«Я сегодня в моде…» 100 ответов на вопросы о моде и о себе

В гардеробе Клары Лучко, который передала в вашу коллекцию ее дочь Оксана Лукьянова, были наряды от-кутюр?

Нет, Клара Степановна одевалась в прет-а-порте де люкс. Ее дочь (когда Оксану в детстве спрашивали о любимом занятии мамы, девочка отвечала: «Она любит мерить») вышла замуж за югослава и эмигрировала с ним в Канаду, где стала хозяйкой магазина готовой одежды. Она одевала маму как куколку – Карл Лагерфельд, Прада… Эти наряды Оксана передала мне вместе к красным драпированным платьем, в котором Лучко – «самые красивые ноги Советского Союза» – поехала на Каннский фестиваль, когда там представляли фильм «Возвращение Василия Бортникова». Теперь я обещал Оксане Лукьяновой, что в ближайшее время заеду за обувью и шляпками ее мамы. Кстати, Клара Степановна рассказывала мне, почему не сохранился гардероб Орловой, с которой они вместе были в Каннах и жили в одном отеле. Войдя в номер Любови Петровны, Клара увидела у нее на коленях кружевные юбку и блузку, которые звезда шила на живую нитку. Оказывается, Орлова многократно распарывала и перешивала свои наряды, а такие вещи долго не живут.

С Кларой Лучко, 2003

Действительно вам Жак Ширак подарил квартиру в Париже для хранения коллекции?

Подарком это назвать очень трудно. Это трехкомнатная квартира, которую мне выделил город Париж на левой стороне Сены для хранения моей уникальной коллекции костюмов. Не такие огромные апартаменты, которые сейчас можно увидеть в домах новых русских, но все же это мне очень сильно помогло, спасло мое положение. Коллекция уже выселила меня из моей недвижимости, потому что она прибавляется каждый день. А все экспонаты нужно где-то хранить. И места уже катастрофически не хватает.

А сейчас я держу свою коллекцию, недавно оцененную в два миллиона евро, в специальном хранилище в окрестностях Парижа, где текстилю и коже не страшны перепады температуры, влажности, пыль и личинки моли. Хранилище занимает огромный объем – тридцать семь метров в длину, тридцать семь в ширину и столько же в высоту.

Жилищное пространство человека все же ограниченно. Не вытесняют ли любимые вещи своего хозяина?

Я начал коллекционировать рано, места не хватало, и я многое потерял. Чемоданами отвозил в комиссионный магазин, о чем теперь жалею. И в начале 1980-х, когда я жил в Париже в мансарде, мне негде было все хранить, и пришлось ликвидировать часть коллекции. Сейчас бы я так не поступил, в 45 лет ко мне пришла мудрость, которой в молодости нет. Более ста вещей я безвозмездно отдал в Национальный исторический музей Чили в Сантьяго, многое – в галерею костюма во Флоренции, в Метрополитен-музей в Нью-Йорке, в Лондонский музей, в парижский Дворец Галлиера, в Московский государственный Исторический музей, в челябинский «Музей моды». Но себе оставлял лучшее.

Вы, вероятно, содержите целый штат специалистов, чтобы поддерживать коллекцию в нормальном состоянии?

У меня нет возможности содержать большой штат, потому что я не нефтяной магнат. Я себя не причисляю к бедным людям, но я и не миллионер, в смысле наличности, хотя моя коллекция и оценена в несколько миллионов долларов. Но я все же привлекаю людей, которые занимаются постоянной реставрацией костюмов, реставрацией вышивок бисером, блестками, стеклярусом, реставрацией самой ткани. Это замечательная группа реставраторов. Ведь хранение коллекции – это тяжелый труд. Костюмы боятся влаги, света и насекомых. Наших три главных врага. Поэтому каждый экспонат коллекции тщательно заворачивается в папиросную бумагу и убирается в железные сундуки французского и австралийского производства. Мы работаем с уникальными иглами, нитками. Все это финансово затратно и занимает много времени. Но я рад, что могу оживить очень многие вещи, чтобы донести их красоту следующим поколениям. Это моя цель – создание Музея моды.

