В двух шагах от вечности

Конечно, со своим уставом не лезут в чужой женский монастырь. Он военспец, но пока не командир, даже в своем отряде, а тут и вовсе чужой. Ему доверяют, но не настолько. И он чужак. Бывший враг. Пока не дорос до того, чтобы давать советы.

Хотя, если на той стороне сражаются такие же криворучки, то шанс есть. А так, похоже, дела и обстояли. Странные вещи творились в Канкуне. Почему на улицах почти не было патрулей? Они проехали через два покинутых блокпоста. Такое ощущение, что полиция не особо держалась за город. Почему? И где Корпус? Почему не вмешивается?

К утру явился Сильвио вместе с «чистильщиками». Их было не узнать. Тот, кто помоложе, подстриг свою приметную прическу, а тот, кто постарше, наоборот, обзавелся коротким каштановым «ежиком» волос – возможно, накладкой. Так что оба стали похожи, как близнецы. Свои плащи они сменили на неприметную гражданскую одежду – светлые брюки, рубашки типа гавайских. Теперь они смахивали на туристов, а не на специальных агентов, которые хотят, чтобы все знали об их статусе.

Макс ожидал, что такие же шмотки раздадут всему отряду, чтобы просочиться в город и слиться с толпой, но вместо этого они получили потрепанный зеленый камуфляж, в котором, похоже, кто-то ходил по джунглям, когда самых старших из них еще не было на свете. Это говорило о том, что при штурме города они будут не лазутчиками, а теми, кто пойдет в лобовую атаку.

«Ну что ж. Делай что должен, и будь что будет».

Их построили. Тем, у кого не было трофейных автоматов, раздали новенькие. Несколько человек получили даже энергопушки. Другие, а не те, с места вчерашней заварушки. Если это и были трофеи, кто-то уже успел их взломать и разблокировать. Макс тоже получил пистолет и рельсовую винтовку. Индеец Рауль – «отбойник», чему радовался как ребенок и повторял, что всегда мечтал разносить гринго на куски. Словом этим он называл даже, скорее, не американцев, а просто плохих людей.

Именно эта детская простота и чистота, граничащая со звериной жестокостью, была той общей чертой, которую Максим видел у девяноста процентов товарищей. Но он, как учили психологи, решил принять их такими как есть.

Одного из вчерашних соседей по автобусу Максим не увидел на построении. Как потом оказалось, его забраковали. Может, он был засланный шпик, которого «матадоры» хотели расстрелять по незнанию. А может, просто ненадежный. Сильвио сказал, что его отправили домой. Эвфемизм?

Было прохладно. Где-то вдали слышались разрывы, похожие на канонаду, хотя незнающий человек принял бы их за гром.

Оказалось, что объединенное командование повстанцев назначило генеральный штурм Канкуна именно на этот день. И их освободили из плена совсем не для того, чтобы они прохлаждались.

Подразделение Ортеги было далеко, и вернуться к ним до окончания боевых действий было нереально. Вместо этого Макс без особых проволочек был переведен в отряд Хименеса. Бойцов его называли просто – «вильисты» (Villistas) – по имени их символа, революционного генерала и героя далекого прошлого. Это были люди, внешне страшные, но добрые и душевные внутри. Которые могли отдать последний паек своему, но пристрелить или прирезать чужого без раздумий.

У человека потоньше знакомство с новыми товарищами вызвало бы культурный шок, но Максим был готов к этому. Раньше среди его друзей и знакомых встречались биотехнологи, геронтологи, специалисты по гендерной этике, робототехники, генные инженеры. А таких людей, как тут в палатке, он видел только в перекрестье прицела. Но на мексиканской земле, еще среди партизан Ортеги, Рихтер почувствовал приобщение к седой древности, когда пожимал одну руку за другой, знакомясь с новыми товарищами.

