Беспредельная Римская империя. Пик расцвета и захват мира

Сборные конструкции Лондона

Мы добрались до конца моста и вместе с турмой входим в город. Больше всего нас поражает, что Лондон выглядит невзрачным захолустным городишком. Все дома вокруг деревянные и невысокие, не выше двух этажей. Улицы зимой грязные, а летом пыльные. По ним движутся лошади, пешеходы, повозки… Все это совсем не похоже на города из мрамора и кирпича, типичные для Средиземноморья. Действительно, здесь каменная кладка – редкость.

Всадники минуют строящийся дом и с любопытством обнаруживают, что он большей частью представляет собой сборную конструкцию из готовых блоков. Лондиниум строится с помощью хорошо знакомой нам технологии. Почти каждый дом имеет каркас из дубовых брусьев с идеально совместимыми пазами. Брусья привозят в готовом виде, и строителям остается лишь собрать конструкцию.

Система простая: вы когда-нибудь видели, как устроена приставная деревянная лестница? У нее два длинных бруса с отверстиями, куда плотно вставляются поперечины.

Так вот, стены домов Лондиниума имеют весьма похожую конструкцию. Строители кладут на землю толстый брус с заранее проделанными отверстиями, вставляют в них вертикально тонкие брусья и замыкают конструкцию сверху еще одним толстым брусом с отверстиями.

В общем, каждая стена напоминает огромную лестницу, опрокинутую одним боком на землю. Соединяя между собой несколько подобных конструкций, получают каркас дома. Затем стены заполняют кирпичами из высушенной глины или горизонтальной деревянной обрешеткой (получается что-то вроде шведской стенки), куда вплетают вязанки хвороста, не забывая оставить проемы для окон и дверей. И наконец сверху «намазывают» штукатурку.

Хитроумная система пазов в брусьях, которые позволяют соединять их по диагонали в просвете стены, придает конструкции дома прочность и надежность. Этот конструктор в стиле лего покрывается широкой крышей со многими стропилами. Бо́льшая часть кварталов римского Лондона была построена подобным образом, а-ля ИКЕА.

Но не только постройки Лондиниума поражают тридцать всадников, прибывших из Рима, но и его жители. Они белолицые, веснушчатые, белокурые или медноволосые, что типично для кельтских народов. Темная кожа и кудри встречаются редко, преимущественно среди рабов, торговцев или солдат. Обратная картина той, что мы видим в средиземноморских городах империи. Очевидный факт, но в книгах об этом не прочтешь. А здесь такое различие само бросается в глаза…

Юноша восьмидесяти лет, переживший трагедию

Лондон – совсем юный город Римской империи: ему меньше восьмидесяти лет! Поражает, насколько поздно вся Британия была присоединена к империи. Для ориентира: когда распяли Иисуса Христа, Британия была большим островом за пределами империи. Прошло еще десять лет, прежде чем Клавдий в 43 году решил захватить этот остров и устроил там исторически знаменитый D-Day, только наоборот^[6].

Римские легионы и торговцы постепенно проникли в Британию и распространились по всей территории.

Спустя несколько лет был основан Лондон (остатки деревянного дренажного канала по обочинам римской дороги указывают на 47 год как дату основания города). Немалым мужеством надо было обладать, чтобы жить в те времена в Сити: местность граничила с землями, где находились очень враждебные племена. И действительно, спустя чуть более десяти лет после своего основания Лондон был стерт с лица земли женщиной Боудиккой^[7], возглавившей объединенное войско племен, восставших против римлян.

Шел 60 год н. э., и, как рассказывает Тацит, повстанцы к тому времени уже разрушили город Камулодунум (современный Колчестер), победили один легион и двигались на Лондон. Легионеры, посланные на защиту города, были слишком немногочисленны, чтобы противостоять врагу, наступавшему большим войском, и было принято решение пожертвовать городом, чтобы спасти провинцию, – отдали приказ о стратегическом отступлении. Тацит далее пишет: «Ни мольбы, ни слезы взывавших к нему^[8] о помощи горожан не поколебали его решимости, и он подал сигнал к отступлению, взяв с собою в поход пожелавших ему сопутствовать; те, кого удержали от этого, были истреблены врагами»^[9].

