Анна Берсенева

Анна Берсенева

подписчиков
Анна Берсенева – это псевдоним писательницы Татьяны Александровны Сотниковой. Она работает в жанре интеллектуальной прозы и любовных романов... Подробнее

Все книги автора

Без серии
Лучший отзыв
Г
26 декабря 2020, 19:22Галина Долганина (Тиханова)

Я много лет читала книги А.Берсеневой, нет не читала, жила с ними, в них. Умные увлекательные сюжеты,сильные чувства, прекрасный слог, действительно как написано на обложке «изящная словесность»! Читаешь книгу, а как будто с умной подружкой разговариваешь, настолько близкой, что и лишних слов не нужно для понимания. Приобретала все, следила за новинками. Любимые трилогии «Три сестры» и «Уроки зависти», могу читать их бесконечно, и каждый раз открываю для себя, в себе новые чувства, новое видение жизни не только героев, но и жизни «вообще…», «Ответный темперамент» читала не менее десяти раз . Однако последние романы очень разочаровали , слишком политизированы «Крым, Донбасс, Сирия…», в «Алмазе Авроры» ни одна сюжетная линия не раскрыта полностью, как это было раньше, зато постоянное негативное упоминание о том, « в какой стране мы живем» – «быдло», конечно я утрирую, госпожа Сотникова другие термины употребляет, но от этого нехороший осадок не меньше. Но и упоминания «Крым, Донбасс, Сирия…» тоже осторожно, вскользь – то ли боится разочаровать читателей , то ли с оглядкой на другие органы с цензурой. Жаль потраченных денег на последние две книги – «Алмаз Авроры» и «Созвездие Стрельца», а книги сейчас недешевы. Цитирую со страницы автора: «Анна Берсенева считает себя беллетристом, пишущим женские романы („беллетристические романсы“, как она их называет)». Очень жаль, полное разочарование.

Пожаловаться+16
Оставить отзыв
Отзывы (9)
Т
23 июля 2019, 12:28Татьяна Черенкова

Я очень люблю книги Анны Берсеневой,некоторые перечитываю время от времени.Сама «запойный» читатель в настоящее время легкой литературы (видимо сказалось наша задавленность в детстве и юности доступностью только классики),но считаю, что творчество Анны где то на грани этой легкости,когда перечитываешь и смакуешь заново-там такие глубины нашего «российского» бытия всплывают,такая проекция национальных традиций (не обязательно русских) в казалось бы легком современном сюжете! Я когда читала «Ренату Флори» просто испытывала какой-то эстетический восторг от одновременно и камерности сюжета (все же сдержанная и внутренне спокойная героиня и неброские ее поступки) с одной стороны и рассказанной нам глубины подводных течений в тесной компании ограниченной зимней компании на дачах Комсостава .И разговоры кажется ни о чем, и неспешные обыденные развлечения,а выливаются и в драму ,и в последующие любовные отношения героев.Прочитав интервью,немного не согласна ,вернее так -не раскрыт вопрос (– А разве плохо, когда писатель актуализирует какую-то проблему, а потом, пользуясь преимуществами жанра, пытается доказать справедливость своего мнения по этому поводу?) авторского мнения и взглядов,я сейчас о текущих событиях,современных,"злобы дня" сегодняшнего.Мне кажется что Анна УЖЕ такого масштаба и таланта писатель,когда ее собственное мнение и взгляды должны трансформироваться в какие то масштабные,общие ценности (как у Льва Толстого-это ехидная ,но не обидная реплика на цитату из интервью),Это я чувствовала когда читала и серию Ермоловы и о семье Ломоносовых,а вот последние книги О подругах с нашего двора и Вокзал Виктория,и Женщины да Винчи как то насторожили с этой точки зрения .Захотелось «отдохнуть» от автора что ли,вернее от новых книг,потому что эта «злоба дня» какой то отблеск на уже историю нашей страны стала давать.Вот такое ощущение!

