Алтарь Отечества. Альманах. Том 3

Зачем воина проклятая приходит

 
Зачем война проклятая приходит,
И в пелену из скорбных, горьких слёз
Родных и близких навсегда уводит
На вечно мрачный, плачущий погост?..
 
 
Зачем слова скупые похоронки
Осколком льда впиваются в сердца?!
Ведь горький стон, мучительный и звонкий
Нам не вернёт ни сына, ни отца…
 
 
Зачем войны помощник – страшный голод,
Сбирая дань с господского стола,
Вселяет в души страх и смертный холод,
И прибирает слабые тела?
 
 
Войны уж нет седьмой десяток…
Но боль, сплетённая клубком,
Пытает выживших солдаток
И всех пришедших на поклон.
 
 
Цветок на холоде гранита —
Не просто глупой моде дань:
Он говорит, что не забыта
Страны прискорбная печаль.
 
 
Ведь люди знают, люди верят
В великий подвиг русского солдата.
Любовь к Отчизне не измерить:
Она дороже серебра и злата!
 
 
И день великий вспоминая,
Кривить душой Всевышний не велит.
Героев подвиг охраняя,
Их правнук на часах стоит.
 

Был прав поэт

 
Был прав поэт: нет, сын не умирает,
А просто рядом быть перестаёт.
Но как смириться, что страна теряет
Своих последних лучших из сынов?
 
 
Весь путь пройдя – от Бреста до Берлина,
Бессмертие неся на кончике штыка,
Мы точно знали: жизнь непобедима
И не имеет срока и конца.
 
 
И павшие в бою навечно будут с нами,
Кто жив остался – свой покинет пост —
Для всех живущих – боевое знамя,
А не притихший в горести погост.
 
 
Они бессмертны, как бессмертна Правда,
Бескомпромиссная и горькая подчас,
Глядит глазами простенькой ограды,
Страдая, молча упрекая нас.
 
 
И сколь богато ложь не наряди,
И блага людям неземные не сули,
Отчизну не предавшие: Они
И Правда – это соль земли.
 
 
Духовная основа всех основ —
Любовь к Отчизне, матери и к детям
И искреннему подвигу отцов,
Что бережём сильней всего на свете.
 
 
Уходят ветераны с поля боя,
Израненные пулями Судьбы.
Но реет гордо Знамя Боевое.
Атаки наши с вами – впереди.
 

Сталинград

Посвящается годовщине Сталинградской битвы:

 
«Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход».
 

Братья Покрасс и Б. Ласкин

 
Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Страна спасала город Сталинград,
Тяжёлый бой вели, ещё не зная,
Что повернём захватчика назад.
 
 
Земля гудела в яростной атаке
Изысканных немецких дикарей —
Специалистов в примененьи плахи
И порожденья страха у людей.
 
 
Не знала свора, что в советской школе
Не дрогнувшие граждане страны,
Не знавшие всех горестей неволи,
Учились говорить: «Мы – не рабы!».
 
 
И как экзамен, каждое сраженье!
И каждое сраженье – как итог!
А мощь врага – как злое наважденье:
И выдержать его не каждый смог.
 
 
Но крепла мощь советского солдата
На рубеже, захваченном врагом.
И, как Суворов нас учил когда-то:
Врага мы не впустили в отчий дом!
 
 
Гремя огнём, сверкая блеском стали,
В атаку перешли на всех фронтах.
А город наш, носящий имя Сталин, —
Как героизму памятник в сердцах.
 

Кульпин Антон (Анатолий Николаевич Кульпин)

На память Толику!

 
Тебе на память посылаю
Открытку – фронтовой привет.
От вас я, Толик, ожидаю
Письмо, напишешь мне в ответ.
 
 
Читать письмо от вас я буду,
Что ты писал своей рукой.
Тебя я в жизни не забуду
И ты племянник будешь мой.
 
 
Я нахожусь сейчас на фронте
Здоровым, с рвеньем бить врага,
И скоро мы его прогоним
С Земли Отчизны на всегда
 
 
Бывай здоров, мужайся в деда,
Который учит нас сейчас.
И прогремит скоро победа
По всей стране в последний час.
 

4.7.43 г.

Племяннику Толику от дяди Сени с Южного фронта

Эти незамысловатые, но такие трогательные строки из стихотворения, присланного на фронтовой открытке моим дядей КУЛЬПИНЫМ Семеном Антоновичем в 1943 году с Южного фронта, адресованы мне, девятилетнему мальчишке.