Ваша коллекция посвящена русскому костюму?

Я собрал несколько тысяч экземпляров одежды и аксессуаров, изучил историю моды не только Европы и Востока, но даже Австралии. Большая ее часть – русская коллекция, которой я могу гордиться. Это самое родное и ценное в ней.

Почему вы не позволили оскароносной Николь Кидман сняться в вашем платье в фильме «Леди из Шанхая»?

Простите за такую физиологическую подробность, но ведь все актрисы потеют, платье могло пострадать. Никогда в жизни! Как я могу дать такие ценности, исторические оригиналы какой-то актрисе, слава которой быстротечна. Они должны остаться потомкам. Иногда я ношу броши, перстни из своей коллекции, но не текстиль. Платья, как мотыльки, живут так мало, зачем убивать старину? Свои платья я не позволил бы примерять никому. Ни Одри Хепберн, ни Вивьен Ли, хотя мы с моим соседом – известным балетным танцовщиком Николаем Цискаридзе – питаем страсть к фильмам с их участием. Даже коронованной особе не позволено их надеть (как невозможно сейчас отобедать на фарфоре из Эрмитажа). К тому же копия гораздо удобнее оригинала, ее можно сделать в нужном размере – женщины прошлого имели столь хрупкое телосложение…

Правда, что фотографии интерьера вашей парижской квартиры в стиле XIX века печатались в престижных журналах?

Неоднократно. Интерьер, конечно, часть моей коллекции, именно в решении интерьера я выразил себя как декоратор и оформил квартиру как пьесу – ведь это должно соответствовать и моему образу жизни. Мне приятно, что крупнейшие мировые журналы интерьеров «Architectural Digest», «The World of Interiors», «House and Garden» напечатали статьи о моих коллекциях. До меня они интересовались квартирами лишь двух русских – Нуреева и Макаровой. Я живу в интерьере XIX века эпохи романтизма, ближе к «Тургеневскому стилю». Почти вся мебель из красного дерева, я привез ее из Южной Америки: этот стиль более других напоминает почти не сохранившуюся русскую мебель. Почти все мои интерьеры собраны из вещей, которые я в тот или иной момент моей жизни купил на блошином рынке в разных странах. Например, в Париже одна из комнат обставлена мебелью из красного дерева, которую я купил в Чили на блошином рынке.

Платья из коллекции А. Васильева

Русские коллекционеры в Париже знакомы между собой?

Да, конечно. В Париже, думаю, ведущим русским коллекционером являлся русский дирижер и музыкант Мстислав Ростропович. И замечательнейший, тончайший коллекционер и знаток, не поверхностный, а глубокий знаток искусства, Галина Павловна Вишневская. Кроме этого, крупным коллекционером в Париже является господин Царенков, не так давно приехавший из России. Существует несколько частных коллекций, которые основаны, как правило, на материалах, архивах и вещах из собрания художников первой русской эмиграции. Например, замечательная коллекция художницы Зинаиды Серебряковой, которая до сих пор хранится в Париже. Коллекция Мстислава Добужинского, которая также хранится в Париже. То есть ряд таких редчайших собраний все еще здесь существует.

Чем современные женщины отличаются от их прапрабабушек?

Раньше женщины не участвовали так активно в общественной жизни. Они сидели дома, вышивали, воспитывали детей. Спортом, конечно, не занимались, поэтому талии были гораздо тоньше. Вы не поверите, но в моей коллекции есть платье с талией 38 см! Объясняется это и ношением корсетов. Плечи у женщин были более покатыми и грудь в корсаже выше. Фигуры очень изменились…

Парижская модель «Haute Couture», 1900

Вы коллекционируете еще и винтажные фотографии. Часть их представлена в серии книг Carte Postale по истории моды издательства «Этерна». Случалось ли вам, что называется, охотиться за какими-то редкими экспонатами?