Пожаловаться+9
О
25 сентября 2022, 19:37Ольга Денисова

Мне очень нравились книги этого писателя, но сегодня я наткнулась на её телеграмм канал и ужаснулась. Она оправдывает украинский фашизм и уговаривает наших мужчин добровольно сдаваться в плен. Я в шоке, как это можно? Я знаю что творится на Украине, в Прибалтике, в Европе не по наслышке, у меня много родни разных национальностей и живут они по всему миру, вплоть до Америки. У меня в голове не укладывается, что человек, женщина, живущая в России, пишет такие ужасные вещи.

полнейшее разочарование и недоумение. Читать её больше не могу.

Пожаловаться+7
В
25 июня 2008, 10:48Владимир Чернец

АННА БЕРСЕНЕВА: Всегда хочу что-то понять и в чем-то разобраться

Татьяна Сотникова преподает в Литературном институте им. Горького, доцент, кандидат филологических наук, литературный критик... Анна Берсенева пишет романы-саги о жизни и судьбах российских семей, издается в крупнейшем российском издательстве, постоянно встречается с читателями. Кому из них интересней в жизни? Сотниковой-критику или Берсеневой-писателю? И не страдает ли Татьяна Сотникова раздвоением личности, когда приходится писать романы под псевдонимом?


- Вопрос первый, простите, в лоб. Кто «виноват» в том, что в российской беллетристике появился писатель Анна Берсенева? Кто тому пособствовал?

- Родители. Семья. Я росла среди любящих людей, которые все делали для того, чтобы я смогла максимально реализовать все свои способности. Только сейчас я по-настоящему понимаю, как ненатужно, неспециально, а совершенно естественно это делалось. Мои родители инженеры, бабушка была бухгалтером. В семье не было людей, которые занимались бы искусством, но всегда было глубокое уважение к культуре. Одно из первых моих воспоминаний: бабушка мне читает… Я рано начала читать сама и до сих пор не утратила интереса к этому занятию. С детства меня водили по театрам и музеям, я занималась в театральной студии. Помню, когда мне было 8 лет, папа повез меня из Минска, где мы жили, в Ленинград. Мы с ним целыми днями ходили по городу, стояли в бесконечных очередях в музеи, ездили в прекрасные питерские пригороды. Помню дух заватывающее впечатление от Царскосельского Лицея… В магазин мы тогда не зашли ни разу. И это происходило не от презрения к быту – наоборот, наша домашняя жизнь всегда была налажена уютно и красиво, - а потому, что была четко выстроена иерархия ценностей. С тех пор я не сомневаюсь в том, кто такие интеллигенты – это те, для кого несомненен приоритет духовных ценностей над материальными. Родители меня всегда настраивали на то, чтобы у меня была интересная и яркая жизнь. Благодаря им я с раннего детства знала, что должна найти работу по призванию, то есть должна понять, в чем оно для меня состоит.


- А как развивались ваши литературные наклонности?

- Когда была маленькая, вечно выдумывала какие-то истории и рассказывала их. Сначала про принцев и принцесс, потом на более реалистические темы. Во дворе собиралась толпа слушателей, а я рассказывала. Мы даже ставили спектакли по этим историям. Наверное, писателем я захотела стать именно тогда. Но когда пришло время поступать в институт, я поступила на журналистику и о писательстве думать перестала. И чем взрослее становилась, тем отчетливее понимала: литература – это не то легкое выдумывание историй, которым я с таким удовольствием занималась в детстве. Когда я вышла замуж за Владимира Сотникова – а он писатель настоящий, - то понимание это укрепилось окончательно.


- Но ведь есть легкие жанры…

- Тогда я не подозревала о существовании беллетристики. Да в Советском Союзе ее в общем-то и не было. Вернее, она официально шла по разряду литературы. Только это была плохая литература. И понимающие люди знали, что литература – это Андрей Платонов, а беллетристика – это какая-нибудь лауреатская книжка под названием «Семья Рубанюк».


- Можете вспомнить яркие факты своей биографии? Какие из них потом стали определяющими в творчестве?

