можно сказать, что всеобщая невежественность избирателей подразумевает, что демократия будет работать плохо. Люди, которые принимают окончательные решения – избиратели, – делают нейрохирургическую операцию, будучи неспособными изучить элементарную анатомию.

Было сделано много хитроумных попыток поставить под вопрос эту аналогию, но самой значимой из них стало утверждение, что демократия может хорошо работать при почти любой степени невежественности избирателей. Каким образом? Предположим, что избиратели не делают систематических ошибок. Хотя они постоянно ошибаются, их ошибки случайны. Если избирателям нужно выбрать между X и Y, ничего о них не зная, они с одинаковой вероятностью могут выбрать любой из двух вариантов^[21].

Что это означает? Если невежественны 100 % избирателей, всё будет предсказуемо плохо. Одним из кандидатов на выборах может быть Унабомбер, стремящийся уничтожить цивилизацию. Если избиратели будут голосовать случайным образом, Унабомбер будет побеждать в половине случаев. В действительности допущение о поголовном невежестве избирателей излишне пессимистично; информированных избирателей мало, но они существуют. Но на первый взгляд это кажется незначительной уступкой. Невежество 100 % голосующих ведет к катастрофе. Может ли невежество 99 % вести к намного лучшим результатам?

Как ни парадоксально, но это так. Негативные эффекты невежества избирателей нелинейны. Демократия с невежеством 99 % избирателей гораздо больше похожа на демократию с полной информированностью, чем на демократию с полным невежеством^[22]. Почему? Во‐первых, представьте себе совокупность избирателей, 100 % которых хорошо информированы. Кто выиграет выборы? Ответ тривиален: тот, кого поддержит большинство хорошо информированных избирателей. А теперь вернемся к ситуации, когда только 1 % избирателей хорошо информированы. Остальные 99 % избирателей настолько глупы, что голосуют случайным образом. Если вы спросите о чем‐нибудь человека, который собирается голосовать, то вы скорее всего сделаете тревожный вывод, что он не понимает, что делает. Тем не менее элементарная статистика показывает, что при многочисленном электорате каждый кандидат получает около половины случайных голосов. Оба кандидата могут рассчитывать примерно на 49,5 %. Однако этого недостаточно для победы. Для победы они должны сфокусировать свои усилия на одном человеке из 100, который хорошо информирован. Кто же выиграет? Тот, кто получит наибольшее количество голосов хорошо информированных избирателей. Таким образом, как отмечают Пэйдж и Шапиро, изучение среднестатистического избирателя ведет к ложным выводам: «Даже если индивидуальные ответы на опросы общественного мнения являются частично случайными, полными ошибок в измерениях и нестабильными, при их агрегировании в коллективный ответ – например, в процент людей, которые поддерживают конкретную меру экономической политики, – коллективный ответ может быть вполне осмысленным и стабильным»^[23].

Предположим, политик берет крупную взятку от «табачного лобби» и отказывается удовлетворить всеобщее требование по усилению государственного регулирования отрасли. Решения в пользу производителей табака не влияют на популярность политика среди невежественных избирателей: они вряд ли знают его имя, не говоря уже о том, как он голосовал. Но его поддержка среди информированных избирателей резко падает. С увеличением количества вопросов, по которым принимаются решения, картина усложняется, но секрет успеха остается тем же: уговорить большинство хорошо информированных избирателей проголосовать за вас.

Этот результат был очень точно назван «чудом агрегирования»^[24]. Он звучит как рецепт алхимика: «Смешайте 99 частей глупости с 1 частью мудрости и получите смесь того же качества, что и незамутненная мудрость». Практически полностью невежественный электорат принимает такое же решение, как и полностью информированный электорат, – свинец действительно превращается в золото!

Есть соблазн назвать это «политикой вуду» или сказать, как это сделал Г. Л. Менкен, что «демократия зиждется на смехотворной вере в коллективную мудрость индивидуального невежества»^[25]. Но в этой вере нет ничего магического или смехотворного. Джеймс Шуровьеки описывает множество случаев, когда чудо агрегирования – или что‐то похожее на него – прекрасно работало^[26]. При проведении конкурса на самый точный прогноз веса быка, среднее значение 787 прогнозов отличалось от действительного веса всего на один фунт. На сьемках передачи «Кто хочет стать миллионером» самый популярный среди студийной аудитории ответ оказывался верным в 91 % случаев. Финансовые рынки, которые агрегируют прогнозы огромного количества людей, часто предсказывают события лучше ведущих экспертов. Ставки на тотализаторе служат отличным средством прогнозирования исходов различных событий от спортивных соревнований до выборов^[27]. Как объясняют Пэйдж и Шапиро, в каждом из этих случаев работает одна и та же логика: «Это один из примеров действия закона больших чисел. При правильных условиях индивидуальные ошибки в измерениях будут независимыми и случайными и имеющими тенденцию к взаимоисключению. Отклонения в одну сторону будут компенсироваться отклонениями в противоположную сторону»^[28].