Здесь народ был еще проще, чем в том отряде. И оказывалось, что перед ним то пастух, то охотник, то рыбак, то поденный рабочий, а то и вовсе сапожник… Руки у многих были мозолистыми и грубыми, как кора дуба. Впрочем, не у всех. У пятерых ладони были мягкие, хоть и не холеные, а ногти обгрызены. Про работу они говорили неопределенное – «там и сям», «время от времени». Было и несколько интеллигентов: учитель, врач, юрист. Но эти, как и он, смотрелись тут белыми воронами. Большинство пришло сюда с самого дна и этого не стеснялось.

С этими людьми в ближайшие недели Максим не раз и не два пройдет огонь и воду. Да и по трубам – хоть и не медным, полазить тоже придется. Вскоре и тот день уже казался сном, только страшным. Война, как выяснилось, только начиналась. И в Канкуне будет еще не один бой и не одна смерть, даже если считать гибель только своих, а врагов не учитывать.

Часть 2
Аутсайдеры

«…помимо роста протестных настроений социально-политического характера в секторах с низким индексом лояльности – во всех секторах наблюдается активизация криминально-террористического подполья и религиозно-политических подрывных элементов…

…среди радикальных организаций можно выделить так называемый „Всемирный Трудовой Авангард“ (World Labor Vanguard), как самое массовое и активно действующее как легальными, так и нелегальными методами левое движение».

Выдержка из аналитического доклада Службы Планетарной Безопасности о глобальных угрозах на 2059 год

«Доводим до сведения наших сотрудников, что время допустимого визуального контакта снижено с 10 секунд до 8 секунд при разногендерном взаимодействии».

Из дополнений к Кодексу внутренней этики компании «Lufthansa-Transatlantik, GMBH», 2040

– Рихтер! Сержант Рихтер! Сюда! – высоченный полицейский с красной повязкой на рукаве, в полном снаряжении, разве что без шлема, махал им рукой, укрывшись за кузовом бронированного джипа. – Да быстрее уже, ползете как черепахи!

Машина называлась «Бульдог», это был приземистый вездеход для специальных служб с модульным кузовом. Проект британский, а собирали их на заводах по всему миру. Имелись модели и на воздушной подушке, и на колесах-гусеницах. Но эта была с обычными шинами и с усиленным бронированием корпуса.

Максим поморщился, и вовсе не от беспардонности. На войне не до политеса. Просто он в очередной раз увидел, что местное разгильдяйство могло дать сто очков вперед даже славянскому. За все время в отряде почти никто не назвал его конспиративной фамилией Браун и позывным el Cazador, но все шпарили – и вслух, и по всем каналам связи – его настоящее имя с фамилией!

Он утешал себя только тем, что, если бы кто-то захотел убить именно его, давно нашли бы и ликвидировали.

А коп этот, лейтенант Мигель Фернандес, судя по всему, был неплохим парнем. Сам связался с повстанцами, первым разагитировал свой отдел настолько, что почти все его сослуживцы перешли на их сторону.

И, словно празднуя непослушание, отрастил трехдневную щетину на и без того зверском лице. Рихтеру даже стало неудобно за свой чисто выбритый подбородок. Тоже мне, геройпартизан. Но он привык и в полевых условиях быть аккуратистом. В свое время он не решился на процедуру по разрушению волосяных фолликул с помощью электролиза, очень популярную одно время в европейских странах. Поэтому теперь мог отпустить бороду, как кубинский «барбудос», и это при том, что у многих из местных они росли плохо, видимо, из-за индейских генов. Но Макс не хотел выглядеть как Бармалей.

Турель крупнокалиберного пулемета на крыше машины была повернута в сторону двухэтажного здания из серого бетона, спрятавшегося за невысоким металлическим забором. Было оно совсем небольшое, но его размер не соответствовал его важности.

«Policía Federal» – было написано на воротах, и эти же буквы светились красным на фасаде. Больше на всей улице не горело ни одной вывески. Д-реальность тоже не работала, поэтому мир казался непривычно пустым и ясным. Не было и прохожих. Даже уличные кошки куда-то попрятались.

