Печальная принцесса

7

Зинаида Гончарова лежала в постели с сильной головной болью и сжимала в руке телефонную трубку. Прошло несколько дней с тех самых пор, как любовница мужа, Лиля, избила ее, надавала по голове чем-то хлестким, твердым, острым. Она хотела сразу же по возвращении домой позвонить куда следует, написать заявление, чтобы эту гадину, эту разлучницу, проститутку посадили и чтобы ей впредь было неповадно избивать верных и порядочных женщин. Но триумф Зинаиды в тот вечер, несмотря на полученные тумаки, был так очевиден (муж вернулся домой, отказавшись от любовницы), да и сам Роман на ее попытку позвонить в милицию так резко отреагировал – мол, и не вздумай, это семейные дела, нечего впутывать посторонних, – что вопрос обращения к правоохранительным органам как бы отпал сам собой. Однако теперь Зина поняла, что мужа она вернула лишь физически, то есть он снова ночевал и ел в своей квартире, после работы лежал на ковре перед телевизором между рассыпанными спортивными газетами и журналами, но мысли его, как ей казалось, все еще оставались там, где продолжала обитать его теперь уже бывшая пассия, любовница, подружка с приторным и ядовитым, как ртуть, именем Лиля, и ей захотелось возмездия. К тому же голова нешуточно продолжала болеть, особенно затылочная часть. «А вдруг у меня там образовалась гематома, внутреннее кровоизлияние или вообще опухоль?»

Телефонная трубка своими длинными гудками словно призывала к действию. Ну что такого, если она позвонит в милицию и расскажет историю, правда, не первой свежести, о том, как ее избила гражданка Бонкова? В милиции ей наверняка скажут, что обращаться надо было сразу же, ее бы направили на экспертизу и все такое прочее.

Она положила трубку на место и позвонила мужу:

– Рома? Ты сегодня во сколько будешь? Я такой борщ приготовила…

Но муж почему-то ничего не ответил. Отключил телефон. Тогда Зина еще раз набрала его номер:

– Рома, это ты?

Молчание.

– Рома, почему ты не хочешь разговаривать со мной? Ну что такого я тебе сделала? Мы же с тобой обо всем договорились. Ты же сказал, что все будет по-прежнему. Рома… Что с тобой? Неужели эта стерва так околдовала тебя, что ты забыл о своих детях?

– А… Про детей вспомнила, – вдруг услышала она подозрительно тихий и вкрадчивый голос Романа. – Наша мамочка вспомнила про детей! Детьми, значит, прикрываешься? А наши с тобой отношения тебя уже не волнуют? Я тебе обещал, что буду ночевать дома, обещал?

– Д-да, – пролепетала она, еще не в силах взять в толк, почему Роман так зол на нее. Словно у него есть что-то, позволяющее ему упрекнуть ее в том, что она – плохая мать или жена.

– Рома… А ты случайно не пьян? – осторожно спросила она.

– Да пошла ты!

Она положила трубку на место, поднялась с постели и, придерживая на голове мокрое полотенце, поплелась в кухню. Открыла кастрюлю с горячим, пахучим борщом, налила себе полную тарелку, достала из холодильника сметану, густо намазала ломоть черного хлеба и принялась есть.

«Ну и пусть побесится, – подумала она злорадно, уписывая вкусный борщ, – пусть, все равно он бросил ее, я сама все видела, и то, как он обращается с ней, и как держит ее за руки, словно брезгует ею. Она же вообще как липучка, набросилась на него, хотела схватить. Как будто бы он – ее собственность. Нахалка!»