Случалось, и нередко. Порой мне гораздо легче было найти фотографию XIX и первой половины XX века, нежели снимки послевоенного периода, потому что живущие и здравствующие наследники часто не хотели расставаться со своими родственниками. Бывало очень непросто найти подход к этим архивам, и в конце концов некоторые фотографии пришли ко мне только в пересъемках.

Коллекция фотографий, собранных мною, свидетельствует не только о переменах в моде, но и о колоссальных сдвигах, происходивших на протяжении нескольких эпох в духовной сфере, – о смене идей, вкусов, нравственных и эстетических ориентиров.

Эту коллекцию снимков я начал собирать еще в детстве. Многие ценные изображения нашел у букинистов.

Выставляется ли ваша уникальная коллекция костюмов и аксессуаров в России?

Привезти коллекцию пока не позволяют хитрые и сложные таможенные правила – привезти-то я ее привезу, а вот как я ее буду обратно вывозить – под большим вопросом.

В итоге моя коллекция путешествует по всему свету, но в России я ее целиком ни разу не показывал. Виртуально ее можно увидеть в Интернете на моем сайте: www.vassiliev.com.

И конечно, мне очень приятно, что о ней много пишут в средствах массовой информации, ее снимают и многие знаменитые люди дарят часть своих гардеробов, чтобы ее пополнить.

Афиша выставки Александра Васильева «Русская мода. 200 лет стиля» в Австралии, 2002

Если в России когда-нибудь в будущем появится музей моды, каким вы его видите?

В будущем я мечтаю создать музей истории моды. Но не такой, где будет показано, что в 1930-е все было длинно, а в 1940-е появились плечи. Это смешно и примитивно. Интересно сделать музей, который, детально разбирая работы каждого дома моды, каждого модельера, красоту каждой манекенщицы, отдельно взятые моменты, сложил бы из всего этого общую картину, показав и социально-исторические факторы, которые повлекли за собой создание той или иной моды. Меня интересует даже не столько история, сколько социология моды – наука, которой еще мало занимаются в мире. Пока я не выбрал страну, где бы этот проект можно было осуществить. Идея открыть частный музей моды наталкивается на множество административных барьеров. Здесь должна быть заинтересованность очень многих ответственных лиц. Это удивительно, но у нас, в России, нет пока ни одного специализированного музея моды. И если в советские времена это можно было объяснить идеологическими соображениями, то в наши дни этот факт совершенно непонятен. Во всех государствах, имеющих богатое культурное наследие, есть такой музей. Потому что костюм и мода – это частицы нашей жизни. Искусство уже не сводится к живописи и рисунку, как раньше. Инсталляции, видеоматериалы, работа со звуком, лазером, водой – новые формы искусства, которые нельзя отбросить. А мы верим только картине с золотой рамой. Так же и с модой. Верим только в платье с кринолином, отделанное кружевом, – вот это искусство. А мини-юбка, сапоги-чулки и майка «кока-кола» – уже не мода. Но это не так! Если рассматривать моду как стиль жизни, то манера ходить, сидеть, слушать музыку, питаться, отдыхать – все подвержено моде. Я за то, чтобы в России был организован не только музей моды, но и научно-исследовательский институт теории и истории моды. Я думаю, что в конце концов моя коллекция все же найдет свое достойное место и музей будет открыт. Подобную коллекцию нельзя показывать в обычном выставочном зале без особых специальных подиумов и витрин, не оборудованных манекенами и музейным освещением.

Но я не тороплюсь. Рассчитываю на себя, с протянутой рукой не хожу, не хочу ни от кого зависеть. Для меня важно популяризовать это и в России, и за рубежом. Ведь очень важно, какое впечатление мы производим. Во Франции говорят: первое впечатление нельзя произвести дважды. А что касается создания музея моды, это не только проблема помещения. Главное – наличие квалифицированных научных сотрудников, которых мы еще не подготовили.