В небе, где светили только звезды, тоже было непривычно пусто без огней реактивных самолетов и дирижаблей. Авиамаршруты обходили и те регионы, где шли вооруженные столкновения, и те, где власть захватили «незаконные вооруженные формирования». С мрачной иронией Рихтер вспомнил, сколько раз он слышал и использовал эту аббревиатуру НВФ в отчетах и донесениях, когда сам еще служил в «законных вооруженных формированиях».

За рулем машины сидел еще один коп, перешедший, как принято говорить, на сторону народа. Вообще-то в каждой стране Латинской Америки были свои сленговые слова для сотрудников полиции. Тут, в Мексике, самым нейтральным было el jura, «законник». Еще имелись другие, более обидные. Но Макс все равно мысленно называл полицейских в любой стране копами, тем более, что начальство у них было общее, несмотря на разную форму, звания и штатное расписание.

Пехота повстанцев до этого удачно выманила ложным отступлением из города половину «матадоров» и обрушила на них свинцовый ливень в серии засад в горах. Потом «на плечах обороняющихся», как говорили в старину про штурм крепостей, она вошла в город, но теперь продвигалась очень осторожно. Все-таки тут была территория противника. Уже в черте города появились первые потери от огня снайперов. Но прямого огневого контакта между основными силами пока не было.

До этого они наступали с юга на север, занимая квартал за кварталом и в основном не встречая сопротивления. Им пока везло, потому что на территории Канкуна у корпов и копов почти не было техники. Туристы люди нервные, и на курорте не очень радуются наличию на улицах танков и роботов-убийц, которых тут называли «терминаторами», хотя двуногих среди них не имелось.

Главной и пока единственной серьезной проблемой для герильяс стали толпы канкунцев, которые высыпали их приветствовать. На плоских крышах домов, куда обычно люди поднимались во время сиесты, где разбивались маленькие сады, было не протолкнуться. Лес рук поднимался над толпой. Только стрельбой в воздух и командами, усиленными громкоговорителями, удалось заставить людей покинуть опасные крыши. А вот с улиц зеваки убрались, только когда среди них появились первые трупы. Снайперы врага не дремали, хоть их и было немного. Судя по хаотичной стрельбе, от которой на одного убитого партизана погибало двое гражданских, это были те еще дилетанты. И вряд ли от такой стрельбы была ощутимая для правительственных сил польза.

Между тем планомерная зачистка освобожденных районов только началась.

Четверка бойцов-партизан во главе с Максом перебежками от одного укрытия к другому пересекли улицу и остановились возле того, кто их так настойчиво звал. Силуэт джипа скрывал их полностью. Уже почти стемнело, но пересекать открытое пространство никому не хотелось, хотя они и были в армейских бронежилетах и шлемах высшей защиты.

Отсюда до здания федерального полицейского управления Канкуна на проспекте Чичен-Ица было около тридцати метров. Их отделяла от него только пустая стоянка, на которой стояли развернувшийся боком полицейский минивэн и несколько патрульных электромобилей. В здании не горел свет, и жалюзи, явно не из простого пластика, были опущены.

– Сколько их там, лейтенант? – спросил небритого офицера полиции Макс.

– Человек двадцать. Вы собираетесь штурмовать?

– Да, мне дали разрешение. Мы тоже не хотели кровопролития, но выбора нет.

– Может, еще подождете? – здоровяк-коп с красной повязкой переминался с ноги на ногу, пытаясь разглядеть что-то в здании, – Я отправил им сообщение, но не отвечают, козлы.

Видимо, его линзы не обеспечивали такого «ночного зрения», как у Рихтера. Видя, что лейтенант мучается, но не сознается, Рихтер протянул ему маленький бинокль «ночного зрения».

– Нечего дальше ждать, – Макс поморщился. – И не ответят. Там остались те, кто уже определился. Кому терять нечего. Там не только ваши. Там еще эти сучьи «матадоры». У них у всех руки в крови.

