Снова и снова играла в голове древняя рок-песня при непосредственном приближении вечера пятницы – праздничного дня офисных работников. «Вечер не обещает быть томным,» – обрадовался Саша, обнаружив на вибрирующем гаджете ухмыляющуюся рожу Скифа. Бонвиван и гуляка Скиф любил ударно выпить, хорошо развлечься, снять телок и отдохнуть с ними на хате. Звонил он обычно с предложением.

– Саша, как ты? Выпьем сегодня? – загремел в трубке звучный бас.

– С удовольствием! – признался Саша, изрядно утомленный бесконечной чередой клиентов, тренингов и продаж. К концу недели ему уже не хотелось ничего продавать, хотелось покупать – алкоголь, веселье, счастье. Друзья договорились встретиться вскоре возле бара на Думской и Саша поспешил на выход, чтобы поскорее перестать видеть озабоченные и осточертевшие рожи любимых коллег.

На выходе из метро его аплодисментами приветствовала группка людей, образовавшая живой коридор. Они с наигранной веселостью хлопали в ладоши и кричали «Добрый вечер!» «Жизнерадостные шизики!» – удивился Саша, поворачивая налево, в аркаду колонн Гостиного двора. Под ногами хлюпала морозная слякоть, извечный питерский дождь размывал рассеянную в воздухе токсичную аэрозоль из выхлопных и угарных газов, а хмурое идеально серое пластиковое небо висело так низко, что не оставляло лучам солнца ни единого шанса. У дверей бара Саша не нашел друга. Какой-то парень с разбитой губой валялся в луже неподалеку от входа, его поочередно хлопала по обеим щекам ярко накрашенная девица в шерстяных фиолетовых колготках с рассыпающимися цветными брызгами на голове. Скифа нигде не было. Саша загляделся на девушку. Внезапно тяжелая рука накрыла его плечо.

– Скиф! – обернулся Саша. – Вот леший! Как снег на голову. Как у тебя так получается?

– Элементарно, Ватсон! – парировал Скиф. – Я просто не торможу посреди дороги, разглядывая посторонних самок.

Со Скифом Саша познакомился лет пять назад в «Койот-баре» – тот, бухой в зюзю, просвистев по пьяной лавочке кошелек, бегал по клубу и просил у незнакомых людей одолжить денег. Естественно, был последовательно посылаем сеять доброе и вечное квадратно-гнездовым способом. Однако Саше, его растрепанная шевелюра и красный галстук поверх ямайской рубашки внушили подспудное доверие, ну не может такой весельчак быть банальным разводилой! – что он без колебаний вынул из кошелька недавнюю получку. Вместе с деньгами, возвращенными на следующий день, Саша в довесок получил друга.

Пройдя через линию (Маннергейма) фейсконтроля, друзья вклинились в ароматную толпу. Мужчины, женщины, пухлые и худосочные, мясо, лимфа и кровь терлись друг об друга в клубящемся чаду разноцветных огней. Казалось их вообще ничего не беспокоило: ни дефолт, ни атака, ни другие непорядки последних дней. Решил забить и Саша.

– «Еще мартини?» – пошутил Скиф.

– Нет, «белый русский», – на полном серьезе ответил Саша.

– Тогда я черный.

Миниатюрная барменша, с торчащими сквозь синтетическую белизну сосками, неуловимо мелькала между бутылок. Еще через четверть часа друзьям, наконец, удалось обратить на себя ее внимание.

– За встречу!

– За жизнь!

– За нас!

– Знаешь, в чем отличие русской феминистки от западной? – начал свои обычные приколы Скиф. – Русская феминистка желает от мужчины получать, но не хочет давать. Ты приглашаешь ее на курорт, оплачиваешь ресторан, билеты и гостиницу, и когда вы уже лежите в бунгало под балдахином, она тебе сообщает: прости, дорогой, я еще не готова к близости! Давай лучше съездим в Диснейленд! Западная же феминистка платит в ресторане из собственного кармана, а потом сама тебя приглашает: «Знаешь, что я решила? Пойдем трахаться! Но вначале, будь добр, подпиши договорчик – с тебя три оргазма, два куннилингуса, и чтоб никаких миссионерских и собачьих поз! Ты читаешь договор, а там мелкими буквами приписано: невыполнение условий договора приравнивается к изнасилованию».