Даже фраза, брошенная соперницей: «Он тебя не любит, не любит и живет с тобой только ради детей! Я ненавижу тебя, ненавижу!!!» – не смогла испортить аппетит. Зина продолжала есть, даже выловила из кастрюли сочный кусок говядины, посыпала его солью и с удовольствием съела. Потом выпила вишневого компоту, вымыла посуду и вернулась в постель. Скоро придут из школы дети, потом как миленький явится Роман, Зина всех накормит, и жизнь пойдет своим ходом. Ну и что, что он спит под отдельным одеялом? И эта его холодность сменится привычными супружескими отношениями, и в их жизни снова воцарится порядок. Ну, подумаешь, погулял муженек, схлестнулся со шлюхой, с кем не бывает?

В передней раздался звонок. Может, Роман? Стыдно ему стало, что так грубо с женой разговаривал, и решил приехать домой пораньше, поговорить, помириться?

Зина швырнула мокрое полотенце в кресло, машинальным движением поправила влажные волосы, одернула халат и направилась к двери. Но, распахнув ее, вместо Романа она увидела представительного молодого мужчину в сером длинном плаще и мокрой от дождя шляпе. Под мышкой он держал кожаную папку.

– Это квартира Гончаровых?

– Да… А вы кто?

– Роман Гончаров дома?

– Нет его, он на работе. А вы кто? – Она занервничала. Может, с Романом что-нибудь случилось?

– Я следователь прокуратуры, Марк Александрович Садовников. Мне необходимо поговорить с вашим мужем. Я разговаривал с ним по телефону, он сказал, что с минуты на минуту будет дома.

Зинаида мельком взглянула на протянутое удостоверение Марка и распахнула перед ним дверь:

– Проходите, пожалуйста. Что-нибудь случилось? С Романом?

– Нет, с ним все в порядке.

– Вы только разуйтесь, пожалуйста, а то у нас розовый ковер в гостиной.

Она сказала это непроизвольно, просто не могла, как хозяйка и обладательница нового дорогого ковра, не упомянуть об этом.

Но Марк, даже не взглянув на нее, прошел, обутый, мимо двери, ведущей в гостиную, прямо в кухню, где еще пахло борщом.

– Вам говорит о чем-нибудь фамилия Бонкова? – спросил Марк, усаживаясь за стол и раскладывая на столе папку. – Эта девушка вам знакома?

И он разложил на столе фотографии мертвой Лили Бонковой.

Зинаида оторопела. Она молча перебирала снимки и не знала, что сказать. Судя по всему, Бонкова была мертва.

– Что с ней?

– Она повесилась. Вы знали, что она была любовницей вашего мужа?

Не в бровь, а в глаз! Зина как подкошенная опустилась на стул. «Она повесилась… Она повесилась…» – в ушах все еще звучали слова следователя. А может, ничего не случилось, и она просто вздремнула после обеда, а визит следователя – короткий и нервный сон?

– Вы сказали… что эта девушка…

– Она повесилась. Обстоятельства дела таковы, что вы являетесь одной из подозреваемых.

Она не знала, что Марк позволил себе немного покуражиться, тем более что в его словах абсолютно отсутствовала всякая логика. Ведь если девушка повесилась, то о каких подозреваемых может идти речь? Но ему почему-то так не понравилась эта располневшая клуша с весьма подходящим ей именем Зина, и ее движения, и взгляды, которые она бросала на него украдкой, словно оценивая его как мужчину. Если верить соседям, это именно на нее набросилась разъяренная и выведенная из себя предательским поступком любовника Лиля и принялась наносить удары шлепанцем по голове. Интересно. Болит ли у нее сейчас голова или нет?

– Как это – подозреваемая? Что вы хотите этим сказать?! Что это я убила Лилю?!

– Вы же были ее соперницей. Лиля любила вашего мужа, ваш муж любил Лилю, и вот теперь ее нет. Вашему семейному счастью никто не мешает.

– Постойте-постойте… Вот сейчас придет мой муж, и он расскажет вам, как все было!

– Что именно было?