– Но умирать и они не хотят. Пообещаем им жизнь.

– Попробуйте, лейтенант. Только не высовывайтесь на открытое место. У них могут быть если не снайперы, то меткие стрелки. Sharpshooters. Вы успели унести снаряжение?

– Почти нет. У них там абсолютно все.

– Хреново. Ну ладно, побудьте дипломатом, лейтенант. Только говорите им, как я вам написал. Слово в слово.

– Да ну вас к чертям собачьим! – Мигель зло отмахнулся от него. Видимо, его терпение вышло, и слушаться чужака-иностранца он не хотел. – Я сам знаю, как говорить! Я с этими мужиками десять лет служил. А вы…

Договаривать он не стал. Вместо этого высунул голову из-за укрытия и заорал:

– Парни, кончайте этот балаган! Вы к женам хотите или сдохнуть здесь за жирных ублюдков? Выдайте нам «матадоров» – и пойдете по домам. А после служебного разбирательства… будете восстановлены на службе этой, мать ее, Народной Власти. Или вас отпустят с миром, если не захотите служить! Решайте, парни.

Сам Максим собирался сказать по-другому. Примерно так: «Граждане, ранее являвшиеся сотрудниками полиции! Вы незаконно занимаете общественное здание, совершаете общественно-опасные деяния, покрываете деятельность лиц, подозреваемых в тяжких преступлениях против Мексики и всего человечества, препятствуете нам, народу, в осуществлении нашего конституционного права посетить общественное здание. Вы находитесь под гражданским арестом. Сдайте оружие и выходите с поднятыми руками».

Но у лейтенанта получилось даже лучше. Поэтому Макс был уверен, что это подействует.

И все равно неспокойно на душе. Что там на крыше? Спутниковой картинки уже не получить. Спутники больше не предоставляли информацию, хоть это было и дико, непривычно – ведь с самого детства они привыкли, что любую вещь или здание поблизости можно увидеть «с орбиты» в реальном времени, в любом разрешении и с любой высоты, будто подпрыгнув в небеса.

Лейтенант Мигель Типичная-ИспанскаяФамилия высунулся еще чуть-чуть. Скорее символически, словно мог видеть тех, к кому обращается. Хотя обращался он к черным непрозрачным окнам. И тут же очередь из рельсовой винтовки прошила насквозь его голову, которой не помог бы и шлем, даже если бы тот был. Лейтенант тяжело рухнул всем стодвадцатикилограммовым телом, умерев мгновенно, еще до того, как упал на землю. Из всех отверстий потекла кровь, окрашивая микропористый асфальт, который впитывал ее так же, как дождевую воду.

И сразу из окон верхнего этажа начали стрелять по вымершей улице, стрелять на малейшее шевеление тени. Стрелять в пустоту. Грохотал пулемет, щелкали обычные штурмовые винтовки. Выстрелы из электромагнитного оружия были почти бесшумны. В ответ им ударил турельный пулемет джипа.

Партизаны залегли. Макс успел заметить, как несколько пуль крупного калибра – или скорее снарядов – ударили в бронированный джип, и от каждого попадания тяжелая машина вздрагивала. Пулемет «Бульдога» какое-то время еще стрелял, но выше цели – по крыше, а потом и вовсе в небо. Видимо, водитель-стрелок был тяжело ранен или мертв, а его дернувшаяся рука сдвинула метку цели управляемого электроникой орудия. Но даже от этого была польза. Если кто-то был на крыше полицейского участка, они залегли, напуганные и оглушенные. И еще долго стреляли по машине, не понимая, что она уже не опасна.

Водителя машины вытащили, и он-таки действительно оказался убит.

«Огонь!» – скомандовал Макс через тактическую сеть.

И атака началась. Еще десять минут назад два небольших дрона-мультикоптера взлетели и зависли на высоте второго этажа в двух кварталах отсюда. И теперь, стабилизировав положение в пространстве, они начали стрелять из закрепленных в нижней части корпуса снайперских рейлганов.