– Хахаха, – засмеялся Саша, поднимая бокал. – За баб!

– За русских баб!

Они взяли еще. На этот раз Саша пил «черный русский», а Скиф белый.

– У меня много баб было, – хвастался Скиф, – так вот я тебе как на кресте, ну, или на магендовиде, скажу – русские бабы самые лучшие! Знаешь, говорят, что русская народная душа – женщина! Так вот, я бы не отказался ее трахнуть! Она ж, поди, сладкая, русская душа-то! А теперь – за бизнес! – предложил Скиф. – У меня намечается проект на сотни лимонов. Как заведется – будешь работать со мной. Сможешь бросить свой унылый офис, перестать продавать чертей и начать загребать реальные баблосы.

Друзья выпили. В следующий раз, когда Саша осмотрелся, цветные пятна уже носились как сумасшедшие по комнате, описывая сферические круги. Пол, потолок, сцена – все помещение вертелось, переворачиваясь с ног на голову. «Кажется, я пьян», – осознал Саша и громко произнес:

– Кажется, я пьян!

Только жесткий музыкальный бит и шум толпы отозвались в ответ. Он обернулся – друга не было. «Наверное, пошел отлить», – решил Саша и отправился, выписывая вензеля, к дребезжащему от басов танцполу.

На танцполе был аншлаг. Плотная масса людей содрогалась мясистым студнем. Брюнетки и блондинки били тяжелой артиллерией духов и пота. Их заманчивые тела с колыхающимися грудями, животами, попами соблазнительно дергались в ритмичном буги-вуги. Парни остервенело крутили мускулами, девушки – прелестями. Немного потанцевав, Саша почувствовал усталость и отчуждение от «потных и мокрых рыл» и шаг за шагом стал пробиваться к стеночке, к стеночке, подальше от орущих динамиков.

Там он ее и заметил.

Еле заметной тенью она стояла возле кирпичной стены клуба, куда свет софитов практически не доставал, и смотрела в себя. Черный топик и белая короткая юбка облегали тонкую девичью фигуру, копна роскошных рыжих волос водопадом стекала по груди, а длинная челка свисала над огромными, безразлично расфокусированными глазами, не замечающими ни мелькающих огней, ни скачущих в безудержном экстазе людей, ни сосредоточенно разглядывающего ее парня. Она отчетливо выступала из общей массы – нет, не внешним видом, вполне заурядным по нашим временам, а глыбой молчания и тишины, нависшей над ней. Саша понял – это она, та девушка, от которой сердце испуганно замирает. Саша сразу ее узнал.

Для Саши существовало три категории женщин: женщины-человеки, годящиеся в подружки-собеседницы, женщины-однодневки, годные для одноразового секса, приятно греющего самолюбие; и еще были они – нимфы, девушки-небожительницы, понуждавшие сердце ускорить темп, а сознание – затмиться сладкими грезами. В последних Саша влюблялся. Без памяти. Без остатка. Без ума. Их видно было сразу – по огромным глазам, наполненным не понятным никому, включая их самих, смыслом. Что это был за смысл, Саша объяснить не мог, но чуял его безошибочно, за версту. К сожалению, заканчивались такие любовные истории болью и разочарованием, но разве не в этом заключается смысл любви – в трагедии? Впрочем, Саша оставался неутомимым оптимистом и всегда надеялся на чудо. Как же иначе?