- Мне кажется, моя жизнь всегда состояла из ярких событий. Пожалуй, определяющим стал переезд в Москву в 1985 году. Приехала я сюда вслед за мужем, который поступил в Литинститут, в семинар Владимира Маканина. И оказалась совсем в другой действительности. Абсолютно. Динамика, какой-то драйв другой. И тогда же я почувствовала невероятную жесткость здешней жизни. Я ведь была девочка из хорошей семьи, выросла в атмосфере всеобщей доброжелательности. Московский стиль жизни оказался контрастным, шокирующим: обнаженность и часто безжалостность отношений, очень жесткие требования к человеку, решившему реализовать свои возможности… И вместе с тем – захватывающий ритм, интересное общение, свобода быть самим собой, делать то, на что ты способен, к чему призван. Год я жила в Москве на птичьих правах, что было крайне тяжело во всех отношениях. Если бы муж меня тогда не подбадривал, не верил бы, что все у меня получится, да и просто не работал бы одновременно с учебой ради того, чтобы я могла реализовать свои желания и планы, - я просто не выдержала бы этого. К тому же с двухлетним ребенком… А потом я поступила в аспирантуру Литинститута. Все это было серьезным и переломным этапом жизни. А значит, повлияло и на творчество, о котором я, впрочем, тогда еще не думала.


- У вас есть враги? Может, вам их хочется наказать в своих книгах?

- Надеюсь, у меня нет врагов. Я отношусь к людям очень терпимо. Конечно, до определенного предела. А уж заниматься в книгах какой-то жалкой местью мне точно не хочется.


- Можно ли этим объяснить какую-то сдержанную умиротворенность ваших романов? В них нет ярко выраженных отрицательных персонажей, которые бы горели злобой к хорошим. И нет таких хороших, которые бы рвались драться с плохими. Или вы тут ни при чем, а просто такие требования жанра?

- Все-таки мне не кажется, что мои герои представляют собою вялые сгустки манной каши. У меня нет опереточных злодеев, это правда. И с кинжалом из-за угла «хорошие» на «плохих» не бросаются. Но страсти у героев, по-моему, кипят нешуточные.


- Кого или чего вы не любите? И за что?

- Не терплю человеческую зависть, не общаюсь с завистливыми людьми.


- А вам завидуют? Чему именно?

- Да чему обычно завидуют? Хорошей семье. Независимости характера. Успехам, популярности.


- Вам часто приходится сталкиваться с завистью к вашим успехам?

- Как я уже сказала, стараюсь не общаться с людьми, которым присуще это качество. Но иногда приходится поневоле. Лет пятнадцать назад ректором Литинститута стал писатель Есин. А меня тогда как раз пригласили на стажировку в Кельнский университет – закончить работу над диссертацией и заодно пройти медицинскую реабилитацию после автокатастрофы, в которую я незадолго до этого попала. Я по тогдашней своей наивности и не подозревала, что такое приглашение может вызывать у коллег не только радость за меня. Тем более что до этого ректором был Евгений Юрьевич Сидоров, порядочнейший человек, который всегда помогал в очень трудных ситуациях и мне, и мужу и которому мы на всю жизнь благодарны. И когда новоявленный ректор заявил, что не разрешает мне ехать, а на мой вопрос: «Почему?» - ответил: «Да если б я захотел, то таких приглашений сто штук мог бы получить!» - это привело меня в оторопь. Я - девчонка-аспирантка, а он - маститый писатель… В Кельн я тогда все-таки поехала, но не благодаря ректору, а благодаря мужу, который остался с детьми, в том числе с годовалым младшим сыном. А в институте я просто написала заявление на декретный отпуск. Но уж по возвращении испытала все радости расплаты за этот поступок. Ректор старался выдавить меня из коллектива, не стеснялся изощренными способами выселять из общежития, несмотря на многие мои проблемы и наличие двух маленьких детей… Это была крайне тяжелая история, о которой мне и сейчас нелегко вспоминать. Одно в ней было хорошо: у меня появился тяжело заработанный опыт социального поведения.