Огонь крупнокалиберных и мощных рельсотронов производил ошеломляющий эффект – стекла не вылетали, а покрывались идеально ровными отверстиями. Точно такие же дыры оставались от попаданий в прочном железобетоне.

Повезло, что копы-перебежчики дали им «ключи» от этих машин, хранившихся на военном складе в соседнем штате Чьяпас. С большим трудом Макс убедил командование придать их штурмовой команде эти игрушки. Его предупредили, что, если хоть одну из них собьют, его поимеют. Гораздо более жестоко, чем за гибель людей, находящихся под его началом.

«Этих дронов всего два, – написал ему команданте Ортега. – За каждый ты отвечаешь головой, Рихтер. Помни, что они не размножаются. Береги их… и ценные кадры».

Пулемет добровольца из Сербии по имени Зоран бил по окнам. Ему вторили два 40-миллиметровых гранатомета в руках у других партизан, которые занимались тем же – выцеливали, откуда ведется огонь, и стреляли на подавление. Другого тяжелого оружия им не дали. Можно было бы просто сжечь этих паразитов из огнемета с термобарическим боеприпасом. Один легкий «Dragonfly» у них имелся, но разрешение на его применение пока не было получено.

Партизаны на крышах и на втором-третьем этажах домов по другую сторону улицы вели непрерывный огонь из стрелкового оружия по окнам Управления. Кроме отделения Рихтера, участок штурмовали еще человек тридцать добровольцев, но ими командовал их собственный партизанский teniente, парень лет двадцати пяти, который хоть и координировал свои действия с Максимом, как с более старшим и опытным, но отнюдь ему не подчинялся. Однако и Макс ему – тоже. Будь его воля, Рихтер постарался бы не подставлять их под прицельный огонь врага. Но уж очень они рвались в бой.

С помощью допплеровского радара Рихтер видел сквозь стены, ставшие прозрачными, силуэты врагов, как размытые красные пятна. А дроны должны были видеть их еще лучше. Они уже не висели в воздухе, а заняли позиции на крышах, как огромные кузнечики, что еще больше повысило кучность и меткость. На них была включена расцветка «хамелеон».

Но кто знает, какое зрение могло быть у врагов. Арсеналы полицейских участков обычно полны разнообразного оборудования. Поэтому маскировочная окраска могла их не обмануть, да и численность атакующих они могли знать с точностью до человека.

Вскоре из нескольких окон полицейского участка потянулись струйки дыма. Внутри, судя по инфракрасному профилю, что-то горело. Но это вполне могли быть и сжигаемые бумаги.

«Бумаги? Они в этой дикой стране еще используют бумажные документы?!».

А потом Максим вспомнил, что и в Корпусе мира все приказы и циркуляры в обязательном порядке распечатывались на бумаге, чего в частных фирмах не делали уже лет двадцать, в крайнем случае, применяя листы с умными чернилами, сберегая деревья. А «силовики» всех стран деревья не щадили, они и людей-то не жалели. Что поделаешь, инерция бюрократического мышления.

Тянулись минуты. Дроны меняли позицию после каждой серии выстрелов. Их снаряды прошивали и бронированные окна, и стены. Конечно, там уже все легли на пол, но даже это не могло полностью обезопасить обороняющихся.

То и дело вспыхивала перестрелка. Но скоро из здания почти перестали отвечать на огонь. Минимум четверо из них уже мертвы, подумал Максим, анализируя данные радара. Как он догадался? Трое не шевелились, а один и вовсе был похож на обрубок. Вряд ли он остался жив, потеряв конечности. Все-таки у дронов был неплохой калибр.

«Главное – уничтожить того, кто стрелял из тяжелой „рельсы“. Легкие экземпляры нашу броню и корпусы дронов могут и не пробить».