Реакция римлян не заставила себя долго ждать. В крупном сражении легионы Светония разгромили восставшие племена, и Боудикка, как полагают, покончила с собой, приняв яд. Тацит говорит о 70 тысячах погибших – настоящая бойня.

Таким образом, тот Лондон, что мы видим вместе с всадниками, несмотря на свой юный возраст, уже пережил разрушение и возрождение.

Встреча с наместником провинции

Турма пересекла город и добралась до выходящего на Темзу дворца наместника провинции. На площади перед дворцом, с привычной педантичностью, всадники построились в ряды, как на перекличке в казарме: три ряда по десять, по бокам декурионы^[10].

Согласно классической военной римской иерархии, первый избранный декурион руководит двумя остальными. Именно он сейчас вместе со своим заместителем, белокурым великаном-батавом (то есть «голландцем»), направляется во дворец, у входа которого застыли в карауле двое стражников.

Представившись, он вручает начальнику охраны скрепленный печатью свиток для наместника. Ожидая приема у одного из чиновников из канцелярии наместника, он разглядывает дворец, резко контрастирующий с остальной архитектурой города.

Здание живописно красуется на берегу Темзы, располагаясь на нескольких уровнях, с длинными колоннадами, нишами, бассейнами и террасами. С того места, где он стоит, декурион может охватить взглядом только одно крыло, а с противоположной стороны, очевидно, находится другое, симметричное первому. Взгляд декуриона падает на беломраморные капители, колонны и статуи из самых знаменитых каменоломен Средиземноморья. Он прикидывает расходы на строительство такого красивого здания в столь удаленном месте.

Подобный дворец он видел только в Колонии^[11], когда служил в Германии. Это тоже был дворец наместника провинции, также располагавшийся на берегу реки, на этот раз Рейна… «Тот же архитектор или то же желание поразить?» – думает он…

Однако ход его мыслей прерывает мужчина за спиной, приветствующий декуриона ударом ступни о землю. Шум металлических нашлепок на подошвах сандалий выдает его принадлежность к воинскому сословию. Декурион оборачивается, сверкнув голубыми глазами. Это один из телохранителей наместника, он просит декуриона следовать за ним.

Войдя в тяжелые дубовые ворота, они минуют несколько изящных залов и небольших двориков. Шаги гулко отдаются в пустоте, здесь возвышаются лишь статуи императора, с фонтанчиками. В других, служебных помещениях им попадаются чиновники администрации, со свитками под мышкой.

Декурион шагает рядом с телохранителем наместника: ему неприятно идти позади него, к тому же от телохранителя несет духами. Солдат, пользующийся духами, изнеженный жизнью во дворце. Прошли времена Боудикки! В Лондоне теперь спокойно.

Двое поднимаются по широкой лестнице, на верхней площадке стражники вытягиваются по стойке смирно, приветствуя их. За ними виден большой сад, окруженный изящной колоннадой. На глаз его площадь 40 на 20 метров. В центре – длинный бассейн со скругленными бортами. Декурион замечает статуи, из которых бьет струей вода, низкую ухоженную живую изгородь и большие ниши, где расположены гроты нимф. Настоящий рай по сравнению с тем, что он видел в городе по дороге сюда.

Телохранитель знаком приказывает ему остановиться. Спиной к ним стоит человек. Он смотрит на Темзу, опершись руками о парапет. Его взгляд прикован к паруснику, входящему в порт на всех парусах. Он вздыхает и оборачивается с вопросом: «Что нового в Риме?»

Это красивый загорелый мужчина: волосы с проседью, длиннее, чем полагалось бы при его должности, усталые глаза глубоко-синего цвета. Поражает его улыбка, открытая, искренняя, со складками в уголках рта, открывающая белоснежный ряд зубов. Это Марк Аппий Брадуа, совсем недавно назначенный на эту должность. Нам он весьма напоминает актера Рекса Харрисона (исполнившего роль папы Юлия II в фильме о Микеланджело «Агония и экстаз», где художника сыграл Чарлтон Хестон). Декурион удивлен и немного смущен непосредственностью наместника, которого он встречает первый раз в жизни. Он хорошо знает, что такие люди могут быть лживыми и безжалостными. Но в данном случае он испытывает невольную симпатию к этому человеку.