Так что, боюсь, открытие моего музея произойдет не в России. А жаль…

В Париже есть музей моды?

В Париже есть два музея моды – муниципальный Дворец Галлиера и очень интересное собрание в Национальном музее искусства моды. Я уже выставлял много моделей из моей коллекции во Дворце Галлиера во время выставки, которая называлась «Московские воспоминания». Я мечтаю создать Фонд Александра Васильева, чтобы после меня остался целостный музей и большой архив, потому что я не хотел бы, чтобы это все разлетелось по миру. Мечтаю, чтобы мои ученики и последователи смогли бы учиться воспринимать и делать очень интересные вещи. Мне нравится преподавать, нравится, что моя работа служит просветительским целям.

Есть ли у вашей коллекции предел роста?

Можно ли однажды сказать так про коллекцию музея Метрополитен, про Лувр или центр Помпиду? Тем более что моя коллекция не ограничивается временными рамками. Если бы речь шла только об историческом костюме, но я собираю и современность – например, модельер Алена Ахмадуллина подарила мне пару сапог из коллекции 2004/2005 года, которые я с удовольствием включу в свое собрание. Денис Симачев, Кирилл Гасилин, Татьяна Парфенова, Андрей Бартенев и Татьяна Котегова подарили мне свои модели. Процесс никогда не останавливается, очень многие молодые модельеры в разных странах дарят мне свои новые произведения. Я получаю дары и совершаю покупки практически каждый день.

Приобретение какой коллекционной вещи вам особенно запомнилось?

Не так давно я купил в Константинополе акварельный портрет 1839 года австро-венгерской художницы. Четыре года ходил к антиквару и смотрел на мужчину, который похож на гоголевский персонаж. Рыжий, с бакенбардами, в васильковом сюртуке, клетчатом жилете, со странным водянистым взглядом – достаточно наивным и реалистичным одновременно. Я никак не мог купить его. Когда же появилась такая возможность, я пришел в магазин, и оказалось, что в нем поменялись хозяева. Первым делом я спросил про портрет. Новая хозяйка продала мне его за треть цены. Портрет как будто меня ждал.

Старинные вещи, говорят, имеют свою особую энергетику. Вы ее ощущаете?

Я отношусь к тем людям, кого эта энергетика старины поддерживает. Знаю, что некоторые боятся старинных зеркал, потому что в них уже кто-то смотрелся, или старинных стульев, на которых люди сидели несколько веков. У меня четыре дома, все наполнены антиквариатом, а я с удовольствием имел бы и пять, и шесть домов. Дело не в стяжательстве. В каждом создаю музей, который собираюсь оставить в той стране, где он находится.

Платья из коллекции А. Васильева

У меня ведь нет прямых наследников. А коллекция моя – самая большая частная коллекция русских и западноевропейских костюмов, охватывающая три века европейской моды.

Я даже верю в то, что старинные вещи имеют душу. Ганс-Христиан Андерсен подметил это, когда рассказывал о бумажных балеринах и оловянных солдатиках. Вещи хотят оставаться с нами, приходят к нам, уходят от нас. Особенно портреты, изображения, фотографии, хотя и «многоуважаемые» шкафы тоже. Старинная мебель несет отпечаток ручного труда. Мастер вкладывал душу в каждый стул, кресло, стол.

А для меня уют, как и для каждого русского, очень важен. Я не понимаю людей, которые вкладывают большие деньги в современную мебель. Ведь, когда вещь выносят из магазина и ставят к вам в квартиру, она теряет 50 процентов стоимости. Она становится б/у. Но если у вас есть время подождать лет 200–300, то когда-нибудь и такая мебель станет антикварной.

Имеют ли вещи власть над людьми?

Конечно! Они могут любить и не любить людей. Если вещи вас не любят, они уйдут. Есть магия вещей. Они так же властны над нами, как и мы над ними.