– Наши отношения… Вернее, их отношения… Они закончились. Понимаете, вам, верно, незнакомо чувство, когда вокруг все рушится. Семья, понимаете? Когда мои дети узнали, что их отец живет с другой женщиной, мой сын сказал, что уйдет из дома, а дочка… А Машенька моя… у нее появились седые пряди в волосах! Она очень любит папу. Она же совсем маленькая, ей всего-то шесть лет! Когда я сказала об этом мужу и предложила ему поговорить серьезно о будущем наших детей, о нас, он выслушал меня; конечно, я плакала, мне было страшно, понимаете? Так вот, он сказал, что ему нужно подумать. Но когда Маша подошла к нему, обвила за шею ручонками и сказала ему: «Папа, не бросай нас…»

Марк подумал, что здесь не обошлось без сценария мамаши.

– …и тогда он принял решение вернуться в семью. Сказал, что сделает это немедленно. Я сказала, что хочу сама, своими глазами, увидеть ее, разлучницу. Мне важно было знать, что он на самом деле решился и не передумает. Я должна была поддержать его в трудную, решительную минуту. И мы поехали с ним к ней, к Лиле этой, когда уже стемнело. Роман поднялся к ней и очень быстро вышел. А следом выбежала она, сама не своя, растрепанная, бледная, и бросилась на моего мужа. Она кричала, что любит его, жить без него не может. Ну, и все в таком духе. А потом… – Зинаида подумала о том, что стоит ей только рассказать, как Лиля набросилась на нее и принялась избивать, как ее смерть могут истолковать как месть. Словно жена любовника убила соперницу, чтобы отомстить за все сразу.

– И что она? Что было дальше?

– А потом она закрыла лицо руками и бросилась в подъезд. Вот и все, – беззастенчиво лгала она. – Вы сказали, она повесилась? В смысле… сама? – Она затаила дыхание.

– Следствие покажет.

– Хотите чаю или кофе?

Она еще и сама не могла понять, обрадовалась ли она по поводу того, что Лиля Бонкова повесилась (господи, ее больше нет!!!), или же расстроилась, поскольку перед ней сидел следователь прокуратуры, а это серьезно, к тому же наверняка имелись свидетели их ночной потасовки с Лилей.

И только когда открылась дверь и вошел муж, она сразу поняла, что он в курсе, напился, тяжело переживает и, что самое главное, он ей, своей жене, теперь никогда не простит смерти любовницы.

– Что, рада? – Он, сверкнув глазами, довольно грубо отстранил ее от себя и направился прямо к Марку. – Вы… А я, знаете ли, выпил после нашего с вами разговора. Не мог удержаться.

Роман Гончаров вдруг резко повернулся, и, судя по тому, как быстро выбежала из кухни жена, он словно одним взглядом прогнал ее прочь.

– Радуйся! Вот ведь люди… – И Гончаров, вдруг дав волю своим чувствам, разрыдался.

8

– На следующий день своего пребывания у меня – утром – Лиля упала с кровати, представляете?

– Как это? – не поняла Рита.

На этот раз Рита чувствовала себя в присутствии своей гостьи куда увереннее – Марк знал о том, кого именно она приютила. К тому же, если вчера она выслушивала откровения Кати Пышкиной просто как человек, удовлетворявший свое любопытство и заодно проверявший свои догадки, то теперь перед ней стояла вполне конкретная цель: выяснить, как жила в последнее время Лиля Бонкова, с кем встречалась и, главное, кому могла понадобиться ее смерть. Другими словами: кто и за что мог убить Лилю? В том, что Лилю не могла убить сама Катя, Рита нисколько не сомневалась. Иначе не оставила бы ее у себя в доме ни минуты.

– Она застилала постель, надавила коленом, чтобы расправить покрывало, и в это самое время кровать развалилась, а Лиля упала и больно ударилась. Между нами говоря, я делала ей даже примочку на локоть, мочой. Вот такая подробность. Вы не представляете себе, как же мне было стыдно. Тоже мне, хозяйка квартиры, подсунула жиличке сломанную кровать! А если бы она покалечилась по-настоящему? Я уж извинялась-извинялась, но Лиля отнеслась ко всему этому с юмором, легко. Сказала, что если убрать сломанные ножки, то можно спать и на полу. И в этот же день она сама отправилась на поиски работы.