Вот и сейчас, при виде девушки с кротким взором, устремленным внутрь, одиноко прислонившейся к стене, Сашино сердце сжалось и подало упреждающий сигнал – осторожно, опасность! Так бывает в жизни – идешь ли на работу, тусишь или танцуешь и вдруг мелькнет такая нимфа, что сердце падает. И всегда это случается неожиданно – Саша уже намеревался ехать домой смотреть футбол и, если бы не этот неутомимый тусовщик Скиф, так и не оказался здесь этой ночью.

Хотелось подойти к девушке, но еще более кололось. К горлу комом подступал тот извечный страх контакта с желанным, но непредсказуемым и оттого еще более опасным, человеческим существом. Шестое чувство нашептывало: это она. Сейчас. Надо. К ней. Подойти. Заговорить. Познакомиться. Сыграть в тлачтли. Пан или пропал. И сразу в голову лезли тысяча и одна отговорка – не больно-то и хотелось! Не особо-то и надо! Наверняка она тут с другом, и вообще зачем я ей сдался… Наверное, не стоит с ней знакомиться… наверное, а может всё же.. а вдруг пронесет, авось пронесет! Не пронесло. Позже стоя на веранде с сигаретой в зубах, осматриваясь в поисках огня, он уткнулся взглядом прямо в нее: она стояла в полутора метрах справа и тоже смотрела на него. Значит, судьба! – вздохнул Саша. Теперь деваться было некуда.

– Огонек найдется? – деловито обратился он к ней.

– Был где-то… – торопливыми движениями девушка зарылась в бежевой сумочке на позолоченной цепи.

Он прикурил с третьей попытки дрожащими на сквозняке пальцами. «Будешь?» – протянул ей пачку. Она нерешительно взяла сигарету.

– Я редко курю.., – сказала, – только когда пью или нервничаю..

Оба замолчали и это молчание начало приобретать значимость, очертания невидимого разговора. Саше хотелось думать, что она тоже это чувствует, хотя он и понимал, что эта безмолвная беседа была не более, чем его фантазией, проекцией его сознания, а что происходило внутри очаровательной женской головки, ему не дано было знать.

– Сейчас ты пила или нервничала? – поинтересовался Саша.

– Сейчас пила.

– Потанцуем? – он махнул рукой в сторону зала.

Продираясь сквозь плотную подогретую толпу, они двинули на танцпол. Жесткий бит отбивал ритм, теснота с духотой спирали зоб, десятки рук и ног двигались в унисон. «Как шпроты в банке», – подумал Саша. Впрочем, вскоре он позабыл обо всем и даже отсутствие кислорода перестало ему мешать. Танцуя в общем ритме, он сконцентрировался только на своей новой знакомой, ее ангельской форме, колыхавшейся почти вплотную к нему, слегка задевающей его воздушными движениями рук-крыльев. Она колыхалась как ива на ветру, то открываясь ему навстречу, то прячась, будто уходя от опасности, чтобы через мгновение вновь раскрыться. Саша смотрел завороженно. Он уже знал, сердцем чуял, что влюблен. В своих мечтах он уже гулял с нею, обладал ею, жил с нею и растил десять детей. Хотя по чесноку он понимал, что вряд ли еще ее встретит – так оно чаще всего бывает с этими мимолетными встречами в барах.

Сколько прошло времени – минута ли, час или два, перед тем как она остановилась и помахала светящимися в ультрафиолете ногтями перед темной впадиной рта – «Жарко, подышим?», – Саша не знал. Они вышли, по дороге прихватив виски с колой.

– Как тебя зовут? – поднял он глаза на девушку, пристроившись возле заплеванной окурками стены веранды.

– Алина, – ответила, – а тебя?

– Я Саша, – он глуповато улыбнулся. «Черт, надо было назваться Александром – так солиднее! Ну да ладно…»

Она еще раз смерила его внимательным взглядом.

– За знакомство! – подняла свой бокал празднично.

Молодые люди чокнулись.

– Какими судьбами?

– Пришла с подругой.

– И где она?

Алина неопределенно повела точеными плечами.

– Чем занимаешься? – поинтересовался Саша.