Наместник Аппий Брадуа недавно прибыл в Лондон – его загар из прошлого, когда он исполнял другую должность на берегах Средиземного моря. И его ностальгия по теплым краям вся сосредоточена во взгляде, которым он следит за парусником, входящим в порт.

Он вглядывается в декуриона, потом поднимает руку: в пальцах поблескивает монета. Один из сестерциев, привезенных сюда турмой. Да нет, это именно наш сестерций! Как ему это удалось?

На мраморном столике под колоннадой декурион видит один из открытых мешков с монетами. Наместник сделал ловкий ход, приказав сдать ему причитающиеся монеты, не дожидаясь формальной процедуры передачи. На то у него и власть.

Декурион удивлен и слегка уязвлен, он понимает, что именно благодаря этой способности предвосхищать и опережать шаги противника Марк Аппий Брадуа так высоко взобрался по лестнице власти.

Наместник угадывает настроение декуриона и щелкает пальцами, чтобы подали два кубка вина. Формальности отброшены. Наместник попросту, без условностей этикета, беседует с декурионом, выслушивает римские новости о дворе, о важных персонах, а также интересуется настроениями на римских улочках, в Большом цирке и по пути в Лондон. Во время беседы он крутит в пальцах сестерций, часто подносит его к лицу и рассеянно стучит им по губе.

В конце разговора он взглядывает декуриону в глаза, раскрывает его ладонь, кладет в нее сестерций и снова закрывает, сверкнув белоснежной средиземноморской улыбкой: «В память о нашей встрече». Затем отворачивается и вновь погружается в созерцание парусника. Паруса сложены, началась разгрузка товара.

Декурион уходит в сопровождении все того же надушенного телохранителя. На выходе из сада он бросает взгляд на сестерций, лежащий на его ладони. Что-то он тяжеловат для бронзовой монеты… И действительно, он не один. Наместник дал ему еще и серебряную медаль с символическим изображением победы. Очередной «трюк» этого удивительного человека. Улыбнувшись, декурион спускается по лестнице.

Когда Сити был городом Дикого Запада

Тридцать всадников расположились на ночлег в форте Лондиниума, в северной части города. В мирное время он не столько служит для защиты, сколько используется для размещения войск.

Наконец-то настало время заслуженного отдыха в термах. Здание терм одно из немногих больших строений в городе, оно выстроено на берегу Темзы в долине, где состоялась встреча с наместником.

Лучшее время для посещения терм – обеденное, когда вода, как все говорят, самая горячая. Накупавшись и насладившись массажем, многие воины направляются в бордели на поиски любовных приключений.

А старший декурион вместе со своими двумя коллегами решает совершить прогулку по будущему кварталу Сити.

После роскоши дворца наместника и гидравлического совершенства терм город представляется им весьма неказистым. Он очень напоминает поселения… Дикого Запада.

И это не случайный пример, ведь как европейские переселенцы продвигались на запад на Североамериканском континенте, так же и римляне движутся по Европе, постепенно перемещаясь… к западу. А Британия – одна из точек «дальнего» Запада… поистине «Far West».

И точно так же, как первые привезли с собой в земли индейцев технический прогресс, городскую культуру и образ жизни, характерные для западной цивилизации XVIII–XIX веков, римляне распространили свою культуру в землях галлов, британцев и германцев. Со схожими в целом проблемами и их решениями.

Лондиниум эпохи Траяна действительно во многих деталях напоминает те самые городки Запада: помимо деревянных домиков, здесь есть магазинчики, где торгуют всем понемногу, как в поселковых лавочках первопоселенцев. Имеются трактиры, где можно пригласить в номера девушек, прислуживающих за столиками. Изобилуют конюшни и кузницы, цирюльники при случае могут и зуб вырвать, а порой улицу переходит «индеец»-кельт, украшенный символами своей культуры: татуировкой и узорами своего племени, вместо туники – рубаха и штаны в клетку, как на пледе.