Когда прогремела Победа, дяди Сени уже не было. Эта открытка была его последним письмом: он погиб в бою за Родину.

Чем дальше время удаляет нас от этой самой кровопролитной войны, которую назвали Великой Отечественной, тем меньше остается памяти о близких нам людях, сложившим голову за свой народ и Родину, защищая своих матерей, детей и жён.

Мы уже не упоминаем о Гражданской войне – о ней почти забыли. Но ведь она тоже принесла много горя нашему народу. В Гражданской войне с 1917 по 1922 год от голода, болезней, террора и в боях, погибло от 8 до 13 млн. человек, в том числе около 1 млн. бойцов Красной армии.

Не прошло и 19 лет, как началась Великая Отечественная Война. Страна ещё не оправилась от потерь в Гражданской войне, как на неё обрушилась эта чудовищная и разрушительная война.

Небольшая фронтовая открытка, адресованная дядей своему малолетнему племяннику, из самого пекла войны, напомнила мне и моим близким о невосполнимых потерях, которые понесла наша семья за период этих двух войн.

А было это так.

Моя бабушка Жаринова Акулина Егоровна в 15 лет вышла замуж за Кульпина Антона Федоровича и попала в семью моего прадеда Фёдора, в которой было восемь сыновей, а мой дедушка Антон был самым младшим, ему исполнилось 18 лет.

Семья была состоятельной и дружной. Все жили в одном доме, занимались домашним хозяйством, выращивали зерно и растили скот. Всё было хорошо, пока не случился страшный пожар. Выгорело почти всё село, в том числе и дом моего прадеда: семья начала делиться. Некоторые из старших братьев построили свои дома, а мой дед со своей семьёй остался в отстроенном доме своего отца.

Вскоре началась Первая Мировая война, которая затем перешла в Гражданскую. Красные воевали с Белыми. Пошли брат на брата, сын на отца – это было очень страшное время.

Так было и с моей семьёй. Некоторые братья моего деда воевали на стороне красных, а некоторые – на стороне белых.

К исходу войны из мужского поколения большой и дружной семьи остались: мой дед с двумя малолетними сыновьями и двумя дочерьми, и его старший брат Иван с маленьким сыном и тоже с двумя дочерьми.

Я хорошо помню дедушку Ивана, который в бою с Колчаком под деревней Сарайки получил 12 штыковых ранений и чудом остался жив.

Моя бабушка рассказывала, как она с женой деда Ивана прочищала ему сквозную рану плеча, протаскивая бинт с помощью вязальной спицы.

В этом бою под Сарайкой погибло почти половина мужчин нашего села, в том числе почти все взрослые мужчины из семьи прадедушки Фёдора.

Сейчас на месте Сарайки установлен памятник, который давно требует ремонта, и уже тяжело найти сведения об этом кровопролитии. Только в школьном музее деревни Сизёво Новосибирской области, расположенной недалеко от Сарайки, упоминается этот бой.

Дедушка Иван не дожил до начала Великой Отечественной, он умер, когда мне было около 5 лет. Я помню его глаза, которые всегда светились добротой, была у него бородка клинышком, как у Всесоюзного старосты М.И. Калинина, внушала доверие и уважение. Он баловал меня, а его сын Павлик меня любил, катал на лошади и опекал во всём, видно потому, что я воспитывался без отца.

Мой дед Антон Федорович отделился от семьи своего отца, когда село во время гражданской войны выгорело почти полностью во второй раз.

Он построил большой дом в центре села, где поселился со своей семьёй.

В 1933 году деда арестовали по ложному доносу. Вскоре он был расстрелян, как враг народа, под городом Канск (ныне Куйбышев), недалеко от Барыбинска. Реабилитирован уже после смерти Сталина.

К началу Великой Отечественной войны из мужского поколения нашей семьи остались два сына моего деда Антона: Семён и Дмитрий, и сын деда Ивана – Павлик.

Я часто мысленно обращаюсь к своему дедушке Антону:

– Дорогой дед, прости власть, которая расстреляла тебя по ложному доносу. Её давно уже нет. Она сама себя оклеветала. После твоей смерти в 1941 году началась новая кровопролитная война, которую назвали Великой Отечественной. Твой брат Иван немного не дожил до неё, а его сын Павлик, в самом начале войны призван в армию и через месяц погиб на фронте. Твой сын Семён, с женой и двумя сыновьями выехал из села на родину жены сразу же после твоего ареста. Он окончил бухгалтерские курсы и перед началом войны работал по специальности.