Внезапно входящий сигнал заставил Максима поморщиться. Обычное радио, прямо ему в ухо. «Немедленно начинайте штурм и зачистку! – пришел приказ от Ортеги, совершенно недвусмысленный. – Там в здании важные документы, которые надо захватить любой ценой!».

Говорил он своим скрипучим старческим голосом.

Максим понял, что сейчас прольется немало крови. Даже если их там осталось немного, они все равно перебьют кучу необученных добровольцев, впервые взявших в руки автоматы. «Перешедшие» копы тоже далеко не все умели штурмовать здания.

Куда спешить-то? Все, что хотели сжечь, уже сгорело. А все данные, которые можно стереть, эти гады уже удалили. И все носители разбили, если имели на это желание. Вот только имели они его или нет – зависело от состава обороняющихся в Управлении. Если копов там мало, то и до их секретов никому дела нет. Все-таки «матадоры» были частниками, и полицейские секреты к ним отношения не имели. Хотя… они сами могли быть в полицейских картотеках, учитывая, из какой накипи набрали этих провокаторов и штурмовиков.

Боевая пехотная броня была только у специального штурмового отделения из отряда «Панчо Вилья», недавно сформированного. Хотя и шлемы, в три раза прочнее кевларовых, не спасали от бронебойных боеприпасов. Остальные бойцы были все равно что голыми.

Тут бы пригодились специальные щиты. Макс вспомнил, как в Академии их учили с ними обращаться. Но даже полицейские баллистические щиты от боеприпасов, разогнанных рельсотроном, не помогают. Да и не было у них щитов.

«Последняя попытка. Надо попытаться еще раз», – подумал он. Да, шансов мало, ведь кровь уже пролилась. Но не надо переоценивать чувство товарищества среди таких шакалов. Своя шкура для них ближе к телу всегда.

– Эй вы, законники херовы! А ну, сдавайтесь! – голос Рихтера, усиленный мегафоном в джипе, к которому он подключился по беспроводной связи, прогремел над парковкой как глас Зевса-Громовержца. – Мы вам ничего не обещаем, кроме жизни! Но если не сдадитесь, умирать будете страшно. Мы найдем тех, кто вам устроит сладкую жизнь. Но даже это не главное. Я знаю, среди вас большинство местных. И ваших жен и детей уже ищут. Вы будете умирать на их глазах, а они на ваших. А я не местный, мне на вас насрать. Вы для меня никто, понятно?

Несколько минут было тихо. Молчали и свои. Макс подумал, что даже для партизан его блеф прозвучал слишком резко.

– А какие гарантии?

– Честное слово генерала Ортеги.

Генерал Ортега был местный, из небольшой деревушки на юге штата Кинтана-Роо.

После довольно долгой паузы кто-то ответил – так же громко, через мегафон, голосом, пытавшимся звучать дерзко, но на самом деле неуверенным и испуганным:

– Не стреляйте! Выходим… Мы из Канкуна. Полицейские… и гражданские добровольцы. Чужих мы замочили… это они стреляли. А у нас крови на руках нет.

Так уж и нет?… Ох уж эта страна оксюморонов.

Вот так гуманисты-затейники. Если, конечно, не врут.

– У вас три минуты! Оружие оставьте там, где стоите. В здании. Броню снимете на парковке.

– Ну, ты даешь, командир, – услышал Макс голос кого-то из своих. Вроде бы Гаврилы. – Лютый ты.

– Как немец времен Фридриха Барбароссы?

– Как русский из Казахстана, – хохотнул Гаврила.

Конечно, он блефовал. Он не раз убивал плохих, по его понятиям, людей. Но, помимо опасных преступников, даже котенку, пожалуй, не причинил бы зла.