Поражает мысль, что здесь через две тысячи лет будут сновать деловые люди в котелках, знаменитые черные такси, красные двухэтажные автобусы и «роллс-ройсы» банкиров… На фоне высоченных стеклянных небоскребов…

А пока что стекло редкость. И хотя Лондон стал столицей Британии, одной из сорока пяти провинций империи Траяна, застекленные окна – роскошь, которую не многие могут себе позволить: стекло все еще слишком дорогое удовольствие в этих удаленных местах.

Прогулка по Сити: самая древняя стиральная машина?

Один из трех декурионов остановился купить великолепный торквес^[12], нагрудное украшение кельтских воинов в форме подковы, которое предлагает ему бродячий торговец вместе с другими изделиями из бронзы и железа, среди которых прекрасный погнутый кинжал, – все они явно происходят из разграбленного захоронения: мечи и кинжалы покойника сгибались, чтобы ими нельзя было больше пользоваться.

Другие декурионы, дожидаясь товарища, заглядывают в дверь, из-за которой слышны странный шум воды, скрежет ржавого металла и скрип дерева. Внутри темно, можно лишь догадываться, что помещение очень просторное. Скоро глаза привыкают к темноте, и декурионы видят происходящее: с одной стороны много маленьких ванн, а с другой – людей, движущихся как бы в замедленном ритме, при слабом свете фонарей. Это рабы, они медленно шагают внутри двух деревянных колес, похожих на беличьи колеса в клетках, только эти колеса – по три метра в диаметре!

Вращаясь, они приводят в движение другие колеса, меньше размером, которые тянут вверх длинные цепи с ведрами, полными воды. Так извлекается вода из колодцев пятиметровой глубины. Движение никогда не прекращается, потому что цепи, как в наших велосипедах, образуют замкнутое кольцо, вращающееся бесконечно… Зачем все это нужно?

Декурионы, стоящие на пороге этого странного места, тоже озадачены.

Мальчик-раб почтительно просит их дать ему пройти. В руках у него кучка грязной одежды. Двое провожают его взглядом. Он опрокидывает свой груз в одну из ванн. Декурионы понимают, что перед ними – огромная прачечная. Никто из них никогда не видел подобного. Даже в современную эпоху это место вызывает большое любопытство.

Когда несколько английских археологов объявили об открытии этого удивительного места, в сентябре 2001 года, многие окрестили его «самой древней стиральной машиной в истории». Несмотря на свою некоторую громоздкость, она была способна удовлетворить потребности тысяч лондонцев римской эпохи…

Однако не все с этим согласны. И действительно, какой смысл было изобретать «стиральную машину» в эпоху, когда имелись тысячи рабов, готовых выполнить эту работу? Впрочем, и сегодня, несмотря на почти повсеместную электрификацию, вдоль берегов многих рек Индии или Пакистана можно видеть сотни прачек за работой, целый день под палящим солнцем стирающих одежду. Я слышал, что, если у них спрашивают мнение о стиральных машинах, они отвечают, пожав плечами, что у этих машин нет будущего…

Поэтому не исключено, что это странное место на самом деле использовалось для выделки шкур, – подобные ему сооружения со многими емкостями мы можем видеть в наши дни в Марракеше^[13]. По одной недавней гипотезе, водяное колесо, возможно, служило иной цели: снабжать город водой. С того места, откуда мы смотрим, понять это невозможно. Слишком темно, да и расстояние большое. Мы только знаем, что перед нами удивительное техническое сооружение.

Наши изобретения? На самом деле их придумали римляне…

Тем не менее идея стиральной машины весьма заманчива. Так какие же изобретения или привычные действия, которые мы считаем принадлежностью современной эпохи, на самом деле восходят к древним римлянам?

Их целое множество, от букв, которые мы используем в наших компьютерах, до законов, образующих наши правовые кодексы, – всего не перечислишь.