Девушка ненадолго, но явственно отвела глаза в сторону – то ли смутилась, то ли задумалась о своем. И принялась рассказывать, что работает консультантом в огромном торговом зале, полном косметики, не то «Рив-гош», не то «Пор-ля-ше», но как раз сегодня ее уволили и она в расстроенных чувствах пришла отдохнуть, а ее подруга бухала с Педро в том углу, но куда-то пропала! Девушка очередью постукивала ногтями по столу, мельком поглядывая на мутно-серый потолок. Маникюр на ее тонких пальцах светился радугой. Подвалили два пьяных парня и, встав напротив, принялись сосаться. Алина отвернулась, состроив гримаску.

– Не любишь геев?

– Терпеть не могу! Проходу никакого от них нет, откуда только повылазили? Раньше я их редко встречала, а сейчас повсеместно – мальчики с мальчиками, девочки с девочками! – она покраснела от возмущения.

– Ладно тебе, пускай живут. Каждый любит как умеет. – возразил Саша, доставая из кармана пачку «Лаки Страйк». Она замолкла, глубоко затягиваясь, засмотревшись в тонкий зазор между потолком и стеной веранды, сквозь который можно было увидеть далекие звезды. Ее прекрасное лунное лицо покрылось маской отстраненного безразличия. Саша попытался продолжить беседу, спросил какую музыку она любит, каких влогеров смотрит, но она, очевидно, уже потеряла к нему интерес и отвечала невпопад, не то не слыша, не то делая вид что, не слышит. Резкий рингтон вышиб ее из забытья. Напрягая лоб, вслушивалась она в далекий голос, тонущий в низкочастотном гуле. «Да, да, хорошо, да, да, сейчас», – поддакивала.

– Мне пора! – сообщила она Саше, – надо помочь подруге, кажется она перепила, – и извиняющаяся улыбка устах.

«Ну вот и все, – упало сердце у Саши. – Больше я ее не увижу!»

– Номер оставь, – попросил он без особой надежды.

Но девушка не возражала – подарив парню обворожительную улыбку Цирцеи она быстро продиктовала цифры, глядя прямо в глаза.

– Пока! – бросила вполоборота, уходя. – Звони! – и мгновенно затерялась в толпе.

Поразмыслив над этим случаем и не придя к определенному выводу, Саша направился к бару и взял еще виски с колой. И тут же прямо перед ним выросла, тряся крупногабаритным носом, чернявая и бородатая рожа Скифа.

Американец

Внезапно в Сашиной жизни объявился Костя. Костя был другом детства, вместе они росли в одном дворе, вместе мастерили вонючие куличи из грязного песка в покоцаных ведерках, жгли спички за забором и катались на трехколесных велосипедах. Позже, во втором классе школы, они увлеклись игрой в индейцев – воткнув в немытую башку подобранные с земли голубиные перья, раскрасив физиономию спертой у матери помадой, носились по двору, издавая боевые петушиные крики. Но совместное детство недолго длилось – после третьего класса Костя покинул родной город, где он жил у бабушки, и уехал в Москву, к родителям. Там и сгинул. До его окончательного исчезновения они еще успели обменяться несколькими незамысловатыми письмами, но вскоре водоворот жизни засосал их в свои неотвратимые воронки. Саша и не предполагал увидеть друга снова, пока одним унылым и мрачным питерским вечером не зарегистрировался в «Одноклассниках». Зарегился и забыл. Через несколько дней Саша вновь полез проверить свой аккаунт, а там… его ждало послание из прошлого. «Привет, – писал Костя. – Возможно ты помнишь, я задолжал тебе 1 рубль и 30 копеек рублей за мороженое – сладкий пломбир, что мы лопали на площади Ленина незадолго до моего отъезда. Все эти годы я пытался тебя найти, чтобы вернуть долг. Слава технологиям, ты появился! Желаю поскорее встретиться, чтобы освободить свою нетленную душу от лишних обязательств».