Через две минуты из главного входа, с поднятыми руками, понурив головы, потянулась процессия людей в заляпанной кровью черной и синей форме, на ходу снимавших бронежилеты и складывающих их в кучу. Все они шли безоружные, как и было приказано. Но отделение Максима до самого конца, когда пленным скрутили руки их же наручниками и дополнительно стяжками для проводов, и посадили всех в кузов броневика, не ослабляло бдительности и держало всех на прицеле. Два тяжелых дрона прилетели и зависли в пятидесяти метрах от входа, стрекоча винтами, как большие жуки. Хотя в этом уже не было необходимости.

После того, как вышел последний из врагов, здание обследовали три легких дрона «Оса». И только потом туда вошли люди, в том числе несколько саперов. Проверять арсеналы, спасать ценные документы, тушить огонь, еще горевший в одном крыле. Много им в тот день досталось трофеев, а партизанской разведке наверняка удалось выведать от пленных массу информации. Что стало с ними потом, Макс не знал, но надеялся, что его не сделали лжецом. А количеству найденного в здании героина, кокаина, другой «дури», золота и драгоценностей позавидовал бы и наркобарон.

В перестрелке, кроме двух «правильных» копов, погибли еще трое добровольцев, как ни пытался он удержать их на второй линии. Их положили рядом с Мигелем и его коллегой, которого извлекли из джипа. Рихтер увидел в этом мрачную иронию судьбы, своеобразное социальное примирение после смерти. А пока ждали карету «скорой помощи» для раненых и для трупов, прикатил робот-мойщик и начал отмывать кровь с дорожного покрытия. Тупая черепаха не видела, что вокруг воюют и продолжала разбрызгивать на асфальт моющее средство, а потом тереть его валиками. Заряда у нее хватит до утра. В Мексике их было мало. Тут, как в любой стране Периферии, лоск наводился только в столице и в крупных городах, да еще в туристических зонах. Но Канкун был именно такой зоной. Больше серьезных боев в бывшем курортном раю не было. А об этой славной победе даже написали в агитационном листке повстанцев и долго говорили по радио, ведь сеть уже почти не работала.

Правда, все лавры забрал себе Ортега, а Максима почти сразу после операции снова назначили командиром обычного отделения, каких было много, а не штурмового. Почти все снаряжение пришлось сдать. Дронов тоже забрали и погрузили на грузовик, с тем чтобы увезти куда-то на юг.

Куда? Зачем?

И еще он не до конца понимал, почему ему не дают больше ответственности.

«Может, они потеряли ко мне интерес, просканировав? Поняли, что я не знаю каких-то секретов внутренней организации и тактики Корпуса? Думали, что во мне есть что-то уникальное, а я оказался обычным человеком?».

Рихтер старался не думать об этом. Жить одним днем и сражаться в полную силу, наплевав на все интриги и тайны Мадридского двора.

* * *

Старый мир еще не умер окончательно. Еще работали многие рекламные баннеры, навязывая людям дорогие покупки и предметы роскоши, без которых они якобы не могли жить. Никто еще не знал, что делать со всем этим. Некоторые радикалы говорили, что надо ограничить, другие – что полностью запретить.

Еще передатчики заполняли эфир довоенными роликами, призывающими купить машины премиум-класса, которые производители перестали поставлять сюда еще в сентябре. Еще навязывали кредиты иностранные кредитные союзы… хоть это уже и было объявлено НарВластью незаконным. В Мексике после революции, которая получила эпитеты Вторая и Великая (чтобы выделять ее из многочисленного ряда других революций), деятельность банков была поставлена под строгий контроль. Все долги прошлого, которые люди набрали «в кризисный период», – прощены, а все базы данных по кредитам местных банков торжественно удалены, что вызвало дикий восторг у населения, которое знало про вековые традиции долгового пеонажа не меньше, чем африканские чернокожие – про рабство.

Сеть отелей «Pearl river» еще предлагала провести чудесный отпуск в Мексике всего за 999 глобо на прекрасных пляжах Ривьеры Майя. Еще на Лондонской, Нью-Йоркской и Пекинской биржах пересчитывались котировки акций компаний, чьи материальные активы располагались в секторе «ЦЮА» и были национализированы шестым по счету декретом правительства НарВласти, который объявлял об изъятии собственности в пользу казны у всех компаний, имевших отношение к деятелям Камарильи. А это были почти все крупнейшие корпорации. Их личная собственность была тоже конфискована. Право владения для нерезидентов было не аннулировано, но «приостановлено».