– И как, нашла?

– Нет. Но она нашла кое-что посущественнее, чем деньги. Я вот вам расскажу сейчас, а вы мне не поверите. Так получилось, что в те дни в центре города шли ремонтные работы, на тротуарах перекладывали плитку, и Лиля на своих шпильках попала как раз между старыми, разбитыми плитами, да так сильно споткнулась… У нее сразу же обнаружилось растяжение. Но она-то поняла это не сразу. Она ведь упала, сильно ушиблась, нога распухала прямо на глазах.

– Надо же, как не повезло девушке! Сначала с кровати упала…

– Вот и я о том же. Но не все так просто. Она упала, прямо растянулась на земле, среди строительного мусора. Руку еще так неловко вывернула. И когда стала подниматься, то здоровой рукой оперлась на что-то круглое, мягкое, что было присыпано строительным мусором. Рита, представляете, это был тугой такой рулончик денег, долларов, перетянутый розовой резинкой! Вот что это – ей бог послал?

– И сколько же там было? – Это действительно показалось Рите неестественным, потрясающим.

– Три тысячи баксов, вот сколько. И вы думаете, что моя квартирантка сразу же, хромая на больную ногу, побежала в банк и открыла счет, положила туда денежки? Ничего подобного. Она же как птичка. Живет тем, что бог пошлет. Она купила кровать. Хорошую удобную кровать, и привезла ее в мою квартиру. Сияла, как медный грош. Так радовалась этим деньгам! Еще одежды кое-какой прикупила, сказала – чтобы устроиться на хорошую работу, надо приодеться; купила косметику, продукты, но это уже вечером, мы с ней вместе по магазинам ездили. На такси, представляете? И так много всего накупили, я уж думала, что у нее больше денег не осталось, оказывается – нет.

– Тебя шокировал ее поступок? В смысле, покупка кровати?

– Но ведь это же большие деньги! Она еще работу не нашла, а кровать покупает. И ведь не себе же, она мне прямо так и сказала, что если съедет с моей квартиры, то кровать все равно мне оставит. Мы с ней одну ночь даже вместе спали – опробовали койку. Широкая, мягкая, удобная, просто шикарная!

– Мне кажется, я знаю, что случилось потом, – Рита лукаво взглянула на Катю. – Она дала тебе денег и заставила расплатиться за стиральную машинку.

– Да, вы правы. Именно так все и было. И отказаться я не смогла, уж слишком легко достались ей эти деньги.

– А ведь она была хорошим, добрым человеком, – произнесла Рита дрогнувшим голосом. – И мне действительно трудно воспринимать сейчас то, что ты рассказываешь о ней, только потому, что ее нет в живых. Это несправедливо.

– А я ей, дурища, тогда позавидовала! Вы увидите, я ведь и дальше буду ей завидовать. Она и с кровати упала, и на улице упала, ногу растянула, казалось бы, это с нее надо было писать сценарий фильма «Невезучие», но, с другой стороны, эти деньги… Она нашла деньги! Но и это еще не все. Представьте себе, что, когда добрые люди, простые прохожие, погрузили ее на такси и отвезли в травмпункт, там, ожидая своей очереди, она познакомилась с мужчиной. Они просто обменялись телефонами, и все. Он подвернул ногу. Потом оказалось, что он – владелец магазина «Bell», это дорогой парфюмерный магазин. И Семен Сквозников станет ее первым и постоянным любовником, другом.

– Он взял ее на работу? – предположила Рита, не переставая удивляться ходу событий.