Вот только некоторые, и, возможно, они вас удивят: бикини, носки, ветчина, подшипник, свечи, шкив, игра в стеклянные шарики, вареная колбаса и колбаски для барбекю, ножницы, обогрев помещений (термы), предвыборные плакаты, винтовой пресс, печенье «хворост» (frictiliae), которое мы едим во время карнавала, бетон, канализация, щипцы для горячей завивки волос, увеличительная линза…

Даже названия дней недели^[14], восходящие к именам семи планет, уже известных в античную эпоху, придуманы римлянами. Суббота и воскресенье – названия, введенные после распространения христианства (при этом воскресенье назначено выходным днем еще по решению римских императоров). Когда-то эти два дня были посвящены Сатурну и Солнцу. В английском языке так и осталось, эти дни называют Saturday и Sunday.

Надо сказать все же, что некоторые из этих изобретений не совсем римские: на самом деле они были задуманы в еще более древние времена. Но римляне восприняли их, видоизменили и придали гораздо бо́льшую эффективность в использовании, актуальном и по сей день.

Пример – линза для очков. Уже в Древней Греции были знакомы с линзами, но применяли только для разжигания огня с помощью солнечных лучей.

Римляне первыми стали употреблять их для усиления зрения. Плиний Старший, в частности, утверждает, что Нерон использовал драгоценный камень вогнутой формы (возможно, изумруд), чтобы лучше разглядеть гладиаторские бои. Многие полагали, что он таким образом корректировал свою близорукость. Но до первых очков придется ждать больше тысячи лет: они появятся лишь в конце восемнадцатого столетия, в эпоху Средневековья, и будут изобретены… итальянцами.

Среди изобретений римлян, которыми мы пользуемся до сих пор, не только предметы, но и распространенные приметы и суеверия. Например, про рассыпанную по столу соль (и разлитое масло, добавили бы римляне). Происхождение этого поверья весьма прагматично: во времена римлян соль стоила немалых денег.

Раб, купивший себе раба

Какова численность населения Лондиниума? Трудно сказать. Полагают, что в 60 году н. э. там было от пяти до десяти тысяч жителей. Теперь же, при Траяне, их, должно быть, уже около 20 тысяч. Состав населения – как в странах третьего мира: детей много, стариков мало.

В самом деле, в Лондоне римского времени, как и во многих других городах империи, чуть ли не половина рождающихся умирает, так и не став взрослыми. И только четверть населения доживает до старости. Причем под «старостью» не стоит подразумевать невероятные цифры прожитых лет: римлянин, преодолевший сорок лет, уже вступает в преклонный возраст…

Три декуриона продолжают путь. На них натыкается смеющаяся парочка. Она – почти девочка. Пара выглядит необычно. При столкновении падает вощеная табличка. Один из декурионов подбирает ее и раскрывает. Потом показывает двум своим товарищам и произносит вслух написанные в ней имена: Вегет и Фортуната. Те ошеломленно оборачиваются и, испугавшись трех военных, возвращаются.

Упавшая табличка – договор о покупке… девицы! Она – рабыня, а человек, который держит девушку за руку, только что ее приобрел.

Табличку нашли археологи (датировали 80–120 годами н. э., как раз наша эпоха), и она окажется настоящим сюрпризом для ученых. Из договора мы узнаем, что Вегет приобрел Фортунату за 600 денариев (сумма примерно соответствует 4800 евро).

Но можно прочесть там и еще кое-что любопытное: сам Вегет тоже является рабом-«помощником» некоего Монтана. Который также раб великого императора (то есть государственный раб, занятый в администрации или на общественных работах). Удивителен этот документ тем, что показывает три различных уровня рабства, что говорит о сложной и разветвленной организации тогдашнего общества.

Действительно, как мы обнаружим во время нашего путешествия, существует много различных категорий рабов: от самых простых и забитых, работающих в деревне, до тех, с которыми обращаются очень хорошо благодаря их учености и воспитанию. Последние заняты делами, требующими внимания и щепетильности, в администрации или в домах богачей. Очевидно, они (как, например, Монтан) могут заводить себе помощников (Вегет), которым иногда удается скопить деньжат на покупку рабыни (Фортуната).

Мы не знаем, какое применение он найдет для этой рабыни, но хочется верить, особенно учитывая выложенную круглую сумму, что этот эпизод является счастливым окончанием истории любви и рабу наконец-то удастся заключить в свои объятия любимую женщину, выкупленную им у ее хозяина. Бывает и такое в римскую эпоху…