К югу, в Боливарианской Конфедерации, творилось то же самое и даже круче. Заводы, транспорт, здания, производственные линии компрадорских корпораций перешли, как было объявлено, во владение народа.

Хотя сам народ особых изменений в своей жизни пока не увидел, а собственность была пока под управлением каких-то людей с мутными биографиями. Но Рихтер думал, что всему свое время. По крайней мере, воду включили и электричество дали, и хотя бы половина заводов работали. Остальное придет с установлением мира.

Конечно, бывали и издержки. Кого-то несправедливо обидели, ославив на весь город как лакея компрадоров. Кого-то без вины задержали и подвергли допросу с пристрастием. У кого-то забрали лишнее, а то и последнее. Но горячих бойцов герильи, как он знал, держали в узде комиссары, заменяя мозги и совесть тем, у кого своих было недостаточно. Поэтому Максим не сомневался, что клеветнические рассказы перебежчиков из-за кордона о грабежах и погромах магазинов, а также пыточных камерах, надо делить на десять.

А если кто-то и грабил супермаркеты и лавки, то это были в основном жители ближайших улиц (и первыми из них – наверняка сами работники этих магазинов). Кто может их в этом обвинять? В стране… да и во всем секторе целый месяц творится один дьявол знает что. Цены росли как на брошенных в выгребную яму дрожжах, электричество включали на четыре часа в день. Водопровод с канализацией то и дело переставали работать – даже в дни тридцатиградусной жары, отключаясь вслед за зависимыми от электричества кондиционерами.

Хуже всего было тем, у кого не было автономных генераторов.

Сеть тоже пропала. Сеть, с которой рождались и умирали уже два или даже три десятилетия. Конечно, когда надвигается голод и дизентерия – людям не до вирок и не до порно, но трудно жить без стабильной связи в большой стране с неровным рельефом.

Вначале все подумали, что дело в поврежденных в ходе боев, либо сломанных проклятыми корпоративными саботажниками ретрансляторах. Но вскоре НарВласть распространила коммюнике, в котором объясняла, что это начал действовать включенный Мировым советом, вернее его спецслужбами, Фаервол, который отрезал мятежный сектор от остального мира.

Директорат компании «Pyramid Products», которая была и коммуникационным монополистом в регионе, тоже приложил к этому руку. А еще через несколько дней запустили глушилки (кто именно – были разные мнения), которые оставили восставшие страны без связи. Только старые армейские коротковолновые передатчики могли пробиться через плотные помехи.

Об этом Максиму рассказал Иван Комаров из Технической службы.

Сеть отключили через день после того, как в Швейцарии упал космический корабль. После события, которое во всем мире назвали просто Обвалом. Когда рухнула мировая валюта, посыпались биржи, и правительство в Женеве ввело – опережая или догоняя повстанцев и сепаратистов – строгое экономическое регулирование во всех секторах мира. И формально «независимые» страны сразу кинулись это выполнять. Заодно был включен пакет антикризисных силовых мер, дававших Корпусу мира полномочия, которых не было у него никогда. Что само по себе затмило в новостях даже взрыв лунного «грузовика» рядом с популярным горным курортом.

Впрочем, сейчас туристов уже не осталось, хотя сезон был в разгаре. Обычно на День Мертвых приезжало много европейских, североамериканских и даже японских туристов, а также выходцев из стран центральной Евразии, которые наводняли Канкун пестрой разноязыкой толпой.

Но в этом году тут, как и по всей Мексике, по всей Центральной Америке и на большей части Южной, кроме Чили и Панамы, – был свой, совсем другой «День мертвых». И туристам на него смотреть вряд ли хотелось.