Я уверен, что в вещах – в столах, стульях – есть души. Для меня они существа одушевленные и о многом могут рассказать. В них огромная магическая сила, особенно в портретах, миниатюрах, фотографиях.

Мода по-русски

Женщины в России одеваются продуманно, что называется – на все случаи жизни. Одежда должна идеально подходить и для главной встречи в судьбе, и для банкета, и для похорон одновременно.

Население России состоит на 60 % из женщин. Для равновесия стране не хватает 20 млн мужчин. Если исключить пенсионеров, подростков, алкоголиков, наркоманов, сексуальные меньшинства и душевнобольных, то остается совсем немного. И между женщинами идет колоссальная борьба, причем одежда помогает им соблазнять. Поэтому женщина всегда в России одета вызывающе сексуально, а мужчина, напротив, не обращает почти никакого внимания на свою внешность. Он уверен: его возьмут в любом виде.

Александр Васильев

Существует ли русская мода?

Бесспорно. Это обусловлено холодным и непостоянным российским климатом. Но самое главное – это особый стиль. Русская мода не конструктивная, а украшательская. Люди здесь обожают украшать свою одежду. Это связано с традиционно восточным представлением о внешней красоте.

В России испокон веков существовало стремление украсить одежду, скажем, золотом, камнем, другой богатой отделкой. Поэтому русские женщины очень своеобразно трактуют моду. Они считают, что чем больше цвета, отделки, украшений, чем больше крашеных завитых волос, яркого грима, чем выше у них каблуки, тем моднее они выглядят.

Это совершенно неверный подход к моде, но его никак не искоренить. Видимо, он характерен для здешней жизни. Кроме того, в России, особенно в новой России, очень необычный подход к цвету. Красный с зеленым, с оранжевым, а еще лиловый, и все с блестками. Когда всего много – значит, красиво. Никто ведь не воспитывал вкус. А государственная политика по отношению к моде была настолько жесткой, что положительных образцов просто не существовало. И сейчас я своей деятельностью стараюсь лишь привить вкус, на самых разных примерах, вовсе не утрируя ту или иную тенденцию, даю людям возможность выбирать из наиболее интересного и надеюсь пробудить отношение к моде не как к доктрине, но как к возможности выбора.

Востребованы ли национальные мотивы в российской моде?

Мода – это зеркало истории. В моде отражаются войны, космические исследования, экономические взлеты и падения, кино, личности людей, например принцесса Диана или Мэрилин Монро, и так далее. Это огромная мозаика, из нее и рождается мировая мода. Здесь нет рецепта, моду можно отнести к миру магии и волшебства. Многое зависит от атмосферы в стране, господствующих моральных ценностей. Я без конца езжу по России, часто возглавляю жюри на местных конкурсах моды, читаю лекции и могу сказать о нынешнем состоянии моды в России, что все национальное отвергнуто как ненужное. Если в советское время было засилье национального узора, кружева, вышивки, льна, то сейчас мы не найдем ни одной формы русского костюма. Скажем, о сарафане сегодня и разговор заводить не стоит: как его скроить – никто не знает, и косовороток, увы, не шьют.

На сегодняшний день в России явно сформировались два главных направления моды, они очень о многом говорят. Я определяю их как «шалашовки» и «исламистки». Что характерно для «шалашовки»? Стринги, лифчика не надо, небольшое болеро, зверский грим и сигарета. Второе направление свидетельствует о влиянии возрождающейся у нас мусульманской религии. Ситуация читается таким образом, что «шалашовки» представляют христианство, противостоя «исламисткам». И что мы видим? «Исламистки» одеты в добротные ткани, они представляют тип одалиски из гарема, которая не позволит себе ходить полуголой, как это делают «шалашовки». Тут даже не нужно задаваться вопросом: у кого моральные ценности выше? Это свидетельствует о моральной катастрофе, которую переживает сегодня Россия.