Саша в затяжном онемении смотрел на экран.

Они встретились в тот же день в середине Дворцового моста, что несомненно что-то символизировало, хоть Саша и не мог сформулировать что именно, и отправились на Невский. На вид Костя будто и не изменился: только пухлые младенческие щечки сменились щетинистым лицом молодого мужчины, детские глазенки запылали невротическим огнем, а ребяческие шалости переросли в увлечение буддизмом. Поразительным образом, Костя тоже жил в Питере! По профессии Костя оказался каким-то научным работником, успев выучиться в московском МФТИ (куда мальчугана пристроил отец, большая шишка в органах безопасности, всегда мечтавший об умном сыне), и занимался чем-то крайне занудным в чрезвычайно закрытой государственной конторе – не то ядерной физикой, не то ракетостроением, Саша так и не разобрал. К работе своей Константин относился с болезненной серьезностью: «на службе» или «по долгу службы» – часто повторял он.

Зайдя в кафе, Костя сразу выложил на стол 1 рубль и 30 копеек.

– Это тебе. Не люблю быть должным, – и виновато улыбнулся.

– Все эти годы ты помнил об этом мороженом? – поднял брови Саша.

Разговор летел стрелой. Костя с увлечением вспоминал юность:

– А помнишь, ты принес мне кассету «Шарп» с записями «Аэросмит», а ее плеер зажевал? Помнишь, как мы костер жгли в палисаднике возле дома и сожгли все собрание сочинений Ленина? А как я тогда с велика ебнулся, и мы потом за гаражами колесо меняли? Ссадины еще месяц заживали…

Действительно, память у Кости была великолепная. Еще больше было у него желания удерживать в ней все эти давно ушедшие детали дней давно минувших. Иначе относился к прошлому Саша – что было, то прошло! Зачем ворошить былое? На вопрос о том, была ли то шутка или его взаправду так сильно волновал долг двадцатилетней давности, Костя ответил двусмысленно – настоящий буддист не может иметь ни долгов, ни имущества.

– А ты настоящий? – не поверил Саша.

– Безусловно, – отрезал Костя, – я даже жертвовал деньги на строительство Ступы Совершенной Победы в Дацане Ринпоче Баргадши Гандан Чойнхорлин!

– Без дураков? – у Саша стали возникать сомнения в психическом здоровье приятеля.

– Я бы не стал смеяться в таких вопросах! – обиделся Костя. И выразительно заржал.

Они снова стали общаться.

Вот и сегодня, еще не прочитаны были все новости, не съеден был Сашин фирменный холостяцкий, на кефире, омлет и не успел остыть в турке ароматный перуанский кофе, как позвонил этот чудак и попросил о встрече. Его, как обычно, бросила девушка. Костя всегда звонил, когда его бросала девушка, а происходило это с завидной регулярностью. И каждый раз он переживал, как первый. «Как она могла? Я ее так любил, так старался. Что только я ни делал – до дому провожал, на руках носил, трюфелями кормил, розы под ноги стелил, корову подарил! А она ушла. Неблагодарная!» – так, посмеиваясь над собой, рассуждал Костя, широко шагая по набережной Фонтанки. Дворцы и доходные дома прошлого, покачивая барочными кудрями, равнодушно взирали на двух молодых людей, ступающих по булыжникам, помнящим еще волочащего ноги Федора Михайловича.

Захватив в магазине «Продукты» несколько банок «Балтики» и полушку армянского трехзвездочного они свернули на Ломоносова. Там, в конце огромного полупустого двора, заросшего по краям кленами и липами, окруженного глазастыми уставшими жилыми домами и мертвыми слепыми стенами, стояли качели. Костя хлебал пиво и покачивался: «Не понимаю, что происходит с девушками – никто не хочет отношений! Всем лишь бы потрахаться. Шлюхи, млять!» Пиво приятно отдавало в голову.

– Да ну? – усомнился Саша.