Когда защитники демократии впервые сталкиваются с рациональным невежеством, они обычно признают, что глубокое невежество избирателей будет осложнять осуществление народовластия. Их инстинктивный ответ состоит либо: а) в отрицании серьезного невежества избирателей, либо: б) в интерпретации невежества избирателей в качестве временного, преходящего условия. Эти ответы нельзя даже мягко отклонить как «эмпирически уязвимые». Десятилетия исследований показывают, что они просто неверны^[29]. Около половины американцев не знают, что у каждого штата есть два сенатора, а три четверти не знают длительности сроков их полномочий. Около 70 % не могут сказать, какая партия контролирует палату представителей, а 60 % – какая партия контролирует сенат^[30]. Больше половины не могут назвать фамилию своего конгрессмена, а 40 % не могут назвать ни одного из своих сенаторов. Чуть меньший процент избирателей могут назвать партийную принадлежность своих представителей^[31]. Более того, столь низкий уровень знаний остается стабильным с самого начала проведения опросов, а межстрановые сравнения показывают, что уровень невежества американских избирателей лишь незначительно превышает средний^[32].

Можно, конечно, настаивать, что все это не важно. Вероятно, у избирателей есть некое не поддающееся измерению интегрированное интуитивное понимание. Но для защитника демократии такой аргумент является жестом отчаяния. Чудо агрегирования обеспечивает демократии более солидный фундамент. Оно позволяет людям одновременно верить и в эмпирические данные, и в демократию.

Первоначальные аргументы про рациональное невежество распространялись долго, но постепенно стали общепринятой точкой зрения. Похожий процесс диффузии сейчас переживает концепция чуда агрегирования. Некоторые еще не слышали об этом чуде. Консервативные мыслители надеются, что если не замечать контраргумента, он отпадет сам собой. Но его логика слишком убедительна. Если кто‐то не найдет ошибки в логике этого чуда, описанный выше водораздел в социальной науке прекратит свое существование. Экономисты и экономически мыслящие политологи, а также профессора права переосмыслят свои сомнения в демократии и вернутся к существовавшей до тезиса о рациональном невежестве презумпции о том, что если демократия делает Х, то Х является хорошей идеей.

Систематическая ошибка существует

Всеобщее избирательное право, которое ежедневно лишает США свободы торговли, неизбежно привело бы к запрету прядильной машины «дженни» и механического ткацкого станка^[33].

William Lecky, Liberty and Democracy

Чудо агрегирования доказывает, что демократия может работать даже при наличии патологически невежественного электората. Демократия дает равное право голоса и мудрым, и не шибко мудрым избирателям, но политику определяют мудрые избиратели. Бесконечное обсасывание недостатка знаний у электората во все новых и новых исследованиях не имеет отношения к реальной проблеме.

Однако есть еще один тип данных, которые способны дискредитировать чудо агрегирования. Чудо работает, только в том случае, если избиратели не совершают систематических ошибок. Это говорит о том, что, вместо того чтобы в очередной раз обсуждать тему совершаемых избирателями ошибок, необходимо направить критические стрелы на ключевой и относительно малоисследованный^[34] вопрос: являются ли ошибки избирателей систематическими?

Есть серьезные основания так считать. Да, как показывает Шуровьеки, среднее значение нашей оценки веса быка является истинным. Но когнитивная психология перечисляет много других вопросов, в которых наши усредненные догадки являются систематически ошибочными^[35]. Этот корпус исследований должен насторожить нас, заставив допустить возможность систематических ошибок избирателей.

Однако самой по себе психологической литературы недостаточно. Связь между мышлением в целом и конкретными политическими решениями слишком неочевидна. Люди могут иметь низкую способность к вынесению суждений вообще, но хорошую способность к вынесению суждений в конкретных вопросах^[36]. Люди могут быть плохими статистиками, но хорошо судить о политике. Поэтому необходимо переформулировать наш вопрос: совершают ли избиратели систематические ошибки в вопросах, которые имеют непосредственное отношение к политике?