Как вы оцениваете уровень российских модельеров? Почему им так сложно завоевать международный успех и признание?

Им не хватает творческой атмосферы и вкуса. Почему мода рождается в Париже? Ведь столько городов претендует на славу модной столицы мира – Лондон, Милан, Токио, Нью-Йорк!

В Париже есть атмосфера, художественная жизнь, выставки, галереи. Там абсолютно интернациональное общество, которое подогревает модную атмосферу. Мы же варимся в собственном соку, имитируем художественную жизнь. В Москве почти нет никаких выставок, кроме отечественных. Мы ведь и на улице одеты так, что не можем восхитить воображение дизайнера, подарить ему идею. Наши дизайнеры живут по книжкам, показам fashion-TV, журналам. Они могут породить либо псевдорусский, либо псевдосоветский стиль. Пока Россия не станет более открытой страной, ничего не изменится. Художественная жизнь не знает границ, она интернациональна! Поэтому мы смотрим работы тех модельеров, которым удалось состояться за границей. Они наши, но то, что они делают там, они не смогли бы делать здесь.

На мой взгляд, в моде мы всегда были и будем потрясающими клиентами. 27 % мировых товаров класса люкс покупаются в России. Великое будущее России в том, что мы будем покупать то, что создано для нас. Кстати, так же как арабские шейхи и принцессы. Арабская культура древняя, интеллектуальная, но вы знаете хотя бы одного знаменитого арабского дизайнера? Разве что Аззедин Алайя. Больше их нет! Вот такие же аналогии напрашиваются относительно моды в России.

Мы всегда ставили себя во главу угла. Но весь XIX век мы следим за французской модой, весь XX следим за французской модой и в начале XXI ничего не изменилось! Сейчас мы создаем у себя островки Бразилии, островки Японии в виде клубов или ресторанов, но все изменится, только когда во Франции, Англии, Италии начнут создавать уголки Москвы, Сибири, Урала!

Сейчас много говорят о покорении мира русскими моделями. Ваше мнение на этот счет?

После падения Берлинской стены это было ново и интересно. Русские были модными. Появились новые звезды. И сейчас есть популярные русские девушки, например Наталья Водянова. Но они уже не пользуются такой популярностью. Бразильянки пользуются гораздо большим спросом. Сейчас очень популярны девушки из Исландии, Канады, Англии, Литвы. Проблема в том, что мы неправильно себя позиционируем. Нам хочется, чтобы в моде все смотрели только на Россию. А почему не на Украину, Казахстан или Польшу?

Каковы современные тенденции в русской моде?

В одном из прошлых сезонов в матушке-Москве мне удалось поучаствовать в работе жюри конкурса молодых модельеров и дизайнеров одежды «Экзерсис», справлявшего свой 10-й сезон. Он проходит традиционно на бывшей ВДНХ (ныне ВВЦ) в рамках 24-й федеральной ярмарки товаров и оборудования текстильной и легкой промышленности. Сама ярмарка, очевидно расчитанная на профессионалов, яркого впечатления у меня не оставила, а вот конкурс…

Разбитый ее бессменным организатором, моложавой и энергичной Верой Туговой, на две части, он состоит из нескольких номинаций – молодежная одежда, мужская одежда, деловая женская одежда и маленькое платье. Впрочем, весь небывало большой объем показов, а членам жюри, председателями которого были известный модельер Владимир Зубец и редактор журналов моды Александр Хилькевич, надо было отсмотреть за день ни много ни мало 69 коллекций, можно было бы разделить условно на коллекции прет-а-порте, более или менее стандартизированные к условиям массового производства, и вольные фантазии девушек и юношей, не ставивших себе целью коммерциализацию и производство своих шедевров.