- Если бы не писателем, то кем бы вы стали?

- Я об этом думала в 90-е годы, когда действительность многих подталкивала искать пути выживания. У меня тогда было много предложений, и очень серьезных: заняться политическим пиаром, менеджментом в области культуры. И я знала, что у меня есть все способности для того, чтобы добиться успеха в этих сферах. Но к тому времени я уже начала писать беллетристику. И поняла, что занятие это мне дорого. Так что выбор «беллетристической участи» был вполне сознательным. И отказ ради нее от многих заманчивых возможностей – тоже.


- А если бы первые книги не получились? Ну, не стали бы их покупать? Писали бы в стол?

- Трудно рассуждать об этом гипотетически. Возможно, осталась бы литературным критиком, ведь именно это было моим основным занятием до того, как я начала писать романы. Сидела бы сейчас в жюри престижных премий, интриговала бы (смеется), навязывала бы свое высокое мнение, кому, как и о чем следует писать… Но после того как попробуешь создавать живой мир силой своего воображения, все эти вещи кажутся такой ерундой, что просто непонятно, зачем на это растрачивать жизнь. Недавно у меня была в этой связи интересная история. По моей трилогии «Ермоловы» начали снимать фильм, к которому я написала сценарий. Происходило это в Крыму, съемки масштабные, потому что действие происходит на протяжении целого века и в фильме (это художник по гриму мне сообщила) 221 персонаж. Ко мне тогда подошла женщина-костюмер и сказала: «Как удивительно! Фантазия одного человека привела в движение такое количество людей, заставила нас всех жить общей жизнью. Ведь это чудо!». Это и правда чудо, и в этом есть для меня такой восторг, который ни на что не хотелось бы променять.


- Вы сейчас продолжаете преподавать в Литературном институте. Зачем? Не хватает денег, или есть какой-то драйв, который поддерживает вас в писательской форме?

- Ну уж вуз точно не то место, где следует искать денег! Да и моя писательская форма от преподавания не зависит. Просто я люблю работать с молодыми талантливыми людьми. Мне радостно, что они есть в современной нашей жизни, которая не располагает к творчеству. И радостно, что – я это вижу по их реакции – они получают от общения со мной удовольствие и пользу.


- Как все началось? Как появилась первая книга?

- Все началось смешнейшим образом. 1994 год. Зарплата в Литературном институте чисто символическая. Все ищут способы заработать. И тут наши с мужем знакомые «литературные пираты» предложили мне написать роман по фильму, то есть сделать этакую экранизацию наоборот. И предложили, к счастью, не бразильский сериал, а фильм Трюффо «Соседка», невероятную по красоте историю, в которой играют Фанни Ардан и Жерар Депардье. Ее нужно было не просто написать в виде книги в 450 страниц, а перенести на русскую почву. Как это сделать, я совершенно не понимала. Но мне повезло: композиция этой картины построена блестяще, причем не только для фильма, но и для книги. Сначала я это кино просто переписала по кадрам. Как сейчас понимаю, составила поэпизодный план. И сразу увидела, где должен быть диалог, где размышления героя или авторское описание, а где решительный поступок. Я написала роман, получила огромное удовольствие от этого занятия и отдала текст «пиратам». Но книгу так и не увидела.


- Почему?

- Потому что мои «пираты» разорились. А у меня полетел жесткий диск в компьютере, так что даже текста не осталось.


- Книга получилась такой сильной? Ударила по пиратству?

- Да нет, просто сколько таких фирмочек тогда было и что с ними стало! Зато после этого ко мне пришло некоторое понимание работы беллетриста. И я спросила, но уже не у «пиратов», а у издательства «Эксмо»: не надо ли вам что-нибудь написать? Оказалось, надо - любовный роман. Мне, подкованной в литературоведческом отношении, нужна была методика этого процесса. Я пошла и купила фундаментальное исследование «Любовный роман на российском книжном рынке». И, ознакомившись с законами жанра, поняла, что любовных романов не буду писать никогда. Мне просто неинтересно было придерживаться этих законов. И неинтересны были классики жанра Даниэла Стил или Барбара Картленд.