Когда разразилась война, Семёна призвали в армию, он окончил ускоренный курс военного училища, получил офицерское звание и направлен на фронт командиром взвода. Он часто присылал письма с фронта своей маме и сестрам. Последнюю открытку со стихами мне – твоему внуку, он прислал в июле 1943 года. Вскоре после этого пришло извещение, что он погиб в бою, а вслед за ним – письмо от командования и офицеров воинской части, с соболезнованием и благодарностью матери за воспитание сына. Ему было 29 лет.

Без отца остались два сына. Они добросовестно отдали долг Родине, отслужив в Армии действительную военную службу. Связь с ними потерялась в 1969 году, после смерти моей мамы. Она вела переписку семьёй дяди Сени.

Твоего младшего сына Дмитрия, после того, как тебя арестовали, не брали в армию. Но он написал письмо Наркому Обороны Ворошилову, после чего на военкомат пришло распоряжение призвать его в Армию 1940 году. Начало войны застало Дмитрия в городе Львове, он был начальником прожекторной станции. Погиб в первые дни войны.

Мой отец Николай, после того, как тебя арестовали, не захотел жениться на дочери врага народа, бросил твою старшую дочь Ксенью беременной, получил повышение по службе и уехал из села. Несколько лет платил алименты. Перед войной работал прокурором в Челябинске. С началом войны был призван в Армию. Пропал без вести.

Я, твой внук Анатолий, вместе с моей мамой и бабушкой Акулиной, после твоего ареста и продажи нашего дома государству, жили на разных квартирах у родственников. Это длилось до тех пор, пока я не окончил школу и военное училище. Когда стал офицером, выкупил маме и бабушке дом у родственников, и у них появилась своя крыша над головой. Я добросовестно отдал свой долг Родине, отслужив 26 лет в Советской Армии. Сейчас на пенсии. В этом году мне исполнится 80 лет. Начал писать стихи. В память о тебе и погибших твоих сыновьях, решил подписывать свои сочинения твоим именем.

Надеюсь, что ты одобрил бы моё решение.

Антон Кульпин

P.S. Хотелось, чтобы ксерокопия открытки с фронта Великой Отечественной войны, была опубликована. Пусть она напоминает нам о тех, кто отдал свою жизнь, чтобы мы мирно жили и растили своих детей.

Может быть, её увидят и прочтут дети дяди Сени – мои двоюродные братья.

17.01.2013 г. г. Пущино на Оке.

Липин Анатолий Алексеевич

Анатолий Алексеевич Липин

Я родился 2 марта 1934 года в городе Краснодоне в семье служащих, русский; предки мои из Наровчатского уезда Пензенской губернии и из Донецкого края.

Война лишила меня отца и оставила неизгладимый след в моей памяти (безнадзорное военное детство: мама, учительница, работала в две смены).

В 1952 году с серебряной медалью я окончил Краснодонскую среднюю школу № 6 (где преподавали, в том числе украинский язык и литературу). Школьную учёбу в те годы хорошо дополняли многочисленные и разнообразные бесплатные кружки и секции.

После года учёбы в Новочеркасском Политехническом Институте в 1953 году я поступил на физический факультет МГУ. Жизнь на Ленинских горах в ту пору можно было сравнить лишь с волшебной сказкой.

После окончания МГУ в 1959 году и по сей день, я работаю в ЦАГИ в городе Жуковском в области экспериментальной аэродинамики разреженных газов (в настоящее время – в должности ведущего научного сотрудника).

С 1970 года – кандидат физико-математических наук. Награждён знаком «Изобретатель СССР», аттестован в качестве поверителя средств измерения давления и вакуума.

У меня есть сын, дочь, внук, две внучки и правнук. Увлекался в разное время шахматами, плаванием; люблю путешествовать и работать на участке.

Особое, поэтическое восприятие действительности сохранил с детских лет. Публиковать свои стихи начал поздно. Первый сборник «Ковыль на ветру» (стихи и миниатюры) датирован 2002 годом, второй – «Мой сердолик» (крымская тетрадь) – 2006 годом. В 2007 году появилась книга «Ковыль на ветру» (стихи). Печатался в ряде газет, в альманахе «Жуковский Парнас» № 1 и № 2, 2010 г., а также в альманахе «Золотая строфа» № 5, 2010 г.

«Это было в Краснодоне…»

Июль 1942 года

 
С неделю затишье стояло:
В кольцо угодил городок.
Внезапно земля задрожала:
Фашисты пошли на восток.
 