Начну с позитивного: к началу XXI века в России уже появились молодые дизайнеры, не только хорошо следящие за тенденциями современной молодежной моды в мире, но и понимающие, как требования молодежи можно коммерциализировать, воплотить в очень простые по технологии, но экономически выгодные коллекции, вполне заслуживающие и одобрения, и тех призовых мест, которые мы им вручили. Причем часто эта молодая поросль совсем не московского разлива – в конкурсе участвовало очень много дизайнеров с Волги, Урала, Алтая и Северного Кавказа. Естественно, показаться для них в Москве не только престижно и почетно, но и очень перспективно, так как некоторые из победителей получили право стажировок на московских концернах, бывших в составе спонсоров конкурса «Экзерсис». В этом смысле надо отметить работы москвичей Сергея Михалева, Анны Шахановой и Екатерины Чебулаевой, а также Олега Самойлова из Коломны, Ольги Казаковой из Тольятти, Ольги Ерофеевой из Волгограда, Юлии Оганян из Ставрополя и Альбины Баязитовой и Айгюль Кашаповой из Казани. В их работах было немало здравого смысла, адекватных коммерческих идей, адаптированных к нашему суровому климату. В них видны и зачатки профессионализма, которым нельзя не порадоваться.

Гран-при конкурса и приз в 1000 у. е. был вручен очень талантливому дизайнеру из Москвы Руслану Гуменному за коллекцию «Казар», в которой он показал себя очень творческим скульптором неожиданных и гармоничных пропорций в женской одежде. Одновременно с этим молодежно-спортивным направлением моды в конкурсе очень назойливым образом соседствовали исконно русские тенденции на злобу дня, которые можно условно разбить на три категории, очень интересные с точки зрения социологии.

Первой и самой обширной тенденцией, проявившейся в доброй трети всех коллекций, был, конечно, Восток – нельзя забывать, что наша страна по большей части лежит в Азии. Причем Восток не только японский и китайский, но главным образом мусульманский. Молодых дизайнеров России по-прежнему очень волнует тема «одалиски в гареме». Они используют чаще всего ткани с блеском или люрексом, шьют шаровары, юбки-абажуры модели Поля Пуаре 1913 года, тюрбаны с эгретами, закрывают лицо вуалью и, разумеется, открывают голый животик. И модели эти прошли бы незамеченными в ночном клубе в Шарм-эль-Шейхе, но в Москве выглядят нарочито театрально и старомодно, по меньшей мере. Такие коллекции создала Катя Голяш из Москвы, Вера Кошкина из Королева, Анна Пискарева из Москвы и Лариса Подкопаева с Натальей Лихачевой из Старого Оскола.

Другая не менее заметная тенденция моды отражает трагедию Беслана и войну в Чечне. На подиум то и дело выходили «шахидки» в черном с поясами смертниц, соединенных проводами, особенно ярко проявившихся в коллекциях Юлии Бессоновой из Москвы и Леонида Харченко из Пятигорска.

Другой очевидной темой современной женской одежды в представлении молодых дизайнеров являются дамы древнейшей профессии, причем всех типов – от дешевых придорожных «шалашовок» до дорогих демимонденок с крупными брильянтами, микроскопической юбкой и балетным прошлым. Особенно странно подобные наряды выглядят в номинации «Женская деловая одежда Уолл-стрит».

Не лучше обстоит дело и с мужскими костюмами, вызывающими настоящую тревогу. Девушки-дизайнеры видят современного русского мужчину начала XXI века совершенно кастрированным, кукольным существом в юбках и кружевах, которого следует посадить в спальне на подушку и любоваться, словно игрушкой. Тема Верки Сердючки в мужской моде также сильна – меховые шубки и вышитые беретки, даже вуалетки, как в коллекции Лады Сысковой из Челябинска или в коллекции Юлии Захаровой из Самары. Да, в России, которая в большинстве состоит из женщин и представляет собой «бабье царство», такое отношение к мужчине явно не повысит и без того низкой рождаемости!