- Но ведь они так популярны в России…

- Да, но именно потому, что читатель себе говорит: это о жизни и любви «не у нас». И подсознательно допускает, что штампы, на которых строится любовный роман, в том «ненашем» пространстве действительно работают. Стоит перенести эти штампы – а без них получится уже не любовный роман, а нечто совсем другое – на отечественную почву, читательская реакция будет иной.


- Вы отказались от заказа «Эксмо»?

- Да нет, к счастью, издатели не настаивали, чтобы я придерживалась какой-то жесткой конструкции. Меня просто попросили написать историю про Золушку. Правда, предложили, чтобы она была лимитчицей. Гастарбайтершей, по-нынешнему. Но я сказала, что лимитчицей героиня быть не должна, иначе получится либо чернуха, которую издатели публиковать не захотят, либо вранье, которое я не захочу писать. Я придумала иную историю появления героини в Москве. И написала книжку под названием «Ядовитые цветы», которая разошлась моментально и сейчас продолжает переиздаваться. Затем написала продолжение. А потом мне стало как-то очень и очень интересно... Третья книга, «Слабости сильной женщины», по которой сейчас вышел фильм, увлекла меня так невероятно, что я уже не могла не писать.


- А были и другие занятия? Было из чего выбирать?

- В то время я уже защитила диссертацию, написала массу различных статей в разные издания, статьи для энциклопедических справочников, преподавала в Литинституте… Но по сравнению с придуманной историей о девушке, которая круто переменила свою жизнь, все остальные занятия в моей жизни поблекли. Я поняла, что они не вызывают во мне такого воодушевления, как работа над книгой.


- Вы чувствуете своего читателя? Знаете его? И вообще, для кого вы пишете? Для себя или для него?

- Единственный читатель, на которого я ориентируюсь, когда пишу, это я сама. Не из снобизма, а потому, что иначе невозможно. Невозможно писать то, что тебе самой неинтересно будет читать. Ну, а уж потом, когда книга написана, я начинаю оценивать ее и понимать, какому другому читателю она будет интересна. Какой женщине или какому мужчине, какого возраста, какой профессии... То есть я начинаю смотреть на свою книгу отвлеченно, как будто не сама ее написала.


- И так поступают все писатели?

- Нет, не все.


- А это хорошо или плохо?

- Это не говорит ни о чем. Просто у меня такая особенность: могу увидеть свои книги «не своими глазами». Но только после того, как они уже написаны.


- Не возникает ли у вас желания чему-то научить читателя, что-то ему доказать, что-то в нем воспитать?

- Нет! Есть желание самой что-то понять и в чем-то разобраться. Моя книга - это разговор даже не с читателем, а с собой.


- А разве плохо, когда писатель актуализирует какую-то проблему, а потом, пользуясь преимуществами жанра, пытается доказать справедливость своего мнения по этому поводу?

- Для того чтобы это было неплохо, он должен быть писателем масштаба Толстого. Тогда даже проповедь становится явлением искусства. А для беллетриста это плохо. Когда беллетрист начинает учить жизни - пропади он пропадом! Для этого другие книжки есть.


- Вам не кажется, что вы урезаете возможности беллетристов? Особенно если их читают миллионы и по их книгам живут целые слои населения…

- Если беллетристы хотят учить жизни, пусть попробуют себя в другом жанре. Хотя вкладывать в роман свою точку зрения и свой личный опыт никто ведь не запрещает. Но это хорошо, когда происходит спонтанно, в той или иной сюжетной ситуации, ради развития характеров героев, развития событий. А не из-за первоначально поставленной себе автором задачи кому-то на что-то раскрыть глаза.


- Писательская слава. Какова она?

- Мне с детства бабушка, папа, мама говорили: ты должна реализовать свои способности так, чтобы твоя жизнь была яркой и насыщенной. И никто никогда не говорил мне: с помощью своих способностей ты должна достичь славы. Наверное, я хорошо это усвоила. Если плоды работы приносят известность, то это приятно, но стремление к славе ради нее самой… У меня нет такой потребности. Абсолютно.