Рис. 1.1. Модель медианного избирателя: случайная ошибка

Я отвечаю на этот вопрос: «Безусловно, да». В этой книге представлены серьезные эмпирические доказательства того, что как минимум представления людей об экономике пестрят серьезными систематическими ошибками^[37]. И я всерьез подозреваю, что то же самое верно и для представлений по многим другим вопросам. Но в случае с экономикой вердикт очевиден. Люди не понимают, как работает «невидимая рука» рынка, как она может гармонизировать частную алчность и общественный интерес. Я называю этот феномен антирыночным предубеждением (antimarket bias). Люди недооценивают выгоды от взаимодействия с иностранцами. Я называю этот феномен предубеждением против иностранного (antiforeign bias). Люди отождествляют процветание не с производством, а с занятостью. Я называю это предубеждением в пользу наличия работы (make‐work bias). И наконец, люди излишне склонны думать, что нынешние экономические условия являются плохими и ухудшаются. Я называю это пессимистичным предубеждением (pessimistic bias).

Экономическая политика является основной сферой деятельности современного государства, что делает представления избирателей об экономике одними из важнейших представлений, определяющих политику, если не самыми важными. Если избиратели основывают свои предпочтения относительно той или иной меры экономической политики на глубоко ошибочной модели экономики, государство, вероятно, будет плохо выполнять свои экономические функции. Чтобы разобраться в этом моменте, рассмотрим пример: предположим, что два кандидата отличаются друг от друга позицией относительно степени протекционизма, в пользу которой они выступают. Случайные ошибки избирателей по поводу последствий протекционизма могут привести к тому, что некоторые избиратели, положительно оценивающие последствия свободы торговли, могут проголосовать за протекционизм. Но точно так же те, кто предпочитает последствия протекционизма, проголосуют за свободу торговли^[38]. В этом случае чудо агрегирования работает: несмотря на невежественность избирателей выигрывающая платформа будет оптимальной для общества.

Рис. 1.2. Модель медианного избирателя. Систематическая ошибка

Однако такой вывод не впечатлит никого, кому приходилось преподавать экономику международной торговли. Необходимо часами терпеливо растолковывать студентам прелести сравнительных преимуществ. Однако после финального экзамена неизменно сохраняется огорчительно высокий уровень рецидива. Предположим, что мы будем исходить из более реалистичного допущения, что избиратели систематически переоценивают выгоды от протекционизма. Что происходит в этом случае? Многие из тех, кто предпочитает последствия свободной торговли, голосуют за протекционизм, но мало кто из тех, кто предпочитает последствия протекционизма, голосуют за свободу торговли. Политический баланс нарушается, и выигрывает излишне протекционистская платформа. Медианный избиратель выиграл бы, если бы получил меньше протекционизма, чем он попросил. Но конкуренция заставляет политиков выполнять пожелания избирателей, а не заботиться о том, что для них лучше.

Подобные предубеждения очевидно характерны для многих мер экономической политики^[39]. Например, теория спроса и предложения говорит нам, что установление цен на уровне выше рыночных создает нереализуемые излишки, но это не помешало большинству европейских стран зарегулировать рынок труда так, что в течение десятилетий там сохраняются уровни безработицы, характерные для периодов депрессии^[40]. Наиболее убедительным объяснением является то, что среднестатистический избиратель не понимает связи между искусственно завышенной оплатой труда и безработицей. До того как я стал изучать экономическую теорию, я сам этого не понимал.

Современные исследования и интеллектуальная традиция

У экономистов есть два подхода к дискурсу – официальный и неофициальный.

Donald MacCloskey, The Rhetoric of Economics^[41]

Экономисты стали проводить различие между «систематическими» и «случайными» ошибками около 30 лет назад^[42]. Но понятие систематической ошибки имеет более долгую историю. Саймон Ньюкомб следующим образом начал свою статью в журнале «Quarterly Journal of Economics» за 1893 г.: «Всем нам хорошо известно, насколько сильно многие практические выводы экономической науки, как их формулируют те, кто ею профессионально занимается, отличаются от взглядов общества в целом, отражающихся в текущих дискуссиях и законодательстве»^[43].

Это был тот интеллектуальный климат, который Ньюкомб наблюдал в современных ему Соединенных Штатах и Великобритании. Еще за одно столетие до него Адам Смит в книге «Богатство народов» сделал похожие наблюдения об экономических воззрениях британцев: «Ничего не может быть нелепее всей этой теории торгового баланса, на которой основаны не только эти [меркантилистские] ограничения, но почти все другие меры, регулирующие торговлю. Когда две страны торгуют друг с другом, то, согласно этой теории, при одинаковости баланса ни одна из них не теряет и не выигрывает; но, если баланс хотя чуть‐чуть склоняется на одну сторону, одна из них теряет, а другая выигрывает соответственно его отклонению от точного равновесия»^[44].