На этом конкурсе я сделал печальный вывод, что молодежь, воспитанная на китче современного отечественного шоу-бизнеса, имеет неважный вкус. Самым больным местом являются цвета, вернее, их сочетания, где субтильные нюансы уступают ярким, но не модным цветам.

Я замечаю и другую тенденцию в творчестве российских модельеров, особенно молодых. Для них почему-то очень важно быть моднее самых модных. Если актуальны высокие каблуки, у них они – самые высокие. Если корсеты, в России они – самые узкие. Эта гипертрофированность была и в XIX веке. Можно вспомнить старинный анекдот: «Одна купчиха пригласила к себе в гости другую и показала ей гостиный гарнитур в стиле рококо. “А мой порококистей будет”,– заметила гостья». Вот и сейчас явственно прослеживается тенденция сделать что-то чересчур, в целом характерная для русской моды. И ее главный недостаток в том, что у нас не умеют остановиться.

Чувства меры нет ни в чем. Если мы начинаем делать красное, то уже краснее этого красного не будет. Если меха, то уже сделаем такие меха, что дальше некуда. Иными словами, нет понятия элегантности, которая как раз определяется наличием чувства меры. И вообще, вопрос элегантности в России не стоит. Так же, впрочем, как и вопрос вкуса. Людям трудно понять, что хорошо, а что плохо, потому что были ликвидированы родовая аристократия и все тысячелетние традиции истории и культуры России. И поэтому воспитание вкусов, которые вырабатывались веками на генетическом и фамильном уровне, прекратилось. Сегодня мало кто может спросить свою бабушку, что хорошо или плохо, потому что бабушка сама этого не знает. И у нее хорошего вкуса нет. И даже у мамы нельзя спросить.

В чем вы видите различие между российской модой и западной?

Российская мода, несмотря на свои давние традиции, еще очень молода. У нее всего-то семнадцать лет свободного развития. И это при том, что у ее истоков были Ламанова, Экстер, Попова, Степанова, Аралова и Зайцев. Но модельеры советского времени развивались вне контекста западной моды. Тогда не было выбора журналов, модного телевидения, было запрещено «идолопоклонничество». Все боялись, что их уличат в плагиате или в преклонении перед Западом, поэтому они эмпирическим путем проводили свою линию. И иногда у них это очень хорошо получалось. Как у Вячеслава Зайцева в 60–70-е годы. Просто потрясающе!

С Вячеславом Зайцевым, 1999

Его гениальность – в том, что он так мог прочувствовать современность. А затем был период большого отставания. Сейчас оно практически сведено на нет.

Меня очень радует то, что я вижу на конкурсах молодых стилистов. Они показывают совершенно другой уровень российского моделирования. Все в курсе современных тенденций, все читают модные журналы, смотрят телевизор, владеют информацией. Часто даже педагоги знают меньше, чем их студенты. В общем, будущее русской моды мне представляется в самых радужных красках. Хотя бы потому, что в России, в отличие от Запада, пока еще почти все школы государственные. В парижский колледж с улицы можно зайти, плати деньги и будешь модельером. И неважно, есть у тебя талант, или его нет. Омские или московские студенты рисуют гораздо лучше, чем их сверстники в Париже. Их уровни даже нельзя сравнить. Еще очень важно, что в российскую моду приходит так много молодых людей. Не потому, что девушки хуже. Просто они выходят замуж и рожают детей. И это выбивает их из контекста мировой моды на несколько лет. А наверстать упущенное большинство из них не может, ведь конкуренция велика.

В то время как 90 % модельеров-юношей, как правило, не женятся.

Даже великие женщины в моде часто были одиноки и бездетны. Это особенность профессии дизайнера. Модельер имеет успех только в том случае, если он делает стиль для себя. Как, скажем, Виктория Андреянова, Татьяна Котегова, Юлия Янина, Юлия Далакян и другие. Так поступают и многие мужчины, делая женскую одежду. Когда мы смотрим на показ Гальяно, создается впечатление, что по подиуму ходят трансвеститы, а не женщины.