 
Машины их в облаке пыли,
Телеги на мягком ходу;
Гремящие танки дымили,
Несли в наши земли беду.
С надсадным прерывистым свистом
Пронзали "кресты" облака…
О, как ликовали фашисты:
Ну, как же – победа близка!
 
 
Звучали губные гармошки.
И смех перекашивал рот…
Три дня краснодонской дорожкой
Шагал разноликий народ.
 
 
А сколько дорог таких рядом!
Какая несметная рать!..
Как трудно. Как трудно! Но надо
Незваных "гостей" изгонять.
 

2010

Зима 1942–1943 гг.

 
Восточный фронт,
Донские степи,
Траншей заснеженные цепи,
В них итальянцы на войне
Мечтают о спагетти и вине,
О тёплом доме, только не о женщине:
Мороз и голод,
На руках и на лице,
Как патина, чернеют трещины.
Спагетти бы, вина иль пиццы —
Тогда бы можно и взбодриться.
Бросает апгтрёкё^[9] с неба —
Нет, не консервы с хлебом —
Пакет с конвертами.
От этого ещё больней ефрейтору.
Гремит в морозной дымке панцер ^[10]
Тревожно замирает сердце,
Курок нажать не в силах пальцы,
И никуда с земли не деться…
Коль уцелеть поможет Бог —
Накажет детям,
Чтоб не ходили на восток
Войной
В донские степи…
 
 
Хозяйки здешние припоминали:
летом,
Шагая на восток, в отличие от прочих,
Они, потупив взгляд, просили млеко,
И отказать им не хватало мочи.
Они не грабили базы и огороды,
В них спеси не было в ненужном им походе.
 

Шахта № 5, февраль 1943 года

 
Не смолкают боёв отголоски…
У стены на снегу – скорбный ряд:
 
 
Комсомольцы, едва ль не подростки,
Обращённые к небу, лежат.
 
 
Мамы их молодые – в сединах,
Их глаза – как отчаянья крик.
Будь я в праве, то всех до едина
Их причислил бы к лику святых…
 
 
Их шахтёры проносят, как мощи,
Поднимая на свет из земли.
С каждой новою жертвою – громче
Стон и плач матерей и родни.
 
 
Здесь, наверно, пол го рода в чёрном.
Чёрный цвет – цвет беды и молитв.
Снег на солнце в глазах воспалённых —
На блестящий похож антрацит.
 
 
Террикон величав и спокоен —
Очевидец тех грозных годин.
Он, конечно же, помнит героев.
Он в бессмертие их проводил.
 

2010

Расстрел предателей. 19 сентября 1943 года

 
Их было трое
У стены кирпичной,
Стоявшей на пригорке
Бани городской.
Был этот день
По существу – обычным,
Для них – последним
На земле родной.
 
 
Земля песком
Присыпана под ними,
Как здесь по праздникам
Дорожки возле хат.
Штакетником —
Дощечками простыми —
У той стены
Был выгорожен ад.
 
 
Повязаны их руки
За спиною.
О, как ужасен вид
Дрожащих этих тел!
Старик высокий
Страшен худобою,
А лица всех троих —
Белы, как мел.
 
 
В том городе
Всё знают друг о друге
Там жизнь суровая —
Вся на виду она.
Неверный шаг —
И не уйти из круга:
Всему даст цену
Страшная война!..
 
 
Большой «ЗИС-5»
С раскрытыми бортами,
На нём – казённый стол
И скатерть, словно кровь.
Да судьи,
Чьи погоны с галунами
Для жителей в ту пору
Были в новь.
 
 
Конвойных трое —
Бравые солдаты.
Но только почему
В глазах таится страх?
В руках у них —
Простые автоматы,
Повязки красные
На рукавах.
 
 
Один из судей
Приговор короткий
В хрипящий чёрный рупор
Громко прокричал.
А эхо повторило,
Только робко —
Треск выстрелов
Команду заглушал.
 
 
Взлетели птицы —
Небо стало тёмным,
Бежали бабы, причитая,
Кто-то выл:
Увидеть казнь —
Душе урон огромный!
До сей поры
Ту боль я не забыл!..
 
 
Как дома оказался —
Я не знаю.
В чулане, как щенок
Испуганный, скулил…
Конечно, презирал я
Полицаев,
Тюленина – почти
Боготворил.
 
 
Всё выглядит иначе
На экране…
Во мне мир рушился,
Как будто в страшном сне.
И лишь слова и руки
Моей мамы
Вернули чудом
Снова детство мне.