- А с популярностью не растет тяжесть ответственности за качество своих произведений? Не возникает ли страхов опозориться перед читателями и потерять эту популярность?

- Страх за качество растет с количеством написанных произведений. Но популярность здесь ни при чем. У меня первые книги появились спонтанно, на одном дыхании. А вот потом становится страшно, что начнешь писать по накатанному, потеряешь способность создавать новое. Важно, чтобы каждая книга была как первая, чтобы она тебя вдохновляла.


- Откуда берется вдохновение?

- Не знаю. Во всяком случае, я его не жду, а начинаю писать, подчиняясь замыслу. Потом оно приходит.


- Тяжело начинать книгу?

- Тяжело. Очень тяжело.


- А заканчивать?

- Легко. Правда, по окончании чувствуешь себя выжатым лимоном.


- Это из-за особенностей жанра?

- Нет, это особенность работы. Вначале, когда герои еще не определены, много вопросов. Как раскроются их характеры? Как они поведут себя в той или иной ситуации? Что с ними будет происходить дальше? Чем ближе к финалу, тем все это понятнее. Я в героев вживаюсь, и они действуют сами, я только помогаю им это делать.


- А в детективном жанре? Ведь там вся соль в концовке. Значит и к концу сложнее…

- Мне трудно ответить с уверенностью, потому что я не пишу в детективном жанре. Но, наверное, алгоритм тот же. Во всяком случае, когда я читаю хорошие детективы, то чувствую, что авторское воодушевление растет к финалу.


- Издательства заинтересованы в создании книжных серий. Скажите как литературный критик или как писатель, сколько книг с одним главным героем должно быть, чтобы писатель не стал жертвой собственных штампов и не стал утомлять однообразием читателей?

- Мне кажется, литературный герой может жить, пока не надоест своему создателю. Сколько книжек у Агаты Кристи связано с Эркюлем Пуаро или с мисс Марпл? Или вот у современного автора детективов, Татьяны Степановой, которую я с удовольствием читаю, на протяжении десяти с лишним книг действуют одни и те же герои, но при этом они не надоедают, потому что интересны автору. А значит, и читателю.


- А ваш предел?

- Заранее я его себе не устанавливаю. Но, перечитывая уже написанное, вижу, что у меня на каждого главного героя обычно приходится по одной книге. Правда, герои продолжают жить в других книгах серии (точнее, книжного цикла, так как серия, по-моему, скорее издательский термин, в ней могут выходить книги разных авторов), но там они уже становятся персонажами второго плана. Однако бывают и более причудливые конструкции. Например, в «Капитанских детях» пять книг. Первая книга о старшей дочери семьи Гриневых. Вторая - о сыне. Третья – продолжение историй старшей дочери, сына и тех людей, с которыми они оказались связаны. Четвертая книга – о человеке, который станет главным в жизни младшей дочери Гриневых. И пятая – о его взаимоотношениях с этой самой младшей дочерью.


- А как добиться того, чтобы герои не надоели автору?

- Если бы знать! Это для всех камень преткновения. Кто-то играет временами – из истории в современность - как, например, Акунин. Кто-то время от времени меняет жанр – например, Маринина. Писатель приходит в ужас от мысли, что ему надоест этим заниматься.


- Законы популярности и законы творчества. Как себя настроить, если требования читательского спроса не соответствуют требованиям писательского вдохновения? Например, когда издатель задает определенный ритм выпуска произведений, а это противоречит внутренней готовности. Или если писателю говорят, что ради популярности ему надо создавать нового героя по каким-то новым требованиям читателя.

- По-моему, в таком случае лучше поискать нового читателя. Или издателя. Невозможно написать то, что ты не хочешь писать, даже если взамен тебе кто-то гарантирует медные трубы. Да и не будет в таком случае никаких медных труб, это абсолютный обман. Популярность приобретается только на писательском воодушевлении. Здесь никого нельзя обмануть и незачем с кем-то советоваться.