– Не сразу. Сначала просто звонил ей, назначал встречи, но она же болела, у нее нога долго не проходила. Думаю, нам не стоило в тот вечер таскаться по магазинам, надо было ей отлежаться. Ну, а потом, когда она могла уже двигаться, он пригласил ее в ресторан. И, надо сказать, она всегда рассказывала мне обо всем, что с ней случалось. Конечно, Семен был женат, имел двоих детей. Но их, по-видимому, это не особенно-то смущало. Они встречались на квартире, которую он то ли снимал, то ли она была его собственной. Лиля в ходе своего бурного романа расцветала прямо на глазах.

– А как же ее синяки? Как он воспринял их, ведь, когда он увидел ее в первый раз там, в травмпункте, она выглядела – не приведи боже.

– Она сказала Семену, что ударилась при падении, когда растянула ногу. И все выглядело довольно-таки правдоподобно. Хотя, я думаю, при ее патологической честности, она вполне могла позже, уже при личной встрече, рассказать ему о своем муже, который бил ее. Но его это, как видите, не оттолкнуло. И я так понимаю, что мужчине вообще все равно, кто есть кто. Главное – это внешность и душа женщины. А Лиля была очень красивой девушкой, и душа у нее была открытая, светлая. – Катя достала платок и высморкалась.

– И что же было потом? Она переехала на квартиру к своему Семену? Голову вот так поверни, хорошо? Да-да… Вот так.

– Да любая бы на ее месте так поступила! Ведь это же экономия: за квартиру не платить, за свет, телефон, за еду, наконец. Когда живешь с мужчиной, то расходов вообще никаких – ты же находишься на содержании! И тут я узнала Лилю с другой стороны. Она, эта деревенская простушка, битая-перебитая жена, вдруг заявляет мне, что жить будет у меня, ничего в этом плане она менять не собирается и, несмотря на то что является любовницей богатого человека, она все равно будет работать, пусть даже и в его магазине, а почему бы и нет? Она сказала мне с завидной уверенностью, что мужчина будет ее уважать еще больше, если она займется чем-то полезным и приносящим пусть и небольшие деньги, вместо того чтобы целыми днями валяться на кровати перед телевизором. Знаете, после этих слов она стала мне еще симпатичнее. Больше того, я со своими принципами не знаю, как поступила бы на ее месте, не исключаю даже, что бросила бы работу и попробовала себя в роли содержанки. Отдохнула бы, наконец, от забот и проблем. Но Лиле надо было что-то другое. Она хотела быть на людях, вероятно, понимала, что ее красота не должна быть скрыта от людских глаз. Господи, Рита, я же совсем забыла! Я принесла ее фотографии, это фотосессия, Лилю снимал один известный саратовский фотограф. Вы увидите, какая она была красавица!

И Катя, словно забыв о том, что позирует, вскочила и бросилась к двери, вернулась с пакетом и достала альбом:

– Вот, смотрите!

Рита, сжигаемая любопытством, раскрыла альбом, и на нее сразу же посмотрели зеленоватые, как морская волна, длинные русалочьи глаза. Светлые волосы до плеч, короткая челка. Маленький аккуратный нос, тонкие бледные губы. Но сколько тоски и грусти было в этом взгляде! И как этот образ не вязался с тем, что рассказывала о погибшей подруге Катя. Да, безусловно, чувствовалось, что Лиля добрая, мягкая, но чтобы она светилась оптимизмом? Да в ее душе поселилась такая черная меланхолия, что не заметить этого было просто невозможно.

На остальных снимках Лиля позировала в роскошных старинных нарядах, явно позаимствованных в театре оперы и балета, и как хороша была она в завитом парике, украшенном бутонами шелковых роз, или, наоборот, в парике под каре – брюнетка с лукавым взглядом, исполненным невыразимой боли. Даже когда она улыбалась, показывая ровные белые зубки, все равно чувствовалось, что что-то гложет ее, мучает.