– Без всяких «ну». Вот встречаешь ты девушку – комсомолку, спортсменку и красавицу, ножки-палочки, пищит голоском тонюсеньким, а на следующий день находишь ее на порносайте с членом во рту! – он вошел в раж. – Видел все эти объявления: «Гуля», «Рита», «Настя»? Вертеп! Гнездо разврата! Только начнешь встречаться с кем-нибудь, как она такая – простите, я ничего не имела в виду! Только секс! Мне кажется, мужчины с женщинами поменялись ролями. Раньше мужикам был нужен секс, а девушки, искали замужества. Сейчас все наоборот. Я желаю семьи и постоянства, а девицы мне попадаются сплошь легкомысленные!

Саша вполуха слушал друга, лениво потягивая пивко. Стояли первые майские деньки, пригревало раннее весеннее солнышко, салатовые, недавно распустившиеся почки тревожили душу терпким медом, пахучей смолой и чем-то еще родным, щемящим, пахнущим надеждой или – любовью. Жирный рыжий кот вылез из подвала и вальяжно разлегся на солнышке брюхом вверх. С другой стороны, под раскидистым каштаном, уже обросшим юными розовато-белыми хлопьями, тусовался дед с голубями. Разомлев от тепла и света, расстегнув тулуп и скинув шапку, дед кидал птицам крошки; те, покачивая головками аки китайские болванчики, их ловили. Казалось, они совсем не торопятся, передвигаясь вдумчиво и медлительно – как черепашки в том анекдоте про торчка в зоопарке. Вся сцена напоминала тягучий видеоарт – дед неспешно рассеивал хлеб, а голуби неспешно следовали за ним, передвигаясь по хаотичной траектории, словно визуализируя броуновское движение. Саша провалился в дыру: там голуби обернулись точками и запятыми, и каждая точка была подписана, но Саша не различал надписей. На всю сетчатку раскатилось яркое оранжевое пятно, затем оно собралось и материализовалось раскидистым осьминогом с простертыми щупальцами, между его вылупленных глаз торчала часовая башня со шпилем. Из забытья Сашу вывел громкий голос Константина:

– Эй! Совсем оглох? Пиво будешь?

– Что? Где? – Саша вернулся в реальность. Она была проста и неприхотлива, как один рубль РФ.

– Пиво будешь, повторяю?

– Да-да, конечно буду, – покорно кивнул Саша.

– Я тебе тут душу раскрываю, а ты не слышишь?

– Да слышу, слышу, о чем ты говорил?

– О девушке! Как мне ее вернуть?

– Кого?

– Кого-кого? Свету!

– Ты задолбал. Забей на нее, зачем тебе ее возвращать?

– Как, я ее люблю.

– Тогда освободи ее. Пусть делает, что душе угодно. Свое не уйдет, чужое не прилипнет.

Костя печально задумался.

– Есть такой лайфхак, – подсказал Саша, обладавший солидным опытом в сладких объятиях одних женщин забывать сладкие объятия других, – если тебя бросила девушка, трахни десять других. Клин клином вышибают.

– Это дело, – развеселился Костя. – Но зачем мне десять, мне одной достаточно, нормальной!

Друзья сдвинули бутылки – дзинь! Предвкушение на дне горла сменилось хмельным холодком. Солнце скрылось и Саша застегнул куртку. Его посетила мысль об Алине – где она сейчас? Увидит ли он ее еще?

Дед с противоположной стороны двора набросил на плечо дорожную сумку с гербом СССР, и заковылял прочь. Его силуэт одиноко выделялся на фоне высокого брандмауэра из желтого кирпича, с намалеванной жирной надписью «Мы русские и с нами Бог», а голуби провожали его, вразнобой кивая механическими клювами. В глазах помутнело. Саше вновь привиделся осьминог с башней, он плотоядно шевелил конечностями. Саша ущипнул себя за ляжку.