- Какие задачи вы себе ставите перед тем как сесть за стол?

- «Я хочу написать о том, как…» – примерно так звучит первая мысль. Например, когда я начинала писать последнюю книгу своей новой трилогии, то сказала себе: хочу написать о том, как человек понимает, что для него потеряло смысл все, чем он жил до сих пор. Что происходит, когда молодость больше «не вывозит»? Чем жить, на что опираться? Эта книга скоро выйдет, она называется «Азарт среднего возраста».


- Как вы эту тему нашли?

- Я ее не искала, она появилась сама собой. В первой книге этой трилогии, «Нью-Йорк - Москва – любовь», главной была другая мысль: что ведет человека по жизни? Что заставляет его совершать поступки, которые он должен и призван совершить, даже если они идут вопреки логике и здравому смыслу?


- То есть в основе книги обычно лежит только общая тема и риторический вопрос?

- Я не назвала бы это риторическим вопросом. И даже темой не назвала бы. Наверное, это тип замысла. Сначала для меня делается отчетливой какая-то мысль, а потом она начинает воплощаться в характерах и ситуациях, диктует логику развития сюжета. Например, в «Антистерве» (это вторая книга трилогии «Ермоловы») в основе всего, что происходит с героиней, лежит фраза, которую она впервые слышит в детстве от своего отца: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Девочка даже и не знает, что это фраза из Евангелия, но подсознательно подчиняет ей всю свою жизнь. Потому и отказывается от многих удовольствий, которые могла бы получить, если бы развила в себе способность быть блистательной стервой.


- То есть вы берете за основу какую-то истину и прикладываете ее к реалиям времени и людям?

- Да, именно так. Только не истину – истины никто не знает, в том числе и я, - а основу для размышлений и поступков героев.


- Каково им с такой основой жить? И чего она сегодня стоит?

- А вот это уж пусть они сами решают, мои герои. Именно для того, чтобы они для себя решили, есть ли незыблемые основы в современной жизни, я их и придумываю. Они ведь для меня живее многих живых, эти фантомы моего воображения. Помню, когда начали экранизировать «Капитанских детей» и показали мне первые варианты сценария, я пришла в ужас от того, во что превращаются герои под руками недобросовестных сценаристов. И одна знакомая писательница, у которой уже не одна книга была к тому времени экранизирована, сказала мне: «Да что ты расстраиваешься? Ты написала, что хотела, и не все ли тебе равно, что будет дальше!» Мне вот именно не все равно. Может быть, это звучит смешно, но я чувствую ответственность за людей, которых придумала. Так что уж доверить им самостоятельно решать вопросы, которые волнуют меня саму, могу вполне. Я достаточно постаралась, чтобы они были к этому готовы.


- Это напоминает литературную игру в правду, герои учатся сами и учат читателей. Вам не кажется, что вы прячете в романах «учебник по поиску смысла жизни»?

- Категорически нет. Учебником мои книги не являются. Все мысли о жизни, которые, я надеюсь, в них содержатся, выражены беллетристическими средствами. Там нет ни отвлеченных рассуждений, ни авторских нравоучений – есть только мысли, чувства и поступки героев. В этом их специфика.


- Жаль, что моя версия провалилась:) Сам читал, сопереживал... Понял, что это не женский роман и совсем не «любовный». Померещилось, что есть у вас какая-то творческая особенность ненавязчиво заставлять думать о себе и в определенном ключе. Оказывается, вы тут ни при чем. Впору просить помощь клуба знатоков автора… :) Родился другой вопрос: вы считаете себя настоящим писателем?

- Я считаю себя неплохим беллетристом.


- А беллетрист не может быть настоящим писателем?

- Мне трудно объяснить разницу на теоретическом уровне. Вот Ремарк, например, которого я очень люблю и на которого ориентировалась, когда начинала писать, - очень хороший беллетрист. А писатель – это Толстой. Это Чехов. Томас Манн. Пушкин. Флобер. Гоголь. Фолкнер. Платонов. И мне было бы неприлично назвать себя писателем.