С точки зрения Смита, такая политика имеет далеко идущие последствия: «Однако подобными принципами народам внушили, что их интерес состоит в разорении всех их соседей. Каждый народ приучили смотреть завистливыми глазами на все народы, с которыми он ведет торговлю, и их выгоду считать своим убытком. Торговля, которая, естественно, должна создавать между народами, как и между отдельными людьми, узы единения и дружбы, сделалась самым обильным источником вражды и разногласий»^[45].

Когда Смит писал, что «наука служит великим противоядием против отравы суеверия и фанатизма»^[46], он не имел в виду ошибки, которые безболезненно компенсируются.

В середине XIX века французский популяризатор классической экономики Фредерик Бастиа назвал одну из своих самых известных книг «Экономические софизмы». Для Бастиа слово «софизм» было синонимом систематической ошибки, и он связывал с софизмами серьезные последствия: они «причиняют особенно много вреда, потому что сбивают общественное мнение с пути истинного в таких вопросах, в которых оно особенно влиятельно, а по сути дела является законом»^[47]. Бастиа критически разобрал множество популярных протекционистских софизмов, но при этом не уделял внимания популярным софизмам в пользу свободной торговли. Причина этого не в том, что плохих аргументов в пользу свободной торговли не существует, а в том, что, в отличие от плохих аргументов в пользу протекционизма, они почти не пользуются популярностью!

Взгляды Бастиа сохраняли авторитет и в ХХ в. Выдающийся экономист Фрэнк Найт сформулировал свое согласие с ними прямо: «Курс действий, выбранный нашей демократией, и взгляды подавляющего большинства народа, на которых этот курс основан, зачастую абсурдны. И курс этот нельзя объяснить экономическими интересами, поскольку он задан голосами избирателей, интересы которых прямо противоположны этому курсу, а не только голосами тех, кто от этих мер выигрывает»^[48].

Тем не менее в последние десятилетия эти идеи были загнаны в подполье. Почти все современные политические теории исходят из предположения, что типичный гражданин разбирается в экономической теории и голосует соответствующим образом – хотя бы в среднем^[49]. Как саркастически отмечает хорошо известный своей жесткой критикой государственного регулирования Джордж Стиглер: «Допущение о том, что государственная политика часто бывает неэффективной из‐за того, что основана на ошибочных взглядах, не выдерживает критики. Те, кто из года в год и из десятилетия в десятилетие считает, что протекционистские тарифы и законы против ростовщичества, характерные для многих стран, можно объяснить заблуждениями, а не целенаправленными действиями, просто обманывают себя»^[50].

В полную противоположность этому вводные курсы по экономике все еще основаны на молчаливом допущении о том, что студенты приходят с предубеждениями, от которых их необходимо избавить, что приведет к улучшению проводимой политики. Можно вспомнить знаменитую цитату Пола Самуэльсона: «Меня не интересует, кто пишет законы этой страны или составляет для нее важные международные договоры, пока я пишу в ней учебники по экономике»^[51]. Предполагается (и именно из этого исходят преподаватели экономики), что студенты приходят с систематически ошибочными взглядами.

Не правда ли удивительная ситуация! Как исследователи экономисты не упоминают основанные на систематических предубеждениях экономические взгляды; но когда они преподают, они принимают эти взгляды как данность. Можно, конечно, обвинить косные учебники в том, что они отстают от переднего края исследований, или преподавателей в том, что они не знакомят студентов с самыми современными научными результатами. Но гипотеза о том, что люди имеют экономические взгляды, основанные на систематических предубеждениях, не была фальсифицирована [т. е. не была опровергнута]. Она почти не проверялась.

Я утверждаю, что устная традиция преподавания экономики предоставляет экономическим исследователям широкие возможности для формулирования научных гипотез. В то же время поскольку эта устная традиция практически не подвергалась анализу, в ней есть что критически исследовать. Самуэльсон дает нам надежду, что мы можем спать спокойно, пока он будет продолжать писать учебники. Но два факта могут вызвать у нас бессонницу. Факт 1: среднестатистический студент, прослушавший вводный курс, получает обескураживающе мало экономических знаний. Если у него были фундаментальные предубеждения вначале, то скорее всего у него останутся значительные предубеждения по окончании курса. Факт 2: студенты, которые показывают результаты ниже среднего, по уровню знаний превосходят среднестатистических граждан. Большинство избирателей не проходит ни одного курса по экономике. Перспектива того, что худшая половина класса будет голосовать по вопросам экономической политики, вызывает тревогу; а уж осознание того, что обычные люди уже это делают, наводит ужас. Типичный избиратель, к мнению которого прислушиваются политики, скорее всего не смог бы получить зачет по базовому курсу экономической теории. Неудивительно, что так часто торжествуют протекционизм, регулирование цен и другие дурацкие меры.