– Ты все со своими бабами! Мне не до этой фигни! – сфальшивил он, – Я идею стартапа придумал: я разработаю особенные презервативы!

– А говоришь о бабах не думаешь!

– Да постой, при чем тут бабы? Это будут особые технологические гондоны с датчиками и блютузом. Как только ты приступаешь к траху, презерватив начинает передавать количество совершенных фрикций на сайт. А там выводится – сколько времени ты продержался, с какой скоростью двигался, какова амплитуда колебаний твоего хера в ее манде! И вверху страницы, крупными буквами – рекордсмен Вася Пупкин! 23 часа и 8 минут при амплитуде 25 см – зацени идею! Каждый богатырь желает помериться мужской силой! Девушки будут проверять сайт, чтобы выбрать хахаля. Любой уважающий себя мужик мечтает о рекорде и купит еГондон!

– Ты, Саша, перегрелся! Может, уже изгнанием духа «пиздец» займешься?

– Это что за экзорцизм?

– Это древний индейский ритуал! Помнишь мы в индейцев играли? Вигвам в палисаднике строили и мокасины из кирзачей носили?

– Помню, – подтвердил Саша.

– Так вот эти индейцы совсем не дураки были. Они, когда в города переехали, что белые люди построили, быстро смекнули, что их желают со свету свести. Потому, что в городе от засилья технократической цивилизации, беготни, стекла, бетона и машин возникает психическая фрустрация, в организм проникает дух «пиздец». И если его вовремя не изгнать – сгинешь смолоду! Вот индейцы и придумали способ как от него избавляться: следует в публичном месте, во дворе дома, в лесу или под водопадом, громко, во всю мочь заорать: «пизде-е-ец»! Так, чтоб за километр слышали. Дух пугается и весь выходит. Ну или эвфемизм какой-нибудь – «нахуй», например. Главное, чтоб во всю мочь, изо всех сил, чтоб деревья дрожали и люди из окон выглядывали – кто это там дух «пиздец» изгоняет?

– Да где ж тут наорешься, ментов вызовут! – усмехнулся Саша.

– А ты попробуй в лесу или на финском заливе!

– Хорошо, попробую. Когда припрет.

В наступившей тишине далеким отзвуком со стороны Владимирской донесся звон колоколов. Двор был пуст, как футбольное поле между матчами. Солнце, выглянув в зазор промеж облаков, писало Малевичем супрематическую картину из прямых углов и асимметричных треугольников на стенах окрестных зданий. Саша вынул из кармана мятую пачку «Лаки Страйк» и предложил другу. Тот резко чиркнул зажигалкой. Друзья затянулись, почти одновременно.

Обычно, затянувшееся молчание напрягает. Но, удивительное дело, когда оба чем-то заняты, например курением – напряжения не возникает. Напротив, курящие испытывают внутренний комфорт и наполненность, как при просмотре хорошего фильма. Так и сейчас – ребята сосредоточенно курили, каждый о своем.

Приближающиеся со стороны Владимирской шум и крики нарушили урбанистическую пастораль. Подтянутая мужская фигура в элегантном черном костюме, неуловимо напоминающая иностранца, с одышкой трусила вдоль поребрика, размахивая на бегу портфелем. Ее преследовала орава молодых людей с бритыми головами и белоснежными шнурками в высоких кожаных берцах. Белые шнурки отражались в прозрачных лужах. Удары крепких подошв печатали мостовую. Сверкали клепки на напульсниках. Стая орала и галдела.

– Лови пиндоса!

– Быстрей, Говно!

В попытке уйти от преследователей мужчина свернул во двор, где курили Саша с Костей, но безуспешно – трое шакалов нагнали его и обступили стеной.

– Ты кто такой будешь?

– I am a diplomat. American diplomat. Don’t touch me or I’m going to complain.

– Америкашка! Что он гонит? Дипломат? Вначале ходят тут такие дипломаты, а потом прилетают «томагавки»! – угрожающе сказал толстячок в футболке с надписью «White Power», пунцовым румянцем на детских пухлых щеках и белесыми поросячьими зырками.