– Да, действительно, очень красивая девушка. И фигурка у нее отличная, таким ножкам могла бы позавидовать сама Николь Кидман. В черном гимнастическом трико она смотрится потрясающе. И грудь пышная, все при ней. А что, Катя, красота ведь тоже капитал, – произнесла Рита с чувством, позабыв о том, что сидящая перед ней девушка обладает вполне заурядной внешностью и может обидеться.

– Вот и вы тоже позавидовали, ведь так? – уцепилась Катя за возможность оправдаться перед своей слушательницей. – Но вы-то, Рита, очень красивая женщина, и вам, быть может, не так больно было бы видеть перед собой на протяжении многих месяцев такую… скажем, природную красоту… Что бы она ни делала, во что бы ни была одета, как бы плохо себя ни чувствовала – ей шло все. Даже болезнь. Даже печаль.

– Но что-то слишком часто в кадрах она грустная, ты не находишь?

– Так у нее же всегда были какие-то проблемы. Как и у всех нас. Она была впечатлительной, расстраивалась по пустякам, иногда по ночам плакала, я знаю. И мне кажется, что все ее слезы были от неустроенности. Что она понимала: пока она молода и нравится мужчинам, они уделяют ей внимание, любят ее, а когда она постареет, что станется с ней?

– Ничего не поняла, – Рита замотала головой. Ей показалось, что Катя сказала какую-то пошловатую банальщину. С чего бы это? – По-твоему, все красивые женщины должны плакать из-за того, что нравятся мужчинам?

– Да нет же. Просто она хотела, я думаю, семьи. А с Семеном у нее не было никакого будущего. Да и жилья своего тоже не было.

– Так она устроилась в магазин своего любовника?

– Да, он ее взял. Поручил одной опытной женщине обучить ее всему, и уже очень скоро она стала получать проценты от продаж. То есть он положил ей, помимо оклада, еще и процент, и знаете почему? Потому что покупательницы шли именно к ней, и она обслуживала их так, как не могла обслужить ни одна из работающих там продавщиц.

– Вероятно, у нее начались конфликты с теми, кто там работал?

– Да, но она относилась к этому легко. К тому же она сама говорила мне, что все в их руках и что никто не мешает им работать так же, как и она. Понимаете, есть такие продавцы, которые как бы навязываются, нервируют покупательниц, ставят их в неловкое положение. С Лилей же все было иначе. И если раньше до ее появления в магазине все пробники выливались на голову самих продавцов или их подружек, то Лиля пользовалась ими исключительно для работы, щедро поливая духами потенциальных покупательниц. И они всегда возвращались к ней, покупали. И еще. Лиля научилась обращаться с дорогой косметикой, и когда покупательницы видели ее, такую красивую, накрашенную, то, пользуясь ее общительностью, всегда спрашивали, какой тушью или тенями пользовалась она сегодня, каким тоном помады, и прочее.

– В сущности, ты рассказала мне простые вещи. Но что принесла Лиле эта работа? Деньги? Удовлетворение?

– Ей нравилось находиться там, продавать хорошую косметику и быть на виду, на людях. Я думаю, что тот мир, в котором она оказалась, был таким разительным контрастом ее Хмелевке, что она долгое время испытывала прилив радости и жизненных сил, живя другой, как бы это выразиться поточнее, красивой, что ли, жизнью. И при этом ей хотелось сохранить самоуважение и не зависеть от мужчины.

– Что ж, за это ее можно только уважать, – согласилась с ней Рита. – Хотя, на мой взгляд, для такой девушки из глухой деревни желание быть независимой и работать, когда можно не работать, более чем удивительно. С другой стороны, она ведь могла выбрать для себя такую линию поведения, полагаясь именно на опыт своей прошлой, замужней жизни? Быть может, это было продиктовано страхом снова оказаться во власти мужчины и быть вынужденной терпеть в дальнейшем вероятную грубость? Неужели она была настолько дальновидна или просто умна, сильна? Ты не устала позировать?