- Наверное, ваши поклонники сейчас подумали, что писателей в России сегодня нет.

- Ну почему же. Андрей Битов – настоящий современный писатель. Проза, написанная моим мужем, Владимиром Сотниковым, это тоже то немногое, что останется от нашего времени. Я это не как супруга говорю, а как вполне объективный литературный критик.


- Кто вам помогает разобраться в своей книге? Коллега-писатель? Литературный критик? Издатель?

- Коллега или литературный критик в лучшем случае скажут, что «причесочка там на фотографии на обложке у тебя просто великолепная». Никакой критики я от них не слышала.


- А хотелось бы послушать объективную критику?

- Конечно, хотелось бы.


- От оппонента…

- Неважно, от кого. Просто хотелось бы, чтобы человек сказал, что ему было интересно в книге, а что неинтересно.


- А отдали бы себя на разграбление литературному критику, даже если бы он анализировал ваше творчество по всем законам литературной критики (или хотя бы по законам рубрики «Литературная критика», которую вы ведете в Литресе)?

- По правде говоря, я не думаю, что в моих книгах следует искать сложных аллюзий и ассоциаций. Вот когда критики пишут глупости о книгах Битова, потому что не улавливают их внутренние законы, то это действительно жалко. А в моих книгах написано ровно то, что написано. Не думаю, что они должны являться объектом утонченного литературного исследования. Поэтому мне достаточно было бы знать просто человеческую реакцию на прочитанное: впечатления от героев и их поступков, мысли, к которым они подталкивают читателя.


- У вас есть писатели-конкуренты в жанре?

- Я вообще никого из коллег не рассматриваю как конкурентов. Для того чтобы прочитать беллетристическую книгу, нужно максимум три дня. Потом захочется почитать следующую книгу. Где же здесь поле для конкуренции? И потом, я затрудняюсь определить, в каком жанре пишу. Я не пишу любовных романов. Мне вообще кажется, что понятие жанра - это одно из тех изобретений, которыми люди пользуются лишь для своего удобства. Ну, надо же книги продавать, ставить их на те или иные полки в магазинах. Вот издатели и используют условные названия: есть про убийство и его раскрытие – детектив, есть про любовь - любовный роман. На самом же деле между детективом, к примеру, Степановой и детективом Пупкина разница принципиальная, и наличие в том и в другом определенного рода интриги унифицирует их очень мало. От книжки Степановой вы оторваться не сможете, а Пупкина равнодушно отложите в сторону, даже отметив его умение строить детективную интригу. А почему? Не объяснить. Не существует такого философского камня жанровых законов, который можно было бы бросить в раствор и с уверенностью получить на выходе хороший роман, даже беллетристический. И прекрасно, что его не существует. В его отсутствии – залог того, что будет написано еще множество интересных книг. А если бы он был, этот философский камень жанра, то уже третье-четвертое воплощение в книгах той или иной абсолютно правильной схемы надоело бы читателю до смерти. В творчестве, даже беллетристическом, всегда есть та загадка индивидуальности, которой до конца не разгадать. Так что жанр моих книг – это я сама. Мои мысли, чувства, мой жизненный опыт. Ничего кроме этого я сказать о своем жанре не могу. Жанр – Анна Берсенева.


Беседу вел Владимир Чернец

Пожаловаться+6
e
26 марта 2013, 15:48elenara72

Ваши книги так берут за душу. В них хочется жить, хочется сопереживать героям, и хоть чем-то им помочь. Я собрала надеюсь все ваши книги, я ими живу. Спасибо вам за их душевность, они такие жизненные, что хочется и дальше проживать жизнь героев вместе с ними до самого последнего. Книга-как жизнь – и прочитав одну, погружаешься в другую, хорошо , что в них нет жестокости, а есть какая-то мягкость и даже наивность, но все это так притягивает, что иногда и самой хочется прожить эту жизнь. Очень вам благодарна, пишите…

Пожаловаться+5
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»