– Сейчас настучим ему по кумполу! – без обиняков заявил худой и длинный скинхед с торчащими желваками и жестоким, полным ненависти взглядом. Руки у него чесались.

– Please, let me go home! I am a diplomat, I have security… – молил американец.

– Хоум. Ребята, он хочет хоум. Чего же эта гнида пиндосовская делает в нашем городе? – риторически спросил квадратный щенок с бульдожьей челюстью.

– Все им дома не сидится, вот и шастают по чужим странам. В Ливии их не ждали.

– И в Ираке не ждали!

– И здесь не ждут!

– Так отправим дипломата в хоум! – торжественно произнес щенок и, для убедительности, задвинул несчастному в под дых с ноги. Лицо у дипломата вытянулось, глаза поглупели, а рот задвигался как у сома в ведерке.

– Хоум его на небесах! – апокалиптично заметил долговязый и легким движением ноги заехал американцу кованым берцем по фейсу. Тот с визгом отлетел, харкая кровью и ударился башкой об брандмауэр. Слюна с сукровицей густо потекли из разбитого рта, багровой жижей падая на еще недавно черные брюки и искрящийся итальянский блейзер. Началось гнусное мочилово.

Тлак, тлак.. – сыпались удары.

Хррр… Ууу… – хрипел американец.

Саша с Константином, ставшие невольными свидетелями нападения, издалека смотрели на разворачивающуюся бойню. Саша переминался с ноги на ногу: ему не особо улыбалась идея получить звездюлей за чужой счет этим чудесным деньком. Костя закипал – его белесые брови сошлись в напряжении, губы сжались, а желваки заиграли на скулах. В конечном счете, он не выдержал, сорвался и бегом направился к дерущимся. Саша поспешил следом.

– Сваливаем! – объявил главный, заметив бегущих парней. Оставив американца, скины снялись с места и отступили в глубину двора. Лишь один из банды на секунду задержался, чтобы сорвать с жертвы приглянувшийся ему пиджак. С гоготом и улюлюканьем они скрылись в пролете арки, а эхо еще несколько мгновений разносило по двору отборную нецензурную брань. Костик бросился было за ними, но тех уже и след простыл, а Саша тем временем подбежал к поверженному мужчине, свернувшемуся в позе эмбриона возле стены. Тот хрипел, клокотал горлом, с трудом захватывая воздух. Саша наклонился к незнакомцу и попытался перевернуть его на спину.

– Эй ты чего? – потряс Саша мужчину за плечо. – Ты не умирай мне тут!

Подоспевший Костя быстро набрал скорую и выпалил адрес.

– Ты кто, мужик? – не отставал Саша.

Мужчина напрягся, вымучивая звук, губы его лихорадочно зашевелились.

– Амэрикан, амэрикан… – лепетал он, пытаясь распрямиться. – Сам, сам!

– Да ты сам сейчас не справишься!

Движением глаз мужчина покосился на портфель, валявшийся неподалеку и попробовал подтянуть его ближе, но лишь застонал от боли. Саша подвинул портфель к незнакомцу – тот с трудом просунул руку в боковой карман, достал портмоне и протянул спасителю. Внутри кошелька Саша сразу нашел визитки с простой надписью, черным на белом: «Sam Scott, куратор-референт».

С визгом и завыванием во двор внеслась машина «скорой помощи». Санитары в белых халатах, четкими, профессиональными движениями уложили американца на носилки, и унеслись, взревев мотором. Саша поднял глаза: в дрожащем от адреналина воздухе над местом побоища висела довольная рожа, увенчанная башней, и заразительно ржала. Саша передернул плечами – видение сгинуло. Портфель с кошельком так и остались в руках растерянных приятелей.

Пред.123 4 5 След.

Жгугр. Будем жить!

О том, как Саша оттягивался в клубе

Американец

С этой книгой читают